Читать книгу: «Стерва в д(т)еле», страница 2

ГЛАВА 3. Цена спасения – чужая жизнь

– Стойте, – остановилась я уже у двери комнаты. Обернулась к ведунье и Шакир Доеву, который нервно переминался с ноги на ногу, готовясь идти за мной. – Вы сказали свободная душа… Это что значит?

Догадка была. Жуткая. Но очень хотелось услышать другую версию. Хоть какую-нибудь другую.

– То значит, душа, свободная от тела, – угрюмо зыркнув на меня, не увиливала от ответа ведунья. Слова её добавили в думы мои ещё большей тяготы.

– Это значит я… умерла в своём мире? – Даже думать об этом было больно. Сердце предательски затихало в груди, в надежде, что это не так. Затаив дыхание, ждала опровержения, но и в этом старуха меня не щадила.

– Боюсь, это так, девочка, – голос её стал мягче, но правда от этого не становилась менее горькой.

– Глупость, – отрицала я, потому что мне так нужно было. Просто необходимо. – Я не старая. Не болела ничем. Меня не убивали… Я на яхте была. Мы танцевали… – мой голос сходил на нет, как заведённая пластинка, повторяя последние обрывки памяти.

И тут, как наяву, я вспомнила. Ощущение, будто меня толкают. Сильно. В спину. Я лечу в воду. Накатывает жуткая паника. Я барахтаюсь, захлёбываюсь… Огни яхты удаляются. Мне страшно. Жутко страшно. Кто-нибудь! Спасите!

Я-не-умею-плавать!!!

– Чёрт! – Удушливо отшатнулась я, словно получила пощёчину. Сглотнула пересохшим горлом. Как-то неприятно, и даже слегка больно вот так узнать, что я… утонула? Меня утопили?

Задумчиво кивнула, было открыла дверь, и тут меня озарило. Если я – свободная душа, потому что моё тело умерло, то…

– Но тогда и тело Айлинэ оказалось пустым от души, потому что она… – опять не договорила, потому что и без того было очевидно, что девушка умерла. – Просто скажите, что она не пережила счастья или горя, и сама… ну или сердце не выдержало… – растерянно встряхнула головой, но взглядом требовала правды.

Молчание в комнате звучало громче и полнее любого ответа. Он мне уже не был нужен.

– То был яд, – всё же призналась ведунья под осуждающим взглядом Шакир Доева.

– Зачем? – шикнул он, явно недовольный тем, что ведунья раскрывает мне карты.

– Она должна ведать правду да быть настороже! – чеканила строго ведунья, не обращая на него внимания. – Не могу я всякий раз, когда она умирает, искать иную душу для тела Айлинэ! – Тон её доказывал, что она относится к происходящему ответственно и опасается за моё будущее. Что она на моей стороне и хочет помочь. – Коли хотим, чтобы она и дальше жила, она должна ведать, куда да к кому идёт. То не гости милые, а гнездо людишек лживых, алчных до власти да денег. Не выгодно им, чтобы Айлинэ добралась живой до замка! Так что…

– Стойте, стойте, об этом вы ничего не говорили, – перебила я, чувствуя, как адреналин начинает закипать в крови. – И я бы хотела об этом узнать поподробней… Предупреждён – вооружён!

– Но ныне нет на то времени, – отрезал Шакир Доев, снова принимая командный тон. – Я расскажу, что пожелаете, как и обещал, но потом, после потехи, когда договор брачный будет подписан, да клятвы произнесены.

– Когда? Во время брачной ночи? – с издёвкой уточнила я, пытаясь разрядить нарастающее напряжение своим фирменным сарказмом. – Кстати, что насчёт неё? Она же после церемонии? – Меня уже порядком заносило, но это было от нервов и волнения. Хотя вопросы не были лишены смысла. Мне же предстоит играть роль новобрачной.

– Нет, – слегка опешив, словно я сморозила несусветную чушь, мотнул головой казначей. – Потеха бракосочетания проходит здесь – в вашем Замке, а ночь брачная – в родовом замке мужа, куда вы отправитесь сразу же после заключения брака. Я буду вас сопровождать до владений князя, куда ехать почти неделю. Вот тогда мы и побеседуем! Там будет время и возможность.

Я несколько секунд обдумывала услышанное и всё же кивнула. Неделя дороги… Время есть.

– Хорошо. Но я правильно понимаю, что мне придётся выживать в гадюшнике? – уточнила на всякий случай, желая услышать подтверждение своих худших опасений. – И начинать прямо сейчас?

– Увы, то так, – виновато кивнул Шакир Доев. – Не ведаем, кто именно пытается Вас устранить, слишком много супротив брака Вашего… Но думать надобно на всякого!

– Миленько, – прикусила губу, путаясь в сумбурных мыслях. А они таранили голову как очумелые птицы, сбившиеся с пути и врезающиеся в окно. Яд? Утопление? Заговор? Гадюшник? Отлично! Прямо клуб по интересам собрался. – Что ж, пошли, – выдохнула я, пытаясь стряхнуть с себя навалившуюся жуть. – Порадуем гостей и жениха. Познакомимся. Им такое счастье на головы свалилось, а они ещё не в курсе, – попыталась приободрить сама себя, но получилось довольно жалко.

– Надобно всё отменить пока не поздно! Она не справится, – вновь пошёл на попятную казначей, отметая прочь пучину неутешительных дум и срывая с губ вопрос, аккурат вопросу ведуньи.

– Почему? – с недоумением спросила ведунья, глядя на меня с ожиданием.

– Почему это? – с вызовом спросила я, уперев руки в бока. Меня, актрису, обвиняют в том, что я не справлюсь с ролью?! Да это оскорбление профессионального уровня!

И я его принимаю. Ещё нет роли, которую бы я не осилила!

– А эта… – продолжил Шакир Доев, словно не услышав моей реплики, – дерзкая, прямая, язвительная, наглая! Она принесёт немало хлопот, потому как, стерва, какая-то…

– А может и не принесу, – перечила я, нахохлившись от негодования. И да, он попал в точку. – И стервой быть неплохо! Порой, очень даже полезно… Особенно в гадюшнике, как вы выразились.

– Конечно, – кивнул гневно казначей, – а может именно то и привело вас к вот этому! – язвительно вернул он монету, намекая на вашу погибель.

Да как он смеет?!

– Меня не убивали! – всхрапнула возмущённо, но почему-то уверенности в голосе не было.

Меня же не убивали… вроде. Не топили…

Я сама… Или нет?

Вот только, что я делала в воде?

В воде, зная, что плавать не умею…

Сама бы ни за какие коврижки не полезла и, уж тем более, не прыгала. А по ощущениям… меня будто толкнули… или я внезапно ухнула в воду.

Даже поёжилась новым-старым чувствам на лопатках, будто там до сих пор чьи-то ладони.

– Не убивали, – шептала я мыслям. – Быть не может. Я же… кто… – И тотчас взяв себя в руки, встряхнула головой. – Теперь я точно обязана вернуться, чтобы всё выяснить. А значит, чего бы мне это ни стоило, не позволю принести вред телу Айлинэ! Это мой билет домой.

– Мне нравится настрой ваш! – хмыкнула ведунья, от удовольствия сверкая тёмными глазами. И опять обратилась к Шакир Доеву: – Нет у Вас иного выбора, казначей. Вы должны идти до конца! Так или иначе, в случае вашем, возможно, стерва – будет даже лучшим решением! – Она вступилась за меня, убеждая его. – Айлинэ её благоразумие и нрав мягкий не уберегли, – звучало внушительно, не без толики здравого смысла. – Так может пришлая осилит? Она сильная, бойкая, отважная, наглая. Наглость, меж прочим, второе счастье. Наглость… города берёт…

Мне не очень нравилось слово «пришлая», но я на нём не акцентировала внимания.

Ведунья была на моей стороне. Она в меня верила. Она обещала помочь. Баш на баш. Я помогу им, они мне. И все будут жить! Или хотя бы попытаются.

– Я справлюсь! – В моём тоне не было ни капли сомнения. Я сама решительность. Меня никто и никогда не сломит.

Парочка обменялась задумчивыми взглядами, пока Шакир Доев, наконец, не сдался.

– Быть может, Вы и правы. Вместе мы будем сильнее, а теперь ещё и готовы. Главное держаться друг друга да доверять…

– А то, – ухмыльнулась я. – Я справлюсь. Это почти как выживать в театре, – а это уже бормотала себе под нос, сжимая букет обеими руками.

Ох, дорогие мои гадюки, вы ещё не в курсе кого призвали. Я вам такую жизнь устрою, о смерти молить будете!

Твёрдо чеканя шаг, пошла к «светлому» будущему.

Была не была! Где русская женщина не пропадала?

В какое только тело не попадала… Да мы же!.. Да я ж… больше двадцати лет в театре работаю. Человек-оркестр! Я привыкла выживать: при необходимости по головам ходить. Да одна моя чокнутая семейка чего стоит – лучший институт по выживанию.

Отец – ведущий специалист в области мануальной терапии и остеопатии. А мать всю жизнь на сцене провела: танцевала и пела. Они такие разные, но всю жизнь вместе! Вечно на работе и своими делами заняты, а я с детства сама по себе, но рядом с ними и как-то выживала… Выживание – мой главный образ жизни!

И раз я теперь в другом мире и теле, мне необходимо выжить любой ценой, чтобы вернуться в свой. Не люблю чужие проблемы на себя тянуть, – мне бы со своими справиться, – но раз проблемы Айлинэ теперь мои, значит я… в деле!

ГЛАВА 4. Жених-мечта… или нет?

Ноги под свадебным платьем, этим тяжёлым, многослойным сооружением из парчи, шёлка и, кажется, накрахмаленного полотна, дрожали. Не от слабости – черта с два! – а от зубодробительной смеси нервного напряжения, абсурдности всего происходящего и давящего осознания, что я иду на собственную, – чужую, – свадьбу к неизвестному мне князю. Я, Алина Бережная, шла под венец в теле какой-то местной маркизы Айлинэ, в другом мире, к человеку, о котором знала лишь то, что он князь и… что-то ещё, о чём мне толком не сказали.

Шакир Доев, чей лик выражал такую степень тревоги, будто я вот-вот должна была явить что-то совершенно дикое да скандальное, шёл слева.

Его нервозность ощущалась даже сквозь плотную ткань платья, передаваясь дрожью малой.

Справа же… справа шёл Он. Видный незнакомец. Тот, кто встретил нас в конце коридора, чьё присутствие мгновенно выдернуло меня из трясины паники и заставило мозг судорожно перебирать варианты, кто бы это мог быть.

Неужели… неужели это мой жених?

– Рад, что с вами всё ладно, княжна Айлинэ, – голос его был низок, глубок, словно рокот грозы далёкой, что принесла долгожданный ливень в степь засушливую. Мелодичный, но с той самой металлической ноткой, что моментально заставляла собраться, как на первой потехе с новым, очень требовательным скоморошником.

Я едва заметно кивнула, стараясь сохранить на лице выражение смиренной благодарности, присущее, по моим смутным представлениям, юной княжне на выданье.

Ага, конечно, рад. Особенно после того, как Айлинэ отравили перед церемонией, а меня выдернули из моей жизни, засунули в чужое тело, вынудили идти на «эшафот замужества»! Да вы, батенька, издеваетесь, или просто не в… курсе?.. заговора, о котором и я пока только краем уха наслышана, но уже по самое не балуй вовлечена.

– Спасибо, – выдавила я, стараясь, чтобы голос звучал мягко и немного робко. Краем глаза посмотрела на Шакира, ища хоть какой-то подсказки в его поведении – что мне говорить, как себя вести дальше? Но его лицо оставалось непроницаемым, как стена Кремля. Я решила не рисковать и просто потупила взгляд, сделав небольшой, насколько позволяло сковывающее движение платье, книксен.

– Ну раз вы готовы продолжить, – незнакомец уважительно склонил голову и протянул мне руку.

Я замерла на мгновение, чувствуя, как волнение нарастает, словно перед выходом на подмостки в премьерном спектакле, к которому ты абсолютно не готов – не знаешь текст, не видел партнёров, а декорации падают прямо во время действия.

Но многолетний инстинкт актрисы, привычка к стрессу и внезапным изменениям сценария, умение импровизировать и держать лицо, даже когда внутри всё кричит от ужаса, злости или восторга – всё это сейчас работало на меня, как хорошо отлаженный механизм.

Актриса я, чёрт возьми, или нет?!

Ныне главное – играть. Играть так, чтобы никто не заметил фальши. Не выдать себя ни единым неосторожным движением, ни одним лишним звуком, ни одним взглядом. Слушать. Запоминать. Анализировать. Всякая деталь может оказаться ключом.

Мой спутник справа шёл рядом, высокий, широкоплечий, абсолютно невозмутимый. Лик его, казалось, высечен из камня – ни единой эмоции не дрогнуло на нём, даже когда толпа особенно активно начинала шептаться или когда жрец начинал что-то выкрикивать. Тёмные волосы, собранные в хвост аккуратный на затылке, подчеркивали строгие, сильные черты. Ему точно не больше сорока. Скорее всего, около тридцати пяти, как и мне в той, прошлой жизни. Может, даже чуть младше.

Вот он, мой «жених-мечта»! – пронеслось в голове, отчаянно цепляющейся за любые «нормальные» мысли посреди этого безумия. Если уж суждено остаться в этом мире и стать женой какого-то местного шишки, пусть это будет кто-то… такой.

С ним можно будет договориться. Его можно будет очаровать. Уж что-что, а пудрить мужские мозги я умела виртуозно. Особенно тем, кто мнил себя властным и недоступным.

Мой Андрей Свировский был ярким тому примером.

Сердце, до этого сжимавшееся от страха и безысходности, теперь забилось чуть быстрее. Появилась крохотная искорка надежды. Не всё потеряно! Идеальный кандидат на роль того, с кем придётся строить отношения. Или хотя бы использовать его для своих целей. Я прикинула в уме пару сценариев, как можно было бы начать “обрабатывать” этого красавчика.

Улыбнуться? Потупить взгляд? Сказать что-то умное?

Мы остановились перед алтарём. Нас встретил жрец – древний старец с длинной седой бородой, почти до пояса, в простом одеянии из ткани грубой, расшитом теми же рунами, что и алтарь. От него пахло травами, землёй и чем-то ещё, неуловимо древним и сильным, словно самой историей этого места. Он начал говорить. На языке, которого я абсолютно не понимала. Голос его был низок, гулок, словно исходил из самых глубин земли, заставляя вибрировать воздух и, казалось, камни алтаря. Обряд начался.

Я стояла и почти не дышала, изображая благоговение и смирение, стараясь впитать всякую деталь происходящего, всякий жест жреца, всякое движение моего спутника. Мой спутник справа стоял так же, невозмутимо, лишь иногда кивал жрецу в ответ на некие реплики или вопросы, кои, видимо, понимал. Рука его, всё ещё лежащая на моей, была тёплой, сухой и сильной. Чужая теплота. Чужая сила.

По коже пробежали мурашки – то ли от страха, то ли от чего-то другого, пока непонятного, но очень сильного. Чёрт, а он горячий! – пронеслось в голове.

Жрец взял наши руки, – мою и спутника, – и связал их широкой красной лентой. Произнёс ещё некую долгую, монотонную фразу, поднимая интонацию на слова некие. Я чувствовала, как нарастает напряжение в воздухе. Атмосфера сгущалась, становилась почти осязаемой. Толпа притихла, наблюдая с почти религиозным, заворожённым трепетом.

Затем жрец склонился, взял с алтаря чашу деревянную, поднёс сначала ко мне. Я замерла, глядя на жидкость тёмную, густую внутри.

Запах – горький, травяной. Внутри всё заорало: ЯД!!! Опыт мой среди скоморохов был богат на сцены с отравами, интригами да внезапными смертями. А прошлое недавнее – на осознание того, как легко меня, или Айлинэ, использовали да обманули. Я, конечно, ещё та любительница наступать на грабли с разбегу, но после того, как меня буквально запихнули в чужое мёртвое тело, я почему-то не спешила принимать из рук древнего жреца сомнительные напитки на собственной, – чужой,– свадьбе. Это была та самая жёсткая практика, за доверчивость Айлинэ, – и, возможно, мою собственную в какой-то степени, – которой я ныне расплачивалась по полной программе.

Мой спутник спас ситуацию. Первым, не колеблясь ни мгновения, не выказывая ни малейшего сомнения, сделал уверенный глоток из протянутой чаши.

Увидев это, я выдохнула, хотя и не полностью. Обождала пару долгих секунд, внутренне отсчитывая, не посинеет ли он прямо ныне, не упадёт ли замертво у алтаря.

Не посинел. Стоял как скала. С дрожью в теле я всё же пригубила отвар травяной, горький. Но так… не глоток – лишь губы смочила. На всякий случай. Мало ли, это местный тест на стойкость, лояльность или ещё какую дрянь.

Затем жрец сделал какой-то знак, что-то провозгласил, и мой спутник… склонился надо мной. Я замерла. Сердце, и без того учащённо бьющееся, теперь просто заколотилось как сумасшедшее, отдаваясь гулким эхом в ушах. Вот оно. Кульминация. Поцелуй. Я зажмурилась, инстинктивно приподняла подбородок, чуть приоткрыла губы, готовясь к… чему? К первому поцелую в этом новом теле? К первому прикосновению к губам этого незнакомца?

Но вместо ожидаемого, пусть даже формального, поцелуя, я почувствовала три лёгких, быстрых прикосновения к лику.

Чмок. Чмок. Чмок. Правая щека, левая, лоб.

Я сморгнула, ошарашенная.

Что это было?! Это что, местный обычай? Вместо страстного свадебного поцелуя – три бабушкиных чмока?! Я была готова ко всему – к неловкости, к страсти, к безразличию, но не к этому!

Жрец что-то громко, торжественно провозгласил. Голос его гулко разнёсся над площадью, потонул в шуме ветра да шелесте одежд. Толпа взорвалась. Одобрительными криками, радостными приветствиями, возгласами благословения да ликования. Потеха, видно, закончилась.

Меня развернули к народу. Я стояла, пытаясь осмыслить произошедшее, с застывшей на губах слабой, растерянной улыбкой. В голове крутилось: Это что сейчас было? Я замужем? За этим красавчиком? Это теперь мой муж?!

Шакир Доев тут же подскочил ко мне. Лик его был бледен, как полотно, очи бегали, осматривая толпу, словно он ждал нападения или, по крайней мере, скандала. Он наклонился, почти шипя, чтобы его не слышали в общем шуме:

– Княжна… Айлинэ. Всё прошло ладно. Вы… вы молодец.

– Что прошло хорошо?! – прошипела я в ответ, больше не в силах играть покорную овечку. Хватит! Я сжала его руку, которая лежала на моей, так сильно, что он скривился от боли.

– Церемония…

– Но что-то мне подсказывает, что это не мой муж… – с змеиным шипением сквозь милейшую улыбку, на которую только была способна, движением головы указала в сторону мужчины, который всё так же стоял чуть поодаль, принимая поздравления, по всей вероятности, важных гостей.

Шакир нервно сглотнул. Его бледность усилилась. Он замялся, явно не зная, как ответить.

– То… то доверенное лицо князя Седрика. Его… представитель на обряде.

Доверенное лицо? Представитель?!

– То есть… – до меня начало доходить, медленно, мучительно, словно выдирая куски мяса. – То есть меня только что венчали… с каким-то подставным?!

Шакир потупил взгляд, кивнул.

– Ну… да, княжна. По обычаю.

По обычаю?! Какому, к лешему, обычаю?! Я почувствовала, как к горлу подступает приступ удушья.

– А где, собственно, сам князь?! Мой… муж?! – Голос сорвался на хриплый шёпот.

– В своём замке… ждёт вас.

В своём замке… ждёт меня…

До меня медленно, но верно доходило.

Мир рухнул в третий раз за эти безумные сутки. Значит, так. Меня не просто выдали замуж. Меня обвенчали заочно, через его красавчика-посыльного. Этот фарс с поцелуями в щёки, эти клятвы у алтаря… всё это было просто обрядом, чтобы я приехала в его замок уже как законная жена, которую нельзя просто выставить за дверь.

Это что за дикость?! Это что за бред собачий?!

Я едва сдержала рвущийся наружу смех – нервный, истерический, с привкусом горечи, злости и какого-то окончательного, всеобъемлющего абсурда.

Моя жизнь, или эта новая, чёртова жизнь, превратилась в какой-то издевательский, жестокий спектакль. Меня использовали, как куклу, как инструмент для выполнения какого-то обряда, чтобы «по обычаю» отправить к настоящему… к настоящему мужу.

Я почувствовала, как кровь приливает к лицу, обжигая кожу. Стыд? Злость? Унижение? Ярость?

Всё вместе, гремучей, взрывоопасной смесью. Я устала от недосказанности и дыр в моей роли.

Мои очи искали Радиму. Она стояла чуть поодаль, среди других женщин, с тем же странным, виновато-тревожным выражением на лице, которое я видела перед тем, как очнуться в теле Айлинэ.

Кажется, она знала об этом с самого начала. И промолчала. Ну, отлично! Союзники, говорите? Клятвы вернуть домой? Всё ложь! Всё ради их собственных, хитрых целей!

Глубокий вдох. Выдох. Нужна ясность. И план. Новый план. Этот мир, эти люди… они явно играют по очень жёстким, коварным правилам. И я должна научиться играть по ним. Или подстроить их под себя. Иначе меня сожрут. Сожрут и не подавятся.

Я обернулась к Шакиру. Лицо моё, я была уверена, снова стало маской невозмутимости – той, что я оттачивала годами на театральных подмостках. Холодное, спокойное лицо. Но очи… я знала, что они горели недобрым огнём.

– Хорошо, казначей, – произнесла я ровным, почти ледяным тоном. – Я всё поняла. Теперь я жена князя Седрика Подольского. И я должна ехать к нему в замок.

Шакир выпрямился, кивнул, видимо, решив, что приступ истерики миновал, и я снова стала покорной марионеткой. Большая ошибка. Огромная.

– Да, княжна. Повозки готовы. Мы можем отправляться, как только вы будете готовы.

– Я готова, – моя улыбка была тонкой, как лезвие бритвы. – Но по дороге вы расскажете мне… всё. – Я выделила это слово голосом, заставив его вздрогнуть, словно от удара хлыста. – Всё, что ещё не рассказали. О князе Седрике. О его замке. О его семье. О государственных устоях моего и его княжеств. О всех… всех возможных обрядах и ритуалах, которые меня могут ждать впереди. И… – я сделала паузу, глядя ему прямо в очи, не моргая, – мне нужна полная картина, Шакир Доев. Не обрывки сведений, которые вы выдаёте по чайной ложке, когда я начинаю что-то подозревать. Полная. Картина. Понятно? И если хоть что-то скроете, я обещаю, пожалеете.

Шакир побледнел ещё сильнее, кажется, готовый вот-вот рухнуть в обморок прямо на мостовую. Он понял. Он понял, что юная княжна Айлинэ внезапно перестала быть наивной дурочкой, которой можно манипулировать.

Что игра окончена. Что он потерял контроль над ситуацией безвозвратно. Что во мне проснулась не Айлинэ. Во мне просыпалась Алина Бережная. Актриса. Которую вышвырнули из привычного мира в чужой, заставили играть чужую роль, обманули, использовали и отправили в другое княжество. Отлично. Вызов принят. Этот мир хотел Стерву? Он её получит.

– Вперёд, казначей, – кивнула я в сторону повозок, стоящих у края площади. – У нас много тем для разговора. И времени у вас не так много.

Я прошла мимо него, направляясь к выходу с помоста. Чувствовала на себе взгляды Шакира, Радимы, – она всё ещё стояла чуть дальше, бледная как стена. Пусть смотрят. Пусть привыкают. Новая княгиня не будет такой, как они ожидали. Совсем нет. Стерва приняла вызов.