Феноменология психических репрезентаций

2.2.3. Категории базового уровня

В последние десятилетия в литературе активно обсуждаются так называемые «категории базового уровня». Дж. Лакофф [2004, с. 53] отмечает, что начало изучения категорий базового уровня связывают с работами Р. Брауна, который обнаружил, что этот уровень категоризации имеет следующие свойства: это уровень различительных действий; уровень, который изучается наиболее легко и на котором вещи впервые получают свои имена; это уровень, на котором имена наиболее короткие или употребляются наиболее часто; это естественный уровень категоризации, противопоставленный уровням, созданным «достижениями воображения».

Процессы категоризации самым тесным образом связаны не только с визуальными и аудиальными моделями репрезентируемых категориями сущностей и их свойств, но и с кинестетическими моделями действий человека с этими сущностями. Дж. Лакофф (2004) цитирует Р. Брауна:

Когда сын Льюиса впервые смотрит на желтые нарциссы в вазе и слышит, что их называют цветами, ему говорят, чтобы он их понюхал, и мы можем предположить, что его мать склоняется над цветами и делает как раз это. Когда мяч называют «мяч», с ним, скорее всего, играют, заставляя его скакать и прыгать. Когда кошку называют кошечкой, ее, скорее всего, гладят. «Нюхать», «скакать» и «гладить» являются действиями, четко связанными с определенными категориями. …Эти действия являются отличительными, потому что они могут функционировать как символы этих категорий. …Цветы обозначаются действием втягивания носом воздуха, но нет действия, которым отличают один вид цветов от другого. Первые имена, даваемые вещам, попадают на уровень отличительных действий, но имена продолжают кодировать мир на всех уровнях, а отличительные действия – нет [с. 52].

Б. Стросс [В. Stross, 1969], исследуя обучение языку тцелтал, обнаружил, что в первую очередь ребенок усваивает названия растений, которые являются родовыми наименованиями, то есть категории базового уровня. Дж. Лакофф [2004, с. 54–55] сообщает об исследовании Б. Берлина и его сотрудников:

B. Berlin,Breedlove, P. Raven (1974), изучая народную классификацию растений и животных у людей, говорящих на языке тцелтал в Мексике, обнаружили, что один из классификационных иерархических уровней – «род» является для них важнейшим, или базовым, а их классификационная иерархия выглядела примерно так:

Примерами растений и животных на уровне «рода» являются дуб, клен, кролик, енот и т. д. Авторы полагают, что уровень рода является психологически базовым в следующих отношениях.

Люди предрасположены называть вещи на этом уровне.

Языки располагают более простыми именами для вещей на этом уровне.

Категории этого уровня имеют большую культурную значимость.

Вещи на этом уровне запоминаются более легко.

Вещи на этом уровне воспринимаются целостно, как единый гештальт, тогда как для идентификации на более низком уровне должны быть выбраны специфические признаки (называемые отличительными свойствами), отличающие, например, один вид дуба от другого.

По мнению Дж. Лакоффа, гипотеза Б. Берлина позволяет предположить, что мы не встретим культур, где все уровни категоризации отличались бы от наших и от тцелтал, просто потому, что все люди имеют одинаковые способности гештальтного восприятия и моторики, которые и играют главную роль в формировании категорий базового уровня. Он приводит также данные Элеоноры Рош и соавторов и сообщает, что они:

…обнаружили, что базовый уровень – это: наивысший уровень, на котором члены категории имеют воспринимаемый чувствами сходный внешний вид; наивысший уровень, на котором единичный ментальный образ может отражать целую категорию; наивысший уровень, на котором люди используют сходные физические действия для взаимодействия с различными членами категорий; уровень, на котором члены категорий идентифицируются наиболее быстро, уровень с общеизвестными и наиболее употребительными обозначениями членов категорий; первый уровень, осваиваемый и именуемый детьми; первый уровень, на котором слова входят в язык; уровень с наиболее короткими основными лексемами; уровень, на котором слова используются в нейтральных контекстах… уровень, на котором находится в систематизированном виде большая часть наших знаний [с. 71–72].

Автор [2004, с. 72] заключает, что категории базового уровня являются базовыми в следующих четырех отношениях: 1) целостно воспринимаемый внешний вид; единый ментальный образ; быстрая идентификация; 2) общая двигательная программа; 3) наиболее короткие, наиболее общеупотребительные и контекстуально нейтральные слова, которыми дети овладевают в первую очередь, первичные с точки зрения вхождения в словарный состав языка; 4) большинство признаков членов категорий хранится на этом уровне. Он [2004, с. 351] полагает, что именно на этом уровне опыта мы четко отличаем тигров от слонов, розы от нарциссов, спаржу от брокколи. Один иерархический уровень вниз – и все значительно усложняется. Гораздо труднее отличить один вид жирафа от другого, чем жирафа от слона. По его мнению, изучение категоризации базового уровня позволяет сделать вывод, что наш опыт доконцептуально структурирован на этом уровне.

Лично я уделяю такое внимание категориям базового уровня потому, что у людей обычно легче всего и в первую очередь возникают модели-репрезентации именно тех сущностей, которые обозначаются потом этим понятием. Вероятно, это связано с тем, что ребенку легче дифференцировать объекты, принадлежащие к разным родам, чем объекты, принадлежащие к разным видам внутри одного рода. Кроме того, образы объектов внутри рода гораздо легче формируют собирательную модель-репрезентацию, чем образы объектов внутри более общего, чем род, понятия.

Примером такого более общего понятия является домашнее животное, а примерами рода – собака, кошка, корова и т. д. Для усвоения родового понятия достаточно формирования модели-репрезентации и ассоциации ее с соответствующим вербальным образом. Тогда как для интериоризации более общего понятия обычно требуется уже усвоение и понимание ребенком специальной вербальной конструкции, раскрывающей значение соответствующего общего понятия, или даже специальное обучение, которое позволит ему построить такую конструкцию самостоятельно. Пример такой конструкции: домашние животные – те животные, которые живут рядом с человеком: собака, кошка, корова и т. д.

Исследователи понимают неразрывную связь понятий базового уровня с сенсорными моделями, на основе которых эти понятия возникают. Дж. Лакофф (2004), в частности, прямо пишет:

Согласно новым взглядам, наш чувственный опыт и способы использования механизмов воображения являются основополагающими в отношении того, как мы создаем категории для осмысления опытных данных [с. 10].

Категории базового уровня (или общие абстрактные понятия) обозначают объекты того уровня, где физические сущности, во-первых, моделируются сенсорно с помощью собирательной модели-репрезентации и, во-вторых, где эти модели-репрезентации наиболее отчетливо различаются между собой. Поэтому отнесение к категории базового уровня только понятий, обозначающих разные роды, не совсем верно, так как значениями многих понятий, относимых, например, к категориям более высоких уровней: промежуточный уровень (лиственное дерево, хвойное дерево и даже дерево вообще) и уровень жизненные формы (дерево, куст, птица, рыба), тоже являются собирательные чувственные модели-репрезентации, складывающиеся из множества сходных образов. Например, образов воспоминания и представления разнообразнейших деревьев, с которыми человек реально сталкивался в своей жизни.

Хотя модели-репрезентации объектов на уровне промежуточный уже начинают «расплываться» из-за различий, например, между листьями и хвоей деревьев или из-за разной высоты деревьев и т. д., это «расплывание» не больше чем на уровне рода (который относят к базовому). Так, в родовой категории дуб столетний обычный дуб, например, отличается от трехлетнего саженца краснолистного дуба, видимо, никак не меньше, чем столетний дуб от столетней сосны. «Расползание» единой сенсорной модели-репрезентации, выступающей как значение понятия, более отчетливо заметно уже на уровне следующего обобщающего понятия – наивысший (уровень) по терминологии Б. Берлина и соавторов. Так, в качестве сенсорного значения понятия растение выступает уже целый ряд разных собирательных моделей-репрезентаций, являющихся значениями понятий предшествующего иерархического уровня: дерево, цветок, трава, водоросль и т. д. На уровне следующей обобщающей категории – живое, которую можно было бы ввести, собирательной модели-репрезентации как таковой уже нет вовсе. Это понятие лишь иллюстрируется отдельными чувственными образами, в чем-то сходными между собой, а его значением является уже вербальная конструкция.

Дж. Лакофф [2004, с. 482] подчеркивает, что в отличие от классической теории категорий, полагающей, что они определяются исключительно объективно данными признаками, разделяемыми членами этой категории, структура категорий базового уровня отражает физическую телесную природу людей, осуществляющих категоризацию, зависит от гештальтного восприятия и моторных движений. Она также зависит от механизмов человеческого воображения – способности формировать ментальные образы, хранить знания на определенном уровне категоризации и осуществлять коммуникацию. Предполагавшееся классической теорией отношение между категориями в мире и их «ментальными репрезентациями» не имеет места. Ментальным репрезентациям категорий не может быть придано значение через их отношение к категориям в мире.

Я сказал бы определеннее: нет ментальных репрезентаций категорий, якобы существующих в физическом мире, так как в нем нет никаких категорий. И тем не менее категории все же есть во внешнем по отношению к человеку объективном мире. Они есть в объективной психической реальности.

2.2.4. Прототип как «ядро» собирательной модели-репрезентации

Дж. Лакофф [2004, с. 21] полагает, что категоризация стала главной областью исследований в когнитивной психологии благодаря работам Элеоноры Рош.

Элеонора Рош (Eleanor Heider, 1972; Eleanor Rosch, 1973; 1978) ввела понятие «степени категориального членства», отражающего, насколько тот или иной объект является типичным представителем своей категории. Она предлагала испытуемым в том числе оценить типичность различных объектов в группах, обозначаемых общим понятием: вид спорта, овощи, птицы и т. п., по 7-балльной шкале, где 1 обозначало максимальную, а 7 – минимальную типичность объекта. Наиболее типичным овощем оказалась морковь (1,1), а наименее типичным – петрушка (3,8); наиболее типичным видом спорта – футбол (1,2), а наименее типичным – тяжелая атлетика (4,7); наиболее типичной птицей – малиновка (1,1), а наименее типичной – пингвин (3,9). На идентификацию менее типичных представителей категории затрачивалось больше времени, чем на идентификацию более типичных. Например, утверждение «малиновка – птица» испытуемый признавал истинным быстрее, чем утверждение «пингвин – птица».

Элеонора Рош рассматривает понятие прототип как «лучший представитель категории» – целой группы сходных объектов, обозначаемой общим понятием. Позже она стала подчеркивать, что рассматривает прототип скорее как полезную абстракцию, то есть как суммарную абстрактную репрезентацию, обладающую наиболее характерными признаками понятия. Она (E. Rosch, 1978) пишет:

…прототипы сами по себе не образуют какую-либо особую модель обработки, представления и изучения данных. Этот момент часто понимается неправильно и поэтому требует разъяснения. 1. Прототип вообще представляет собой удобную грамматическую фикцию; то, что на самом деле обозначается в этом случае, это суждения о степени прототипичности… По отношению к категориям естественного языка говорить о единой сущности, что она является прототипом, – значит либо в высшей мере неправильно интерпретировать эмпирические данные, либо неявно иметь в виду теории ментальных репрезентаций. 2. Прототипы не образуют какой-либо отдельной модели обработки данных для категорий… 3. Прототипы не представляют собой теории репрезентации для категорий… 4. Хотя прототипы должны изучаться, они не образуют какой-либо отдельной теории изучения категорий [с. 40–41].

Как я уже отмечал, представление о том, что понятие «определяет класс или категорию, в которую входит некоторое количество индивидов или субтипов» [см., например: Г. Глейтман, А. Фридлунд, Д. Райсберг, 2001, с. 357], доминирует в современной психологии. Хелен Гейвин [2003, с. 137] полагает, что искусственные понятия могут быть определены четко. Примером такого понятия является квадрат, определяемый как фигура с четырьмя равными сторонами и четырьмя прямыми углами. Естественные же понятия не могут быть определены четко. Понятие птица включает экземпляры, которые соответствуют не всем атрибутам (характеристикам, качествам). Например, страусы не могут летать, а летучие мыши могут. Однако страусы являются птицами, а летучие мыши – нет. Предполагается, что человек формирует умственные списки атрибутов и сравнивает новые элементы со списком, о чем пишет, в частности, Д. Медин (Medin, 1989).

Разные исследователи понимают понятие прототип по-разному. Кто-то понимает его как Элеонора Рош. Г. Глейтман, А. Фридлунд, Д. Райсберг (2001), например, пишут:

Согласно мнению многих исследователей… каждый из нас удерживает в памяти мысленный прототип для каждого из наших понятий – прототип птицы, прототип стула и т. д. (Rosch, 1973 б; Rosch & Mervis, 1975; Smith & Medin, 1981). Эти прототипы обычно заимствованы из нашего опыта, так что каждый прототип обеспечивает что-то вроде мысленного среднего всех примеров понятия, с которыми сталкивался человек. Что касается птиц, то люди предположительно видели гораздо больше малиновок, чем пингвинов. В результате нечто, напоминающее малиновку, будет сохранено в нашей системе памяти, а затем будет ассоциироваться со словом «птица». Когда человек позднее увидит новый объект, он оценит его как птицу в той мере, в какой он напоминает прототип. Воробей напоминает его во многих отношениях и поэтому оценивается как «хорошая птица»… [с. 410–411].

Таким образом, «мысленный прототип, который каждый из нас удерживает в памяти», по терминологии авторов – «нечто, напоминающее малиновку», феноменологически представляет собой не что иное, как центральную часть (ядро) модели-репрезентации объекта, обозначаемого нами понятием птица.

Некоторые исследователи отождествляют прототип с наиболее типичным «лучшим» экземпляром или образцом. Хелен Гейвин (2003) пишет:

Естественные понятия известны как «неясные» понятия в том смысле, что их границы подвижны. Тем не менее существуют некоторые экземпляры, типичные для понятия. Подумайте о птице: какой образ вы представили? Этот образ и есть прототип [с. 138].

Р. Л. Аткинсон, Р. С. Аткинсон, Э. Е. Смит и другие (2007) тоже полагают, что прототип понятия —

…это те признаки, которые принадлежат наилучшим примерам данного понятия [с. 375].

По их мнению:

Специальное обучение служит средством научения ядрам понятий, тогда как в личном опыте мы приобретаем прототипы. Так, кто-то рассказывает ребенку, что «вор» – это тот, кто берет собственность другого человека и не собирается ее возвращать (ядро понятия), тогда как из свого опыта ребенок может узнать, что воры – ленивые, растрепанные и опасные (прототип) [там же].

Таким образом, прототип авторы отождествляют с образцом или даже с конкретным экземпляром, а вербальное значение понятия^[88] рассматривается ими как «ядро понятия».

Согласно Большому толковому психологическому словарю (2001а), прототип – тоже:

…наиболее типичный образец класса или категории вещей. …Абстракция, основанная на общих чертах или функциях элементов класса или категории… [с. 132].

В. В. Нуркова (2006) полагает, что прототип —

…это некоторая «главная идея» того или иного объекта. Прототип задает внешнюю рамку опознания объекта, как бы ставя перед человеком вопрос: входит ли данный стимул в множество N? Показано, что прототип не имеет четких фиксированных границ, так что отнесение объекта к той или иной категории во многом зависит от контекста [с. 247].

Я, однако, совершенно согласен с Элеонорой Рош в том, что прототип – это лишь конструкт исследователей. Он выделяет в форме особой абстрактной сущности ядро сенсорной модели-репрезентации, являющейся значением определенного понятия. Например, среди многочисленных образов воспоминания и представления, составляющих модель-репрезентацию множества конкретных объектов, обозначаемых понятием птица, легко выделяется группа центральных, или наиболее типичных, образов, образующих ядро собирательной модели-репрезентации этого объекта, и периферийные, менее типичные образы.

Типичные образы репрезентируют наиболее характерные объекты, обозначаемые данным понятием, и их элементы. Это в первую очередь образы объектов, летящих в воздухе, машущих крыльями, имеющих перья, клюв и две лапы с когтями. Тогда «прототипом» для объекта птица является собирательная чувственная модель-репрезентация абстрактного объекта, который имеет два крыла, перья, две лапы с когтями, туловище и голову с клювом, который умеет летать, размножается, откладывая яйца, и т. д. Все перечисленные наиболее типичные элементы могут быть представлены лишь у некоторых объектов, входящих в обозначаемое понятием птица множество. Чем больше главных признаков понятия присутствует у конкретного объекта из данного множества, тем лучше он соответствует понятию прототип.

Хелен Гейвин (2003) пишет о том, что существуют три основные теории выработки понятий: теория атрибутов, теория образцов и экземплярный подход. Согласно теории атрибутов, человек ищет определяющие свойства (атрибуты) объекта, обозначаемого понятием. Образцы сходны с прототипами, но являются не «суммарной репрезентацией», а репрезентацией конкретных объектов, которые лучше всего представляют понятие. Таким образом, если прототип «птицы» – визуальный собирательный образ существа с крыльями, перьями, возможно находящегося в гнезде, и т. д., то образец является визуальным образом реальной птицы, которая наиболее типична: воробей, ворона, малиновка и т. д.

Понятие образец легко иллюстрируется реально существующими в нашей психике чувственными образами таких наиболее типичных объектов в группах сходных объектов, обозначаемых общими понятиями: собака, дом, дерево, птица и др. Иными словами, образец – это сенсорная модель-репрезентация одного из наиболее характерных для данного множества объектов, обозначаемых общим понятием. Например, среди объектов множества, обозначаемого понятием собака, объект – восточно-европейская овчарка Пират, конкретный трехлетний кобель, – может рассматриваться как образец этого множества.

И. П. Меркулов (2006) замечает:

Наличие прототипов в содержании нечетких понятий в целом хорошо согласуется с реальными особенностями повседневного мышления людей, которые часто думают и рассуждают более конкретно, чем этого требует ситуация. Если верно, что любое нечеткое понятие может быть представлено своим собственным специфическим примером или подклассом соответствующих случаев, то становится понятным, почему мы, оперируя понятиями, мыслим все же с помощью конкретных примеров [с. 258].

Автор ссылается на данные Д. Нормана, согласно которым для учащихся средней школы в Северной Каролине «идеальное животное» оказывается чем-то вроде волка или собаки. Таково же «идеальное млекопитающее». И. П. Меркулов (2006) полагает, что:

…некоторые наши мыслительные преобразования (операции)… (скорее всего, в силу двойного кодирования информации в нашей когнитивной системе) требуют только конкретных репрезентаций, и потому одна из функций прототипов – запускать эти процессы [с. 258].

Возникает вопрос: действительно ли мы замещаем в мышлении понятия прототипами и вообще используем в своем мышлении прототипы?

Мне представляется, что прототипы – это лишь удобные и понятные исследовательские конструкты и их как таковых вовсе нет в человеческом сознании. Они не являются психическими феноменами, поэтому наше мышление вовсе их не использует, оперируя понятиями и моделями-репрезентациями.

Цитируя Л. Брукса (L. R. Brooks), И. П. Меркулов (2006) пишет:

Характерно, что дети в возрасте приблизительно до 10 лет в процессе категоризации объектов ориентируются исключительно на прототипы. Это позволяет предположить, что прототипы многих классических понятий становятся известны людям до познания их сущности. Только с 10 лет и старше дети демонстрируют ясный сдвиг от прототипа к сущности как окончательному арбитру в выборе понятийного содержания, и в этом, бесспорно, проявляется влияние систематического образования [с. 259].

Думается, что автор называет «прототипами» сенсорные значения понятий, а «сущностью» понятий – их вербальное значение. Еще в многочисленных исследованиях Ж. Пиаже и его сотрудников было установлено, что формирование вербального значения понятий у детей, естественно, задерживается по сравнению с чувственным значением тех же понятий. И поэтому при объяснении окружающим значения понятий детям легче пользоваться образцами.

Другое дело, что дети и даже некоторые взрослые, как пишет И. П. Меркулов (2006):

…часто думают и рассуждают более конкретно, чем того требует ситуация [с. 258].

Это, однако, происходит не от того, что они используют в своем мышлении прототипы или образцы вместо соответствующих понятий, как полагает автор. Просто значения этих понятий у них более конкретные, преимущественно чувственные вследствие недостаточного развития вербального мышления.

Как мы уже обсудили выше, существует два основных и радикально различающихся пути образования понятий. Первый («снизу вверх») – связывание сенсорного предпонятия и модели-репрезентации соответствующего слова. Второй («сверху вниз») – построение (редко) или интериоризация из объективной психической реальности (обычно) вербальной конструкции, с которой ассоциируется образ (точнее, модель-репрезентация) определенного слова. И при первом, и при втором способе образования общих абстрактных понятий возникают психические конструкции, репрезентирующие любой входящий в определенное множество объект, явление, свойство и т. п. Объекты, входящие в обозначаемое понятием множество, могут быть более типичными для данного множества или менее типичными, то есть более или менее прототипическими. Таким образом, прототипичность – степень соответствия конкретного члена данного множества прототипу.

Множество визуальных моделей конкретных объектов, например птиц, составляющих содержание общего понятия птица, можно представить графически в виде синусоиды. Наиболее типичные (прототипические) зрительные образы (воробья, вороны, малиновки и др.) группируются здесь вокруг пика синусоиды. Наименее прототипические (образы пингвина, страуса и т. п.) смещены влево и вправо. Вообще конструкт «прототип» легче сформировать применительно к понятиям, формирующимся «снизу», на базе собирательной модели-репрезентации множества сходных объектов. Тогда как для понятий, формирующихся по механизму «сверху вниз» на основе вербальных конструкций, характерны лишь прототипические эффекты, которые заключаются в том, что некоторые члены множества, обозначаемого данным понятием, соответствуют вербальной конструкции, являющейся значением этого понятия, в большей степени, чем прочие члены данного множества, то есть имеют максимальное количество главных признаков, или атрибутов, понятия, включенных в вербальную конструкцию.

Если применительно к понятиям, формирующимся на базе сенсорных моделей, выделение более или менее прототипических сущностей не вызывает особых затруднений, то в случае понятий, возникающих на основе вербальных конструкций, это сделать гораздо сложнее. Тем не менее ряду авторов в своих работах это удалось. Так, Дж. Росс (J. Ross, 1972) показал, что такие синтаксические категории, как существительное, глагол и прилагательное, демонстрируют в английском языке прототипические эффекты. Линда Коулмен и П. Кей (L. Coleman, P. Kay, 1981) обнаружили прототипические эффекты для категории ложь; в их экспериментах испытуемые распределяли высказывания по различным группам в зависимости от того, насколько хорошим примером лжи является данное высказывание.

По мнению Дж. Лакоффа, прототипические эффекты у понятий, формирующихся на базе вербальных конструкций (терминология моя), проявляются в том, что в качестве наиболее близких к прототипу здесь могут, например, рассматриваться даже социальные стереотипы^[89]. Автор [2004, с. 121] пишет, например, что наиболее прототипичным является именно социальный стереотип холостяка – это красавец мужчина, встречающийся с множеством разных женщин, одерживающий много сексуальных побед, постоянно околачивающийся в барах для знакомств и т. д. Тогда как те бесспорные холостяки, которые не соответствуют социальному стереотипу: иерархи церкви, геи, Тарзан и т. п., являются менее прототипичными.

Проблема прототипичности сущностей, обозначаемых понятиями, значениями которых являются вербальные психические конструкции, осложняется тем, что сами эти понятия могут моделировать как реально присутствующие в окружающем человека мире объекты, так и сущности, наличие которых сомнительно, либо даже сущности, явно отсутствующие в окружающей физической реальности.

Б. М. Величковский [2006а, с. 37–38] сообщает, что этнографические данные ставят под сомнение организующую роль собственно прототипов, так как вместо перцептивно наиболее часто встречающегося или типичного эту роль нередко выполняет самое важное с практической точки зрения. Причем понятия базового уровня в этих случаях обычно оказываются значительно более конкретными, чем у испытуемых Элеоноры Рош. Например, у индейцев айтца-майя из Гватемалы базовая категория для птиц – это индейка (из-за ее вкусного мяса и особого культурного значения), а для змей – наиболее ядовитая, хотя и сравнительно редкая в этом регионе, разновидность.

Автор пишет, что так называемый экземплярный подход стал основной альтернативой теории прототипов. Он призван объяснить примерно тот же круг феноменов, что и теория Элеоноры Рош, однако отрицает существование или по крайней мере эффективность абстрактных прототипов. Предполагается, что эпизодическая память способна сохранять конкретные примеры категорий, по отношению к которым и определяется возможная категориальная принадлежность других объектов. Автор [2006а, с. 38] полагает, что о целесообразности такой стратегии говорит прежде всего то, что у нас обычно нет ни времени, ни особого желания заниматься абстрактными классификациями.

Л. Брукс и сотрудники (L. R. Brooks, G. R. Norman & S. W. Allen, 1991; L. R. Brooks, V. R. LeBlank & G. R. Norman, 2000) продемонстрировали, что конкретные примеры из памяти врачей, например, могут выступать как фактор, влияющий на образование новых медицинских понятий. Диагностические оценки испытуемых – врачей сильно зависели от визуального сходства тестового случая с увиденными ими ранее в процессе своего обучения больными с тем же диагнозом.

Мне представляется, что обсуждаемый «экземплярный подход» действительно может играть существенную роль в механизме формирования понятий. Дело в том, что многие общие понятия: рыба, река, игрушка и т. п. – возникают не на основе собирательной модели-репрезентации, включающей в себя сразу многие модели-репрезентации разных сходных сущностей, обозначаемых такими понятиями, а сначала на основе модели-репрезентации одной такой сущности: река Волга, рыба карп и т. д. Это особенно наглядно проявляется в медицине, когда студенты усваивают некоторые специальные понятия на основе клинической демонстрации больного с соответствующим симптомом, синдромом или заболеванием. Например, больного с коревой сыпью, рожистым воспалением или даже проказой. И соответствующие общие понятия, обозначающие вид патологии, формируются у будущих врачей, по крайней мере поначалу, на основе модели-репрезентации данного экземпляра, а не множества сходных больных. Лишь со временем все больше моделей-репрезентаций конкретных экземпляров включаются в собирательную модель-репрезентацию, являющуюся значением данного понятия, а у врача появляется то, что называют клиническим врачебным опытом.

Дж. Лакофф [2004, с. 126] тоже полагает, что люди обычно используют знакомые, хорошо запомнившиеся и другие выделяющиеся примеры для того, чтобы лучше понять категории. Если, например, ваш друг – вегетарианец и среди ваших знакомых нет других вегетарианцев, то вы будете склонны распространять знания о вашем друге на других вегетарианцев. Он пишет о том, что после широко освещавшейся в средствах массовой информации катастрофы самолета DC-10 в Чикаго многие люди стали отказываться от полетов именно на DC-10, выбирая другие типы самолетов, несмотря на то что те имели худшие показатели безопасности, чем DC-10. Следовательно, люди переносили известный им пример катастрофы одного самолета DC-10 на всю категорию самолетов DC-10.

Я думаю, это пример, не столько имеющий отношение к категориям, сколько относящийся вообще к особенностям человеческого мышления и в частности – к механизмам построения моделей реальности. И теория прототипов, и теория образцов, и экземплярный подход лишь иллюстрируют тот несомненный факт, что сенсорные модели сущностей, обозначаемых понятиями, принимают самое непосредственное участие в формировании понятий.