Читать книгу: «Самозванец», страница 3

Глава 4-5

4. Язва

Олег резко дёрнулся на кровати, вдохнув воздух. Он словно вынырнул с самого дна холодного мутного озера: затылок саднил, а в горле будто что-то застряло. На краю сознания появился вопрос: сон? Или всё-таки нет? Бред?

Олег резко сел, пытаясь прокашляться.

– А так тебе и будет, сквернавец, раз вздумал в бабкиной квартире курить!

Олег ещё не успел прийти в себя и вспомнить, кто он сам, но стоящего на пороге комнаты Харитона опознал безошибочно.

– Не курил я, – просипел Олег.

– Как же. То-то шмалит как… Как… – Харитон осёкся. Видимо, даже его богатый на брань словарный запас иссяк от такого кощунства. – Шмаль.

Олег откинулся на подушку, провёл руками по лицу. Он только проснулся, но уже был измотан и измучен. Похоже, сегодня настал один из плохих дней, когда даже подъём с кровати кажется подвигом.

– Ты чего пришёл-то?

Харитон всё ещё стоял на пороге. Он покачал головой, глядя через коридор на изувеченную дверь.

– Какое мракобесие ты тут вчера устроил? С замком что?

– Ключ потерял.

– У меня же лежит всегда второй.

Олег лениво перевернулся на бок, чтобы не смотреть на Харитона.

– Поздно пришёл, не хотел тебя будить.

– А замок ты очень хотел менять? – забрюзжал старик. – Сам за новый будешь платить!

– Заплачу! – громче и грубее, чем следовало, ответил Олег, приподнимаясь на локтях. Хмуро посмотрел Харитону в глаза, смягчился:

– Пожалуйста, делай, зачем ты там пришёл. Я только проснулся и не в настроении говорить.

Харитон бросил на внука оценивающий взгляд и исчез в темноте коридора. Из ванной послышался шум воды.

Олег почувствовал: не стоит рассказывать деду о вчерашнем бесцеремонном госте. От того, что случилось в метро, а затем и на кухне, тянулся шлейф загадки и дурости. Дурной загадки. Харитон или не поверил бы ему и решил, что Олег задымил всю квартиру совсем не сигаретами, или, что ещё хуже, поверил бы и захотел сам разобраться с воришкой, который ничего не украл.

Ничего. Кроме какого-никакого, а душевного спокойствия Олега.

Часы на стене подсказывали, что было почти двенадцать дня. Олег грузно встал с кровати и, прихватив с тумбочки серебиристый блистер и очки, зашаркал на кухню. Там Харитон с видом оскорблённой гордости поливал из маленькой красной лейки громадную монстеру.

Олег запил таблетку водой. В висках пульсировало, комната перед глазами кружилась. За стеной запищал телефон, и Олег метнулся обратно. Харитон продолжил поливать растения на подоконнике, но напрягся, стараясь выхватить из соседней комнаты отрывки разговора. Внук отвечал собеседнику коротко и односложно, больше слушая. Харитон смог услышать только что-то про двадцать первое отделение. Старик нахмурился: для чего Олег понадобился волкам?

Внук появился в проёме кухонной двери беззвучно и спросил у Харитона так, будто они только что не пособачились:

– Мне надо уйти кое-куда. Если я вызову и оплачу слесаря, встретишь его?

– Соплёныш, ты ни во что не вляпался? – почти снисходительно уточнил Харитон.

– Если будет что-то важное, я тебе расскажу, обещаю.

Олег был пугающе серьёзен.

По пути в отделение, где в хладной темнице всю ночь прозябал (Олег на это надеялся) вчерашний воришка, без тени скромности назвавшийся Сетом, Олег зациклился на двух вещах. Первое – волк, забирая Сета, даже не стал прикидываться, будто с ним не знаком. Второе – Олегу с утра позвонил аж сам начальник отделения и настойчиво пригласил его прийти. «Обсудить произошедшее и выходы из ситуации».

Кто этот Сет?

Местный чокнутый, уродившийся сыном нужного папаши? Или юродивый, над которым сжалились причинители правопорядка?

Пока Олег не мог решить, на каком из вариантов остановиться, из железной двери двадцать первого отделения «Вневедомственной Охраны Личностей и Корпораций» на улицу высыпала целая стая вооружённых до зубов волков. Они, обменявшись всего парой слов и адресовав Олегу несколько внимательных взглядов, погрузились в бронированный микроавтобус. Когда последний из них, запрыгнув на ступеньку, стукнул ладонью по двери машины, та с железным лязгом закрылась, и водитель нажал на газ. Волчья карета исчезла за поворотом.

Олег дождался, когда звук мотора поглотят шелест листвы и серая низкая хмарь, и наконец зашёл внутрь.

Будь что будет.

В светлом и неожиданно просторном холле его уже поджидал толстячок в очках и тёмно-серой форме. Он встретился с Олегом взглядом и, словно прочитав что-то на его лице, подскочил на встречу.

– Олег Олегович, верно?

Тот поджал губы и кивнул.

– Пройдёмте! – Толстячок быстро засеменил в сторону какой-то неприметной двери, ведущей к помещениям, в которые обычно не пускают посетителей.

Несколько неожиданно мрачных коридоров после слепящего света, пара поворотов и невзрачных дверей, и наконец, небольшая бетонная комната – душная и холодная. В одной половине за обшарпанным письменным столом сидел скучающий волк с не самым высоким званием на погонах, а вторую половину отгораживали от него металлические зубья.

Внутри обезьянника на жёсткой лавке свернулся калачиком долговязый брюнет. В ту же секунду, как Олег осознал, кто это, тот распахнул свои жуткие жёлтые глаза и протянул:

– Приве-е-ет, а я тебя тут ждал.

– Помолчал бы. Ты уже успел натворить дел.

Олег обернулся на невозмутимый и хрипловатый голос. Держась за ручку приоткрытой двери, стоял ещё один волк, сильно выше ростом и, судя по висящей на его поясе кобуре, должностью. Сет снисходительно умолк, а сам волк коротко улыбнулся Олегу и по-деловому отчеканил:

– Меня зовут Кайсар, я вам звонил утром. Есть к вам разговор.

Кайсар учтиво указал рукой внутрь светлого кабинета. Олег поторопился зайти, чтобы поскорее избавиться Сета, который не иначе как собрался пробурить взглядом дыру в его спине.

Кайсар кивнул волку, сидящему возле обезьянника, и плотно закрыл за собой дверь. Обошёл большой стол, поставленный посередине кабинета, как памятник канцелярской работе, и опустился в кресло. Указал Олегу на стул напротив. Олег сел на самый краешек, сохраняя вид, будто он на завтрак проглотил металлическую балку.

Волк деловито сложил руки на столе, прочистил горло и вкрадчиво начал:

– Олег Олегович, у меня к вам есть большая просьба.

Олег нахмурился. Всё явно шло куда-то не туда.

– Послушайте, Кайсар…

– Просто Кайсар, – подсказал волк.

– Просто Кайсар, – продолжил в тон ему Олег. – Я уже понял, что вы хотите его выгородить. И мне наплевать, честно. Мне нужны только деньги за дверь, которую он расфигачил, и гарантия, что я его больше никогда не увижу.

Волк наклонил голову, нахмурился и сцепил руки в замок.

– Не совсем так. Я имею в виду, что выгораживать мне его незачем, поделом, но от заявления я бы всё-таки попросил вас отказаться.

– Почему же? – Олегу и вправду стало интересно. Ни папаши, ни жалости, похоже, на долю Сета не выпало.

Кайсар поджал губы, будто бы отвечать на этот вопрос было постыдно, и поёжился на стуле. Затем наконец собрался со словами и подался вперёд, облокачиваясь на стол.

– Дело в том, что безусловно глупая и необдуманная выходка Сертая может навредить его близким, и он об этом не подумал. Как всегда.

На лице Олега взметнулось настолько красочное удивление, что Кайсару даже не нужно было ждать, пока он задаст хоть какой-нибудь вопрос.

Волк причмокнул, встал с кресла и подошёл к окну.

– Очень прошу вас воздержаться от заявления, иначе моя карьера будет под угрозой.

– Чего?

Олег не был уверен, что услышал именно то, что сказал Кайсар. Но когда волк наконец оторвался от окна и повернулся к Олегу лицом, всё встало на свои места.

То-то с самого начала Олегу показалось, будто это лицо он уже где-то видел.

Такие же нос, скулы и разрез глаз, только не жутко-янтарных, а тёмно-карих, почти чёрных даже в ярком освещении кабинета. Копия один в один, только спустя лет двадцать: то ли от тяжёлой работы, то ли от реальной разницы в возрасте, то ли от всего вместе.

– Вы его брат, – догадался Олег.

– Я готов предложить вам любые деньги или преференции, какие смогу организовать, – вместо ответа затараторил Кайсар. – Понимаете, Сертай делает глупости, но никому не причиняет вреда. Он просто не думает о том, как это может аукнуться. Всегда был таким, я вообще думаю, что у него есть что-то с головой, – Кайсар выразительно покрутил пальцем у виска, – но матушка запрещает мне проверить. Обычно она за ним и следит, но тут он сбежал, как она отвлеклась на клиента…

– Мне не интересно, – негромко, но уверенно отрезал Олег. – И «преференции» мне ваши не нужны.

Олег встал со стула и так и застыл на месте, не зная, куда деть себя из этой ситуации.

– Просто возместите ущерб за дверь и не трогайте меня больше.

Заявление он и так не хотел писать, а теперь ввязываться в это Олегу совсем не улыбалось. Грызня внутри корпораций за место потеплее и поближе к главному офису была ничуть не бескровнее, честнее и чище грызни самих компаний между собой, когда выбирался новый ведущий отрасли. Всему этому предшествовали нескончаемые и похожие друг на друга рекламные кампании разных холдингов, потом торги и голосования.

Победитель этого перформанса становился монополистом в медицине, охране, энергетике или производстве какой-нибудь вещи, пока не облажается, а остальные ждали его прокола и пытались сами выискать у действующего лидера провал или оплошность.

Такие же подковёрные игрища, был уверен Олег, но в миниатюре, происходили и в двадцать первом отделении. И чтобы его не затянуло под этот самый пыльный и протёртый ногами половик, нужно было оказаться от него как можно дальше прямо сейчас.

– Я вас понял.

Кайсар будто бы смущённо почесал щёку ногтём указательного пальца, сделал два гулливерских шага до стола и открыл верхний ящик. Олег стоял полубоком, да ещё со слепой стороны, и нервный импульс заставил его резко развернуться, когда волк потянулся за чем-то. Своё неловкое и резкое движение Олег закончил в тот же момент, как на стол опустился толстый белый конверт.

– Это – возмещение ущерба, – хрипловато проговорил Кайсар.

Даже не трогая конверт, Олег уже понимал, что это куда больше, чем обычно просит слесарь за самый простенький замок.

– Я это не возьму, – неубедительно даже для себя возразил он. Конечно, Олег не забыл, что вчера днём он официально вступил в ряды безработных, а пенсии, которую ему платят по медицинской страховке, не хватит и на то, чтобы просто заплатить за электричество. Ему нужны были деньги, но не эти.

– Я вас без них никуда не пущу, – почти рыкнул волк. Потом как будто понял, как это прозвучало, неловко улыбнулся, прижав шею к плечам и процедил:

– Будем считать это моим персональным извинением за Сертая.

Сам Сет, как только Олег вышел из кабинета Кайсара, отвлёкся от изучения потёков краски на стене, но не шелохнулся. Лишь проводил Олега глазами, которые от залёгших под ними теней будто стали светиться ярче, от порога одной двери до другой.

Олег уже собрался наконец уйти отсюда, когда его остановил голос:

– Ничего не вспомнил, Старик?

Какая-то сила заставила Олега резко обернуться на Сета, но она же сдавила горло, удерживая в нём слова и воздух.

Сет подался вперёд и резко вскочил с лавки, ухватился руками за прутья обезьянника и просунул между ними голову. На бледном как фарфоровая маска лице вспыхнула самоуверенная ухмылка.

В тот же момент волк, которому полагалось следить за Сетом, так бойко вскочил со стула, что опрокинул его, и в два прыжка оказался у решётки.

– А ну… Засовывайся обратно!

– В чём дело? – из кабинета выглянул Кайсар, уже держа руку возле кобуры. Но обнаружил лишь немую сцену и бледного Олега, застывшего на пороге.

Сет отступил от решётки, не отрывая от Олега глаз, сложил руки на груди и прищурился, будто пытаясь увидеть в нём что-то новое. До Олега наконец дошло, как нелепо он застыл под удивлёнными взглядами двух волков, поправил очки и процедил:

– Вот язва.

И вышел за дверь.

Сет ликовал.

Чужие деньги обжигали карман, но отбрыкаться от них он так и не смог. Уже дома резко выдвинул ящик стола и выбросил туда злосчастный конверт. Затем попытался так же быстро задвинуть ящик обратно, но тот, как назло, застрял на полпути – видимо, что-то завалилось под рейки. Олег стукнул по ящику сильнее, будто это могло помочь, но только ударился рукой. Он с досадой плюхнулся на скрипучий стул, упёрся локтями в колени, уронил в ладони голову и шумно выдохнул.

Так он сидел несколько минут, пока в кармане рубашки не провибрировал телефон.

«Буду через час», – писала она.

Нелли подняла воротник плаща, чтобы холодный ветер не задувал под одежду. Небо всё сильнее хмурилось, а подсохшие с прошлого дождя лужи подёрнулись мелкой рябью. Нелли ускорила шаг.

Вот и нужный дом, знакомые двери с облупившейся краской. На деревянной скамейке с подгнившими досками, будто не чувствуя падающих на него капель, сидел юноша в чёрном. Нелли подошла к домофону, посмотрела на молодого человека, пока ждала ответа между протяжными гудками. Юноша не двигался, запрокинув голову, а глаза его были закрыты.

Неужели спит?

Наконец домофон откликнулся более радостной и гостеприимной, но всё ещё неприятной на слух мелодией, и Нелли потянула на себя дверь.

Дождь сильнее заколотил по металлическому козырьку парадной.

– Извините, – негромко позвала она, держась за дверь.

Юноша не отреагировал. Нелли набрала в грудь воздуха.

– Проснитесь!

Он медленно поднял голову и посмотрел на неё.

– Дождь идёт, – глупо улыбнулась она, чувствуя себя неудобно под его взглядом. Юноша был явно младше, но Нелли всё равно стушевалась.

– Не спите тут, простынете.

Он странно хохотнул.

– Да я тут кое-кого жду.

– Вы бы хоть под крышу зашли, – улыбнулась Нелли и закрыла за собой тяжёлую дверь. Разбудить она разбудила, а пускать посторонних в чужой дом лишний раз не хотелось. Тем более после того, что рассказал ей Олег.

Глядя в мутное и обклеенное жвачками зеркало, она попыталась пригладить выскочившую медную кудряшку, но коротко остриженные волосы не слушались. Она ещё раз бросила взгляд на вытянутое покрытое веснушками лицо в отражении, вздохнула чему-то своему и повернулась к дверям.

Ещё более усталый и взъерошенный чем обычно, Олег сейчас больше напоминал дворового кота, чем человека. Он ждал её, держась за ручку открытой двери. Нелли улыбнулась и сделала шаг из лифта.

– В общем, чёрт его знает, что это за чудик, – подвёл итог рассказа Олег.

Они с Нелли сидели на кухне, кофейник мурлыкал на плите, а за окном колотил по листьям дождь.

– А ты уверен, что нигде с ним не сталкивался?

– До вчерашнего утра – нет.

– Ни в школе, ни на работе, ни в больнице? А может, он вообще твой фанат?

– Ага, – с ехидный весельем поддакнул Олег, – прибыл прямиком из той Вселенной, где я всё-таки стал популярен из-за Кванта, и меня не уволили!

Нелли пожала плечами:

– И чем тебе не сюжет нового комикса?

Кофейник резко заклокотал, вклиниваясь в беседу, и Олег тут же вскочил угомонить его. Разлил кофе по чашкам, в одну из них добавил ложку сахара и много молока, так, что напиток приобрёл карамельный оттенок. Эту кружку поставил на стол перед Нелли, она с улыбкой кивнула.

– А ты всё также пьёшь кофе ради страданий? – усмехнулась она, глядя на абсолютно чёрную, чуть ли не кипящую горькую жижу в кружке Олега.

– Ага, один раз не получилось, теперь пытаюсь откинуться как-то попроще, – беззаботно бросил Олег, убирая молоко в холодильник.

Нелли на его шутку не ответила.

Он выглянул из-за эмалированной дверцы и присмотрелся к лицу девушки. Нелли сдвинула брови, опустив взгляд вниз.

– Извини, – серьёзно произнёс Олег, стряхнув остатки игривости.

– Да тебе-то что извиняться…

– Ладно, не извини, – с напускной дурашливостью бросил Олег. – Просто не будем об этом.

Его нервозность выдало то, что дверцу холодильника он закрыл со слишком большим усилием, та громко хлопнула и открылась обратно. Олег заставил себя закрыть её ещё раз, но куда аккуратнее.

– Ты так и не поговорил с родителями? – внезапно охрипшим голосом спросила Нелли.

– В этом нет смысла.

Пару минут они молча пили кофе.

За окном сгущались осенние хмурые сумерки, капли дождя лениво стекали по окну.

– Кем ты устроилась?

Он спросил это, задумчиво постукивая ногтём по кружке. Лишь одно упоминание родителей испортило Олегу всё настроение.

– Это даже немного смешно,– неловко протянула Нелли.

Олег обернулся к ней, удивлённо посмотрел на девушку.

– Ведущей эфира на радио.

– Классно! – закивал Олег. – А где? Как соскучусь, смогу тебя всегда услышать!

Олег осёкся от того, как прямолинейно это прозвучало. Нелли смущённо улыбнулась.

– Буду ставить музыку, отвечать на звонки. Такое всякое.

– На звонки? И правда немного смешно, – бесцветно сказал Олег, снова отвернувшись к окну.

– Ты и мёртвого уболтаешь, – хитро бросил Олег, снова взглянув на девушку через несколько мгновений. Нелли медленно встала и приблизилась к стоящему возле окна Олегу. Она несколько секунд вглядывалась в его зеленые глаза, а затем, как по щелчку пальцев, распалилась в веселье:

– А ты, Горский, полный дурак!

И принялась его щекотать.

Олег щекотки не боялся, но почему-то ему хотелось смеяться.

5. Не навреди

Она лежала в темноте, во всей комнате светился только экранчик с самыми важными сейчас цифрами, который стоял на прикроватной тумбочке. Пока она напряжённо наблюдала за значениями то растущих, то обрушающихся цифр, над ней корпел, извиваясь и шумно вздыхая, златовласый юноша с идеальным телом.

– Эй, красавица, ты как? – обронил он ей на ухо между вздохами. Он повернул её подбородок к себе, взглянул в глаза. Она не отрывалась от экранчика.

– Нормально, – ответила она.

– Нормально? – он явно оскорбился. Юноша остановился, откинулся на шелковую простынь.

– Уже два месяца только и слышу, что «нормально», – капризно заявил он.

– Точно, – она отвлеклась от экранчика: на нем ничего не менялось, видимо, Валя спал. Теперь она смотрела в потолок. – Очень долго.

– Давай попробую так, – он снова склонился к ней, обольстительно улыбаясь, обвивая руками. Мальчишка подумал, что это какой-то вызов.

Впрочем, с вызовами, как оказалось, он справлялся не так уж плохо. Виолетта почти успела забыться, когда экранчик бесцеремонно запищал, а цифры на нём устремились вниз. Виолетта вынырнула из-под юноши, накинула халат и щёлкнула кнопкой торшера. Остановилась уже на пороге комнаты.

Длинные золотые волосы юноши разметались по подушке, он лежал на спине, подложив руки под затылок, и лениво смотрел на неё сквозь густые ресницы. Виолетта дёрнула головой, перекидывая чёрную копну на спину.

– Выйдешь через служебный вход.

– Как всегда, – отозвался он.

Виолетта покинула спальню и пересекла большую гостиную с окнами в пол. За стеклом раскинулся переливающийся огнями город.

В центральной из трёх башен ХэльМеда, которые многие невзлюбили, называя стеклянными уродомами, но терпели из уважения к корпорации, вообще не должен был никто жить. Десятки этажей с офисами и учебными кабинетами взгромоздились на несколько больничных, и когда Вале стала требоваться медицинская помощь так часто, что пять ночей из шести они оба проводили в башне, было решено поселиться прямо над собственной больницей.

Верхний этаж ушёл некогда первому человеку ХэльМеда, под дверью которого теперь от рассвета до заката дежурил кто-то из врачей. Но даже с самыми дорогими лекарствами время и старость брали своё, и день ото дня Вале становилось только хуже. Не доверяя никому, Виолетта взяла дело под личный контроль.

Лифт невозможно медленно тащился с шестого этажа, и Виолетта чувствовала, как секунды, которые могут быть для Вали последними, стремительно утекают из рук, мчатся к шахте медлящего лифта и рушатся вниз, к самому центру Земли.

Виолетта сорвалась с места, забежала обратно в квартиру, двумя огромными прыжками пересекла её и чуть не сбила с ног юношу, некстати решившего одеваться именно у служебного выхода.

Игнорируя резь в лёгких и возмущённые восклицания чуть не сбитого с ног любовника, она побежала вверх.

Четыре лестничных пролёта.

Нужный этаж.

Дверь, не закрытая на всякий случай.

За ней длинный коридор. В самом конце – ещё одна дверь, у которой Виолетта так и не затормозила. Схватилась за ручку, резко дёрнула её и застыла на пороге.

Двое мужчин стояли у окна, глядя на огни города. Первый – сутулый, в длинной помятой сорочке, опирался на штатив для капельницы. Валя был покрыт проводами и трубками, как венами, но в его фигуре всё равно пылало больше жизни, чем в идеально прямых плечах и осанке второго. Эти прогеленные светлые волосы, черный пиджак и остроносые туфли Виолетта бы узнала когда и где угодно.

Мужчины повернулись к ней: Валя – с растерянной улыбкой на испещрённом морщинами лице, а второй – с пронзительно холодным взглядом, прячущемся за отсветами очков.

– Gute Nacht, Виолетта Валентиновна, – сдержанно произнёс он.

Только тут Виолетта осознала, в каком виде она предстала перед Германом Альбертовичем Келлером – главой «Вневедомственной Охраны Личностей и Корпораций».

Она нервно запахнула шёлковый халат одной рукой, а второй указала на Келлера:

– Зачем он здесь?!

Валя, к которому и был обращён вопрос, вздохнул. Герман же нарочито дружелюбно произнес:

– Для чего такая враждебность, Виолетта Валентиновна? Мы же коллеги, ситуация в городе касается всех нас, и решать её нужно сообща.

Виолетта даже не взглянула на него, только повторила холоднее и уже спокойнее:

– Валя, зачем здесь этот пёс?

Келлер сложил руки на груди и усмехнулся. На его узком лице с угловатыми чертами залегли уродливые тени.

– Лета, – хриплым голосом наконец сказал Валя. – Мы уже давно знакомы с Германом Альбертовичем, и сейчас он взял на себя смелость рассказать мне, что происходит. Рассказать то, о чём ты упёрто молчишь.

Глаза Виолетты недобро сверкнули в полумраке. Кажется, она бы сейчас бросилась на Келлера, если бы в комнате только не было Вали. Она процедила:

– Он мог наплести только злонамеренную ложь. Валя, я тебя просила не иметь с ним дел. Пусть он убирается. Сейчас же.

Герман приподнял брови, но остался стоять на месте с наглой непреклонностью – только перевёл взгляд на Валю. Тот по-прежнему опирался на штатив от капельницы, а плечи его опустились вниз, будто на них он удерживал всю тяжесть мира.

– Лета, – начал Валя, отчётливо ощущая, как сейчас он пытается своим хилым старческим телом выдержать напор бытия. Ему всегда было тяжело сказать хоть слово наперекор той, кто был для него всем миром сразу. Однако иногда это всё же было нужно делать.

– Это из-за тебя в отделениях такой кошмар?

– Конечно, что он ещё мог тебе сказать! – озлобились Виолетта, указывая пальцем на Келлера. – И болезнь я начала, и перестрелки на улицах, и дети из-за меня голодают, и люди смертны! Всё я! И это для чего?! Для какой цели?!

Вся ненависть и обида Виолетты сосредоточилась на одном человеке, который мог видеть и знать ничтожно мало и чересчур много одновременно. Келлер точно не способен её понять – он был слишком мелок для этого и глядел на мир через игольное ушко. Ей же была открыта Вселенная.

Сам Келлер явно так не считал. Он по-волчьи ухмыльнулся, но быстро вернул себе серьёзный вид, спрятав ужимку за зевотой. Не полагается всё-таки человеку его положения наслаждаться такими сценами и злить Виолетту Валентиновну сильнее, чем обычно.

– Кто-то, положим, не так уж сильно смертен, – между делом обронил он.

– Вон, – пугающе спокойно сказала Виолетта.

– Я думаю, Виолетта Валентиновна, что с новыми обстоятельствами разговора всё же стоило бы начать его заново, – сказал Келлер, продолжая стоять на месте.

– Вон, – повторила Виолетта на тон ниже.

– Герман, ступай, – устало сказал Валя, пытаясь что-то разглядеть в лице Виолетты.

Келлер поправил очки, ещё раз бросил взгляд на панораму города за окном и, не сказав больше ни слова, вышел за дверь.

Пока щёлкала кнопка вызова лифта, сама кабина неторопливо тянулась на последний этаж, стучали каблуки остроносых мужских туфель и закрывались со звоном железа двери, Валя и Виолетта молчали.

Затем молчали ещё несколько минут, выхватывая в полумраке силуэты друг друга, слушая переливы далёких сирен с улицы и тихий писк медицинской аппаратуры, вероломно занявшей половину комнаты.

Виолетта не знала, что делать. Врать Вале она не хотела, говорить такую правду, которая у неё была – тем более. Она стояла к нему боком, глядя перед собой, и не знала ни что думать, ни что говорить.

Валя искал на её щеках серебринки слёз, но видел лишь гордый усталый профиль той, кто будет стоять на своём до последнего вздоха. Сам Валя стоять уже порядком устал, да и вздохов у него осталось не так уж много, так что он медленно опустился на диван, который все присутствующие в комнате до сих пор игнорировали.

– Ты ведь всё равно не скажешь мне как есть, да? – спросил Валя.

Виолетта нахмурила брови и наклонила голову.

– Потому что…

– Мне это не понравится, – закончил за неё Валя. – Попробуй объяснить мне, я тебя выслушаю.

Виолетта покачала головой:

– Не получится.

– Потому что я тебя не пойму?

Она продолжала стоять перед ним прямо, но уже скорее походила на школьницу в кабинете директора.

– Из всех на свете только ты и поймёшь…

Она замолчала, то ли закончив фразу, то ли не зная, что ещё сказать. Валя печально улыбнулся и похлопал ладонью по дивану рядом с собой. Виолетта медленно подошла к Вале, опустилась на пол у его ног и положила голову ему на колени.

Старик нежно провёл рукой по её волосам, и Виолетта закрыла глаза. Сколько раз они сидели вот так, сколько раз он гладил её по голове, а она чувствовала себя глупой и потерянной. Сколько раз она уже делала что-то, что могло заставить его отвернуться от неё навсегда, но он продолжал пропускать локоны её волос сквозь пальцы так аккуратно, будто они были самым дорогим сокровищем.

Ей хотелось забыться в этой секунде, когда всё ещё можно остановить, а он сам ещё прямо тут, на этом диване.

– А я смогу тебя отговорить? – сиплым голосом спросил Валя.

О да, он смог бы.

Вот только тогда она бы снова его потеряла. И, может быть, навсегда.

– Нет, Валь, не получится.

Сердце сжали тиски, Валя залился долгим удушающим кашлем.

Сон 2

Когда Старец возвращается, уже нависают сумерки, а Манька с безучастным видом сидит на лавке одна.

– Куда он подевался? – устало спрашивает Старец.

– Я ему не мамка.

– Повезло тебе.

Он опускается на лавку, ставит посох в сторону и принимается растирать больные колени. Тело его одряхлело под тяжестью лет, сил становится всё меньше. В беготне с юнцом он уже потягаться не может, да и не сильно хочет: много ли он натворит в одиночку?

В самом деле – многое, думается вдруг, но Старец отгоняет эту мысль подальше.

– На что наговорился? – Манька со скукой глядит на деревянные маковки терема, которые впиваются в гаснущую небесную твердь острыми зубьями. Сварог рассыпал по ней яркие бусы звёзд, они сияют монистами, ранами-укусами от княжеских крыш. Уже можно разглядеть созвездия Стожаров и Птичьего Пути, но на западе ещё догорает розовое зарево и бурчит тихими раскатами гром.

– Я сказочником назвался, смог докричаться до воеводы, и тот велел паобедь нас представить князю. Он скучать изволит.

– Так просто? – она поворачивается к нему, на холодном и бледном, как снег, лице Маньки впервые появляется удивление.

– Что-что, а кривду плести и болтать я за эти годы выучился, – выдыхает Старец. – Да и князь, похоже, непростой… Надо идти, ночлег отыскать. Только погоди, ещё миг посижу.

Манька встаёт с лавки, потягивается, поправляет юбку и перекидывает через плечо толстую чёрную косу. Как бы она не храбрилась, а ждать Старца в одиночку устала.

Ну и бедствие он себе на голову нашёл – думает Старец. Надо бы ей поведать, как мир устроен, а то уж больно её потухший взгляд напоминает о том, как он сам впервые родился, и никто ему правды не говорил. Не потому, что таили или укрывали, просто тогда не до того было.

Во дворе теперь куда меньше народа – кто забрёл внутрь корчмы, чтобы заливать сладким хмелем животы, а кто ушёл прочь в примостившуюся у кремля деревушку, дремать на родных печах.

– Думаешь, подожжёт? – спрашивает Манька вдруг. Старец не знает, с какой мыслью она это молвит. Хочется верить, что нет.

Ночлега так поздно не сыскать: толкуют, в таких потёмках уже лишь нечисть бродит. Одна за другой хлопают двери изб перед Манькой и Старцем, который как никто знает, что брат-Столп лютее любой нечисти.

Делать нечего, путники находят накрытый худым деревянным навесом сеновал и остаются там.

Сёма не объявляется, никто его не видал да не слыхивал о нём, но Старца скорее волнует не его судьба, а судьбы тех, кто мог попасться семеюшке под руку. За годы, которые он настойчиво держался неподалёку от того, кого нынче просто кличут Старцем, тот хорошо узнал Сёму. Он не творил худа ради худа, никогда. Только причинял добро, не думая о том, что станется с его жертвами.

И частенько это выходило куда пагубнее простого зла.

– Нет, – кротко шепчет Манька. Старец отвлекается от дум и глядит на девицу: она лежит на стоге, укрытая кожухом, и дрожит. Её чёрные очи сомкнуты, а между бровей залегает тревожная бороздка. Белые пальцы сжимают край разметавшейся юбки.

– Проснитесь… Прошу… – будто ослабевшим от долгого плача голосом добавляет Манька.

Старец смотрит на неё и раздумывает, будить или нет. К нему самому сон не идёт с тех самых пор, как он узнал вести, с которыми и пустился к князю. А в тревожной дрёме Маньки столько детского и ясного, будто лесное озеро, что Старец даже ловит себя на зависти.

Манька всхлипывает.

Из мрачного небесного лона ей отзывается протяжный рокот.

Ресницы девицы трепещут, она открывает глаза. Старец сидит рядом и отчего-то ухмыляется в бороду. Манька пуще прежнего сдвигает брови:

– Я говорила что-то?

Старец не отвечает, только что-то шепчет одними губами, завороженно глядя на чёрные тучи, окутывающие звёзды. Манька накрывается кожухом с головой и отворачивается, когда он наконец говорит:

– Трижды по семь. Далеко грозит.

Манька оглядывается на него. Старец указывает пальцем на небо.

– Так можно посчитать, скоро ли до нас дойдёт.

– Чудак ты, старик, – бурчит она. Поднимает глаза к небу и завораживается мрачной тайной ночи. Ей доводилось слышать и что небосвод – купол, охраняющий людей от нескончаемой пустой черноты, и что это крона древа, растущего сквозь все миры. Ни тот, ни другой ответ ей не по сердцу, а секрет продолжает манить.

Такая же загадка – и старик, сидящий рядом. Он может оказаться и лесным божеством, и отцом всему миру, и обычным дедушкой. Он уже столько раз был человеком, что, Маньке кажется, должен был увидеть в этом мире всё. И даже после этого он остаётся простым и ясным.