Читать книгу: «Вирус. Книга 2. Шаги апокалипсиса», страница 3

– Так мы… Тут пиво, чипсы, сухарики и сыр… – неуверенно ответила девушка.

– Я не понимаю. Вы что, все с ума посходили? Или с самого начала у вас с мозгами проблема была? Вы что, думаете – это все кино?! Очнитесь, все очень серьезно! Бегом по каютам и не показываться!

Когда парень с девушкой скрылись в коридоре, Алексей подошел к кулеру и, набрав в пластиковый стаканчик воды, жадно выпил. Потом наполнил снова и залпом осушил. Холодная вода приятно обожгла внутри и утолила жажду. Он прислушался к своим ощущениям и понял, что хочет еще.

– Чего-то я засох… – пробормотал он, выпил третий стакан и откинул его в сторону. – Ладно, пойду к себе.

Медленно, осматривая двери кают, Назарецкий пошел в носовую часть теплохода и, не доходя до лестницы нескольких метров, отвлекся на мелодию сотового.

– Слушаю. Здравствуйте. Да, Фёдор Иваныч предупредил. Дроздов?.. Да, понял. Я?.. А, Фёдор Иваныч сказал… Нормально себя чувствую. Температура?.. Нет, вроде пока нет. Штельмах где-то по теплоходу бродит. Да, ищет капитана и врача. Был на средней палубе. С виду он чувствует себя бодро. Говорил, что жена с температурой, но грешил на купание в холодной воде. Честно говоря, сейчас уже не определить, сколько человек и как контактировали. Видите ли, многие пассажиры и члены команды не сразу выполнили указание закрыться в каютах. Я куда собираюсь?.. Куда я могу собираться, иду к себе в каюту. Просьба?.. А вы меня вытащите отсюда?.. Да уж, честно. То есть шансов у меня ноль целых, ноль десятых? А, все-таки одну десятую даете, ну хоть на этом спасибо. Ладно, говорите свою просьбу. Что?! А если я не подхватил этот вирус раньше, то рискую его подхватить, сходив туда. Вы просто поймите меня правильно. Может, можно как-то защититься?.. Маску, перчатки, очки?.. Вы это серьезно?.. А, теперь понял. Спасибо за честность. Ладно, сейчас схожу. Набрать вам на этот номер?.. Хорошо.

Назарецкий закончил разговор и спрятал трубку. Пройдя к проходу вниз, осторожно стал спускаться на нижнюю палубу. Бóльшая часть кают здесь была свободной.

Алексей подошел к каюте с номером 107, нажал ручку и толкнул дверь.

– Твою ж мать! – застыл он в дверном проеме.

На полу каюты сидела женщина и тяжело дышала. Она кашляла и ладонями поддерживала голову. Капли пота смешивались с кровью из носа и капали на светло-розовый халат. Она повернула лицо к нему и сквозь кашель попросила:

– Помогите мне.

Алексей быстро закрыл дверь и побежал к лестнице. Увиденная картина лишила всяческих иллюзий. Ему не хотелось думать ни о теплоходе, ни о ФСБ, ни о команде. Поднявшись на главную палубу, он встал в коридоре и, прижавшись спиной к стене, думал, что теперь делать. Страх, словно лавина, спускался с головы и охватывал тело, парализуя его.

– Всё, конец. Что делать? Так, спокойно, надо успокоиться, – шепотом сказал он и тут же добавил: – Это конец. Сука, это всё.

Горло вмиг пересохло, захотелось пить. Сейчас помощник капитана понимал одно: никакая сила в мире не заставила бы его снова спуститься на нижнюю палубу. Мысли лихорадочно пробегали в голове и не находили выхода. «Что делать? Что теперь? Что делать? Это конец. Это точно конец. Куда бежать? Что делать?»

Назарецкий был соверешенно растерян и чувствовал, что еще чуть-чуть – и паника заставит его бежать к шлюпкам и спускать их за борт в надежде выбраться отсюда.

От этих мыслей его отвлек звук открывающегося замка. Он посмотрел направо и увидел голову мужчины, который выглянул в коридор из каюты. Пассажир смотрел в другую сторону и не видел Алексея, стоявшего в трех метрах от его дверей.

– Закрой дверь, придурок! – крикнул Назарецкий.

Мужчина мгновенно спрятался внутрь и щелкнул замком. Алексей подошел к его двери и закричал так, чтоб его могли услышать и в других каютах:

– Не открывать двери! Не высовывайте свои носы! Ждите команд и объявлений по громкой связи! Иначе подохнете все! Слышали?!

От злости и безысходности он стукнул рукой по стене и прошел к винтовой лестнице.

– Стой! – появился в коридоре главной палубы Штельмах. – Ты принес моей жене таблетки?..

– Да, – соврал Назарецкий. – Но у нее высокая температура. Она спрашивала про вас. Захватите ей воды.

– Хорошо! – ответил Штельмах и пустился бегом к проходу на нижнюю палубу.

Алексей поднялся по лестнице и пробежал к ресторану «Старая Москва» на средней палубе. Дверь была открыта, и он вошел внутрь.

Столы, стулья и другая мебель были сдвинуты, а некоторые перевернуты. Назарецкий прошел в кухню. Разбросанные кастрюли, рассыпанные на полу и столах продукты говорили о том, что тут поспешно хозяйничали мародеры.

Ему стало неприятно от осознания того, что эти мародеры – члены их команды. Алексей поднял с пола маленький топорик для рубки мяса и просунул его за ремень под кителем. Открыв холодильник, он взял бутылку воды и открыв ее, жадно сделал три глотка.

С бутылкой в руках Назарецкий миновал зал ресторана и через стеклянные двери вышел на корму судна. Он зажмурился от солнца, которое дарило легкую теплоту, и приблизился к флагштоку.

Прохладный сентябрьский ветер редкими порывами колыхал российский флаг. Алексей посмотрел на него, потом на лодки с сотрудниками спецназа по левому борту теплохода… и тяжело вздохнул. Вибрация и мелодия сотового телефона отвлекли его от мыслей, и, достав трубку, он принял вызов.

– Слушаю. Да, я узнал по номеру… Да, я был там. Плохое. Даже можно сказать, очень плохое. По ней видно, что температура высокая, кашель практически постоянный и кровь из носа. Картина, я вам скажу, совсем безрадостная. Где сам Штельмах, я не знаю. Последний раз я видел его на главной палубе. Состояние?.. По сравнению с женой довольно бодрое. Да, бегает в полный рост, даже не похоже, что больной… А можно вопрос?.. Хорошо. Да, хотел спросить. Неужели нельзя обработать теплоход обеззараживающей жидкостью, а потом вывести тех, кто здоров? Нет, я не знаю, кто с кем контактировал. А, понял. То есть никого из нас спасать не будут?.. Через сколько?! А пораньше нельзя?.. Нет, просто я думаю, что до шести часов вечера еще дотянуть надо. Да, я понял. Хорошо, буду звонить и сообщать о самочувствии. Я к себе. До связи!

– Эй ты, карась лупоглазый! Ты почему меня обманул?! – На корму средней палубы вышел из ресторана Штельмах.

– Я?! – спросил Алексей и бросился бежать по палубе мимо окон кают левого борта.

– Стой! – припустился за ним Штельмах, но длинные полы халата мешали ему двигаться быстро.

Алексей взлетел на шлюпочную палубу и по трапу поднялся к капитанской рубке. Двери были закрыты и заблокированы изнутри. Он выбежал на площадку перед окнами рубки, увидел капитана и двух матросов и жестами попросил, чтоб открыли. Капитан тоже жестами показал, что они его не пустят.

– Фёдор Иваныч, он меня убьет! – Алексей со злости ударил по одному из окон рубки.

– А, вот ты где! – появился на площадке Штельмах.

– Успокойтесь! Просто на теплоходе введен карантин, и врач не откроет каюту! – Алексей медленно отходил к краю.

– Да мне плевать на эти ваши карантины! Ты почему таблетки не принес?! – подступал к нему Штельмах. – Я подниму все свои связи и обеспечу, чтоб вас всех отправили на зону! Вы оставили мою жену без медицинской помощи и за это ответите! Я вас уничтожу! Где капитан?!

– Вы хотели меня видеть? – прозвучал голос капитана из-за спины Штельмаха, что заставило его обернуться.

– А, ну наконец-то капитан соизволил поговорить с самым важным пассажиром на этой посудине! Ты хоть понимаешь, как тебя там… что я могу лишить тебя всего?.. – Штельмах повернулся и пошел в сторону капитана.

– Фёдор Иваныч, он, скорее всего, заражен! У него жена совсем плохая! – крикнул Алексей.

– Оставайтесь на месте! – громко сказал капитан и выставил вперед руку. После того как Штельмах остановился в пяти шагах от него, он продолжил: – Во-первых, меня зовут Фёдор Иванович Волин. Я капитан этого теплохода. Поэтому будьте любезны обращаться ко мне на «вы». Во-вторых, моя команда вас спасла, если вы помните. Мы не оставили вас барахтаться в холодной воде и не дали вам утонуть. Ну а в‐третьих, на судне введен карантин. И замечу, введен он именно из-за вас. Это вы сбежали из центра обсервации и поставили под угрозу жизни сотен людей. Так безответственно может поступать человек, ни грамма не думающий о других. Все последующие смерти на этом теплоходе будут на вашей совести. Если она, конечно, у вас есть. Пока же я вижу, что вы просто безмозглый, упивающийся своим богатством идиот.

– Да ты!.. Что ты сказал?! Да я могу купить любую вакцину! Если надо, мне привезут лекарства из ведущих институтов мира! – заметно повышая голос, говорил Штельмах. – Сюда уже летят за мной! И будь уверен, я это просто так не оставлю! Я добьюсь, чтоб всю вашу команду в полном составе посадили!

В этот момент Алексей достал из кармана кителя кухонный топорик и приготовился действовать. Мелодия сотового заставила Штельмаха замолчать. Он достал из кармана халата телефон.

– Да! Да, ты! Я за что тебе деньги плачу?! – крикнул в трубку Штельмах. – Ты на меня работаешь или на ФСБ?! Всё, ты уволен!

Он отключился и спрятал мобильник в карман.

– Я так понимаю, никто за вами не прилетит? – смотрел на него капитан.

– Ничего, я сейчас позвоню в администрацию президента, и меня вытащат отсюда! – ответил Штельмах и, обернувшись, увидел стоящего с топориком Алексея.

– Ты что надумал?! Ты кого решил топориком напугать?! Меня, Штельмаха?! – Он повернулся и направился к Алексею.

– Не подходи! – закричал Назарецкий и приготовился к удару.

Штельмах сделал еще шаг и вдруг дернулся, сделав резкое движение головой назад, затем вперед… и повалился на палубу. Под его шеей образовалась небольшая лужа крови.

Алексей подошел ближе и, подняв глаза на капитана, произнес:

– Они его застрелили.

– Ну, может, так и лучше, – отреагировал капитан и сделал два шага к телу.

– С глушителем, наверное. Фёдор Иваныч, смотрите, прямо между глаз всадили. Хорошо стреляют! – сделал вывод Назарецкий.

Он повернулся и посмотрел в сторону берега.

– Да, Алексей, церемониться с нами никто не будет. Это факт, – сказал капитан, стараясь увидеть, что сейчас происходит на берегу.

4

Дроздов опустил бинокль и взял рацию.

– Хорошо сработали, Карабас! – отметил он.

– Сёма по-другому не умеет, – отозвался мужской голос.

Подполковник подошел ближе к воде и, тяжело вздохнув, посмотрел на теплоход. Сентябрьское утро медленно шло к полудню. Солнце слегка пригревало, но порывы прохладного осеннего ветра говорили о том, что совсем скоро придут холода.

Ему необходимо было обдумать и выработать план дальнейших действий. Рисковать ребятами из спецгруппы совершенно не хотелось, да и гарантий, что удастся спасти кого-нибудь из пассажиров теплохода, не было.

Прокручивая в голове возможные варианты, Дроздов приходил только к одному выводу.

– Будем ждать, – негромко сказал он, глядя на спокойную гладь реки.

– Эх, Дроздов, сейчас бы удочку да посидеть на бережку… – подошел сзади полковник Сукровин. – Как считаешь?

– Да что-то настроения нет для рыбалки, Дмитрий Палыч.

– О них думаешь? – Полковник взглядом показал на теплоход. – Ты же им ничем не поможешь.

– Да я это знаю лучше других. Но от этого хочется орать так, чтоб услышал тот, кто сидит там, на небе.

– О, Дроздов, я хоть и не сильно верующий, но ты бы лучше его не злил, – Сукровин поднял глаза кверху. – А то, не ровен час, еще чего-нибудь нам устроит…

– Мы пока с вирусом не разобрались, куда нам еще. Разве только, если вероятный противник решит ядерную войну замутить. Терять-то все равно нечего.

– Да ну тебя, Дроздов, любишь ты ужасами пугать. Пошли в машину, перекусим да выпьем по сто грамм, – сказал полковник и направился к бусику.

Дроздов повернулся и последовал за ним.

Когда он подошел к микроавтобусу, в голове в очередной раз прокручивались события, происходившие на палубе теплохода.

– Слушай, Дмитрий Палыч, а ведь он слишком бодр был. Тебе не кажется? – о чем-то размышляя, негромко спросил Дроздов.

– Чего?.. Ты что там бормочешь? – отозвался полковник из машины.

– Я говорю, что слишком он бодрый был, этот Штельмах.

– И чего?

– А того, Дмитрий Палыч. Времени сейчас сколько?

– Начало двенадцатого. А что?.. Ничего не пойму. Ты чего там думаешь?

– Вот смотри, Дмитрий Палыч. Штельмах этот бегал по теплоходу, как здоровый, а жена его в тяжелом состоянии, если не умерла вообще.

– И что?..

– Считай, с момента его заражения прошло минимум восемь, а то и девять часов. Он, по идее, должен был лежать или ползать от слабости. Вирус заставил бы его кровью кашлять, а он бегал. И я задаюсь вопросом: почему?

– Ну, Дроздов, ты даешь! Нашел о чем думать. Ну, бегал этот Штельман, деньги всем предлагал, пугал всех, и что?.. Отбегался. Давай, Дроздов, выпьем и вот… ребята колбасы дали и сыра. Держи, – Сукровин подал ему пластиковый стаканчик, наполовину наполненный коньяком.

– Штельмах.

– Чего?

– Штельмах его фамилия была.

– А, да? Ну и бог с ним. Ему теперь все равно. Бери закуску, – Сукровин показал глазами на газету, где были разложены пластиковые упаковки с нарезанными продуктами.

– Главное, Дмитрий Палыч, чтоб мы и наши близкие были здоровы, – сказал Дроздов, стоя у микроавтобуса, и залпом выпил коньяк.

– Дроздов, что мне в тебе нравится, так это то, что я даже «а» сказать не успеваю, а ты уже выпил. Мог бы тост толкнуть, что рад нашей встрече, а потом о здоровье, – улыбнулся полковник и тоже выпил.

– Не, Дмитрий Палыч, сначала здоровье, а потом уже все остальное… Вот не выходит у меня из головы этот Штельмах, не выходит. Ему же почти шестьдесят было, а жене тридцать семь. Только он бегал по всему теплоходу и драться лез, а она свалилась. Почему так?

– Не знаю, – пожал плечами Сукровин. – Может, она действительно простыла в холодной воде?

– А он тогда почему не простудился и воспаление легких не заработал?

– Что ты пристал, Дроздов? Откуда я знаю?.. Может, он закаленный был! Ты, Дроздов, с падающего вертолета спрыгни в реку, у тебя столько адреналина в кровь бахнет, что не сразу и поймешь. Ты еще будешь?.. Или кофе?

– Что?!

– Я спрашиваю, коньяк или кофе тебе?

– Нет, до этого ты что сказал?..

– Да иди ты, Дроздов! Я тебя боюсь. Ты чего пристал? Я тебе кофе наливаю, – сказал полковник, держа в руках термос.

Дроздов быстро достал из кармана трубку и набрал номер.

– Костя, Тамаев где? Скажи ему, чтоб быстро ко мне бежал! – Дроздов спрятал телефон в карман плаща.

– Товарищ полковник, Дмитрий Палыч, можно вас на две минуты? – подошел к микроавтобусу спецназовец.

– Что случилось, Серёжа? Можешь при Олеге Владимировиче говорить! – отозвался из машины полковник.

– Я при этом маньяке говорить не хочу, – ответил спецназовец.

– Не понял. Ты что, майор, совсем потерялся? – посмотрел на него Дроздов.

– И мои ребята не будут работать с этими палачами, – не обращая внимания на Дроздова, сказал спецназовец.

– Слышишь? – Дроздов вцепился в его плечо.

Майор резко повернулся к нему и, схватив за грудки, сквозь зубы процедил:

– Ты меня не трогай. Единственное, что можешь ты и твои подопечные, так это безоружных людей расстреливать.

– Ну-ка, тише, тише, – выпрыгнул из машины Сукровин и отцепил спецназовца от Дроздова. – Ты что, Серёжа, устал? Руки свои при себе держи. Ты что творишь?

– Дмитрий Палыч, ребята решили, что с этими работать не будут.

– Хороша у вас дисциплинка, ничего не скажешь. Морально, Дмитрий Палыч, слабоваты твои сотрудники. А ты, майор, слюни и сопли свои подбери, а то боюсь, разрыдаешься сейчас.

– Что?! – Спецназовец дернулся, но Сукровин схватил его за снаряжение и притянул к себе.

– Ты, Серёжа, перегрелся! Или ты забыл, что такое приказ? – смотрел ему прямо в глаза полковник.

– Приказы этого мы выполнять не будем! Он и его люди могут только гражданских расстреливать! Мы должны спасать, а не убивать!

– Да ты что?.. О как, оказывается. Да ты просто черный плащ, майор! – съязвил Дроздов.

– Успокойся! Успокойся, говорю! – держал парня полковник. – Ты чего разошелся?

– Дмитрий Палыч, а ну, оставь его! Оставь, не держи. И что вы предлагаете, майор? – подошел к нему ближе Дроздов.

– Да ладно, Владимирыч, погорячился он, – глянул на него Сукровин.

– Нет-нет, оставьте его, Дмитрий Палыч. Так что вы предлагаете, майор?

– Надо отправить группу на теплоход и начать эвакуацию тех, кто еще не заражен! А мы стоим здесь и ждем, когда они там все умрут! Да еще некоторые стреляют и убивают безоружных простых граждан! Замечу: наших граждан!

– А, ну что ж, довольно интересное предложение. Слышали, Дмитрий Палыч, что сотрудники говорят? – заметил Дроздов. – Прямо в бой рвутся, в самую гущу, так сказать!

– Да он просто не понимает, о чем говорит.

– Да понимаю я всё! Наденем костюмы и проведем эвакуацию! – стоял на своем майор. – Машины дезинфекции прибыли.

– Вот видите, Дмитрий Палыч, всё он понимает. Костюмы наденут – и прямо на теплоход, а там все туристы и члены команды таблички на себя нацепят!

– Какие таблички? – не понял спецназовец.

– Да закрой ты уже рот, Серёжа! – повысил голос Сукровин. – Твою тупость даже я уже слушать не могу!

– Какие таблички?! Ты спрашиваешь, какие таблички?.. – Дроздов подошел к парню еще ближе. – Простые, майор! И на каждой табличке будет написано: «не заражен». Там, – он показал рукой в сторону теплохода, – сейчас каждый такую табличку напишет! Даже тот, кто кровью кашлять будет, тоже напишет! И тот, у которого температура тридцать семь и пять будет, тоже! Они сейчас все такие таблички напишут, только скажи!

– Ну так… – попытался что-то ответить спецназовец, но не смог подобрать аргументов.

– Подожди, помолчи теперь! Ты что же думаешь, я не хочу их спасти?.. Хочу! Может, даже больше, чем кто-либо другой, хочу! Но я понимаю, что не могу этого сделать! А тебя, майор, расстрелять надо! Из-за таких, как ты и твои бойцы, мы имеем несколько блокированных городов и поселков! Вот из-за таких жалостливых мы сейчас здесь! Кто-то пожалел и того бизнесмена, которого мы сейчас завалили! Только теперь от этой доброты и жалости почти триста человек под угрозой смерти! И никто – слышишь, майор? – никто не знает, кто из них инфицирован, а кто нет!

– Но… – опять хотел что-то возразить спецназовец.

– Серёжа, ты как их сортировать будешь?! – посмотрел на него Сукровин.

– Или давай, давай спасем триста человек и отвезем их в ближайшую больницу! Что у нас тут поближе?.. Ну, ближайший город какой? – разошелся Дроздов, понимая, что его железные аргументы не перебить.

– Калязин, кажется… – ответил стоявший рядом полковник и жестом показал майору: «Слушай его».

– Во, точно, отвезем в больницу, в Калязин! Пусть местные врачи ими занимаются! А через пять… шесть, семь часов весь город начнет медленно умирать! Понимаешь, майор, все начнут умирать! Сначала медики, потом их близкие и друзья, а потом это будет уже не остановить, и очень скоро, на улицах, в квартирах, в аптеках будут лежать мертвые тела. Ты спросишь, почему в аптеках? А я тебе отвечу: потому что из-за таких, как ты, люди поползут в аптеки, до последнего надеясь облегчить свое состояние. Но ты, майор, будешь чувствовать себя спасителем. Потому что ты уедешь и не увидишь этого. Блокировать город и смотреть на это всё будут другие. Но чтоб ты сильно не обольщался о своей весомой роли спасителя, я тебе скажу… Спасенные тобой триста человек все равно умрут, но, умирая, заразят несколько тысяч. Я доходчиво тебе объяснил?..

– Но… – майор смотрел на Дроздова и Сукровина.

– Что, не убедил? Или нужны еще какие-либо доводы?

– Я просто… Мы с ребятами… – Уверенность майора исчезла полностью, с осознанием того, что он влез в вопрос, сути которого и не знал.

– А теперь, майор, представь… на минуточку представь, чем занимаются мои люди, когда применяют оружие. Пока такие, как ты и твои бойцы, раздумывают и сомневаются.

– Иди, Серёжа! – Полковник похлопал по плечу спецназовца. – Это он тебе еще главный аргумент не привел. Мне он как-то сказал: «Хочешь, этих спасенных привезем в больницу твоего микрорайона? И посмотрим, как ты будешь себя чувствовать, зная, что рядом живет твоя семья».

– Майор! – позвал Дроздов, когда спецназовец уже уходил. Тот обернулся, и подполковник добавил: – Так что, группу – и спасать? Только скажи своим ребятам, чтоб заранее с семьями попрощались.

Тот махнул рукой и пошел к поставленной военной палатке.

Полковник Сукровин посмотрел на Дроздова:

– Да, Владимирыч, любишь ты добить, когда человеку возразить нечего. Он хороший парень, боевой.

– Ну не знаю, Дмитрий Палыч. Ты бы хоть политинформацию с ними провел, что ли.

– Да их мне в подчинение дали два месяца назад. Ты же знаешь, я другими вопросами занимался.

– Знаю. Только сейчас у нас у всех один вопрос – это вирус.

– Да понимаю я, – согласился Сукровин.

– Олег Владимирович, звали? – подошел к ним Тамаев.

– Я? – Дроздов посмотрел на сотрудника, а потом на полковника.

– Ты меня пугаешь, Дроздов. Ты же Косте звонил, чтоб он к тебе Макса отправил. Стареешь, что ли? – улыбаясь, покачал головой Сукровин.

– А… да, точно! Это просто твой Серёжа, хороший парень, сбил меня!

– Не, Дроздов, так и запишем: заразился амнезией. Ну чего, кофе с коньячком? – спросил Сукровин и залез в микроавтобус.

– Да, давай попьем кофейку. – И Дроздов, повернувшись к Тамаеву, продолжил: – Макс, свяжись с профессором Рамшаговым. Пусть, как только у него будет пять – десять свободных минут, наберет мне. Если не будет брать трубку, позвони еще кому-нибудь. Короче, как хочешь, но Пётр Алексеевич должен мне перезвонить, это важно.

– Понял. Сделаю. Это всё?

– Нет. Кофе будешь?

– Спасибо, мы уже попили и перекусили.

– Тогда всё, – сказал Дроздов и опустился на сиденье микроавтобуса.

Тамаев достал сотовый телефон и стал куда-то звонить. Громко разговаривая, он отошел к реке. Потом посмотрел в сторону бусика и стал набирать другой номер.

Дроздов сделал глоток горячего кофе и откинулся на спинку сиденья. Ужасно хотелось спать, и он прикрыл глаза.

– Владимирыч, не спи, замерзнешь! – напротив него сидел и улыбался Сукровин.

– В такую погоду не замерзну, а спать хочу не могу, – Дроздов открыл глаза и хлебнул из стаканчика.

– Как думаешь, что там сейчас на теплоходе?

Дроздов молча взглянул на полковника, двумя большими глотками допил кофе, провел ладонью по лицу и вылез из микроавтобуса. Сукровин понял, что другу трудно об этом говорить. Он не оспаривал все то, что говорил и мог сказать Дроздов, лишь по одной причине: тот всегда оказывался прав, ошибаясь лишь в десятках минут.

– Товарищ подполковник, капитан Лялин! Мы прибыли, – подошел к Дроздову офицер.

– А ты откуда знаешь, что я тебе нужен, а не товарищ полковник? – улыбнулся он.

– А мне ваш сотрудник Мухин подсказал.

– А, Костя… Ну, ладно.

– Да, нам сказали, что мы поступаем в ваше распоряжение до конца операции.

– Хорошо. Тебя как звать?

– Александр.

– Ну здравствуй, Саня. Я Дроздов Олег Владимирович, можно просто по отчеству, – он протянул руку.

Офицер пожал руку и посмотрел на машину.

– Полковник Сукровин Дмитрий Палыч! – представился тот.

– Лялин Александр, командир роты химической защиты! – откликнулся офицер и поглядел на Дроздова. – Олег Владимирович, обрисуйте фронт наших действий.

– С тобой сколько машин?

– Четыре цистерны, две машины дезинфекции, две вспомогательные и два взвода личного состава, – ответил Лялин. – Лагерь санитарной обработки разобьем за два часа. По последним вводным, изоляция в палатке дезинфекции после выхода из зоны заражения составляет шесть часов.

– О, слышишь, Владимирыч? Уже меньше на два часа, – высунул голову из микроавтобуса Сукровин.

– Значит, нашли, как вирус убивать на поверхностях. Правильно говорю? – Дроздов посмотрел на капитана.

– Так точно. На всех поверхностях вирус хорошо уничтожается шестидесятипроцентным раствором спирта.

– Чем?! – опять высунул голову Сукровин.

– Раствором спирта.

– Едрёна кочерыжка! – Полковник выпрыгнул из бусика. – Капитан, у тебя в машинах спирт, что ли?

– Так точно.

– Я тебя прошу, Саша, ты только никому не говори. А то начнутся ходоки…

– Так он же технический, его пить нельзя, – улыбнулся капитан.

– А, ну это другое дело. Я уж подумал…

– Да ты, Дмитрий Палыч, уже, наверное, хотел сам попробовать, чем вирус уничтожается? – Дроздов подмигнул капитану.

– Не, ну выпить-то, конечно, можно… – с серьезным видом сказал Лялин.

– О, слышал, Дроздов?

– Только отравитесь, товарищ полковник, – добавил капитан и вместе с Дроздовым засмеялся.

– Эх, Саня, а ты, оказывается, язва. Да ну его!.. Вот что с этих химиков взять, Дроздов? – махнул рукой полковник и, потягиваясь, пошел к воде.

Тот отдал последние указания Лялину и направился вслед за полковником.

Дроздов подошел, встал рядом с Сукровиным в двух метрах от воды и, глядя на теплоход, сказал:

– Дмитрий Палыч, ты спрашивал, что там сейчас? Так вот, именно сейчас там начинается ад. Все, что было до этого, можно считать подготовкой к последнему акту.

– Ты так спокойно об этом говоришь, меня аж передергивает! – посмотрел на него полковник.

Дроздов глядел вперед и хотел что-то сказать, но зазвучала мелодия сотового телефона. Он достал трубку.

– Здравия желаю, Пётр Алексеевич. Не сильно оторвал от дел? Я чего потревожил… Пётр Алексеич, у нас тут один объект интересный был. Так вот, он с женой заразился одновременно, но пока они рисковали, устроили побег, потом по ним стреляли, и в конце в результате крушения они оказались в холодной воде, чувствовали себя нормально. После этого, через час примерно, как их спасли из реки, жене резко стало плохо. Муж начал бегать, суетиться, лезть в драку. Нет. Это он для нее лекарство искал. Ну, естественно, Пётр Алексеевич, все заблокированы. Да, вы правы, «Булгаков». Что меня удивило?.. Честно говоря, мне стало интересно, что после восьми-девяти часов с момента заражения мужчина бегал и чувствовал себя нормально. Нет. Так получилось, что пришлось ликвидировать. Другого варианта не было. Я просто хотел вас попросить попробовать адреналин. Только не подумайте, что я тут с ума сошел… Спасибо на добром слове, Пётр Алексеевич. Хорошо. Всё, договорились. И вам удачи.

– Дроздов, я вот смотрю на тебя и удивляюсь, – смотрел на него Сукровин. – Ты что, еще за ученых и медиков думать будешь? Они и без тебя разберутся.

– Я не спорю, конечно, разберутся. Но знаешь, Дмитрий Палыч, в одной из районных больниц врачи, умирая от вируса, записывали свое состояние и все проявления болезни. Буквально каждый час фиксировали, как ухудшается состояние свое и коллег. А Рубин Григорий Степаныч вызвался пойти в зараженную больницу и до последнего передавал оттуда ситуацию. И все, что они делали, потом здорово помогло в диагностике вируса. С того самого момента я понял, что нашим ученым важна любая подсказка. Дальше они сами все нащупают, но подсказки от нас, кто находится на первой линии, для них очень важны.

– Честно сказать, Дроздов, я почувствовал себя идиотом. Я ведь так далеко не мыслил. И ты сейчас вот про этот адреналин?..

– Ну да. Пусть попробуют, чем черт не шутит. Сомнительно, конечно, ну а вдруг?

– Нет, в любом случае ты молодец. Пойдем! – Полковник повернулся и зашагал к машине.

– Олег Владимирыч! Олег Владимирыч! – подбежал к микроавтобусу Мухин, когда подошли Дроздов и Сукровин.

– Что случилось, Костя?

– Там какое-то движение на теплоходе, – стараясь отдышаться, сообщил Мухин. – И Карабас передает, что на разных палубах люди бегают.,

Дроздов посмотрел на часы, потом на Сукровина и спокойно сказал:

– Без десяти двенадцать. Началось. Значит, на теплоходе пошли первые зараженные из пассажиров или из команды. Костя, ты оставайся здесь, со мной. И дай рацию, я Карабаса проинструктирую.

– Опять, Дроздов, ты прав оказался. Я тебя боюсь… – покачал головой Сукровин.

– Дмитрий Палыч, ты своих поставь вон там и там, – подполковник показал рукой места и продолжил: – Если моим надо будет работать, чтоб твои не помешали. Заодно и прикроют нас с внешних дорог.

– Хорошо! – Полковник пошел к автобусу.

– Карабас! – сказал в рацию Дроздов.

– На связи, Владимирыч.

– Карабас, всем особое внимание. Обо всех движениях на палубах докладывать сразу. Ребятам в лодках к теплоходу не приближаться. Из воды никого не поднимать. В случае попыток покинуть зону оцепления огонь открывать без разрешения.

– Владимирыч, всё поняли. Ребята тебя слышали. До связи!