Читать книгу: «Жизнь и трагедия императрицы Александры Федоровны. Рассказ фрейлины и близкой подруги, бывшей рядом с российской царской семьей в годы правления и трагические дни ссылки», страница 3

Принцесса Аликс радовалась обществу отца и брата. Между отцом и дочерью существовало полное взаимопонимание. Великий герцог был добрым и покладистым родителем для всех своих детей, но к младшей дочери он относился с особой нежностью. Чем старше она становилась, тем больше понимала его и тем больше восхищалась им. По сути, Людвиг IV был солдатом и продемонстрировал выдающиеся полководческие качества в войнах 1866 и 1870 годов; подчиненные его любили, а он не терял с ними связи. Он серьезно относился к своим обязанностям правителя и интересовался политикой за пределами своего маленького великого герцогства. Людвиг IV положительно относился к мысли об объединении Германии, хотя Гессен в свое время уступил Пруссии большую часть территории. Великий герцог любил и Англию, родину своей жены, и английские учреждения; с родственниками жены он находился в наилучших отношениях.

В начале 1892 года у великого герцога заболело сердце; болезнь не сочли серьезной, однако внезапно за обедом у него случился приступ. Его крепкий организм боролся целых девять дней, но 13 марта 1892 года скончался, так и не придя в сознание. Его смерть стала для принцессы Аликс ужасным ударом. Во время болезни отца она днем и ночью не сводила с него взгляда, надеясь, что он ее узнает, скажет ей последнее слово, – но все напрасно. То печальное время и потрясение от внезапной смерти всегда было живо в ее памяти. Однажды она сказала автору, думая о своем отце:

– Ужасна неожиданная смерть, без того, что тело постепенно разрывает все земные связи.

Наверное, смерть отца стала величайшим горем в жизни принцессы Аликс. Много лет она не могла говорить о нем, даже прожив долго в России. Все, что напоминало ей об отце, могло довести ее до слез. После его смерти сестры долго оставались в Дармштадте; они помогли Аликс примириться с жизнью. Теперь правящим великим герцогом стал ее брат Эрнст Людвиг. Именно ему она отдавала всю любовь, которую прежде делила между отцом и братом.

Глава 4
Помолвка. 1894

В следующие два года дружба, которая всегда объединяла молодого великого герцога Гессенского и его сестру, перешла в полное и гармоничное взаимопонимание. Великий герцог по-рыцарски заботился о сестре и был для нее и отцом, и матерью, и другом. Изначально свойственные принцессе материнские черты делали ее счастливой, когда она посвящала себя другим; теперь все ее мысли сосредотачивались на брате. Она разделяла его устремления, отождествляла себя с его интересами и готова была ради него отказаться от собственной жизни. Она всегда все делала искренне, от всего сердца. Исполняя официальные обязанности, свойственные великой герцогине Гессенской, принцесса Аликс перенапрягала свои силы. Потрясение из-за смерти отца и многочисленные обязанности, которые она на себя взвалила, оказались для нее слишком тяжелой ношей. Она была близка к срыву, и брат вынужден был повезти ее на лечение в Швальбах, после чего в августе они поехали в Англию. У королевы часто и подолгу жили ее кузены, и во дворце всегда можно было встретить группку веселых молодых людей. Королева всегда надеялась, что ее внучка выйдет замуж за англичанина. В 1892 году, посещая шахтерские регионы Уэльса, королева Виктория взяла принцессу Аликс с собой. Принцессу глубоко интересовало то, что она слышала о жизни шахтеров; она даже настояла, чтобы ей позволили спуститься в шахту. В январе 1893 года принцесса Аликс во второй раз побывала в Берлине: она приехала на свадьбу двух кузенов, Фридриха Карла Гессенского и принцессы Маргариты Прусской. Там она заболела (у нее развилось воспаление в ушах), и ей посоветовали выздоравливать в более теплом климате. Поэтому в начале весны 1893 года брат повез ее в Италию. Сначала они поехали во Флоренцию, где на вилле «Палмиери» остановилась королева Виктория, а оттуда – в Венецию. И брат, и сестра интересовались искусством и от всей души наслаждались красотами Италии. Принцесса Аликс была так занята осмотром достопримечательностей с многочисленными родственниками, которых она встретила во время той поездки, что не писала много; и все же ей удавалось послать своей гувернантке мисс Джексон, «милой Маджи», несколько строк «из вашей любимой Венеции». «Нам повезло с погодой, – писала она, – так что можете представить, как все было замечательно. Словно во сне, все очень отличается от всего, что видишь. И как интересен другой стиль живописи флорентийцев… Какая радость, когда тебя везут в гондоле, какие покой и тишина! Мы пили чай на островах… Флоренция – настоящее чудо красоты… Вид с Сан-Миниато такой изысканный! Теперь, когда мы здесь побывали, боюсь, нам захочется сюда вернуться». Как бы принцессе Аликс ни нравилась поездка и как бы она ни разделяла восхищение своего брата живописью, в том году она постоянно вспоминала отца. Ее жизнь и образ мыслей в тот период ясно видны из письма к мисс Джексон:

«Дармштадт, 3 июня 1893 г.

Дорогая Маджи!

От всего сердца благодарю за ваше милое письмо и чудесную книжечку. Я не должна была открывать посылку до 6-го… но не сумела удержаться от искушения. Я всегда так радуюсь книгам, которые вы мне посылаете! Мы приехали в город ради встреч Эрни с народом; я все время пишу, примеряю платья, ем вишни и рву цветы в Херренгартене, а потом отношу их в замковую церковь, так как сегодня Тони фон Хомберг⁹ венчается там с пастором Эрхардтом, а без зелени и цветов церковь выглядела совсем голой – теперь она гораздо красивее. Еще тепло, солнечно и ярко. Мы катались на лодках на пруду в Кранихштайне и ловили рыбу. Вчера к нам на несколько часов выходили фрау фон Вестервеллер и Мария фон Бигелебен; визит великого герцога Баденского в прошлый вторник прошел очень хорошо. Когда сюда приедут гости из Саксонии и Австрии, у меня будет больше дел, чего я боюсь. Сегодня мы снова ходили на большой концерт в театре по случаю 25-летия (или 50-летия) существования здесь „Моцартовского общества“, и в первый раз, снова очутившись в театре, я довольно сильно расстроилась при этой мысли¹⁰. Ах, дорогая Маджи, если бы вы только знали, как я скучаю по нему!¹¹ Трудно поверить, что мы больше никогда не увидимся на этом свете. Но я не должна печалить вас. Я рада, что вы едете в Фолкстоун и будете рядом с Викторией. Целую вас крепко.

Всегда ваша любящая К. К. №3¹², Аликс.

Разве вы не хотите, чтобы Старик¹³ оказался на вишне?»

В те годы в Вольфсгартен часто приезжали принцы; со многими из них принцесса Аликс виделась в Англии, но ни одному не удалось затронуть ее сердце. Она оставалась верна цесаревичу, которого полюбила с первого взгляда. Она считала его героем идеального романа, хотя о том, что происходит в ее сердце, знала только подруга Тони. Принцесса понимала, что жена наследника российского престола обязана будет перейти в православную веру; тогда вопрос веры казался для нее непреодолимым препятствием. После смерти отца угрызения совести мучили ее еще больше, ведь она никогда не обсуждала с ним этот вопрос, и теперь ей казалось, что она так и не узнает его мнения по этому поводу. Цесаревич в 1889 году восхищался ею. Тогда оба были слишком молоды – им было всего 17 и 21 год, – чтобы обсуждать вопрос о браке, и родители цесаревича еще относились к нему как к ребенку. В 1889–1894 годах они не встречались, хотя переписывались и обменивались маленькими подарками. Цесаревич много слышал о принцессе Аликс от ее сестры, супруги великого князя Сергея Александровича. И Елизавета Федоровна, и великий князь всегда были сторонниками их брака. Естественно, великая княгиня радовалась при мысли о том, что ее сестра приедет в Россию. Она угадала чувства принцессы Аликс и видела, как ее младшая сестра очарована цесаревичем. Россия очень привлекала великую княгиню Елизавету Федоровну. Она полюбила и страну, и народ. У нее появилось много друзей, она была очень популярна. Поскольку ее муж не принадлежал к числу наследников престола, Елизавета Федоровна могла сохранить лютеранскую веру, но в 1891 году она добровольно – муж не пытался на нее повлиять – приняла православие, не считая вопрос веры препятствием. Когда заходил разговор о его браке, цесаревич говорил своему отцу, императору Александру III, что не женится ни на ком, кроме принцессы Аликс. Великая княгиня решила ему помочь. Она часто говорила с ним и рассказывала сестре об их беседах. Затем для принцессы Аликс наступило время большого душевного смятения. Любовь боролась в ней с угрызениями совести, которые появились из-за того, что она не понимала по-настоящему разницы в верованиях, которые, как ей казалось, были так важны. События ускорили ее решение. Осенью 1893 года великий герцог Гессенский обручился со своей двоюродной сестрой, принцессой Викторией Мелитой Саксен-Кобургской (дочерью герцога Эдинбургского). Принцесса Аликс всегда страшилась того мига, когда женится ее обожаемый брат и она больше не будет ему нужна, когда прервется дружба, связавшая их в последние годы. Отправляясь в Кобург, на свадьбу брата, она еще колебалась. В последний миг пришла весть о неожиданном приезде цесаревича. Они встретились, и он убедил ее перейти в свою веру. Любовь победила, и 20 апреля 1894 года принцесса Аликс Гессенская и цесаревич Николай обручились. То был настоящий брак по любви – один из тех идеальных союзов, которые как будто случаются только в сказках и истории о которых передаются из поколения в поколение. Их любовь росла с годами, еще теснее сближала их и никогда не ослабевала. Дневники императора и письма императрицы к императору показывают, кем они были друг для друга. Из Кобурга принцесса Аликс послала ликующую телеграмму своей наперснице, Тони Беккер; по ее словам, она была unendlich glücklich (бесконечно счастлива). Своей старой гувернантке она написала:

«Эдинбургский дворец, Кобург, 28 апреля 1894 г.

Дорогая Маджи!

От всего сердца благодарю вас за милое письмо, которое глубоко тронуло меня. Я счастливее, чем можно выразить словами; наконец, после 5 печальных лет! Пожалуйста, приезжайте ко мне, как только сможете. На следующей неделе я буду в Виндзоре, и там расскажу вам о свадьбе и о том, как нас принимали в Дармштадте, где мы провели ночь и несколько часов следующего дня. Все остальные в церкви; завтра их Пасха. Сейчас идет проливной дождь, поэтому вот удобный случай ответить на все письма, а я получаю их немного, как вы можете себе представить. Нежно целую.

Всегда ваша К. К. №3, Аликс».

Политические преимущества этого брака никогда не имели значения для принцессы Аликс. Она слушала свое сердце, и то, что цесаревичу предстояло править одной из величайших мировых держав, было, по словам ее подруги Тони Беккер (фрау Брахт), скорее недостатком. Ее родственники отнеслись к союзу скорее практично. Королева Виктория, приехавшая в Кобург на свадьбу внука, была очень довольна этим союзом и в решающий момент помогла принцессе Аликс избавиться от угрызений совести. Ее голос стал для принцессы словно эхом голоса ее матери; вместе с тем она привыкла с почтением прислушиваться к мнению бабушки. Германский император также был очень доволен будущим браком и, хотя никогда не был особо близким другом жениха или невесты, помогал обоим, предложив изменить некоторые устаревшие формулы отречения, чтобы уменьшить для принцессы религиозные трудности. В Кобурге все радовались, когда объявили о помолвке; пришли теплые поздравительные телеграммы от российских императора и императрицы. Жители Дармштадта тоже гордились великолепной партией своей принцессы, хотя некоторые из стариков качали головами. Россия находилась далеко, и тамошняя политическая обстановка всегда казалась угрожающей тем, кто помнил убийство Александра II. Однако молодая принцесса не испытывала никаких дурных предчувствий. Она была очень счастлива. Жених и невеста провели несколько дней в Кобурге и на день поехали в Дармштадт, чтобы повидаться с великим герцогом Гессенским и его молодой женой и посетить фамильный мавзолей в Розенхёэ. Затем цесаревичу нужно было возвращаться в Россию, а принцесса Аликс вместе с фрейлейн фон Фабрис почти сразу же уехала в Виндзор. Там королева Виктория снова употребила свое влияние. По ее совету внучка провела много серьезных бесед с епископом Райпонским, доктором Бойдом Карпентером. Епископ доказал ей, что между православием и англиканской церковью много общего; было решено, что после того, как принцесса пройдет курс лечения в Харрогите и вернется в Виндзор, к ней приедет протопресвитер Иоанн Янышев, духовник императорской семьи, который станет ее законоучителем для перехода в православие. В Харрогите, где она проходила лечение от ишиаса, принцесса Аликс не теряла времени даром: она сразу же начала прилежно изучать русский язык под руководством Екатерины Адольфовны Шнейдер¹⁴, которая прежде была чтицей ее сестры, супруги великого князя Сергея Александровича. «Забавно, но совсем не просто!» – писала принцесса Аликс мисс Джексон об уроках русского языка. Принцесса очень тихо жила в Харрогите под именем баронессы Штаркенбург, но вскоре, к ее досаде, инкогнито было нарушено, и ей бывало очень трудно избавиться от внимания публики, чье любопытство подчас сильно смущало ее. Она редко куда-либо выезжала под предлогом своего лечения, но с ней была ее маленькая племянница, дочь принца Людвига Баттенберга. Принцесса так интересовалась всем и всеми, что, когда у хозяйки дома, в котором она жила, родились близнецы, вызвалась стать их крестной матерью. Поэтому детей назвали Николасом и Александрой.

Тем временем цесаревич не мог дождаться, когда снова увидит невесту. Как только лечение принцессы было закончено, он отправился в Англию. Принцесса тогда жила в Уолтоне-на-Темзе, у своей сестры и зятя, принца Людвига Баттенберга и его супруги. Там жених и невеста провели несколько счастливых дней. Потом они поехали в Виндзор, где увиделись со всеми представителями королевской семьи и приняли поздравления от многочисленных гостей. Среди них была и пожилая императрица Евгения, подруга покойной великой герцогини Алисы. В 1883 году она приезжала в Дармштадт повидать осиротевших принца Эрнста Людвига и принцессу Аликс. Маленькая принцесса очаровала императрицу; та подарила Аликс красивую куклу – увы, слишком красивую для того, чтобы играть с ней!

Простота в общении и обаяние цесаревича расположили к нему тех родственников принцессы, которые еще не были с ним знакомы. Внешне он был настолько похож на своего кузена, герцога Йоркского (король Георг V), что их, ко всеобщей радости, часто путали. В 1893 году, когда цесаревич приехал на свадьбу герцога, многие гости на приеме в саду тепло пожимали ему руку и поздравляли, принимая за кузена-жениха. Однако самой забавной стала обратная ошибка: один придворный, подойдя к герцогу, которого он принял за цесаревича, умолял его не опаздывать на свадьбу на следующий день. Герцога это предупреждение сильно развеселило: он просто обязан был проявить пунктуальность, ведь женился он сам!

В то время, когда цесаревич и принцесса Аликс были в Виндзоре, на свет появился нынешний принц Уэльский, и цесаревич стал одним из его крестных. Между верховыми прогулками, приемами и ужинами протопресвитер Янышев начал учить принцессу, но продолжить обучение решено было в Дармштадте. Королева Виктория, как любая бабушка, гордилась внуками. Для принцессы то время было идиллическим, и она всегда лелеяла в памяти воспоминания о Виндзоре и о кратких моментах, когда они с женихом бывали вместе. Королева придерживалась строгих правил приличия; она никогда не оставляла жениха и невесту наедине, что наверняка бывало трудно для цесаревича! Он привез принцессе Аликс великолепные подарки – и от себя лично, и от своих родителей. Кольцо с розовым жемчугом, ставшее помолвочным, императрица никогда не снимала. Кроме того, цесаревич подарил ей в Виндзоре браслет с огромным изумрудом и ожерелье розового жемчуга; император прислал ей чудесную брошь с сапфиром и бриллиантом. Императрица часто вспоминала, как королева Виктория, увидев все это великолепие, которое так отличалось от простых украшений времен ее собственной юности, сказала внучке, как будто та была еще ребенком: «Ну, Аликс, смотри не загордись!»

Из Винздора жених и невеста вместе с королевой поехали в Осборн. Правда, там они пробыли совсем недолго, так как цесаревичу нужно было возвращаться в Россию на свадьбу своей сестры, великой княжны Ксении. Из дневников императора того времени легко увидеть, что их любовь только возрастала. Разлука тяжело давалась обоим. После короткого пребывания в Осборне принцесса вернулась в Дармштадт и начала прилежно готовиться к свадьбе, которую наметили на следующую весну. Она усердно занималась с мадемуазель Шнейдер и продолжала слушать наставления отца Иоанна Янышева. К вопросу веры она подходила крайне серьезно. Более того, протопресвитер Янышев рассказывал великому герцогу Гессенскому, что принцесса задавала ему такие сложные вопросы, какие ему не доводилось слышать даже от ученых богословов, и что она часто загоняла его в угол; иногда, как он выражался на ломаном немецком, ему оставалось лишь «чесать затылок», не находя ответа. Тем временем начали поступать неутешительные сведения о состоянии здоровья российского императора. Годы трудов подорвали его крепкое здоровье; осенние военные маневры, на которых он присутствовал по собственному настоянию, еще больше усугубили болезнь. Врачи предписали ему отдых и немедленный отъезд в Крым. Состояние здоровья отца вынуждало цесаревича отложить предполагаемую поездку в Дармштадт. Его письма к невесте становятся все более и более мрачными. Принцесса Аликс переживала из-за того, что в такое время она не рядом с женихом. Она знала, как Николай предан своему отцу, и могла себе представить состояние его мыслей. В начале октября он прислал телеграмму, вызывая принцессу Аликс в Крым¹⁵.

До Варшавы принцессу Аликс проводила сестра, принцесса Виктория Баттенберг. В Варшаве сестры расстались. Виктория вернулась на Мальту, а принцесса Аликс продолжила путешествие в обществе баронессы Гранси. По пути на юг к ней присоединилась великая княгиня Елизавета Федоровна. 23 октября принцесса Аликс прибыла в Симферополь, где ее встретил цесаревич. Жених и невеста проехали в открытой карете 80 верст от города до императорской резиденции, Ливадии; великая княгиня ехала следом в другой карете. В Ливадии собралась вся императорская семья, так как все понимали, что время жизни Александра III на исходе. И все же император настоял, что встанет и оденется, чтобы встретить невесту своего наследника. Он с величайшей добротой приветствовал принцессу. Затем принцесса отправилась в красивую ливадийскую часовню, где прошел молебен о здравии императора. В то время она своей рукой записала в дневнике цесаревича несколько строк: «Я могу молиться с тобой в церкви за твоего дорогого отца. Какое утешение! Когда ты рядом, все кажется проще. Я знаю, ты всегда будешь мне помогать».

Ранее, прибыв на границу с Россией, принцесса Аликс послала цесаревичу телеграмму; она сообщала о своем намерении по прибытии в Ливадию перейти в православие. Как он отметил в своем дневнике, эта новость доставила ему огромную радость, несмотря на то что ангел смерти уже распростер свои крылья над дворцом. Никто из близких не уезжал, опасаясь рокового известия. Конец наступил 1 ноября. В присутствии всей императорской семьи молитвы над усопшим прочел протоиерей Иоанн Сергиев (Иоанн Кронштадтский). После кончины императора Александра III цесаревич стал императором Николаем II.

Глава 5
Брак и первый год в России. 1894—1895

На следующее утро (2 ноября) молодой император, вдовствующая императрица и принцесса Аликс пошли к утрене в ливадийской Крестовоздвиженской церкви. Наверное, настал самый памятный день в жизни принцессы Аликс, потому что в тот день она приняла православие. Крестил ее отец Иоанн Янышев.

Пока в Москве и Санкт-Петербурге готовились пышные похороны, тело Александра III почти неделю лежало в Ливадии. По указу императора принцесса Аликс стала «истинно верующей великой княгиней Александрой Федоровной», и ее имя как нареченной императора соединялось с его именем в церковных литаниях.

Нового императора сразу же завалили работой; на него давил груз новых обязанностей. Он находил утешение у принцессы Аликс и не желал слышать о ее возвращении в Дармштадт, как планировалось ранее, где она дожидалась бы весны и венчания. Возник вопрос о немедленной свадьбе; решив, что того же желал бы и покойный император, вдовствующая императрица высказывалась за то, чтобы молодых обвенчали еще до похорон Александра III. Однако дяди императора выступили против, считая, что в глазах народа церемония слишком важна, чтобы проводить ее в узком семейном кругу. Министры поддержали великих князей. Решено было, что невесте лучше не возвращаться в Гессен, а свадьбу надлежит устроить как можно раньше в петербургском Зимнем дворце. 8 ноября похоронный кортеж под охраной матросов Черноморского флота покинул Ливадию. Принцесса Аликс ехала с молодым императором и вдовствующей императрицей в императорском поезде, который вез гроб с телом Александра III из Севастополя в Москву и Санкт-Петербург. Долгая, печальная поездка заняла несколько дней. На каждой большой станции и в каждом городе поезд встречали огромные толпы народа, возглавляемые местными властями. Императорская семья выходила из поезда; везде проходили долгие торжественные панихиды. В Санкт-Петербурге траурный поезд встречали все представители императорской семьи. Принцесса Аликс в первый раз въехала в свою будущую столицу в составе похоронной процессии. Какой контраст с обычным торжественным прибытием невесты великого князя! Наверное, принцесса Аликс вспоминала сказочную свадьбу своей сестры, великой княгини Елизаветы Федоровны, когда она сидела в траурной карете, которая в течение долгой четырехчасовой поездки покачивалась на рессорах, словно корабль в шторм. Печальная атмосфера не могла не повергнуть ее в уныние и казалась ей дурным предзнаменованием для будущего царствования. Тело покойного императора выставили в открытом гробу в Петропавловском соборе. Службы проводили дважды в день. Бесконечные литании, непонятные для нее, траурные песнопения и молитвы в сложной похоронной службе казались принцессе Аликс долгим грустным сном; она понимала, что должна крепиться ради своего жениха. Ее неподдельное горе помогло новым родственникам понять теплоту ее души. Но те дни впоследствии расплывались в ее памяти.

В Санкт-Петербурге принцесса очень редко виделась со своим женихом, молодым императором, так как между церковными службами он исполнял государственные обязанности. Она с нетерпением ждала дня свадьбы, ведь тогда она сможет быть с мужем постоянно и станет для него настоящей помощницей. Из-за таких мыслей разлука с родиной прошла для нее легче, чем при обычных обстоятельствах. Она не вернулась в Дармштадт; двенадцать дней до свадьбы она провела в доме великого князя Сергея Александровича. Свадьба состоялась 26 ноября, через неделю после похорон. Она совпала с днем рождения вдовствующей императрицы, поэтому на день при дворе разрешили смягчить траур. Многие принцы, приехавшие на похороны, остались на свадьбу; среди них был брат невесты, великий герцог Гессенский, принц и принцесса Уэльские (Эдуард VII), а также принц Генрих Прусский с супругой.

Утром в день свадьбы вдовствующая императрица, трогательно одетая в белое, словно невеста, повезла будущую невестку из дворца Сергея Александровича в Зимний дворец, где жениха и невесту должны были обвенчать в Большой церкви. Перед свадьбой принцессу Аликс облачали в Малахитовой гостиной Зимнего дворца. Волосы ее уложили в традиционные локоны перед знаменитым золотым зеркалом императрицы Анны Иоанновны, у которого в день свадьбы наряжали всех российских великих княжон. Драгоценности лежали на красных бархатных подушечках. Вдовствующая императрица лично надела на голову невестке бриллиантовую свадебную корону. Многочисленные великолепные бриллиантовые украшения переливались на свадебном наряде – тяжелом русском придворном платье из настоящей серебряной ткани с очень длинным шлейфом, подбитым горностаем. На плечи невесте положили императорскую мантию из золотой ткани, подбитую тем же драгоценным мехом. Наряды принесли камергеры; они оказались такими тяжелыми, что, когда свадебная церемония подошла к концу и императорская семья вместе с гостями удалилась в Малахитовую гостиную, великий герцог Гессенский заметил, что его сестра неподвижно стоит одна посреди комнаты (император ненадолго отошел от нее), не в силах сделать ни шагу! Шлейф оказался таким тяжелым, что новобрачная, оставшись без посторонней помощи, не могла сдвинуться с места! Своими впечатлениями новобрачная поделилась в письме к сестре:

«Аничков дворец, 10 декабря 1894 г.

Церемония в церкви напомнила мне 1884 год, только отсутствовали оба наших отца, отчего мне стало не по себе. Никто не поцеловал и не благословил нас. Но я не хочу вспоминать ни о том дне, ни обо всех предыдущих печальных событиях. Ты можешь себе представить, что я чувствовала. Только что я носила глубокий траур и оплакивала дорогого усопшего, а на следующий день в самых нарядных одеждах выходила замуж. Трудно представить себе больший контраст, но он еще сильнее сблизил нас, если такое возможно. Тетя Минни [вдовствующая императрица], несмотря на свое огромное горе, очень мила и терпелива. Ее доброта поразительна. Сегодня снова был тяжелый день, сороковины в Петропавловской крепости. Мы вдвоем провели пять дней в Царском Селе в обществе только фрейлины и камергера. Отдых и тишина пошли нам на пользу. Мы гуляли, катались и дышали чистым деревенским воздухом. Здесь мы выходим очень мало, так как Ники почти целый день принимает посетителей, а потом должен читать и подписывать документы. Мы лишь пьем чай вместе, все остальные трапезы наверху с остальными. Я пока не до конца понимаю, что я замужем; поскольку живу здесь с остальными, у меня впечатление, будто я приехала в гости. Комнаты довольно удобны: прежние комнаты Ники и еще две с красивой светлой мебелью и выбранной нами обивкой. Мы пытаемся обставить наши комнаты в Зимнем дворце. Две мои новые фрейлины как будто милые; та, что моложе, – сестра К. Ламсдорф¹⁶. Ужасно было прощаться с близкими людьми, когда они возвращались домой, – бедная Гретхен!¹⁷ Но не стоит сейчас об этом думать. Ради моего Ники я должна набраться сил и подбадривать его. Если бы я только могла найти слова, чтобы рассказать тебе о моем счастье – оно растет с каждым днем, как и моя любовь. Никогда я не сумею отблагодарить Господа за то, что подарил мне такое сокровище. Он такой хороший, милый, любящий и добрый; его привязанность к матери трогательна; он очень тихо и нежно заботится о ней».

За свадебной церемонией не последовали никакие празднества. Венчание состоялось утром, а сразу после церемонии молодая императорская чета поехала в Аничков дворец. Новобрачных воодушевленно приветствовали огромные толпы народа, выстроившиеся по пути их следования. По пути пара заехала в Казанский собор, чтобы помолиться перед почитаемой иконой Богоматери. Позже императрица часто ездила в этот собор с одной из своих фрейлин. Она обычно вставала на колени за колонной, не узнанная немногими прихожанами, которые не догадывались, кто та дама, которая так скромно покупала свечи и ставила их перед иконами.

Императорская свадьба прошла так внезапно, что для новобрачных не успели приготовить ни один дворец. Александр III почти всегда жил в Гатчине, в часе езды от Санкт-Петербурга, а зимой, приезжая в столицу, жил в маленьком Аничковом дворце. Официальной резиденцией русских царей считался Зимний дворец. Внутри он представлял собой анфилады огромных залов, окруженных с обеих сторон просторными апартаментами. После смерти Александра II в 1881 году в Зимнем никто не жил; в нем лишь устраивали балы и приемы. Император Николай II собирался поселиться в комнатах своего прадеда, Николая I, но их необходимо было тщательно отремонтировать. В первое время после свадьбы новобрачные воспользовались гостеприимством вдовствующей императрицы; решено было добавить еще две комнаты к холостяцким апартаментам императора (всего их стало шесть) в Аничковом дворце, где продолжит жить вдовствующая императрица. К счастью, любовь скрашивает все, ибо трудно было себе представить менее удобную обстановку. Комнаты были маленькими и не предназначались для супружеской пары, тем более императорской. Их величества делили одну гостиную на двоих и потому не могли давать аудиенцию одновременно. Из-за отсутствия нормальной столовой они не могли и принимать гостей, однако из-за глубокого траура о гостях не могло быть и речи. В начале семейной жизни молодые император и императрица обедали и ужинали с вдовствующей императрицей. Более того, император был так предан своей матери и так боялся причинить ей боль любыми переменами, что вначале молодожены приходили на ее половину даже на завтрак, хотя позже эту традицию прекратили. В этих маленьких комнатах Александра Федоровна просиживала целый день; если в гостиной император давал кому-то аудиенцию, она переходила в спальню. Но она была совершенно счастлива. Муж находился рядом и, когда позволяли дела, заходил к ней в комнату выкурить сигарету и обменяться несколькими словами. Он знал, что она всегда ждет его.

У монархов не бывает выходных дней. Николай II, чья свадьба прошла 26 ноября, приступил к работе 29 ноября. Утром он принял министров и работал с ними в точности так же, как прежде его отец, Александр III. У новобрачных не было настоящего медового месяца: монархам подобные радости не положены, а принцы никогда не бывают одни. Очень, очень редко их величества могли, по словам придворных, побыть en famille¹⁸.

День императора с момента его восшествия на престол до 1914 года был расписан в соответствии со строгими, неизменными правилами. Императрице нужно было заполнять свой день соответственно. В зависимости от резиденции бывали небольшие изменения, но в основном все шло одинаково. Завтракали около девяти утра, затем до одиннадцати император принимал министров. После короткой прогулки в саду продолжительностью около получаса следовали аудиенции. К обеду обычно приглашали гостей. В таких случаях их величества после обеда общались в кругу друзей примерно до без четверти три. Затем царь и царица ездили кататься. Позже, когда ее здоровье ухудшилось, император гулял в одиночестве и работал с четырех до чая. К чаю обычно приходил кто-то из членов императорской семьи. Без четверти шесть император снова возвращался к работе с министрами и работал до восьми. В начале совместной жизни молодые император и императрица ужинали с вдовствующей императрицей, после чего император снова шел к себе в кабинет, а императрица сидела со своей свекровью. Иногда по вечерам император выкраивал час, чтобы покататься с молодой женой в санях «на острова», любимое место прогулок для жителей Санкт-Петербурга. Прогулки доставляли радость обоим: стремительный бег лошадей, свежий снег летел из-под копыт, вокруг тихий, заснеженный зимний пейзаж. Все это было новым и завораживающим для молодой императрицы. Кроме того, в такое время они могли побыть наедине. Если раньше Аликс посвящала жизнь сначала отцу, а затем брату, то после свадьбы вся ее жизнь строилась вокруг мужа. Она подстраивала свой ежедневный режим, чтобы иметь возможность побыть с мужем всегда, когда ему удается выкроить минуту. Она была идеальной женой, всегда соответствовавшей своему детскому прозвищу Солнышко; так ее почти всегда называл Николай II. Она была бодрой, старалась вникать во все дела мужа, в которые он ее посвящал, и никогда не показывала ни усталости, ни беспокойства. Все больше и больше ценила рыцарственность мужа, его ровный темперамент, развитое чувство долга и терпение. Все больше и больше понимала, как добросовестно он относится к огромной задаче, так рано свалившейся на него; ему казалось, что он еще недостаточно к ней готов. Но в целом императрица очень мало знала о рабочей жизни своего мужа. В первый год совместной жизни, да и позже он не говорил с ней о политике. И только когда у них родился сын, она заинтересовалась политической жизнью страны. Александра не думала, что политика входит в сферу женских интересов. Долг женщины – создавать дом, и она создавала настоящий дом для мужа и детей. Всех приближенных назначала вдовствующая императрица; молодая императрица никого из них не знала. Ее обер-гофмейстерина, княгиня Мария Михайловна Голицына, принадлежала к чудесному типу статс-дам, распространенному в старой России; и по рождению, и по браку она принадлежала к знатнейшим семьям страны. Она была представительницей старой школы, и даже ее внешность была типична для ушедшей эпохи. Она носила шляпку с полями и козырьком и шляпки по моде своей молодости и всегда одевалась в собственном, только ей присущем, стиле. По случаю государственных праздников шляпка украшалась перьями и цветами, которые так любили викторианские модистки. Из-за этого в ходе визита императорской семьи во Францию произошел забавный случай: один из газетчиков подошел к гофмейстеру графу Гендрикову и спросил, как называется головной убор княгини Голицыной. Он решил, что ее шляпка с полями и козырьком – какой-то национальный головной убор! Невзирая на свою внешность, внушавшую благоговейный страх, – она вселяла ужас в сердца всех дебютанток, на которых взирала поверх очков в роговой оправе,– княгиня Голицына была человеком добрым и прямодушным. Хотя говорила отрывисто, не нарушала правил вежливости. И все же она не обладала нужными дипломатическими навыками и никак не могла помочь молодой императрице, к которой очень привязалась. Вначале императрица побаивалась ее, потом они стали настоящими друзьями. В 1910 году, когда княгиня Голицына умерла, императрица глубоко скорбела по ней и сказала княжне Е.Н. Оболенской: «J’ai perdu la plus grande amie que j’avais en Russie. Même dans toute la famille, personne ne m’était aussi proche»¹⁹.