Читать книгу: «Самозванец», страница 2

– Ты не кипятись, – желтоглазый медленно выпрямился и возвысился над Олегом головы на полторы. Олег и так ожидал от него всего что угодно, но теперь стал всерьёз опасаться за свою безопасность.

Вовремя, что уж тут сказать.

Возраст взломщика было совершенно невозможно определить: в тусклом свете глубокие тени залегли у него под глазами и в носогубных складках. Он казался преступно юным и пугающе древним одновременно. Олегу было сложно понять, почему у него вообще возникли подобные мысли. Всё, что ему оставалось – отступить на шаг назад.

– Я вас впервые вижу…

– Это точно ты, Одноглазый, ты мне чушь не пори, что ни черта не знаешь. Всё ты помнишь, ты не можешь забыть, просто не можешь…

Сначала голос взломщика казался угрожающим, он почти кричал, надвигаясь на Олега. Но злость медленно уступила растерянности и даже беспомощности. Взломщик снова ссутулился, упуская преимущество в росте.

– Это невозможно, – уже озадаченно проговорил он.

Олег начинал думать, что вместе с волками стоило вызвать и пару карет ХэльМеда.

– Я – Сет, – взломщик снова оживился, будто обретя новую надежду. – Ты всегда меня так звал. А ты… Ну а ты всегда был одинаковым. Даже сейчас совершенно такой же, тебя невозможно спутать с кем-то.

– Что значит «всегда»?

Тот, кто представился Сетом, замер. Что-то странное промелькнуло в его глазах, он облокотился на стену, будто земля ушла у него из-под ног.

– Дольше, чем вообще возможно помнить.

Сердце Олега забилось чаще – этот день, этот чудик и все его слова откликались в нём. Заставляли всё тело напрячься, а руки потянуться к лицу – то ли для того, чтобы удержать рвущийся изо рта крик, то ли для того, чтобы закрыть ладонью единственный глаз и больше всего этого не видеть.

– Вы меня с кем-то спутали. Сет.

– Даже если ты всё забыл, я сделаю так, что ты вспомнишь, – мрачно отозвался тот.

Повисла тишина.

– Хорошо.

Олег, не убирая ножа, протиснулся мимо Сета на кухню, опустился на скрипучий стул.

– Расскажите мне всё. С самого начала.

Сет мрачно ухмыльнулся, но садиться не торопился.

– С какого начала?

– С самого-самого, – кивнул Олег. Нужно было потянуть время, чтобы дождаться волков, и самое лучшее, что он сейчас мог сделать – подыграть этому чудику.

– Так давно, наверное, уже никто и не помнит, – задумчиво протянул Сет. – Начнём со скучной части. Ты знаешь, откуда во Вселенной берётся энергия?

Олег нахмурился:

– Ядерный синтез?

Сет хмыкнул.

– И да, и нет. Откуда берётся энергия, которая внутри людей? Их, если очень грубо говорить, души.

Произнося слово «души», Сет коротко закатил глаза, будто его вынудили испачкаться в буквах этого высокопарного слова.

– Метаболизм углеводов, – предположил Олег.

Сет вздохнул.

– Ну да, да. И то, и другое ведь полагается на правило, что энергия не берётся из ниоткуда, верно? И откуда-то она изначально появилась?..

Олегу трудно было понять, на что намекает этот сумасшедший. Сейчас важнее не осмыслять его бред, а следить за тем, чтобы он ничего не учудил.

– Так, а я тут причём?

В голову Олега ворвалась мысль: а как давно этот Сет у него дома? Куда он уже успел залезть? Что он мог украсть? И открыл ли запертую комнату?

– Ну… – протянул Сет, будто бы пытаясь что-то выдумать. Но быстро бросил это дело и признался:

– Да пофиг. Мне никогда не было интересно. Только факт в том, что наше – моё и твоё сознания – веками просыпались в людях, рождённых по всему миру. И мы прожили несчётное количество жизней.

Олег посмотрел на него с сомнением.

Сет хмыкнул и наконец отлип от стенки.

– Не помнишь? Как мы княжеский терем спалили, и как роднёй друг другу заделались и ты остановил, как это потом назвали, «тиранию». Очень смешно, на самом деле, – он договаривал с мягкой улыбкой и как будто бы даже огоньком в глазах.

– Да, точно… Как я мог забыть.

Сет резко посерьёзнел, нервно постучал пальцем по своему запястью.

– Меня это и бесит. Не мог ты взять и забыть.

На стенах и потолке стали заметны отсветы от сине-красной мигалки. Двигатель машины затих прямо под окнами.

– Ты ведь Целый. Столп. Первый. Что могло стрястись-то…

– В жизни всякое бывает…

Сет отмахнулся:

– Ты не дуришь меня? – он внимательно посмотрел на Олега, который сидел за столом с таким напряжением, с каким только возможно заниматься этим делом. Его правая нога тряслась, и ложка в сахарнице от этого тихонько дребезжала.

– Но так не должно быть. С тобой наверняка что-то очень сильно не так.

Олег не выдержал, прыснул. Ещё бы, с ним – и что-то было так.

– Я серьёзно, – этот чудик выглядел и впрямь обеспокоенным.

– Да? – в Олеге уже не осталось сил ни для чего, кроме сарказма. – И что же мне тогда делать?

Сет нахмурился, опустил глаза к носкам своих ботинок.

– Наверное, я знаю. Но только надо, чтобы ты мне верил.

Олег чуть не засмеялся, но смог удержаться. Сет, впрочем, всё понял. Он нахмурился.

На лестнице уже были слышны шаги.

– Но можешь мне не верить. Если хочешь остаться тут, – Сет руками указал на обшарпанную и старенькую кухню. – Навсегда и сгнить со своей единственной жалкой жизнью. И не помнить ни черта, и в конце просто кануть в чёрное ничто, то добро пожаловать, мой дорогой друг!

– Хорошо, договорились, – спокойно ответил Олег. Его эти слова ничуть не тронули, не всколыхнули никаких ни ложных, ни настоящих воспоминаний и даже утомили. Лучше бы этот Сет просто его ограбил.

– Ирбаев, ты опять, что ли? – за спиной Сета появился усатый мужчина в чёрной выглаженной форме. Он увидел Олега и кивнул ему, убирая табельное оружие обратно в кобуру. – Я к вам зайду? А то у вас тут открыто было.

Сет недовольно поджал губы и закатил глаза.

– Заходите… – растерянно протянул Олег.

– Этот не опасный, я его знаю, – добродушно заявил мужчина Олегу. Затем уже более грубым голосом он спросил Сета:

– Чего опять натворил, утырок?

Сет даже не удостоил его взглядом, только покачал головой.

– Ну ясно всё с тобой, – волк снял с пояса наручники и щёлкнул ими на покорно и как будто бы даже привычно протянутых руках взломщика.

– Я его заберу, ночь у нас подержу, посмотрю, не стырил ли чего. А вы завтра приходите, если какую пропажу обнаружите, сразу заявление и напишем.

– В смысле – вы его знаете?! – Олег вскочил из-за стола. – Он вырвал мне замок с мясом, пришёл и нёс ахинею. Он какой-то местный сумасшедший?! Почему его ещё не заперли?!

Волк одной рукой пригладил усы. Второй он пытался ухватить за шиворот Сета, который был почти на две головы выше его. Сет стоял на месте, но легонько покачивался, чтобы усатый не повис на нём окончательно.

– Да он безобидный, – хмыкнул волк. – Давайте уже завтра разбираться, молодой человек. Вы спать хотите, я хочу…

Для подтверждения своих слов он даже зевнул.

Олег силой подавил желание зевнуть в ответ.

– Выметайтесь. Пожалуйста.

– Завтра ждём вас в двадцать первом отделении. Тогда будем писать! – Усатый развернулся на каблуках и потянул за собой Сета. Тот пару мгновений не двигался с места, пока не встретился глазами с Олегом.

– Вспомни, Одноглазый. Постарайся вспомнить.

Затем он исчез во мраке коридора. Шаги удалялись по лестнице, оставляя Олега наедине с нескончаемым чувством нереальности произошедшего.

Он открыл кран, умыл лицо водой, снял очки и помассировал переносицу.

– Точно же… – сказал он зачем-то вслух, взял стул и понёс его в коридор. Подобрал распластанные на коврике останки замка, захлопнул входную дверь и подпёр её стулом как мог. Получилось не очень надёжно, но хотя бы не нараспашку.

Олег опустился на обувную тумбочку, тяжело вздохнул. Тут же обнаружил, что он всё ещё сжимает в руке нож. В порыве ярости Олег замахнулся и кинул его вперёд. Нож не выдержал и сложился, ударившись о дверную балку. Со звоном спикировал на пол и остался лежать, испуганно подрагивая металлом.

– Сука, – протянул Олег, пряча лицо в ладонях. Он несколько минут просидел, медленно вдыхая и выдыхая, но сердце продолжало колотиться в груди, очевидно, пытаясь как можно быстрее оказаться подальше от этого дня и от самого Олега, только притягивающего неприятности.

Он думал, что уже почти успокоился, когда в груди снова резко задрожало. Протяжный, стихающий к окончанию звук, пауза в пару секунд, и снова. Олег дернулся и резко схватился за сердце.

В кармане рубашки всего-то завибрировал старый кнопочный телефон.

На экране – выученные наизусть цифры.

– Да, – отозвался Олег.

– Не мешаю?

Олег выдавил что-то похожее на улыбку. Руки всё ещё тряслись, звон в ушах не заканчивался.

– Наоборот.

– Ты извини, что днем не брала. Видела, ты звонил пару раз. Первая смена на новой работе, я ж рассказывала.

– Знаешь, – Олег поднял взгляд на баррикады возле входной двери. – Даже хорошо, что ты только сейчас смогла говорить. У меня весь день чёрти что творилось.

Девушка с тихим, почти убаюкивающим голосом, вздохнула.

– И у меня, если честно.

– Расскажешь?

– Да, – отозвалась она. – Минута, я в лифте, сейчас пропаду.

Ожидая её, Олег встал, попробовал дёрнуть на себя дверь. Та не двигалась. Он выключил свет в коридоре, заглянул на кухню. Всё выглядело как обычно – немного заброшено и пыльно. Отсюда просто нечего красть.

Он услышал её голос снова, когда зашёл в большую комнату со шкафом во всю стену и диваном напротив него. Зал, мрачно-зелёный из-за цветов, которые поливал Харитон, и ковров на стене, тоже выглядел обычно. Запертая дверь в углу была невредима. Видимо, Сет и правда припёрся не для того, чтобы грабить.

– Знаешь, – её голос звучал веселее, чем до этого. – Так получилось, что у меня завтра выходной. Хочешь, я приеду?

– Хочу, – выпалил Олег. Затем одёрнул себя, кашлянул. – Хочу, но давай вечером. Мне надо сходить в волчарню.

– Лёка, – осторожно протянула она. – Я могу приехать прямо сейчас, если нужно.

– Нет, – резко ответил он. Поморщился, вцепившись в дверную ручку своей комнаты. – Нет, – уже мягче добавил он. – Ничего такого. Я же тебе обещал. Мне просто взломали квартиру… И я познакомился с тем, кто это сделал.

– Кошмар. Ты в порядке?

Олег тяжело сел на кровать.

– Вроде бы да.

– Что ему было надо?

Олег медлил с ответом. Он откинулся назад, глядя на карту мира на потолке.

– Чёрт его знает.

Она вздохнула.

– Завтра всё расскажешь! Только… звони если что, ладно?

– Договорились.

– Спокойной ночи.

– И тебе.

В трубке послышались гудки. Он лежал на спине прямо в уличной рубашке, по потолку медленно проезжали белые полосы света. Наверное, сегодня он не заснёт.

3. Сон Калипсо

– Чрезвычайное положение в городе требует жёстких мер с нашей стороны – исходя из результатов опроса можно предположить, что клиенты склонны обвинять нас в бездействии.

– А вы проводили опрос среди слепых? Только они бы не увидели, сколько нашей техники тратит время у очагов.

– От «спящих домов» шарахаются как от чумы, людей держат в закрытых палатах, куда пускают только родственников, и то с неохотой. Так что да, мало кто видел. Да и толку от них немного.

В зале, холодном от стекла и бетона, за огромным столом собрались на ежедневный спор пожилые и усатые члены совета ХэльМеда. Когда в городе разгорелась эпидемия неизвестной болезни со странным течением и симптомами, у холдинга, который отвечал за медицинское обслуживание всего города, настали не лучшие времена. И в свой золотой век совет собачился каждый раз, когда встречался в этом зале, а теперь эти собрания неизменно сопровождались нападками, оскорблениями, потоками презрения и окончательно потеряли какой-либо смысл.

У Виолетты Валентиновны Вановой, которая уже несколько лет сидела в кресле слёгшего отца, давно не осталось никаких сил это слушать.

– Тишина, – сказала она не очень уж громко, но таким тоном, что с десяток разбушевавшихся спорщиков тут же осели на свои скрипучие кожаные кресла. – Мы действительно сдерживаем наши средства и не работаем так эффективно, как могли бы.

Она заставляла весь совет брехастых и пожилых пиджаков молчать сочащейся из неё внутренней силой. В идеально выглаженном брючном костюме, на высоком каблуке и с тугой и чёрной косой, лежащей на плече, Виолетта была представлена совету лишь десять лет назад. Тогда её отец, Валентин Дров, которого пока не скосила старость, впервые вывел в этот зал двадцатипятилетнюю Виолетту и назначил её преемницей.

Кто-то из особо рьяных и старательных служителей мог бы затаить обиду на начальника за такое неожиданное появление не существовавшей ранее наследницы, если бы только это уже не стало привычным делом. Частенько главы холдингов передавали свой бизнес неизвестно откуда возникшим дальним родственникам, иногда просто преемникам. Никто из действующего совета уже и не помнил, но в высшем менеджемнте ХэльМеда ходили слухи, что и сам Валентин в своё время получил кресло директора от двоюродного деда. Ровно за двадцать пять лет до этого.

– Наши возможности сокращает недостаток информации, – сухо продолжила Виолетта. – В пограничном состоянии тысячи человек, а мы знаем о болезни слишком мало.

Виолетта выглядела отстраненной, будто на самом деле решала какой-то свой внутренний вопрос, и тот был поважнее происходящего в этой комнате. Однако от неё не ускользало ничего.

Маленькая старушка с круглыми очками тихо приподнялась со стула. Её подрагивающий, как у охрипшей птицы, голос заполнил пустоту бетона и стекла.

– Мы подтверждаем, что так называемая болезнь Калипсо передаётся фекально-оральным путем, однако степень заразности пока не выявлена из-за долгого инкубационного периода и неясных источников вируса. – Старушка подняла строгий взгляд на Виолетту, будто бы лично та перед ней в чем-то провинилась. – Настаиваю на изоляции не только зданий, но и, может быть, даже кварталов, в которых зафиксированы случаи заболевания.

– Карантин бесполезен, это обычный Паркинсон, – глухо возразил тучный мужчина в сером костюме в клетку. Его нос занимал большую часть лица, а крупные поры были видны Виолетте даже с другого конца стола. – Госпитализации, симптоматическое лечение. Так ещё в двадцатом веке эту заразу лечили.

– То есть вообще не лечили, – вклинился толстяк в костюме. – Оно тогда само прошло, и сейчас пройдёт… Вы, Виолетта Валентинна, лучше скажите, что нам с беспорядками делать? Сегодня у Екатерининского был пикет. Вроде как, что-то про то, что мы кого-то некачественно полечили… Он кончился стрельбой. Как прикажете нам на это реагировать?

Совет затих, десяток пар глаз устремился на непреклонную, словно отлитую из железа Виолетту. Она не колебалась ни внутри, ни снаружи. Поправила прядь, выскользнувшую из-за уха, и негромко ответила:

– Сейчас главное – продумать стратегию борьбы с болезнью. Именно отсутствие плана дестабилизирует ситуацию. Наши вирусологи без отдыха работают над вакциной, но её ещё нужно будет тестировать. А эти, как вы их назвали, – Виолетта взглянула на толстяка, – беспорядки, мы будем всеми силами избегать, пока они не касаются нас напрямую. Это работа ВОЛКа.

У совета было достаточно слов возражения, которые каждый мог бы сейчас озвучить Виолетте Валентиновне, но обрубки претензий, приправленные искренним возмущением, не собирались в предложения. Повисло молчание, не удовлетворённое ни прирезанным в зародыше спором, ни итогами собрания.

Из тихой полудремы Валю выдернуло прикосновение к его руке. Он успел почувствовать её запах и услышать дыхание до того, как она что-то сказала. Виолетта села на пол возле кровати и приложила тыльную сторону его руки к своей щеке. Валя взглянул на Виолетту, развернул ладонь, обнимая её лицо давно знакомым жестом.

– Ты чего не спишь?

– Только с совещания.

– Пошла бы отдохнуть.

– Хочу побыть с тобой.

Тепло, тихо. Внизу за стеклом светился круглыми оранжевыми огоньками город, но его звуки не могли пробраться в комнату, только бились о высокие окна.

– Что там происходит?

Виолетта не хотела говорить ему.

– Хель, – он перевернулся на бок, чтобы посмотреть ей в глаза. Она положила подбородок на край постели, отвела взгляд в сторону. – Я же узнаю.

– Нельзя тебе, – буркнула Виолетта. – У тебя сердце слабое.

– Чем раньше оно не выдержит, тем раньше нам обоим станет легче.

Виолетта резко встала, подошла к окну. Чтобы удержать её в поле зрения, Валя приподнялся на подушках и чуть не выдернул порт из вены. Тихо зашипел, пытаясь приладить его обратно дрожащими сухими пальцами.

– Как будто я вру, – пробурчал Валя.

– И слушать ничего не желаю.

– А знаешь, как болит, между прочим? Я каждый день прохожу через муки.

Виолетта обернулась. Валя всё ещё пытался вернуть иглу в вену дрожащими старческими руками. Она подошла к нему, занялась капельницей.

– Я столько денег за твою седацию плачу, что тебе руку отруби, ты сейчас ни черта не почуешь, – беззлобно заметила Виолетта.

– Ой, помню-помню, – усмехнулся Валя. – Времена были! Не сидел взаперти, как прикованный трубками пёс.

Виолетта добавила в капельницу, висящую у изголовья кровати Вали, какую-то жидкость. Он сразу же почувствовал разливающееся по венам тепло.

– Вот эту руку тогда хоп – и она на шмате кожи висит! – Валя попытался взмахнуть совершенно здоровой правой рукой, но трубки и провода помешали ему.

– Как говоришь, так и было, – стала убаюкивать его Виолетта, наклонившись к нему. Она опустила подушку под головой, чтобы Валя лёг ниже, и стала гладить его по лбу.

– Там же ещё этот горний со своим сиромахом был, да? И они, кажется, стянули что-то… Или не тогда?

Валя замешкался, собирая разбегающиеся мысли. Веки стали тяжёлыми.

– Или они спалили что-то? Я запамятовал.

– Да, спалили, – мягко ответила Виолетта.

– Зато… Зато тебя тогда… встретил.

Валю накрыл вязкий и тяжёлый сон. Его дыхание стало медленным и размеренным, а напряжённая, якобы отрезанная, рука расслабилась. В полумраке спальни Виолетте показалось, что морщины на его лице разгладились, как на отрезе шёлка. Она провела пальцами по его щеке, пытаясь развеять иллюзию.

Она видела много того, что иные назвали бы чудесами, но в магию не верила. Вале оставались считанные дни.

Сон 1

– Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось?

И в ответ – нескончаемая монотонная песня, которая сначала восхищает, потом смешит, а в конце только раздражает. Он никогда не просил о вечной жизни, а эта птичья издёвка на поверку может оказаться лишь началом кукушачьего сватовства и продлиться ещё несколько седмиц.

Уединение в шепчущем о ветре лесу, тёплые лужицы света, пробивающиеся через низкие тучи и зелёные кроны, стоптанные ноги и следы смолы на кафтане – всё это удерживает его здесь, на светлой полянке, вокруг которой толпится лес. Он тянется пытливыми еловыми лапами, чернеет стеной, ограждая от невиданной и запретной земли, куда идти живому не позволяется. В этой земле – судьбы каждого проглянувшегося камня, каждого корня, обнимающего землю, каждой букашки и цветочка.

Мысли об этом туманят его разум, будто бы Старец всё ещё юн и глуп, и не знает, что правда топчется где-то рядом, выглядывает из-за широких стволов украдкой, но никогда не является целиком.

Он ждёт ещё несколько куплетов кукушкиной песни перед тем, как вернуться к своим спутникам. Они ожидают его на кромке леса, и идти к ним не хочется – Старец бы предпочёл подольше остаться здесь, подслушивая совсем тихий треск грома, затаившийся в низких мрачных облаках. Но время не ждёт. Каждый вдох, каждый привал и каждый восход умирает его народ, а мир держит всё меньше Столпов. С этим нужно что-то делать, только ноша кажется куда больше его самого, куда тяжелее, чем он может утянуть. Старец с трудом встаёт, и, опираясь на одолженный у Лешего посох, плетётся назад.

Старец бы лучше прошёл этот путь один, разослав своих спутников по разным сторонам света, чтобы они несли вести, искали помощи там. Вчетвером ясно справились бы быстрее, и толку вышло поболе. Вышло бы, если бы двое его вестников не оказались подлетками.

В этот раз ему не свезло. Давняя его семеюшка, ясноокий юнец с одними острыми словами в закромах и именем, за которое его многие бы с охотой потопили в ближнем болоте, ещё не дорос до одиноких путешествий – с него в пути до сих пор бы слетали отцовские лапти.

Простоволосую де́вицу с чёрной косой и хмурым ликом же кто погрубее назвал бы эфемером. Юным созданием, рождённым без памяти веков и поколений всего второй раз. В сравнении с юнцом и Старцем она – младенец. И хоть мир вокруг с каждым восходом становится всё меньше – исчезают такие вот мирные поляны, валятся деревья, растут городища – вместе с этим дороги полнятся пусть Столпами, да незнакомцами, которые могут носить в помыслах и на поясах дурное. Кто же отправит младенца в такой путь одного?

Да и может оказаться, что княже знакомец кому-то из них.

– Старик, долго ты там бродить будешь? Ещё чуть-чуть, и городище увидим, а он по лескам шатается, – без единой толики почтения к летам выкидывает юнец. Он лежит на траве, положив руки под голову. Из его рта торчит длинный стебелёк.

– Молчи, язва. Не забывай, кто теперь старший.

Юнец фыркает.

– Постарше бывали!

– Да я тебе…

Говорит Старец, да сетует про себя, что так и не нашёлся на этом круге с любушкой. Её и правда теперь могут звать Любушкой, а могут кличать Фридой или Брехтой – смотря на какой конец света занесло её в этот раз. Она бы перерубила рождающийся спор на корню, оттаскала юнца за ухо и улыбнулась Старцу тепло, как летний закат.

– Идём, – резко обрывает приятельскую грызню девица. Она перекидывает чёрную косу через плечо и протягивает руку юнцу, чтобы тот поднялся. Он брезгует помощью и одним ловким прыжком вскакивает сам. Девица хмурится, протирает ладонь о юбку.

– Хватит цапаться, а то николи не придём, – важно добавляет она.

И они идут, притаптывая к земле высушенную солнцем и поднятую ветрами пыль. Маковки деревянного детинца растут, как тесто в тёплой печи, а Старец всё никак уразумеет, за что ему попались в нагрузку именно эти двое. Юнец всегда был плутоват и остр на язык, вёл какие-то свои игрища, любил помрачать людям рассудки и сначала делать, а затем уж помышлять, но к этому Старец после всего пройденного вместе стал привычным.

Девица же неизвестна, тиха. Она молчалива, резка и будто томится по чему-то. Они и встретили её давеча, растерянную и всё никак не берущую в толк, отчего она вернулась на новый круг. На расспросы не отвечала ни вчера, ни теперь. Старцу только оставалось ломать голову, как же так вышло, что ей никто ни о чём не поведал ни в прошлой жизни, ни в этой, и вести её с собой – показаться князю. Вдруг он чем поможет или что про неё знает – слухи ходят разные, и молва на одном из рынков донесла до ушей Старца такую небылицу, что и нарочно не придумаешь.

А если припомнить, какие у него вести для князя, кружево выплетается дряное. Будто и правда близится конец времён, и впору ложиться да помирать в придорожной канаве. Старцу пока не хотелось – ещё не надышался, да и любушка его далече.

В общем, девицу взяли с собой. Времена наступили такие, что одна она никуда бы не дошла и сгинула в окрестных лесах, будь она хоть трижды Столпом.

– Голову покрой, – говорит Старец, протягивая девице невесть откуда взятую тканку. – Покуда до князя дойдём, будешь Манькой, внучкой моей. А ты, стерва, – Старец обращается к уже нахорохорившемуся юнцу, – Сёмой зовёшься, найдёнышем, тебе Манька по взрослению обещана.

Манька и сама кривится в лице, пока вяжет тканку поверх косы, но ни слова не молвит. И верно делает, а то найдут, с какими расспросами пристать. Даже мудрейшие и древнейшие, с которых пошёл род столпской, ещё не созрели сполна, чтобы жить в мире и покое, перестать выдумывать законы да избирать дичину среди подобных – потому что иные прошли меньше кругов или родились не в том теле.

– Елдыга! – кратко, но не кротко выкрикивает в ответ велениям Старца Сёма и припускает вперёд по пыльной дороге. Проносится пару десятков шагов, резко тормозит и глядит проверить: где там его невеста со Стариком? Идут?

Детинец ещё мал, но силами местных смердов обещает вскоре вырасти, чтобы раньше всех приветствовать Солнце. Внутрь пускают всякого, и даже на такую несуразную свору ратник у ворот только хмыкает в бороду. Старец, Манька и Сёма входят во двор, на котором пестреет, галдит и пахнет кислым пивом торг.

Старец велит младшим занять лавку возле распахнутых ворот наскоро сколоченной корчмы, а сам заходит внутрь. Пока он, то и дело бросая на юнцов взгляды через плечо, выспрашивает у корчмаря о местном князе да о невольнике, которого он себе прибрал, Манька с Сёмой послушно сидят бок о бок на лавке, с усердием делая вид, что не замечают друг друга.

– Глухо, – вскоре вздыхает Старец, присаживаясь на лавку. Он со стуком опускает рядом с собой деревянную чарку с золотистым напитком. – Князь здешний нелюдим, выходит редко и, молвят, хандрит сызмальства.

– Значит, нужно его выманить, – предлагает Сёма.

Звучит лихо, ни к каким уловкам Старцу прибегать не хочется, но не согласиться с мальчуганом трудно. Даже Манька коротко кивает.

Трое молчат, и в этой паузе Старец подносит чарку к усам, с наслаждением глотает хмель. Его разум такому не затуманить, а по вкусу такой искристо-ягодной сладости он успел соскучиться.

– Старый, а мне-е-е?! – протягивает Сёма скорее из вредности, чем из веры, что с ним поделятся.

– Соплям не полагается, – отмахивается Старец и довольно улыбается. Были в том, что теперь он – старший, хоть какие-то выгоды.

– А если поджечь? – внезапно спрашивает Манька. Двое сразу забывают о перепалке и удивлённо поворачиваются к ней.

В чёрных глазах Маньки отражается мрачная решимость.

– Ты чего, загубишь ещё кого-нить, – нерешительно протягивает Сёма. Ему идея девицы не особо нравится, но скорее из-за того, что её предлагает Манька, а не он сам. Ничего получше самому на ум не идёт.

– Зато князь точно выйдет из терема, а в переполохе некому будет помешать нам потолковать.

– Ага, если его самого нечаянно на новый круг не отправим! А потом ищи свищи.

– Тогда и искать не надобно, – бурчит Манька.

– Никто ничего жечь не будет! – вмешивается Старец. – Только хуже сделается.

Какое-то время сидят молча, выхватывая слова в досужих сплетнях купцов и смердов. Все шепчутся об одном – невольнике, закованном в цепи на задах терема да в свои лета не может вспомнить, кто он таков и с какого круга пришёл. Перешёптываются, решают, что он дурит. Озорной цветочный ветер вяжет косы в длинных бородах торговцев и заглядывает под подолы девицам.

– Неужели кто другой, кроме князя, не сойдёт? Купец побогаче, скажем… – заскучав, предлагает Сёма.

– Ни у одного купца не будет того, что найдётся у князя. Он длинной рукой куда захочешь дотянется, а купец – только до соседнего торга, – важно поучает его Манька.

– Может и не куда захочешь, – хмыкает Старец, – но точно дальше, чем два подлетка и старик, которого пора на салазки сажать.

– Ты помирать не торопись, – говорит Сёма. – Я кое-что придумал.

Старцу становится боязно даже представить, какая идея хуже поджога могла прийти в голову мальчишке. Старец залпом допивает содержимое чарки, утирает позолотившиеся усы тыльной стороной ладони и грузно поднимается с лавки. На его поясе звякает топорик с рунами и цветами.

– Отдумывай обратно, я пойду с караульными потолкую.

Он делает пару медленных шагов к внутренним воротам, оборачивается и наказывает Маньке с Сёмой:

– Ждите здесь.