Боги ЯВИ

Боги мои, боги…

Вам снятся сны? А мне всегда. Последнее время один и тот же – и столь явно, словно я участник тех древних, всеми забытых битв, разворачивавшихся под взглядами старых богов, ныне канувших в бездну времён. Я вижу себя молодым поджарым воином, русым, в алом плаще, держащим в руках длинное копьё, словно жало пчелы. Такие же, как я, крепкие юноши, готовясь к своей последней в жизни песне, окружают меня полумесяцем. А перед нами нарастает чёрное облако мрака, словно вываливается нутро Чернобога, которое накатывает на нас грязной смертельной лавиной. Я не вижу, кто это, но точно знаю, что это тёмные. Демоны, прорвавшиеся через тонкую грань Яви в наш мир и яростно жаждущие вцепиться нам в горло и вырвать наши пока ещё бьющиеся сердца.

Нас сорок три воина, которые ощетинились, словно ёж, копьями. Нет ни страха, ни сожаления, а только то чувство, которое зовётся долгом. Этот путь мы выбрали сами. Я вижу на молодых красивых лицах улыбки, и это страшно. Всегда страшно, когда воин уходит к праотцам в Ирий с улыбкой на губах. Страшно для его врага. Братья знают, что вся суть их жизни в этом коротком миге. Долгие годы упорных тренировок – и всего лишь один бой, отведённый им судьбой. Это для них честь! Жребий Макошь Мать бросила задолго до нашего появления в этом мире и сплела своей нитью сотни человеческих жизней в единый роковой клубок.

– Олег! – высокий богатырь с голубыми глазами окликнул меня. – Нам пора уходить по горной тропе! – Сердце отозвалось болью. Друзья смотрели на меня с надеждой.

– Чёрт, – выругался я.

– Нам пора…

С горечью осознавалось, что все этого ждут именно от меня. От меня!!!

И мы ушли, оставляя их всех на верную гибель. Я зло шептал, как безумный, сплёвывая кровавые сгустки себе под ноги на пыльную тропу:

– Встретимся в мире Прави, братья мои…

Голубоглазый молчал, лишь скупая одинокая слеза течёт по небритой щеке великана. Мы потеряли всё! Огромные валуны и кряжистая скала нависли над нами, как злой рок и неотвратимая судьба человека. Позади нас слышится треск ломающихся копий вперемешку с людскими стонами. Кто-то кричит. Демоны-наёмники из нейтральных миров добрались до моего отряда. Пронзительный визг умирающих тварей и звук вонзающихся в их плоть клинков глухим эхом отозвались в ущелье, сковали тяжёлыми тисками наши сердца. Последнее сражение моих братьев против демонов Нави началось. Передо мной выскочила какая-то чернявая зверюга, чем-то напоминающая огромную собаку, сразу же клацнув возле моего бедра своей слюнявой пастью. Но, к моему счастью, промахнулась. Ещё немного – и мне бы пришел конец.

Я перепрыгнул на торчащий из горного кряжа выступ, с разворота рассек копьём горло псу Одина. Зверь по инерции помчался дальше и врезался в каменистую стену, послышался хруст его позвоночника. Я побежал вперед… настолько быстро, насколько мог… справа от меня раздался знакомый протяжный одинокий вой гончей. Вот же привязалась сука! Голубоглазый аккуратно поднырнул под нечисть, полоснув мечом её брюхо. Создание потустороннего мира протяжно взвыло, но Метру это не остановило, а это она, я узнал её, она двигалась на меня как лесной тур, волоча свои потроха по пыльной тропе, обезумев от адской боли, захлебываясь в слюнях. Ну что ж… вполне ожидаемо, у неё ко мне личные счёты, любовь, она такая, кого хочешь сведет с ума, даже если ты тёмная тварь с другого конца Вселенной. Хотя… по меркам вселенной они наши соседи.

Я ушел немного левее с линии атаки, пропустил обезумевшую от любви Метру немного вперёд, короткий росчерк клинка отделил голову пса от тела. Ну, вот и всё, отправляйся-ка ты, дорогуша, к своему другу Церберу, в свои Паскудные миры. Отмучилась, бедненькая… Ещё слышался позади нас угасающий бой, перемешанный с людскими стонами и предсмертными хрипами демонов, а мы уходили, оставляя своих любимых и братьев на верную смерть. Горечь утраты спёрла грудь, подкатила к горлу, встала комом и, словно вулкан, прорывалась в ночную тишину страшным нечеловеческим рыком:

– Боги!!!

Глава 1. Озеро Вуокса, остров Малый

Солнце светит. Птички поют.

– Эх, хорошо-то как! – Лёгкий ветерок подул, освежает… Кайф! Сразу же на водной глади появились небольшие барашки, качнув поплавок. Я зажмурился и потянулся.

– Лепота…

Давно бы так, а то всё Питер да Питер, насилу вырвался. Скоро лето закончится, а я на рыбалку первый раз выехал. Какой ужас… Вытащил удочку и смачно плюнул на червяка.

Таблетка горючего спирта вспыхнула голубым огнём. Так, две ложки кофе, две сахара, миниатюрная медная турка уже над огоньком. Ждем-с-с-с…

День хороший какой, а не клюёт. Плохо, хоть бы плотва взяла. Мелочь, а всё равно приятно. Да и чёртовы комары, ещё не вечер, а они лютуют. Загрызли сволочи. Блин, кофе мой, ой-ё! Чуть не сбежал. Куда собрался-то?

А сигареты где? А, вот, нашёл. Год собираюсь бросить, никак, правда, пока собираюсь, но не могу себя уговорить… Боязно как-то. Но пить сегодня точно не буду, решил. Мужик сказал, мужик сделал. Вот и ладненько. Значит, договорились. Голубой дымок и глоток ароматного обжигающего напитка, что может быть лучше? А… Что?.. Хорошая баба! Согласен, но не всегда. Для меня в данный момент лучше классный бодрящий молотый арабский кофе.

Вот же блин, очки забыл дома. Блики на воде так играют, что поплавка не видно. Как в той песне из «Бременских музыкантов»: «Солнце взойдет…» Ладно, к вечеру авось расклюётся. А пока кайфуем. Вечером, смотри, и зубастая на охоту выйдет. А мы её, охальницу, на блесёнку да в ушицу. Хорошо бы! Оба-на, смотри, поплавок вздрогнул! Или показалось? Нет, точно, что-то подошло! Видимо, сосёт. Пущай сосёт, подождём. Поплавок немного подкинуло. Ждём, рано ещё, ждём, немного терпения. Тот вяло заелозил и отправился куда-то в сторону камыша. Подсечка, в самый раз. Ух ты, удилище дугой. В камышах бурун. Вот и уха! Достать бы! Хорошая катушка, японская, прямо внатяжку, не зря купил. Хвалю! Водит кругами, но к берегу не подходит. Лишь бы леска выдержала, засомневался я. Ага! Идёт, ближе, ближе. А где подсак? Вот же дурень старый, не взял! Как можно неделю собираться и в результате забыть ровно половину снаряги?! Не понимаю! Я в шоке от себя, граждане! Спешка нужна только при поносе, так говорит мой батя. Опять бурун, но уже ближе к берегу.

А вот и рыбка показалась. А лещик какой! Красавец! Настроение сразу стало подниматься, забаламучу такую уху вечером – ложку оближешь, на костре, да под холодную водочку. Ммм, тятя какая! Эх, благодать-то! Окинул взглядом небольшой остров. Кряжистый большой камень, словно пуп, грел свои бока на солнце, строго посередине острова. И ни души. Вот это рай… Кинул улов в садок, поменял червя и стал продолжать медитировать на лоне природы. Бахнуть, что ли? А нет. Сказал же, не буду, значит, не буду!

Солнце коснулось лучом верхушек елей, вот и вечереет. Взял любимый свой спиннинг, набор блёсен, перепрыгнул в зелёную крашеную старенькую лодку и оттолкнулся от берега. Поблеснив под своим берегом, стал переплывать к соседнему острову. А чего? Каждый рыбак знает, что у соседей всегда лучше! И я поплыл. Бросок вдоль камыша, лёгкая проводка. Удар! Вот, долгожданная зубастая. Хорошая штучка, свеча – и уверенно ведёт под корягу. А нет, куда ты, родимая, кто же тебе позволит? Подтянул, два оборота, подтянул, два оборота. Где твои жабры? А вот и они. Подхватил её и опрокинул в лодку. Моя прелесть! Пара окунят и неплохой щукарь есть на уху, пора бы и честь знать, нам много не надо.

Я попытался вытащить блесну из пасти рыбины. Щука словно ждала этого. Подпрыгнула и ударила «Емелю» хвостом в самый неподходящий момент. Чёрт! Финская блесна вспорола палец. Вот же чертовка! Ну да ладно, и без какого-либо сожаления я отпустил её в садок, заслужила. Так, а теперь рану промыть – и к себе на остров, там и обработаю перекисью водорода. «Или всё же поссать!..» – я задумался. Не, на остров…

Перекинулся через борт лодки, протянул руку к воде – смыть кровь. Соприкосновение с прозрачной зыбью, глухой удар, толчок, словно меня током ударило, вольт примерно на триста восемьдесят. Кайфанул так, аж глаза закатил. Ударная волна по ровной глади радиусом разошлась до горизонта. Ой, млять! А если бы всё-таки пописал?.. Ни фига! Как ещё не убило. Отдышался. Видимо, под водой где-то энергетический кабель пробило. Чудом остался жив.

Аккуратно погреб к своему берегу, всё, думал, на сегодня наловился. Хоть бы сволочи знак предупреждения поставили. По-моему, даже волосёнки на голове задымились. Выскочил на берег, стараясь отойти от шока. Вспотел так, аж трусы к жопе прилипли. Фу-у-у! Словно заново родился… Хорошо хоть, ума хватило не ссать в воду, а то всё, пиши пропало. Мой сморщенный друг такого шока не выдержал бы, отсох бы, словно стручок фасоли, это в лучшем случае. На горизонте вспыхнула молния. Ну вот, ещё и погода портится, ночью ливанёт, всё одно к одному. Подошёл к столу, налил в стакан водки. Ну, с рождением тебя, Серёга! И тебя тоже, мой маленький друг… Махнул не глядя, пошла хорошо, как к себе домой. Скоро стемнеет, надо б и ужином заняться. Аккуратно ножичком я принялся потрошить рыбку на берегу озера, никого не трогая. Краем глаза заметил в вечерних сумерках в камышах девицу. Вот тебе раз! Две хорошие голые сиськи. Вот тебе два!

– А ты откуда взялась такая хорошенькая? – от удивления на секунду замер я, аж глаз дёрнулся. Девица по пояс стояла в воде. Оглянулся – никого нет в округе. Мерещится с голодухи, что ли? Мотнул головой.

– Ты что, немая? – Сидит и только таращится на меня, глазками блестит. А округлости ничего, дыньки наливные. Длинные чёрные волосы тонкими прядями свисают с плеч, опускаясь куда-то в прохладную воду. А довольно милая, сделал я вывод. Чёрные жгучие глазки словно два омута, в таких и утонуть можно. Сто пудов, хочет меня! Вон улыбается. Заигрывает… Губки – словно малины лесной наелись. Красотка, прям русалка какая.

– Вылезай! Простынешь! – Реакции никакой, просто ноль, смотрит на меня, словно на медведя в цирке. Чёртовы сектанты языческие, сегодня ведь ночь Ивана Купалы. Ну, понятно, обдолбалась, наверное, а потом полезла купаться, на свои красные щёки приключений искать, да остров перепутала. М-да, я б с такой рыбкой и сам поплавал в тихой гавани да запруды проверил, раков половил…

– Вылезай, дурёха! – скинув тапочки, не выдержал я и шагнул в воду, в её сторону. Подруга сразу как-то напряглась и ощетинилась. Я сделал ещё шаг поближе и протянул осторожно руку. Бог ты мой, в вечерних сумерках от неё просто глаз не отвести. Особенно от этих спелых, сладких северных арбузиков. Ох, твою ж мать, чтоб мои глаза повылазили. Какое небо голубое… При этом я изо всех сил изображал, что совсем ничем не интересуюсь.

– Не бойся, пойдём! – сделал аккуратно небольшой шажок, стараясь мило улыбаться, чтобы не напугать, баба-то явно не в себе. Неожиданно огромный фонтан брызг окатил меня с ног до головы. Огромный рыбий хвост, словно дельфин в аквапарке, ударил по водной глади, подняв столб брызг и мути. Не знаю, как поступили бы другие мужики, но меня уговаривать долго не надо было, и я сиганул от неё на берег, как северный олень, словно от проказы. Существо, смотрящее на меня, зашипело. Был бы верующий, перекрестился бы. – Отче наш, иже еси на небесах!.. – постарался я вспомнить молитву, но на большее меня не хватило, и я попятился задом.

– Ишшшилимшам! – процедила она сквозь острые, словно бритва, длинные тонкие зубы и ощетинилась, как бешеная собака.

Фу-у, что-то я погорячился с этой красоткой! Зубы словно у вампира и синие круги под глазами выделялись на бледном водянистом лице. Кикимора, что ли?

– Убирайся! – не найдя ничего лучше, выкрикнул я так грозно, как мог, и махнул рукой. – Брысь, кому говорю!

Тварь, обдав ещё раз меня брызгами, оттолкнулась хвостом и нырнула. Огромная волна пошла вдоль камышей, как торпеда. Слово «удивился» тут немного неуместно. Я просто а-а-а-х-х-х-э-э-э… растерялся… Ну, вот так всегда, только встретишь добрую, хорошую, глазастую, присмотришься к ней утром, а она лярва лярвой. Нет, ну я тоже не Ален Делон. Залысины уже есть, щёки имеются, пузо тоже на месте! Хвостик в трусах шевелится. Что вам ещё надо? Подхватываю быстро нож со своим уловом и бегом поближе к костру. Чёрт-те что происходит! Дурдом! Слышал, таких тварей огонь отпугивает. Опрокинул немного «беленькой», чисто для успокоения нервной системы. А именно сто грамм. Подбросил дров в огонь – гори-гори ясно, чтобы не погасло, – и подтащил огромную сухую корягу поближе, водрузив на костёр, создав ебипетскую пирамиду. Только тогда и стал понемногу успокаиваться, переводя дух. Хватит, думаю, коряги до утра. Присел поближе на пенёк у костра, оглянулся, никого нет. На автомате подвесил котелок над огнём, стал понемногу отходить от шока и коситься в камыши.

Итак, что мы имеем? То, что долбануло меня, – это уже не в счёт. А вот то, что вокруг острова рыщет какая-то хищная тварь, – это факт! Сам не видел бы – ни за что бы не поверил. Но штаны мокрые, и я до ветру не ходил. Ночью валить с острова просто глупо, в данный момент фиг вы меня отсюда выковырнете. Мало ли, эта сумасшедшая нападёт. Что там народ про ночь Ивана Купалы говорит? Информации почти ноль, голова пустая. Бабы венки из цветов плетут да в воду кидают. Где-то читал, что нежить всякая ночью выходит. Вроде у Мазина где-то было, точно не помню. Ещё что? Всё! Без ста грамм не разобраться. Обернулся – никого. Почувствовал себя как в фильме «Пираты Карибского моря». Где мой ром? Оглянулся, налил, выпил, словно украл. Дожил… Ах да, хороводы водят вокруг костра! Вот и я, выходит… Надо было русские народные сказки на ночь читать, а я Мазина Сашу. Толку-то! Знал бы, соломы бы подстелил.

Гроза приближалась. Её тут только не хватает. Зальёт ведь костёр, как пить дать зальёт. В озере что-то огромное плюхнуло. Так, давай рассуждать логически. Нежить чего боится? В голову пришло только одно – серебряные пули. И то все мои познания основаны на песнях «Сектора Газа», слабо. И где я их возьму тут? Ага, слово мухой жужжит в мозгу, но вам не скажу. Везде!.. Судя по фильмам, боятся света. Стоп! У меня же классный рыбацкий фонарь есть. Тогда почему я в темноте? Мухой в палатку. Да будет свет! Яркий луч заметался по округе. Как знал, купил.

– Он ещё и комаров отпугивает!.. У-у-у! – прокричал я куда-то в темноту на всякий случай и погрозил кулаком. Что-то в камышах зловеще зашелестело. Глаз зацепился за старую ненужную тряпку. Так, так, так! Разорвав её на ленты, обмотал подобранную палку, полил её оливковым маслом. А факелы никто не отменял! Ну вот, установил один на подходе к лагерю, привязал его верёвкой к стволу дерева и поджёг со стороны озера, на тропинке. В камышах недовольно засопели. А у самого сердце дуг-дуг, дуг-дуг, дуг-дуг – немного ниже поясницы…

– Выкусите!.. – Дуг-дуг, дуг-дуг, дуг-дуг.

Вернулся, подсолил воду в котелке и добавил немного пшена. Второй факел положил возле себя на всякий случай. Если что, думаю, подпалю и в харю ей, в харю! Если выползет. На автомате достал нож и порезал зелень. Нож с костяной ручкой уверенно сидел в моей ладони. Калёная сталь, друзья подарили. А как про боевую единицу я про него забыл. Подвесил на пояс и сразу стал себя чувствовать намного спокойнее. Прям герой! А поджилки у самого и сейчас трясутся, даже водка не помогает. Война войной, а пожрать никто не отменял, добавил куски рыбы. Немного выждал, помешал душистое варево деревянной ложкой. Ещё налил себе граммульку «наркомовских», прихлёбывая горячим бульоном. А жизнь налаживается, ребята. Вот что мы за люди такие? Зажрались! И многие мои знакомые вкус к жизни потеряли, причём к своей, да я и сам такой. Всем мы недовольны. У кого работа плохая, у кого нет денег, кто политикой желчь мечет, кто Путиным, кто анти-Путиным. А жить-то когда? Телевизионщики не новости нам показывают, они время моё крадут. А ведь кто-то мог лишний час и с детьми побыть, и с друзьями посидеть. Так что и выходит, за всех переживаем, а за себя пожить некому. Чужой жизнью живём. Вон как у меня, сначала мне некогда было, работа, работа, теперь дети выросли, у них работа, работа. А чуть-чуть к сраке припекло, сразу начинаешь чувствовать любовь к своей жизни, остроту ощущений. И всякая чертовщина мерещится. Вот как сейчас. Прям адреналин в крови, или алкоголь, неважно, суть одна. Как у Высоцкого в той песне: и жить хорошо, и жизнь хороша. Умнейший человече был.

В небе громыхнуло так, что голову захотелось вжать в плечи. Так, сухие дровишки срочно собрать и в тамбур палатки. Подхватил кое-какие вещи и унёс. А то дождь накроет, не просохнут потом. Ненастье разыгралось не на шутку. Молнии били в разные стороны, словно это морской спрут, озаряя тяжёлый тёмный небосвод своими огненными жгутами. Для Питера это вообще аномальная погода. Гремит, конечно, но не так же! Треск такой разнёсся по небу, словно канаты рвут. Рождённый в южных регионах страны, я никогда не боялся этого природного явления. Но такого даже там не видел. Ночное небо страшно громыхало на горизонте и горело малиновыми огнями. Пойду лучше отолью, пока не поздно. Пробежал метров двадцать от лагеря, устроился на этом мегалите. А чего, ровно и удобно. Чем-то он мне напоминает Гром-камень, на похожем в Санкт-Петербурге Медный всадник стоит. А я чем хуже?! Коня, правда, нет. Я его «Пуп земли» назвал, дурацкая привычка, конечно, неживому имена давать, согласен. Но я такой, какой есть. Куда уж мне меняться, друзья, поздно, Вася! Над моей головой гром прошёлся раскатом, так что я подпрыгнул и чуть не облил себя. Алая молния больно резанула глаз. На мгновение перед собой я увидел её, она стояла недалеко от меня, на Гром-камне. Молодая девушка! Волосы чёрными прядями покрывали её плечи и грудь, словно ветви у плакучей ивы. Что особенно бросилось в глаза – седая прядь на смоляной чёлке, словно народившийся молодой месяц, и широко открытые серые, словно туман, глаза. А в них немой вопрос: «Где ты был? Я тебя так долго искала!» Если это сама смерть пришла за мной, я с ней готов идти куда угодно. Я громко икнул. Хоть за Калинов мост. Рукой утёр горячий потный лоб. Да я весь горю! Это просто ночной бред какой-то. Такого не может быть!.. Сердце перестало стучать в такт. Алые жгуты молний полоснули тонкими змеями в Гром-камень, озаряя округу так, что, наверное, было видно со спутников эти электрические разряды. А в её глазах теплится какая-то неуловимая надежда и вечная печаль.

Сероглазая сделала шаг, всего лишь один шаг навстречу. Я уже не мог адекватно воспринимать этот мир, голова кружилась, тело пылало в огненном бреду, на грани… это безумие… Кроме её глаз, в голове не осталось ничего, одна пустота. Она приподнялась на носочки, и её губы соприкоснулись с моими. Сердце сжалось, вспоминая до боли знакомый сладкий вкус, словно я был лишён его тысячу лет. Она опустилась и положила голову мне на плечо, крепко обняв своими нежными руками. Я умер…

– Этого не может быть… – прошептал сероглазой. – Я, наверно, сошёл с ума?! – я обнял тонкую талию, прижимая маленькое бьющееся в унисон сердце, заглядывая в её бездонные глаза, которые похожи на две маленькие параллельные вселенные. И я узнал их… – Ты приходишь ко мне в моих снах?.. – прошептал ей пересохшими губами и задохнулся от восторга. Она улыбнулась и поцеловала меня, крепко прижимаясь к моей груди, и даже немного всхлипнула.

– Я тебя больше никуда не отпущу! – голос ночной тенью закрался в мою голову. – Пропади этот мир пропадом… – А вокруг меня мир рвался в огненные клочья. Земля вздрогнула, и растущее рядом дерево вспыхнуло, как крохотная спичка. Молнии неудержимо жгли кислород, создавая вокруг нас ярко огненный кокон. Остров содрогался от грозовых раскатов, словно два великана неудержимо били в него своими барабанными палками. А ветер разъярённым демоном стегал своей плетью небольшой участок суши под моими ногами на озере Вуокса.

– Не уходи… прошу…– прошептал я, прижав её голову к груди. Чувствуя всем сердцем родное, да так, словно его сжали тиски. – Не уходи… – повторил я. Губы пересохли от жара. Она заглянула мне в глаза, показав свои грустные морщинки.

– Если я не уйду, ты погибнешь. – Наваждение отшатнулось от меня – и всё пропало. Всё сразу же стихло, словно ничего и не было. И сероглазая исчезла! Молнии перестали бить в камень, густая мгла спустилась на землю. Лёгкий ветер тронул моё лицо, словно её поцелуй на прощание. Грозовые раскаты прошли стороной, тишина и покой. Ветер кинул мне в лицо первые прохладные капли дождя. Или это были чьи-то слёзы? Как больно… Словно часть моей души ушла с ней. С камня вставать было крайне неохота. Так и сидел, одиноко смотря в ночную темноту.

– Кто ты?.. Я так долго тебя искал в своих грёзах.