Читать книгу: «Мальчик и море. Непридуманные истории», страница 2

– Дядя Тофик, не надо, она боится.

– Да ладно, чего ей будет! Уууу, зверюга…

И он хлопнул в ее сторону ладонями так, что кошка подпрыгнула на месте и сиганула за угол дома. Тофик покатился со смеху. Таня, поглаживая живот, сказала: «Дурак здоровый!» – и пошла в дом. Мама подмигнула мне:

– Ты как?

– Нормально, мам!

– Пойду вещи наши разложу… Таня, а где нам вещи свои разложить? – прокричала мама вдогонку хозяйке.

Дядя Тофик опять оторвался от своего агрегата, который все не хотел заводиться:

– А вы чего, хотите в одной комнате спать, что ли? Вот те на! Он же мужик, пусть в подвале спит, там прохладно. Я туда еще эту бандуру поставлю с кассетами. Будет балдеть по ночам!

И он, взяв свой магнитофон, пошел за угол дома, где сначала исчез брат-хиппи, а потом туда умчалась Марыся. Не дойдя до угла, Тофик остановился.

– Или ты боишься один? А то еще похудеешь от страха.

И он скрылся за углом. Там раздался звонкий свист, потом смех дяди Тофика, а потом как ошпаренная из-за угла выскочила Марыся и бросилась наутек к сараю. Мама погладила меня по голове.

– Не обращай внимания. Это у него шутки такие…

– …

– Хочешь в подвале спать? Может, действительно, там будет лучше, чем наверху… Сам решай!

– Да, буду в подвале.

– Ну, иди. А я к Татьяне.

Мама ушла в дом. Я надел сандалии и пошел за угол. Посредине дома, как выщербленный зуб, чернел проем. Я подошел к ступеням из мраморной плитки, ныряющим круто вниз.

– Смотри, осторожно, – донеслось из темноты. – Ступени скользкие. Особенно если ноги мокрые. И голову береги, потолок низкий.

Из подвала тянуло сырой прохладой. Спустившись, я попал в метровый коридор, расходящийся буквой Т. Из левой двери доносилось тихое пение, похожее на магические мантры народов севера.

– Направо поворачивай. И смотри под ноги, еще четыре ступеньки. Тоже скользкие, – донеслось из правой комнаты.

Я повернул на голос. И держась за влажную от конденсата стену, нащупал первую ступеньку… И сразу же поскользнулся, но с трудом удержался на ногах.

– Ой!

– Я же предупреждал! Очень скользко.

Глаза стали привыкать к темноте. Через горизонтальную щель в стене, размером с форточку, пробивался параллелепипед пыльно-желтого солнечного света. Отскакивая от мраморного пола, он ударялся о шершаво-серый потолок, оставляя там свой прямоугольный отпечаток. Здесь было влажно и холодно. Не верилось, что на улице плюс 34 градуса.

– А зачем тут мраморный пол, если скользко?

– Зато красиво… Сейчас свет починю… От сырости замыкает вечно…

В углу, где шевелилась тень дяди Тофика, коротнуло, и вместе с искрами посыпался отборный мат. Фейерверк закончился, и все стихло. Потом в луч света вошел монтёр-пиротехник, рассматривая свою руку.

– Нормально меня еб… Кхм! Садануло! Аж искры из глаз! Там выключатель справа у входа на уровне пояса.

Я пошарил рукой по стене и нащупал кнопку. Щёлк! Тоскливо зажглась лампа посреди комнаты, поглотив солнечный свет из бойницы окна, превратив комнату из подземелья в склад забытых вещей. Тут были кровать с провисшей сеткой, прикроватная тумба пионерлагерного образца, у противоположной стены стояли ящики с инструментом, проводами, железными банками. Вдоль стены ползла полка с закупоренными стеклянными бутылками, в которых поблескивали всеми цветами радуги загадочные жидкости. Тут же в углу куча ржавого хлама ощетинилась запчастями для неведомых мне станков и транспортных средств, которые здесь, по всей видимости, пытали и замучили до смерти. Под жалким подобием окна стояла длинная тумба, на которой вольготно расположился новенький, но так и не заработавший японский кассетник, и скромно развалился старенький советский патефон. Все полки тумбы были заставлены старыми пластинками! Патефон и пластинки!

Пока Тофик пытался реанимировать японского годзиллу, я решил познакомиться с патефоном. Две коробки, обтянутые зеленым подобием клеенки, соединённые двумя рояльными петлями, вытянулись на тумбе, стыдливо демонстрируя своё жалкое нутро иностранному чуду техники. Никелированная ручка для завода, металлический блин диска, пронзенный штырем в центре, взбудораженная пружина, торчащая из ящика, шестерёнки, заполонившие внутренность, и звуковая изогнутая трубка с круглым громкоговорителем. Только иглы не было…

При помощи отвертки, мата и ободряющих постукиваний магнитофон ожил… Но ненадолго. Годзилла был голоден и тут же зажевал кассету…

– Твою-то так…

– Дядя Тофик, а иглы нет?

– А чего она даст?

– Для патефона…

– А! Я-то думал, для этой дряни… Гвоздь возьми сапожный! Вон их там в ящиках полно.

– Просто гвоздь?

– А какая ему разница? Только самый тонкий выбери… Хочешь починить эту рухлядь? Давай! А то у меня руки не доходят… Если масло для смазки нужно, то там в банках есть какое хочешь.

И сосед опять жахнул по «Шарпу» кулаком. В результате такого приема карате отвалилась, как челюсть, крышка кассетоприемника. Больше он ею жевать не сможет! Но была же ещё вторая! Начались пытки паяльником.

Я нашёл в ящиках коробочку с тоненькими гвоздями и отыскал в завалах жестяную масленку. Вскружив пружине голову, уговорил ее вернуться к заскучавшим шестерёнкам и задобрил их маслом, на своё место водрузил тяжеленный диск с резиновым блином, откусив кусачками шляпку гвоздика, закрепил его в зажиме на головке, вставил никелированную ручку в гнездо и провернул несколько раз по часовой… Достал с полки старый выцветший конверт… Апрелевский завод грампластинок. Вторая гр. АРИЯ РАДАМЕСА. Э. КАРУЗО (На итальянском языке). Руки затряслись, и сердце часто забилось. Нанизал пластинку на короткий штырёк, опустил звукосниматель с иглой собственного изготовления на начало дорожки… И ничего… Тишина… Я разочарованно выдохнул и почувствовал, что на меня смотрят… Слева хозяин дачи парами канифоли и олова пытался изгнать демонов из магнитофона. А справа в дверях стоял брат-хиппи. По всей видимости, он давно наблюдал за нашим экзорцизмом.

– Там надо собачку повернуть… – произнёс он, улыбнувшись.

– Какую нахрен собачку, Джаник! Чего ты городишь! Собачку… Это японский магнитофон…

Хиппи-Джаник подошёл ко мне и передвинул маленький рычажок под металлическим кругом вправо… И пластинка закружилась! Раздались шипение и тихий треск… Э. КАРУЗО запел на чистейшем итальянском языке! Патефон, который годился мне в дедушки, сапожным гвоздем воскрешал из прошлого давно забытый голос певца. Это было чудо! Джаник протянул мне открытую ладонь, что означало «Дай пять», и я с удовольствием хлопнул по ней.

– Там женщины ужинать зовут! Меня за вами послали!

– Сейчас иду! – ответил Тофик.

И брат-хиппи пошёл к выходу. Я с благодарностью смотрел ему вслед. В дверях он повернулся.

– Если от батареек не работает, попробуй в сеть включить…

– Иди отсюда, сам знаю! – огрызнулся хозяин.

И Джаник, а полным именем Джангир, ушёл. Тофик сплюнул на мраморный пол, взял шнур от магнитофона и воткнул его в розетку. Индикаторы загорелись зелёными зрачками, стрелки весело дернулись вправо и ритмично запрыгали в такт только им одним слышной музыке. Тофик со злостью выкрутил громкость на полную. В комнату ворвалась группа «Бони Эм», загнав испугавшегося старичка Э. КАРУЗО в шипящую пластинку. Я повернул рычажок. Пластинка остановилась. Патефон умок. В дверях показалась перекрикивающая представителей чуждой нам эстрады тетя Таня.

– Вы чего тут? Оглохнуть можно! Ужинать идите!

Тофик щелчком кнопки «стоп» оборвал песню про солнце и молча вышел из помещения. Тетя Таня посмотрела ему вслед, потом перевела взгляд на меня:

– Чего у вас тут произошло?

– Я патефон починил!

– Умница! Идём за стол!

Я осторожно отвернул звукосниматель, снял пластинку, вложил её в конверт и пошёл к выходу. Хозяйка выключила свет, и комната взорвалась радужными пятнами! Закатное солнце, отскочив от мрамора, ударилось в бутылки на полках и раскололось на тысячи разноцветных бликов. Я оказался внутри детского калейдоскопа. Стал кружиться на одном месте, как крутят трубку со стеклышками. Таня засмеялась, потом остановила меня за плечи.

– Тут надо быть осторожным! Очень скользкий пол…

И повела меня из комнаты.

Стол был накрыт на веранде второго этажа под виноградными листьями. Отсюда было видно, как огромный рыжий шар так раздобрел за день, что уже не мог держаться в зените и тяжело сползал за горизонт, пытаясь втиснуться в раскалённый за день посёлок! Спрятаться от ночной темноты и отсидеться за заборами до утра! Висела звенящая тишина, не нарушаемая даже шелестом листьев ввиду отсутствия какого бы то ни было движения воздуха. Все дышало летом. Даже бетон и тот, напитавшись солнцем за день, сейчас отдавал тепло, просто так, безвозмездно, в пространство. Ночь обещала быть жаркой, но все лучше, чем в городе, где ко всем вкусностями горячего лета гарниром подавались пыль, гарь, копоть и отсутствие чистого воздуха! А тут через дверь кухни тягучими волнами разливался аромат свежеприготовленной еды. Им уже можно было заедать запах свежих овощей, которые разлеглись на блюде по соседству с зеленью и лавашем, только что из тандыра! Все было произведено, приготовлено, выращено и собрано сегодня, здесь и сейчас! Огурцы, помидоры и перец росли за домом. Лук, чеснок и кинза, рейган и тархун – рядом с сараем. Мацони и сыр взяты у соседа справа. Лаваш – у соседа через дорогу. Натуральное хозяйство! Никто даже и не мечтал о супермаркетах! Заберите их себе обратно!

Джангир гонял малышню-клопышню вокруг стола. Они визжали, пищали и смеялись, вызывая ответный лай соседских собак, и так увлеклись игрой, что чуть не сбили с ног Тофика, который вышел на веранду из своей комнаты.

– Обалдели что ли? Джаник, весь поселок на уши поднимете! Давайте, садитесь за стол! А ты чего там стоишь, как в гостях? Тоже садись! – обратился он ко мне.

Пьянящий аромат с кухни сделал его добрее. На балкон вышла мама с подносом, на котором стояло два кувшина – один прозрачный, покрытый капельками росы, с розовой жидкостью, в которой плавали ягоды смородины, крыжовника и ежевики, а другой кувшин был глиняный, и можно было догадаться, что в нём находится домашнее вино. За мамой вышла тетя Таня, держа полотенцем за уши чугунный казан с крышкой, из-под которой струился еле заметный зеленоватый дымок. При виде этой процессии хозяин расплылся в улыбке.

– Ну, наконец! А то я уже думал, с голоду помру… что там у нас?

Хозяйка открыла крышку и выпустила сказочного джинна с запахом долмы! Джинн заставил всех захлебнуться слюной и схватиться за вилки.

– Долма! – представила тетя Таня нам блюдо и добавила: – Из баранины! Алла, вы же едите баранину? Свежая! Не из магазина!

– Мы всё едим, – ответила мама и начала разливать напиток по граненым стаканам.

– Таааак! Детишкам холодненький компот…

– И взрослым тоже компотику, – подключился дядя Тофик и из глиняного кувшина дугой к стаканам потянулась светящаяся розовым тягучая влага. – Прошлогоднего урожая. Изабелла. Рядом с бассейном растёт… Ну, милости просим, гости дорогие!

И Тофик поднял бокал, призывая всех присоединиться к нему. Тетя Таня раскладывала долму по тарелкам.

– Ну, Тоф, подожди! Дай поесть сначала!

– Поесть мы всегда успеем. А спирт испаряется!

Дядя Тофик перевел бокал вина на вытянутой руке в мою сторону и прицелился сквозь него одним глазом.

– У-ле-ту-чи-ва-ет-ся! Да, боцман?

Так он меня иногда называл за мою полноту. Да и не только он. Во дворе тоже. Почему люди считают, что если боцман, то обязательно толстый? Я и худых видел…

– Кстати, а наш мастер Пончик починил пончифончик. Может, ему тоже вина, а то что он как маленький? Алла, ты же не против? – продолжал веселиться хозяин.

Мама погладила меня по голове:

– Рано нам ещё…

Вдруг снизу на всю катушку грянула песня про солнце «Бони Эм». Они как с цепи сорвались. Орали так, что в окнах задребезжали стекла. Дети вздрогнули. По поверхности жидкостей в стаканах пробежала рябь. Тофик опустил бокал.

– Че это?

– Я посмотрю! – брат-хиппи пошел утихомиривать взбесившихся музыкантов.

Хозяин вертел бокал вина за ножку, играя рубиновыми зайчиками.

– А меня отец с десяти лет вином угощал. И ничего! Нормально, как видите! Ну, всё? У всех долма в тарелках? Можно поднять бокалы, жена?

Острие холодной улыбки вонзилось в Татьяну. После тоста пришла очередь долмы. Это такие маленькие голубцы из рубленой сочной баранины, завернутой в молодые виноградные листья. И баранина должна быть именно рубленой! Большим ножом! А не бездушно перемолотая в мясорубке и превращенная в безжизненный фарш. Сказочное сочетание слегка терпкой кислинки бархатной листвы с немного соленым и в меру перченым сладким мясом молодого барашка. И обязательно полить соусом из кислого мацони с перетертым с солью молодым чесноком, выдержанным в холодильнике. Кислое, терпкое, мясное, соленое, острое и сладкое одновременно. Вот такое сочетание вкусовых красок создаёт всеми обожаемую картину кулинарного импрессионизма под названием «Долма».

Музыка внизу оборвалась так же резко, как и включилась. На полуфразе. «The dark days are gone, and…» Чик и все! «Темные дни прошли, и…» Не успели досказать артисты зарубежной эстрады чего же там произошло дальше. Вернулся Джангир.

– Сам собой включился магнитофон. Коротит, наверно, чего-то. Я его из розетки вытащил.

Осушив до дна бокал вина, Тофик взял вилку, открыл крышку казана, пронзил маленькое зелёное тельце горячей долмы, макнул ее, истекающую соком, в белый холодный соус мацони с чесноком и отправил догонять двести грамм домашнего вина.

– Люблю вот так вот из общей кастрюли горяченькую заточить… пока они там не остыли, как на тарелке….

Он сделал несколько движений небритыми челюстями, раскусив и пожевав невинную долму… Потом медленно встал из-за стола, подошел к перилам и, выплюнув все это за балкон, обернулся к Тане.

– Ты где баранину брала?

– У Самеда…

– Я же просил тебя не брать у него. Он кормит своих баранов каким-то дерьмом! До Зураба лень было дойти? – голос становился жестче.

– Зураб утром все продал, а у других…

– Так нех… не надо было вообще брать!

Дети смотрели на отца не шелохнувшись. На глазах младшего стали наворачиваться слезы. Джангир встал.

– Так, дети, взяли свои тарелки и пошли на кухню…

– Почему, дядя Джаник? Мы же еще не доели! – спросила старшая девочка семи лет.

– Потому что… дождь сейчас начнется…

И он подхватил маленького мальчика в одну руку, его тарелку в другую и пошел на кухню. Девочка последовала за ним.

– Тоф, я прошу тебя, не начинай!

– Чего не начинай? Чего? В доме гости, а на столе есть нечего!

Средний мальчик тоже встал из-за стола.

– Мамочка, можно мне еще долмички? Очень вкусная…

– Конечно, сынок…

И Таня стала накладывать в тарелку сыну очередную порцию виноградных куколок. Солнце окончательно погрузилось в поселок, и сверчки радостно возвещали пришествие ночного светила. Тофик подошел к столу и налил себе из кувшина. При свете полной луны и пары свисающих ламп вино приобрело кровавый оттенок.

– Давай, отрави своего ребенка… – и он залпом опрокинул бокал, так что немного вина вытекло из уголков рта и потекло по подбородку, окропив белую футболку.

И тут моя мама, которая все это время молча держала меня за руку под столом, заговорила.

– Тофик, не стоило при детях! Тем более, что долма действительно вкусная! И мы с Танюшей старались, чтобы было хорошо!

Мама говорила как всегда тихо, но с такой интонацией, что люди вытягивались по стойке смирно. Все-таки начальник отдела кадров, вот уже десять лет. Тофик пошатнулся и сел. Он положил правую руку себе на голову, несколько раз провел по волосам. Потом посмотрел по сторонам, как будто не мог найти своей шляпы, и… улыбнулся.

– Да? Вкусная? Хм… Может, мне такой кусок попался. Ну, ничего, Марыся его уже сожрала. А давайте потанцуем, а? Танюша, жена моя! Потанцуем?

– Сейчас дети докушают, и надо будет их искупать и укладывать.

Таня взяла за руку сына и увела на кухню. Напоследок с благодарностью посмотрев на мою маму. Тофик налил себе еще бокал кровавого напитка.

– Аллочка, может, мы спляшем? А? Чего все разошлись куда-то? Такой вечер…

– Спасибо! Мы – спать! Я устала! Сережа, думаю, тоже! Там внизу постель есть?

Хозяин как-то совсем погрустнел. Голова его упала на грудь. Он теребил рукой подбородок.

– Я сейчас принесу белье! – и он попытался встать.

– Не надо! Я сама возьму у Тани. А ты иди отдыхать! День такой был… Жаркий!

– Да, щаз! Спать!.. Ага! В бассейн пойду! Боцман, ты со мной?

Я посмотрел на мать. Наши взгляды встретились.

– Сходи, сынок, освежись! Спать легче будет. А я пока кровать внизу приготовлю.

Тофик встал из-за стола и пошел к лестнице, что спускалась с веранды в сад. Я ждал его у перил. Мама двинулась в сторону комнатной двери. И тут их пути пересеклись. Внезапно Тофик схватил маму за запястье. Мама остановилась. Он был невысокого роста, чуть выше моей мамы.

– А ты в бассейн не пойдешь? – произнес он, отчеканивая каждое слово, глядя на маму исподлобья, как будто собирался упереться в нее головой.

Мама медленно высвободила руку, оглянулась на меня, подмигнула, потом посмотрела в глаза соседа, и он сделал шаг назад.

– Ну, тогда мы с боцманом одни поплаваем. Больше места будет.

И Тофик, сев на перила, съехал вниз. В лунном свете было видно, как он подбежал к гладкому зеркалу водоема, в котором отражались звезды, снял с себя одежду, залез на бордюр и, раскинув руки в стороны, спиной упал в небо, разбросав звезды по всему саду. Он плавал, громко фыркая от удовольствия и раскидывая бриллианты воды далеко вокруг. Я, пройдя через лабиринт виноградника, подошел к бассейну. Капельки воды звонко колотили по листьям, заставляя их шуршать и блестеть под луной.

– Ну, наконец-то ты дошел! Заблудился, что ли?

Я разделся и залез в воду. Если достать пятками до дна, то вода накрывала с головой. От прохладной свежести мурашки счастья побежали по телу. Захотелось крикнуть звездам: «Эй, вы там, на небе! Я вас вижу!» Но было неловко проявлять свои эмоции в присутствии пьяного мужчины, который резвился радом как младенец. Вот если бы я был один…

Сплавав несколько раз туда-обратно, я полез из бассейна.

– Ты чего? Всё, что ли? Эх, ты… А еще боцман.

– Я спать пойду…

– Давай! А я еще тут поныряю… Я, кстати, собираюсь с утра бычков ловить на море. Рыба такая. Пойдешь? Только я рано пойду. Часа в четыре. Слабо? Без мамы?

Это был вызов! Ну и что? А почему бы и нет?

– Пойду!

– Ну, посмотрим! Я тебя разбужу!

Он залез на край, подпрыгнул с криком «Эх, ма..», сгруппировался и бомбочкой упал в воду.

Так здорово было шлепать мокрыми босыми ногами по прохладным шершавым плитам. Марыська испугала меня, напав из темноты, а потом, прося прощения, стала тереться о мои ноги, урча и слизывая влагу с лодыжек. В доме было уже темно и сонно. Я спустился вниз, погрузившись в нирвану. Слева, как и днем, звучала тихая музыка, и через щели по краям занавески, закрывающей вход, пробивался свет свечей. Я повернул направо. «Надо сначала наощупь спуститься в комнату, чтобы иметь возможность зажечь лампу. Тупость в сочетании со скользким мраморным полом!» И только я об этом подумал, как мои ноги с последней ступеньки стартанули от меня вперед так, будто трение в природе вообще отключили. Я, цепляясь за шершавые бетонные стены, видел свои ступни уже прямо перед собой. А голова моя, набирая скорость, неслась прямиком в мраморную лестницу… Но тут чьи-то руки подхватили меня за плечи, остановив вращение моего тела, и я шлепнулся задницей на холодный скользкий пол. Излишки веса смягчили приземление. Но было крайне неприятно. Сигнал, посланный пятой точкой, дошел до мозга и пришло осознание последствий такого кульбита. Это же было сальто-мортале, как сказал бы Э. КАРУЗО.

Джангир! Он спас меня. Этот флегматичный хиппи, человек мира, со своей вечно отстраненной улыбкой, оказался в нужное время в нужном месте. Присев рядом на ступеньку, спросил:

– Ты как?

– Попа болит!

– Голове легче! – и он тихонько засмеялся. – Слышу, кто-то зашел. Дай, думаю, посмотрю… И вижу, как ты летишь, руками машешь, а голова перевешивает. Решил подстраховать!.. Ты же не против?

– Джангир, вы спасли меня!..

– Да? А я думал, ты всегда так делаешь!.. – и он опять засмеялся. – Тут босиком нельзя, брат! Очень коварный пол. Особенно если мокро. Какой-то сверх скользкий мрамор. Я сам всегда во вьетнамках хожу.

И он продемонстрировал мне резиновые зеленые сланцы с розовыми перепонками.

– Посиди пока, не вставай без меня. А то опять улетишь. Где-то валялись старые…

Я на попе подполз к выключателю и включил свет. Вернулся Джаник. Протянул мне резиновую обувь.

– Держи! Они, может, и старые, но не скользкие. И свет лучше не включать. Всякая мошкара и жуки в гости придут. Потом не выгонишь. Вставай! Сейчас пару свечек принесу.

В безопасных сланцах я дошел до кровати, заботливо приготовленной моей мамой. Вернулся брат-хиппи.

– Держи свечи и спички. Ты за бычками пойдешь?

– Ага… А ты?

– Э, нет! Я спать! Этот спорт не для меня. Спокойной ночи!

– Спокойной… Спасибо!

Он улыбнулся и ушел, выключив лампочку. Музыка в его комнате затихла. В лунном свете с тумбы на меня смотрели два музыкальных проигрывателя разных эпох. На ладан дышащий новый магнитофон и бодренький старый пончифончик. Я разглядывал их и думал: «Интересно, они общаются друг с другом? Наверно, нет… Переводчик нужен. Хотя, может быть, нотами… Но они же играют разную музыку… Шарп может Аллу Пугачеву воспроизвести, а патефон – чего-нибудь японское…»

Понятное дело, что это был сонный бред. В ушах звенела тишина… Ко мне подошел Э. КАРУЗО и стал трясти за плечо.

– Подъем! Встаем! На рыбалку пора!

Я открыл глаза. Надо мной стоял Тофик с брезентовым рюкзаком на плече.

– Ну ты и соня! Не замерз? Тут по ночам холодно!

– Не замерз…

– Собирайся! Там позавтракаем. Я с собой взял.

И он вышел. Я осмотрелся вокруг: «Куда же делся Э. КАРУЗО? Тьфу, черт! Надо вставать!» Сел в кровати и, тряхнув головой, попытался сбросить сон… Но он плотно сидел во мне и никак не хотел покидать своего нагретого пристанища.

– Ну, где ты там? Вся рыба разбежится! – Тофик заглянул в окно.

– Иду!

«Проснусь по дороге, не впервой!» – решил я и, одевшись на автопилоте… не забыв про резиновые сланцы, вышел на улицу. Солнце уже начало карабкаться на забор, вылезая из своей ночной засады. Тофик пускал кольца дыма в его сторону.

– Сегодня будет еще жарче, чем вчера. Вон какое ядреное солнышко… Готов?

Я кивнул.

– Пошли!

Проходя мимо бассейна, Тофик, зачерпнув горстями воду, плеснул в меня. Влага, ударив ночной прохладой в лицо, сбила дыхание, но при этом встряхнула все мои чувства. Организм начала понемногу просыпаться. Солнце мягкой ладонью коснулось правой щеки. Свежий запах виноградной листвы проник в легкие. Предметы начали обретать четкие очертания. Ступни во вьетнамках почувствовали влагу желтого песка. Дрожь пробежала по всему телу. «Все системы в норме и готовы к рыбалке!» – проскрипела за спиной железная дверь.

Мы шли вдоль лабиринта заборов, которые тянулись бесконечной Китайской стеной по обеим сторонам. Изредка встречались калитки, окна-бойницы, дразнящие белыми занавесками, и совсем редко – глухие металлические ворота. Наверно, людям было что скрывать, кроме мычащих коров и блеющих барашков. Серый асфальт хрустел песком под сланцами, и с каждым поворотом песка становилось все больше и больше. Меня не покидало ощущение, что чего-то не хватает. Тофик шел впереди, окуривая меня едким дымом «кэмел» без фильтра. На плече только рюкзак… и тут я понял!

– Мы удочки забыли!

– Удочки? Зачем нам удочки?

– Как же? А рыба? Как ловить?

– Ударился вчера что ли? Я закидушки взял. Четыре штуки.

– Закидушки???

Это была моя первая рыбалка в жизни.

Каменные стены плавно превратились в деревянные заборы, а асфальт превратился в песок. Идти стало тяжелее. Ноги проваливались в зыбкую кашу. Заборы потеряли ровный строй и стояли покосившимся частоколом. И вот, сделав ещё один поворот, мы увидели море!.. Да, собственно, чего такого то? Море как море! Оно и в Африке море. Потянуло преющими морскими водорослями и мелкой рыбкой, выброшенными ночным прибоем. Чайки толпами расхаживали по дикому пляжу. Такие толстые и наглые. Казалось, что они вообще разучились летать. Красное колесо солнца катилось по краю голубой глади, отражаясь чешуйками от мутной воды. А вы думали, я вам расскажу про прозрачное, как слеза ребенка, море, которое плещется, лаская ноги, и уносит с собою забытые вами следы? Может, где-то и есть, но точно не здесь. Надо очень постараться, чтобы найти чистый пляж. Нефтяные пятна, тина, морские водоросли, взбаламученный песок, ну, и всякой дохлой рыбешки по мелочи. Вот такое тут бывает после прибоев, приливов и штормов. А вон птичий базар. Не в том смысле, что их продают, а в том, что их тут беспорядочная толпа. Чайки, бакланы, гагары, вороны, воробьи и даже, кто бы мог подумать, голуби. Все собрались на этот пир горой и дербанят тушу тюленя со вспоротым винтом корабля брюхом. Меня стало подташнивать.

– Ничего, боцман, я знаю тут одно место, там всегда чисто.

Тофик поднял с земли палку и метнул в толпу наглых птиц. Только несколько воробьев лениво перелетело на другое место. Остальные даже не обратили внимания.

Минут через двадцать показалась каменная коса, уходящая в море.

– Нам туда!

Ну, наконец-то, конец маршрута! А то, честно говоря, я уже подустал месить песок. Невысокая скала была изъедена морем и временем. Лунки округлой формы с острыми краями, заполненные водой, переливались на солнце, и в каждой кипела своя жизнь. Волны наполняли эти вольеры крошечными питомцами, которые обретали здесь свое пристанище до следующего шторма или жили до тех пор, пока нещадное солнце не выпьет всю воду из этого маленького озерца.

– Чего ты там застрял? Скоро шесть, а мы еще ни одной рыбёхи не поймали. Скалы что ли не видел? Давай руку!

Тофик уже залез наверх.

– Только смотри, осторожно! Края очень острые, можно нехило порезаться.

И он показал мне рубец от шрама на голени сантиметров в семь длиной.

– Волна сбила с такой вот скалы, когда пацаном был.

Взобравшись наверх, я удивился причудам природы. Скальный массив формой напоминал лавровый венок, двумя концами уходящий в море метров на пятьдесят. Эта бухта возвышалась над пляжем и водой на два человеческих роста. Вот тут вода действительно сверкала, как слеза ребенка. Прозрачная и непорочная. Мелкая рыбешка большими стаями безмятежно переплывала с места на место. Просто так, без всякой на то причины. Тут не надо было бороться за свою жизнь, спасаясь от стихии. Тут мелкий песок сиял чистотой. Вся грязь оставалась за пределами этого эдема. Снаружи волны бились о камень. Они тоже рвались сюда. Отдохнуть и погреться на солнышке. Но хаосу путь был заказан! Тут была идиллия спокойствия и тишины. Мы спрыгнули внутрь. Сразу захотелось лечь на песок и уснуть.

– Так! Вот тебе целлофановый пакет. Сделай снизу маленьких дырок, чтобы вода уходила, и пойдем ловить креветок для наживки.

Мечты о лежании и загорании на песке разбились о рыбалку, как волны о скалы. Я зубами прокомпостировал пакет в нескольких местах и пошел следом за дядей Тофиком к левой косе. Мелкая рыбешка, поблескивая на солнце, разлеталась в разные стороны от ног, поднимающих со дна песок при каждом шаге. Солнце начинало припекать. Мы подошли к скале. Здесь вода доходила до пояса.

– Теперь смотри. Берешь пакет с двух сторон и подныриваешь руками под скалу. Прям под самый низ. Там будет такое углубление. Песок водой вымывается. Ведешь пакет, как сачком, вдоль пару метров и достаешь, не переворачивая. Понятно?

– Ну… в общем… да…

– Показываю!

Он, взяв пакет за края, присел на корточки и завел руки под скалу. Держа голову над водой, прошел немного в сторону открытого моря, остановился и шагнул от скалы.

– Иди сюда! Смотри!

Я подошел поближе, и в этот момент из-под воды показался целлофановый пакет, доверху заполненный мелкими, салатово-прозрачными креветками. Как так? Одним разом тыща-миллион-до-неба! Они шевелились, подпрыгивали и ползали друг по другу. Тофик достал из плавок магазинную сумку из ткани с ручками и протянул мне.

– Держи, боцман!

Густой кисель с усиками, ножками и маленькими черными глазками переместился в сумку. Килограмм, а может, и больше.

– Теперь давай ты!

Мне стало как-то не по себе. А вдруг там есть кто-то еще, и он меня укусит…

– Не боись, они не кусаются… – прочел мои мысли.

Набравшись духу, двинулся навстречу опасностям. Вода накрыла меня с головой, когда я подсел под скалу.

– Отойди левее. Там не так глубоко.

Несколько шагов в бок. В сущности же ничего страшного. Это же просто креветки. Мелкие рачки… Тут вода по горло. Теплая и соленая. Плещется и попадает брызгами в рот. Руки глубже… И тут я почувствовал там, в глубине, что-то скользкое, шевелящееся и плотное, как обойный клей. Да, я помогал своим родителям клеить обои и знаю, что это такое… Но оно еще и покалывало и было живое! Мне стало страшновато, и я резко встал.

– Чего ты? Испугался что ли? Давай, давай, а то ловить не на что будет!

Заход номер три! Подсел. Пару шагов в сторону… Я чувствовал, как пакет в руках тяжелеет. Стоп. Шаг от скалы и медленно встаем. Мой первый в жизни улов. Восторг охотника за креветками охватил меня с ног до головы. Целый пакет счастья отправился в сумку.

– А можно еще?

Я был окрылен своей первой рыболовной удачей.

– Да конечно! Хоть все скалы облазь!

И я пошел лазать. Заход. Еще один. И еще. Даже вспотел. Если это можно, находясь по горло в воде. Сумка была наполнена доверху!

– Все! Хватает! Теперь на скалу.

Мне уже ничего не было страшно. Я был счастливым победителем и Укротителем Креветок. Забрав рюкзак и вооружившись сумкой с наживкой, мы залезли на гребень скалы и направились в сторону моря. Идти было неудобно и больно ступням. Эти симпатичные на вид лунки обладали острыми краями, а от воды становились еще и скользкими.

– А нам далеко?

– До самого конца. Тут ловить нечего.

Море запрыгивало на скалу волнами, пытаясь схватить нас за ноги. Но только разбивалось на солнечные осколки, соленые на вкус. Они осыпали наши тела и тут же превращались в пятнышки соли. Солнце уже испытывало сильную жажду. А ведь было всего-то около семи часов утра.

У окончания каменной косы ветер был злее и море суровее. Тофик извлёк из рюкзака загадочные для меня предметы. Поймав мой вопросительный взгляд, протянул плоскую дощечку размером в локоть с намотанной на ней леской.

– За-ки-ду-шка! – произнес он, разделяя каждый слог, как для умственно отсталого. – Это и есть закидушка, боцман. Мама тебе такого не показывала? Будешь знать. Смотри! Вынимаем грузик из-под лески и осторожно начинаем раскручивать. Крючков десять штук. Запомни. Не досчитаешься – и порежешь себе ладонь. Де-сять!