Читать книгу: «Дневник командующего»

Первый дневник из серии

«Цератарх»

Сиома Валтоса

Ведущий редактор: отсутствует.

*В книге переданы оригинальные тексты с сохранением авторской

подачи, орфографии, пунктуации и оригинального шрифта.

Технический редактор: отсутствует.

*По той же причине.

Корректор: отсутствует.

*По той же причине.

Верстка: отсутствует.

*Сохранена подача из оригинального дневника автора.

Иллюстрации: выполнены руками автора текстов.

*При помощи простого графитного карандаша.

Воспроизведены в печатном издании путем копирования.

Любое использование материала данной книги, полностью

или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

Вопросы по исключительным правам, а также прочие вопросы

и предложения просьба присылать на siomvaltos@mail.ru

КРАСНОЯРСК, 2025

14 день Артемидеона 1806 года

Завтра неизбежно будет сражение. Я сам видел грамоту стратега, в которой сказано, что если до середины Артемидеона Фоантская армия северян не будет разбита, то вступит в силу приказ сворачивать поход и идти на зимние квартиры. Хорошо бы еще и успеть сразу погрузиться на корабли до столицы, но одна мысль о том, что придется волочиться за четыре моря заворачивает кишки в узел и провоцирует рвотные позывы. Пускай. Лучше вывернуться наизнанку в море, чем оставаться зимовать в северных лесах в нашем положении. С проливов тревожные новости: есть вероятность, что с обеих сторон в нас полетит что-нибудь острое или горящее. Это не добавляет настроения. В такой войне в целом тяжело с настроением. То, что мы зашли так глубоко, потеряли большую часть армад с механизмами, снаряжением и провизией… и вовсе ставит наше положение на грань отчаянного. Я задумывался об этом, когда отправлялся в университет Ареса, когда впервые убил пленного на тренировочной арене, когда впервые прошелся по ковру из тел аксулафких мятежников, добрая сотня из которых на нашем с Валеосом счету. Я много думал в тот вечер, но тогда эти мысли были где-то далеко, как будто из другой далекой жизни. И вот, прошло каких-то четыре года и эти мысли уже ничем не выбить из головы. Мне невыносимо страшно. За жизнь друга, соратников, близких, но в основном, признаться, за свою собственную. И еще более погано внутри от ощущения, что моя жизнь, которая, если и не завтра то, вероятнее всего, в ближайшие декады превратится в пару строчек в императорском архиве, прожита без толку. А может и вовсе с отрицательной пользой. Хочется разорвать кожу на скулах и немного повыть на уходящую луну. Но лицо мое даже наедине с собой источает только спокойное безразличие. За мной мои воины. Если они увидят страх в моих глазах… Стратег любит поговорить по душам, мне легче после разговоров с ним, но и с ним я поделиться не могу: увидит слабину – передумает и снимет с командования. Не думаю, что ради меня он отступит от инструкций, а эту часть инструкции я хорошо помню. Диметрий зальет сарказмом вместо серьезного разговора. Другие командующие? Никому из них я не доверяю настолько… Да и нет желания выслушивать их ответное пьяное нытье. Остается только достать пустой походный журнал, нарисовать в нем луну и прокричаться буквами. А потом сжечь. Да, обязательно нужно сжечь. Представляю как северяне вечером у костра читали бы эти вопли из трофейного журнала и смеялись в голос фантазируя, что мы напуганы их архаичным макияжем. Обязательно сжечь!

Нет. Заснуть этой ночью уже точно не выйдет… А так хотя-бы голова и руки отвлечены от дрожи и можно убить время, оставшееся до рассвета. Снаряжение в порядке, острее уже не будет. Мышцы, выносливость, команды, инструкции… Может и можно было бы чуть лучше подготовиться, но на это были годы до, сегодня уже поздно. Сегодня только отвлечь голову. Вспомнить что-нибудь приятное. Что-нибудь такое, ради чего обязательно стоит выжить, чтобы повторить. К примеру… хочется еще раз увидеть своими глазами врата в Аид в Эмпурса Алеф, просто увидеть и спокойно уйти зимовать к подножиям Рас-Тавра; хочется еще раз, а может и несколько раз спеть, вместе с полной стадией приветствие олимпиаде и послушать как ревет стотысячная толпа на последних метрах колесничной гонки; хочется еще раз, а может сотню-другую раз посетить квартал удовольствий в Прометее. Или, быть может, вовсе там больше не появляться, а найти себе деву из спокойного, не слишком знатного рода, где-нибудь в библиотеке университета Афины. Деву… Горящий хряк! Хотелось же отвлечься приятными воспоминаниями…

Валеос сопит грузно и неровно. Дергает правой задней ногой, чувствует, что завтра придется не сладко. А сладко не будет в любом случае – манго давно кончились, и даже если мы выживем, то порадовать его будет нечем. Надеюсь, не обидится. Нет. Надеюсь, что выживем и пусть немного пообижается. Но они не выйдут из леса… Они знают нас досконально, они не боятся, и они далеко не глупцы. Они просто не выйдут из леса и тогда мы точно обречены. Как же опьяняло чувство безоговорочного превосходства! Когда враги беспомощно разлетались, пытаясь подойти чтобы стянуть меня с Валеоса, или проколоть ему нарисованные глаза, или отрубить искусственный хвост, или вовсе сразу разбегались от одного только нашего вида. Но теперь впервые я, кажется, чувствую то, что чувствовали тогда они. И мне не нравится это чувство. Не знаю, что с ним делать, и нет пока никаких инструкций по этому поводу. Может напишу, если выживу? Пока утешает только то, что северяне тоже могут бояться. Также сидят сейчас и думают, как бы отвлечь мысли… Либо пьяны. Но в своей победе они однозначно уверены чуть больше. В их положении сейчас главное не наделать глупостей и спокойно дожать. А они не наделают. По крайней мере, нам не стоит на это рассчитывать. Только на план стратега, в коем я выразил свои сомнения. По мне так это очевидная наивность, рассчи…

16 день Артемидеона 1806 года

Мальчишка принес молока с хлебом. Сказал, что уже ночь 16-го. Куда делось 15-ое – понятия не имею. Все вокруг спят. Не помню, как снова тут оказался. С другой стороны, чтобы умирали тоже не припомню. Хотя возможностей было более, чем достаточно. Я дышу. Я пишу. Журнал тот же. Запись в нем моя. Если это Гадес, то уж больно он похож на обычную жизнь. Валеос сопит на соломе. Выглядит… живым. Под ним сухо. Подо мной, кстати, тоже. Значит живы, и относительно целы… Вопреки глупости этого плана, и вопреки тому, что все пошло не по плану, мы живы. Живы! Пожалуй, как раз во многом именно потому, что все пошло не по плану. Хорошо, что не успел сжечь. Теперь есть куда записать, пока все это свежо в памяти. Что имеем по фактам: северяне напали на лагерь затемно, примерно за четверть часа до рассвета, не дали мне закончить запись про… горгона с ней; пока западная часть лагеря тонет в крови стратег командует без построений выходить из восточных ворот и двигаться в сторону укрепления северян, по узкой тропе вдоль крутого берега Фоанта, которая легко простреливается из леса и упирается в каменную стену. Человек в своем уме может пойти на такое безумство?! Выстроить армию узкой полосой между крутым берегом и лесом… Даже если ему матерью поклялись, что там не будет засад или рвов с олеумом, это все равно полное… ладно. Эмоции и догадки потом. Сейчас факты. Каменная стена уже была подкопана. Передовой отряд с инженерами не выходил на вылазки и дошел до стены незадолго до нашего. Жаль некого спросить, было ли там уже подкопано. Когда мы с Валеосом подошли крюки уже торчали из стены, а Энтос и Агеластос уже были зацеплены. Нас тоже подцепили. Один рывок и стена опрокинулась. Хотя, на мой взгляд, не смотря на подкоп, массы были несопоставимы и этого не должно было быть достаточно. Стену явно инженерно подготовили, и готовили дней… Ладно, факты… Факт в том, что гарнизон был весьма формальный и практически не сопротивлялся. Те лица, что я видел в рассветном тумане, казались мне удивленными. Инженеров отправили обратно обустроить тропу на случай преследования. Они обустроили, но спросить теперь не у кого… Мы же, оказавшись в более укрепленном каменном городище, с запасами провизии и обогрева… Спустя менее, чем час получаем команду выходить через главные ворота.

Строем по двое идем обратно к своему лагерю. Слышу подбадривающую реплику Диметрия позади: «Не бойтесь умереть, братья! Я позабочусь о ваших супругах», и усталый раскат смеха. На подходе к лагерю видно, что северяне уже начали догадываться о происходящем и занимать позиции в лесу, переходя колоннами по полю между лесом и лагерем. Без команды понимаю, что нужно отрезать их от леса и даю распоряжение отряду клином входить в колонны. Фалангитов с длинными копьями в построениях не видно, только пельтасты с обрезанными. Кольев, ежей и цепей тоже не видать. Вижу фрагмент чистой поляны и небольшой просвет в строю – можно смело разбивать с разбега. Разбег. Первые ряды пеших пельтастов рассыпаются, как кегли. Топчем. Дальше по инерции переворачиваем несколько баллист. Наше с Валеосом счастье, что последняя баллиста в ряду оказалась перегружена и немного задержала нас. Из-за этого Агеластос вырвался немного вперед. Успеваем набрать небольшой разгон перед следующей колонной пеших. И видим, как Агеластос входит, как в масло, в строй пеших, но тут же с ревом натыкается на упертый в землю шип. Хитрые полосатые подонки… Они держали упорные шипы не в первой, а во внутренней колонне. Валеос успел затормозить и развернуться, но теперь он явно занервничал. Я почувствовал это, начал поглаживать его по спине и успокаивать. Трубку, ведущую к левому уху, сорвало во время опрокидывания баллисты, но он меня слышал. Не смотря на шум битвы, который теперь отвлекал его через одно ухо, он все еще четко слышал мои команды. Мы замешкались. Застряли между рядами. Пешие не торопились подходить – прекрасно знали, чем это для них закончится. Высматриваю в колонне просветы без шипов для новых ударов, но почти сразу замечаю среди рядов оранжевые полосы. Крадутся на полусогнутых. Даю Валеосу команду разворачиваться и готовиться. Ему не видно, но я хорошо смог различить среди рядов с десяток тигрисов. Пятеро из которых крались к нам, используя пеших как укрытие, как высокую траву. «А скольких еще я пока не вижу в этой густой высокой траве?! Этого мы не проходили!!! Я многое изучал о стратегии всадников на тигрисах при сражениях в лесу. Нам рассказывали еще в начале обучения, что тигрисов приручили веков десять назад как раз для борьбы с северными племенами, которые повадились укрываться в густых северных лесах. Говорили, что тогда они были в 2-3 раза меньше, чем сейчас, меньше самой маленькой лошади, что ели только мясо, были очень норовистые и не могли нести на себе взрослого человека», – я перебрал в голове кучу информации, но ничего, абсолютно ничего, что могло бы помочь нам в данной конкретной ситуации. Оставалось только надеяться на реакцию Валеоса и несогласованность их действий. Даю команду «На рог» и направляю его в то место откуда ожидаю прыжок. Валеос слегка замер от недоумения – «зачем поднимать на рог жалкого пешего», наверное, подумал он. Но голову опустил и в нужный момент, когда из-за плеч пехотинца выпрыгнула полосатая рыжая фурия, резко дернул головой снизу вверх, одновременно привстав на дыбы. Тигрис взмыл в небо как воздушный змей на сильном ветру. Упал бесславно, со звуком мешка с бобами, падающего в трюм корабля. Рог не проткнул клеть, но ребра, думаю, переломал. По реву было понятно любому – это больно. Остальные фурии слегка притормозили от увиденного и услышанного, хотя они должны были быть к этому готовы. «Да, точно. Они не запаникуют. Они были готовы. Первая фурия – это явно всего лишь разведка боем. Дальше нападут одновременно. С двух или сразу с трех сторон. Стащат меня и добьют Валеоса. Собраться! Собраться! Секунду… Им же тоже не видно друг друга!», – подумал я. «Значит должен быть кто-то в толпе, кто подает им сигнал… Звуковой? Флаг? Огонь?… Копья!!! Они как будто слегка вращают копьями над головой! Точно! Пехотинцы держат оголовок копья неестественно высоко – они подсказывают движениями копья наездникам с какой стороны и когда нападать!», – продолжил мысль. Дальше было легче и даже немного весело. Не знаю сколько времени мы танцевали в толпе, но спустя шесть-семь летающих тигрисов они начали догадываться, что мы раскусили их план, и стали пятиться к лесу. К тому моменту нам уже удалось разрезать их на две части: одну прижали к лесу, другая оставалась около или внутри лагеря.

Я начал скромно произносить в голове: «Победа? Отчаливай без нас, паромщик». Однако Валеос спустя миг заставил меня сильно засомневаться. Парень вошел в кураж и начал преследовать кошек, не замечая, что лес становиться все гуще и гуще. Пытался его затормозить, но заметил, что другая трубка к уху тоже оборвалась. Кричу, натираю бока голенью – пытаюсь вразумить друга. Без толку! Звуки битвы уже не так застилают уши, но друг все равно слегка… обезумел. Такого раньше с ним не было. А фурии, видимо, стали замечать, что цератос неуправляем, подустал и начал спотыкаться о корни. Развернулись и стали кружить поодаль. «А вот теперь между деревьев мы точно не отвертимся», – подумал я. Пошелестел рукой в одном из ближних карманов и достал оттуда монетки. Отсчитал ровно четыре и картинно бросил их в сторону фурий. «Положите нам обоим по монетке на глаз!», – крикнул вслух северянам. Затем добавил: «Если осилите… Если нет, то мы готовы внести свою лепту в вашу доставку на тот берег…». «Бросай аргеаду, слезай с цератоса и мы отпустим тебя с сотней монет на каждый глаз», – ответил один из них. Я не против был немного поболтать в тот момент: добрые, вежливые собеседники, приятная атмосфера осеннего леса, запах хвои… да и Валеосу не мешало бы перевести дух и немного прийти в себя. Не помню всего диалога, но кое-что расслышал очень хорошо: они убеждали меня, что их истерская армия разбила легионы Максимина и вышла к проливам. Очень весомый аргумент, будь это правдой, но мне на тот момент показалось, что они готовы наплести все, что угодно, лишь бы я слез и попросил кандалы по удобнее. Ладно… в Тартар разговоры: все передохнули и готовы дальше убивать друг друга. Замечаю, что с разговорами фурии кружат все ближе. Сам приметил светлую поляну. Чувствую, что тишина леса подуспокоила: Валеос пришел в себя и реагирует на тактильные команды. Резко срываемся и бежим в сторону луга. Добежали. Хороший луг с низкой травой. Не о что спотыкаться, можно покружиться и даже немного разогнаться. А дальше был марафон на выносливость. Я не знаю сколько мы сделали кругов, но счет точно шел на сотни. Они не рисковали. Они приближались и отпрыгивали в сторону. Методично ждали, пока мы устанем или сойдем с ума от головокружения. Содержимое моей головы уже начинало превращаться в овощную похлебку, как следует перемешанную… и переваренную. «Пока еще могу соображать, нужно действовать самим. Глупо рассчитывать, что им надоест и они просто уйдут. Давно бы ушли. Им нужен хотя-бы один живой цератос. Показать, что не так уж и непобедимы эти монстры; показать, что их новая стратегия работает; что фуриям не нужно скрываться по лесам; что они могут выходить и побеждать цератосов в поле, где они считались непобедимыми; надломить морально юг; или просто сожрать… Хотя, если они растерзают нас сейчас это докажет только то, что один тупой цератарх забежал вглубь леса полного фурий и сгинул там, пораженный собственной тупостью. Но им все равно, у них скорее всего есть приказ, и сейчас они наверняка думают, что им крупно повезло. Определенно, им не надоест, и они не отступят. Мы устанем и упадем раньше» – это мысли. Сам глажу спину и шепчу: «Да, дружище, учудил ты сегодня. Но мы выберемся. Стой ровно. Передохни. Будь готов действовать самостоятельно». На этих словах я вытащил ноги из-под пластин, слегка привстал на спине и развернулся в обратную сторону. Продел ноги обратно под пластины. Стало менее удобно. Но удивленный вид фурий меня немного рассмешил. Взял аргеаду покрепче в обе руки. «Жаль этого никто не увидит» – последняя моя мысль перед чередой прыжков.

Давно я так не махал копьем-аргеадой… Нет, не так. Я вообще никогда так не работал аргеадой. Обеими сторонами и всеми лучами тяжелой стороны. Раньше я даже не в каждой битве снимал ее с крюков. Болталась на боку или держал в одной руке для красоты и устрашения. Но в этот раз, видимо, пришло время доказать, что не только цератос страшен и могуч, но и всадник на нем не только для красоты, и не один десяток копий сломал на тренировках. Огромные мохнатые огненные фурии с устрашающим рыком прыгали на бедра и хвост, пытаясь зацепиться когтями, зубами, чтобы долезть до меня и тут же взвизгивали как новорожденные котята, получая лучом аргеады прокол или рассечение, иногда на вид вполне смертельное. Старался не делать взмахов большой амплитуды чтобы не терять время и пытался одновременно понять – сможет ли Валеос сам отбиваться спереди. Он отбивался. Отбивался так упорно, что в какой-то момент даже насадил кису на рог. Она повисла и болталась вместе с наездником на роге как утка на вертеле, истошно вопила, мешала двигаться и цератос никак не мог ее скинуть. «Теперь точно готовьте монетки для паромщика», – уже в седьмой или десятый раз за этот день подумал я. И снова повезло: не видел этого спиной, но похоже он сам нашел какой-то пень, подцепил фурию и освободился. «Если бы кто-нибудь, сидя у костра начал рассказывать такое, я первым бы захохотал, бросил в него луковицей и начал бы подбирать обидное хвастливое прозвище. Нужно будет как-то по скромнее все это сформулировать… Иии… Почему бы этим дурням просто не слезть с кошки? Тогда, скорее всего, ей хватит сил, чтобы долететь до меня в один прыжок. Какого?! Стойте! Я же не вслух это сказал?! Только не говорите, что мы просто додумались до этого одновременно!!! Вашу Геру!», – не успел я додумать эту мысль – как острый коготь тигриса нашел просвет где-то между пластинами доспехов и под броней стало очень тепло, прямо горячо. Последнее, что помню, это аргеада, оставшаяся в мохнатом животе, потом темно, а потом мальчишка принес молока с хлебом.

17 день Артемидеона 1806 года

Действие обезболивающей мази заканчивается и теперь я чувствую каждый карф рваной раны на спине и каждый стежок. Лекарь сказал, что прочистил рану и засыпал плесеневым порошком, но вероятность заражения все равно высокая, особенно на фоне большой потери крови. По мне так, если крови меньше, то и зараза разносится медленнее? Но лекарю виднее. Пытался пройтись по лагерю. Раненых много… Больше, чем здоровых. На фоне остальных я смотрюсь вполне… цельным.

Этот бородатый сатир Диметрий живее всех живых! Нелепый шрам, делающий вдвое длиннее его левую бровь, полученный в детской драке за головку чеснока – все также единственный его шрам. Я был бы не против, если бы тигрис отгрыз ему язык, но тогда он не рассказал бы мне, что Валеос вышел из леса ближе к вечеру 15-го дня волоча меня на левом боку с одной ногой в пластине. Никто не преследовал. На той поляне осталось лежать минимум три фурии, может даже пять или шесть, но их все еще оставалось достаточно, чтобы загнать цератоса в лесу. Отбился мой друг или убежал – я бы спросил, да он же обижен, что остался без манго. После такой-то битвы. Все утро фыркал недовольно в мою сторону. Показно отворачивался, когда я подходил осмотреть и погладить.

Из хороших новостей – Фоантская армия северян тоже изрядно потрепана. Остатки ее ушли в леса и пока не попадались на глаза разведчикам. У нас в руках их городище с припасами. Из плохих… все остальное. Мы глубоко на севере, практически в окружении, у нас раненых больше, чем армад, скоро выпадут первые снега, от флота новостей нет, а мысль о проливах еще больше наводит на меня тревожность. По лагерю ходят разговоры, что лучше бы нам остаться зимовать тут, но только шепотом, потому что все понимают – цератосы не перенесут зимовку в этих широтах, даже если зима окажется не слишком суровая. Завтра будет совет командиров со стратегом. Он прислушается, но решение все-равно будет за ним. Не завидую ему.

18 день Артемидеона 1806 года

Мне не пришлось говорить на совете про намеки, которые я слышал от северян. К вечеру пришло донесение: Максимин действительно разбит. Что случилось с его цератерией? Неужели… Быть может она не принимала участия в сражении? Или погода внесла свои коррективы. Или, что просто немыслимо, подкуп, сговор, предательство?! Я никогда не питал особого уважения к цератарху Керавну, но не могу представить себе его ни предавшим, ни мертвым. Всем известна его бычья упертость, неуступчивый характер, и непомерные запросы. Да и Бронтоса его не прокормить всем севером. Как бы там ни было, северяне теперь всего в нескольких днях от незащищенных проливов, а это значит, что морской путь на юг перекрыт. Наш транспортный флот стоит в бухте Ольбии, но куда теперь на нем? До Ольбии примерно две декады на юг по хорошей дороге. Там немного теплее, но она хуже укреплена. Совсем не укреплена…

Мы обсудили по меньшей мере с десяток планов: оставаться зимовать тут или добраться до Ольбии и зимовать там – оба эти варианта подразумевают, с большой вероятностью, хорошо откормиться напоследок и ближе к весне отправиться в подземный Тартар толстыми, вонючими, замерзшими и напуганными. Соблазнительно… Но как мне всю зиму смотреть в глаза умирающему от голода и холода другу? Рассчитывать на то, что весной мы просто выйдем и пойдем по чистой мощеной дорожке от привала до привала едва ли стоит. Даже сейчас не стоит рассчитывать, что дорога до Ольбии будет простой. Формально наши гарнизоны ее контролируют, но северяне наверняка думают, что мы пойдем на Ольбию и даже если они не планируют серьезное сражение по дороге, то разного рода неприятности точно готовят. Следующие варианты: дойдя до Ольбии все-таки выйти в море и пробовать пробиться через проливы, или идти до Трапезии либо до Фарнакии; оттуда пробираться через горы, надеясь, что крупных сил армий востока там нет. Дальше действовать по обстоятельствам. Еще два: идти глубоко на юго-восток. Найти место для зимовки среди земель кочевников, а оттуда уже вновь искать удачу через горы. И совсем уж изящный: выступить на запад или север и встретить там свою героическую смерть не дожидаясь зимы.

Был еще один вариант. Когда Павсаний озвучил его, я тоже был в числе тех, кто недовольно загудел. Я даже выкрикнул, что-то обидное. Не помню что. Однако мысли звенели в голове совсем другие: «Северяне, ведь почти такие же как мы. Они не сдирают шкуру плененным, не едят и даже не клеймят их. Может не так уж и плох этот вариант. Может стоит хотя-бы попробовать обсудить условия? Кто-нибудь, поддержите Павсания! Ну же!!! Что, совсем никого?!»

После совета стратег сказал, что решение принято. Но озвучено оно будет в день выхода. Он не доверяет своим командирам? Он считает, что среди нас есть кто-то кто донесет северянам наш план? Вряд-ли. Думается мне, он просто не знает, что делать. Хоть и держался более, чем уверенно. Взял себе три дня на мучительные раздумья. Вслух озвучил приказ: «Залечиваем раны, снаряжаем армы, выступаем через три дня».

19 день Артемидеона 1806 года

Валеос уже немного оттаял. Намекал утром, что хорошо бы немного пробежаться. Легкая пробежка вокруг лагеря добавила нам обоим немного оптимизма. Нам предстоит тяжелый путь. А перед этим еще более тяжелое решение: кто из раненых достаточно окреп для дороги, а кого придется оставить. Агеластос не перенес заход в шип. Его пытались спасти до минувшей ночи. Не получилось. Катарос и Вромос устроили соревнование: после того как фурии сорвали их всадников из них достали двадцать пять копий на двоих. Это не считая тех, что вообще не дошли до кожи и застряли где-то в броне. Лучше бы они соревновались кто сильнее измажется в грязи… Они оправятся. Если обойдется без заражений, то точно оправятся. А вот Сфиристратосу не повезло – среди тех, кто его повалил был кто-то, кто знал – где отстегнуть броню и куда колоть…

Броня цератосов не совершенствовалась уже несколько столетий. Не было такой необходимости. Она и так считалась совершенной. Никакой пеший, конный или камилий строй не мог противостоять этой силе. Пары десятков цератосов было достаточно, чтобы расхлестать по полю многотысячную армию. Конным за спиной цератерии оставалось только добивать рассыпанный строй или принимать пленных. Были времена, когда кочевники могли что-то противопоставить, но спустя несколько десятков поколений цератерия перестала уступать в скорости коннице и на этом сопротивление кочевников было закончено. Ни одному кочевому племени за последние несколько сотен лет не удавалось всерьез поднять головы. Научились даже налоги платить и не задерживать с предоставлением лошадей и шерсти.

Века безмятежности, похоже, сочтены. В прямом и переносном смысле: предвижу добрый десяток племен, которые, заметив междоусобную войну в империи, захотят воспользоваться ситуаций и поднять мятеж. И все же никто из этих племен меня особо не беспокоит. Как? КАК??? Как воевать теперь против своих же методов? Против своих же и столь же хорошо подготовленных солдат и животных, против обученных в лучших военных академиях командиров, против лучших армад с катапультами и баллистами, против стен с огнеметателями. Надеяться, что и дальше нас будет преследовать такое неправдоподобное везение, как на Фоанте? Слепая надежда на удачу еще никому не помогла дожить до седин. Остается только… Быть готовыми. Готовиться лучше и тщательнее. Как в настольной баталии: быть на несколько, или хотя-бы на один шаг впереди. Можно, конечно, надеяться, что когда-нибудь все эти политические противоречия будут преодолены и все фигуры вновь выстроятся в одну общую непобедимую шеренгу, но пока что лучше не тратить время на такие зеленые мечты. Пока есть время, я бы лучше подумал, где мы с Валеосом можем усилиться, чтобы при следующей схватке с фуриями чуть меньше зависеть от удачи. Пожалуй, это лучше будет зарисовать. Надеюсь, руки еще помнят, как делать зарисовки. Когда-то у меня получалось совсем недурно. Благодаря Оливии и ее недолгим урокам с графитом при свечах.

Крепление к ушам трубок голосового командования усилить первым делом.

Контейнеры на животе и припасы в них служат дополнительной броней. Иногда жалко просыпанного и пролитого, но они отлично работают против любых мечей и копий. А вот застежки на контейнерах оказались хорошими зацепками для когтей фурий. Используя их легче добраться до наездника. Нужно будет подумать над укладом скрытых застежек.

Броня искусственного хвоста напротив оказалась достаточно скользкой для кошачьих лап. Нижнюю часть седловины не мешало бы тоже перетянуть ею.

Накидка на спине – это красиво, но при развороте в седле она мешает и отнимает время. Лучше бы ее укоротить.

Лезвие на роге цератоса блестяще работает в команде «Гнев», когда он машет головой меняя наклон. Нам случалось насадить на рог конного, но, видимо из-за того, что брюхо коня не защищено пластинами, рог всегда выходил из него легко. Пластины на животе фурий из какой-то толстой кожи. Рог вязнет них. Думаю, стоит попробовать немного затупить острие насадки на рог.

В шлеме не мешало бы добавить еще пару тонких боковых прорезей. Улучшенная обзорность компенсирует небольшое снижение защищенности.

Передние боковые накладные рога нужно укоротить. Когда берем на них кого-то тяжелого, весь намордник перекашивает. Боюсь однажды он весь перекрутится на бок и закроет глаза. Кстати, помнится, глаза один полуумный воин пытался проколоть. Может вернуться к практике рисовать фальшивые глаза? Да уж… Может еще и фальшивые ноги наездника слепить, как в стародавние? Хотел бы я увидеть картину, как кто-то допрыгивает до этой ноги и пытается стащить меня с седла, отрывает эту ногу, смотрит на меня удивленно. А я говорю: – Возьми как дань моего уважения. И оставляю его жить с этим…

Давно об этом думал. Бой тут не при чем. Но раз уж браться за доработки, то пора… Пора пересобрать хвост и дать внутри за его копчиком чуть больше пространства. И подшить более практичным материалом. Я засизифился подчищать внутреннюю часть хвоста! Этот малый ведь не может просто и размеренно поднатужиться… Ему обязательно нужно выстрелить таким напором, чтоб я аж подпрыгнул в седле!!!

Аргеада… После сотни взмахов даже самый стойкий стоик взмолит всех богов, чтобы она стала хоть чуточку легче. Идти против таких традиций будет сложнее, хотя, если постепенно немного стачивать толщину и длину лучей, то, быть может, никто и не заметит…

20 день Артемидеона 1806 года

А вот это уже совсем не смешно! На выходе из своего шатра я наткнулся на приколотый лист бумаги. Хранить такое никак нельзя. Переписать… Тоже риск. Но журнал нынче обрел укромное и надежное место под пластинами Валеоса, и он то уж точно не подпустит никого, кроме меня, чтобы там поковыряться. Грамота гласила: «Дорогой друг. Вам незачем отдавать свою жизнь за ваш продажный сенат в этих землях. У нас есть много провизии и теплые стойбища, в которых цератосы смогут спокойно перезимовать. Мы сохраним звания и привилегии всем командирам. Если ты готов защитить истинные идеалы Дорийской империи вместе с нами, облокоти древко в стенку шатра изнутри так, чтобы оно выпирало на северную сторону, и мы подадим знак к дальнейшим действиям»

Что это? Проверка лояльности от стратега!? Тогда бумажку я не заметил. Она упала с булавки и залетела в траву под шатер. Это реальное послание от северян!? Тогда еще хуже. Либо кто-то из них пробрался в лагерь, что просто немыслимо, либо среди нас есть завербованные предатели. По инструкции я должен бы сиюминутно отнести эту бумагу стратегу. С другой стороны, если я подниму сейчас шум, предатель затаится и не станет предпринимать никаких действий. И тогда северяне будут знать о каждом нашем передвижении. Они уже знают все о нашем положении. Стало быть, если хоть малость боеспособный легион их есть поблизости, они добьют нас в ближайшее время. Особенно, если будут знать о наших планах.

Что я могу предпринять? Порассуждать, для начала. Вряд ли это мое персональное предложение. Скорее всего, примерно такое же получили и другие командующие, по крайней мере те из них, что размещены поодиночке или в небольших группах. Таких крупных шатров, какой в этом лагере по воле жребия достался нам с Валеосом всего с десяток. Есть еще несколько десятков всадников кому достались конюшни, хлева и прочие постройки. Остальные размещены в общих палатках. Далеко не всем цератосам повезло ночевать на сухой лежанке под кровом, а не мокнуть под осенними дождями, но все всадники размещены с комфортом, хоть и не слишком кучно. До выхода остались день и две ночи. Кто-то за это время должен, не привлекая внимания, обойти все укрепления, дома, шатры и прочее, посмотреть, что, куда и у кого выпирает и разнести новые записки. А что, если Валеос перемнется на другой бок и упрется рогом в северную сторону шатра? Это засчитают? Мне тогда для него новую грамоту вслух зачитать? Минутку… Он как раз сейчас…