Читать книгу: «Читер», страница 2

Настоящее.

Лили.

Температура кипения воды – 100 градусов. Температура кипения Лилиан Сандерс – градусов 20 по офисному термометру и где-то 1000 градусов по шкале невыносимости нового начальничка. Ну сложно что ли ему было просто проигнорировать эту портянку, которую, как я вижу теперь, и правда лучше было бы сразу отдать на вторичную переработку для туалетной бумаги. Поставил бы задачу пересобрать отчет и всё! И зачем я ляпнула про эти грешные два часа! Они уже на исходе, а таблица никак не хочет собираться хоть во что-то приличное. Нет и чего я так завелась? Ну подумаешь, ошиблась. Человеческий фактор. Определенно. Это совершенно не потому, что я вот уже лет 8 (которых и всего 8) ненавижу свою работу. И не потому, что на прошлой неделе в момент сдачи отчетности я пару раз закрывалась в туалете, пытаясь предотвратить очередную паническую атаку. Он ведь прав. По каждому пункту прав. Стало быть, возвращаем себе условно пристойный вид, следуем законам деловой этики и профессионализма.

Я заканчиваю переработку документации, делаю даже чуть больше, чем от меня требуется, чтобы никто не усомнился в том, насколько я ответственный сотрудник и стучусь в кабинет Макдейла секунда в секунду от назначенного срока.

– Мисс Сандерс. Прошу. – он бросает мимолетный взгляд в мою сторону и снова утыкается в монитор так, будто я не более чем досадная помеха его страстному совокуплению с формулами в Excel.

– Мистер Макдейл. Я переработала отчет. Прошу прощения за ранее допущенные неточности, такого больше не повторится.

Он изучающе смотрит на меня и затем переходит к прочтению бесполезной канители, которую тут все считают «великой аналитикой». Боже, серьезно, если бы люди по-настоящему задумывались о том, на кой хрен бизнесу должности вроде моей, может быть, мир стал чуточку лучше. Но мне грех жаловаться, потому что эта работа хотя бы оплачивает мою аренду за жилье. И книги. Что еще нужно?

– Уже лучше. Хотя я бы еще поиграл с данными вот здесь и вот здесь, – он водит пальцем по листам с таблицами – Нам нужна объективизация натурального прироста инвестиций от этого контрагента, а еще неплохо было бы переработать показатели ROI, потому что я вижу в вашем отчете только показатели ROMI.

Нет, возможно, он просто бесит меня. Вот на молекулярном уровне. Может снова пора пить антидепрессанты?

– Хорошо, Мистер Макдейл. Если вас интересует коэффициент окупаемости всех инвестиций – подготовлю дополнительную выкладку, – насколько возможно невозмутимо отвечаю я.

– Лилиан, – он снова переходит к неформальному обращению. Индюк. Красивый такой индюк – Я не пытаюсь оскорбить ваши профессиональные навыки и не говорю, что вы плохо работаете. Я здесь первый день и хочу сам разобраться во всех процессах, чтобы быть вам полезным так же, как и вы мне.

Гнев вдруг бесследно исчезает. Нет, ну правда, с чего я сегодня такая нервная? Всё блядский будильник. Такая была сцена… Ладно, допустим, если не антидепрессанты, то вот магний уже точно пора бы вводить в рацион.

– Хорошо, мистер Макдейл. Еще раз прошу прощения, если мое поведение показалось вам непрофессиональным.

– Вовсе нет, – вдруг улыбается тот. – Я тот еще засранец, сам знаю.

Я нервно сглатываю, но голос все равно подводит, дребезжа как старые стекла в деревянных рамах.

– Мистер Макдейл, обычно, если человек говорит, что он «засранец», самое лучшее – это поверить ему.

Он лишь еще больше ухмыляется в ответ. И что это? Помогите отреагировать.

– Мисс Сандерс, я оставлю бумаги у себя и еще раз всё изучу. Я собираюсь внедрять новую систему бизнес-анализа и подключать агентов искусственного интеллекта. Подумайте, где у нас просадка и что мы можем оптимизировать. Буду рад услышать ваше мнение.

– Не лучше бы было узнать у миссис Лоренс? Она руководитель направления, а не я – возражаю ему.

– Однако, именно вы – исполнитель, мисс Сандерс. Все начинается с именно с этого звена. Вы наш самый ценный ресурс в плане понимания процессов, – говорит он.

Я киваю сама себе и в рассеянных чувствах выхожу из кабинета.

Здесь, по всем законам жанра, я бы должна была рассказать о том, как его томный взгляд или его загадочная улыбка не покидает мои мысли ни остаток рабочего дня, ни вечером дома, ни даже перед сном. Но нет, нет. Внутри моей головы бегают тысячи маленьких Лили и орут во всю глотку, что нам конец. Этот мужчина явно супер-хорош в своем деле. Кажется, что он носит не очки, а какой-нибудь шпионский бортовой компьютер и перед его глазами бегут бесконечные циферки, зеленые такие, на черном фоне, как в фильме «Матрица». И этот человек скоро поймёт, насколько на самом деле я бесполезна. Поймет, что я не человек с «синдромом самозванца», я и есть самозванец. Самозванец, который когда-то очень давно после окончания университета не смог перечить отцу, устроившему его в эту фирму под грифом «будь умницей и не позорь папу». Восемь лет ада, переработок, дополнительных смен, ради циферок, которые никому не нужны и ничего за собой не несут. Зато, конечно, я ни разу не «опозорила папу», уж постаралась, так постаралась. Миссис Морина, и она же – Горгулья, а еще наш бывший руководитель и по совместительству близкий друг семьи, регулярно рассказывала отцу, какая умная и способная у него дочурка чисто потому, что я была её личной девочкой на побегушках и исполняла вообще все поручения: и по работе, и личного характера, да еще и с улыбкой на лице. Я делала вид, что сидеть до часу ночи в офисе, составляя презентацию для сети супермаркетов её мужа – лучшее, что со мной случалось. Ага. Я же говорю: притворяться мой самый отточенный навык. Вопрос в том, что иногда случается та степень притворства, когда ты уже и не помнишь, кем был до этого.

Тревога выедает каждый нерв в организме, и я судорожно изучаю всё, что можно найти по оптимизации бизнес-процессов за счет искусственного интеллекта. В понедельник я должна быть во всеоружии, чтобы хотя бы так пустить пыль в глаза мистеру Макдейлу. Как бы мне не мечталось об увольнении, а потерять эту работу сейчас было бы верхом моего собственного краха, который и без того не поддается никакому описанию. А как быть потом – решим потом.

9 лет назад.

Лили.

Я сижу, обхватив себя за плечи, и раскачиваюсь из стороны в сторону в пустой квартире. Боль в солнечном сплетении такая сильная, что каждый вдох напоминает глоток раскаленного железа, перемешанного с не успевшими расплавиться гвоздями. Со слезами похоже вышла вообще вся жидкость из организма. Ни разлука с матерью в раннем детстве, ни ежедневные скандалы в доме отца, кажется, не приносили настолько разрушительного эффекта и без того потрепанному сердцу. Что я сделала не так?

«Я не знаю, хочу ли быть с тобой».

Удар.

«Ты меня душишь».

Еще удар.

«Давай сделаем паузу».

Новый удар.

«Я думаю, так будет лучше».

Удар. Удар. Удар.

Почему это были не физические удары? Почему? Я знаю, как сгруппироваться, как защитить лицо. Знаю все способы того, как избежать бОльшего урона для тела. А тут? Как самый близкий человек, тот, на котором сосредоточилась буквально вся жизнь, может причинить столько боли просто какими-то странными клишированными словоформами?

Я дрейфую, как экскременты в проруби, посередине комнаты в окружении огромных мусорных пакетов, с наскоро собранными вещами и не могу подняться. Перебираю совместные фотографии, которые распечатывала с такой тщательностью. Перебираю письма, которые мы раз в неделю строчили друг другу чернилами на бумаге. Перебираю всё, что осталось от этой истории, длиною почти в целый год. Совместные поездки, локальный юмор, общие планы, чувство безопасности, которого не было в моей жизни, пожалуй, ни разу. И где теперь это всё?

Раздается стук в дверь, но я даже не шевелюсь. Плевать, кому в голову взбрело, что это жилище – приятное для посещения место. Ничто не заставит меня встать.

Стук усиливается, и я переламываю свой сросшийся хребет, чтобы открыть.

В коридор аккуратно, словно два осторожных кота, заходят Ал и его возлюбленная Полли – мои лучшие друзья. Что-то во мне окончательно ломается в момент, когда я вижу людей, заменивших мне семью, и я бросаюсь к ним в объятия. Какое-то время мы просто молчим, они терпеливо ждут, пока закончится устроенный мною потоп.

– Пошел он на хер, козёл! – Заявляет Полин.

– Поддерживаю, – добавляет Ал.

Я улыбаюсь сквозь слезы. Более дополняющую друг друга парочку сложно отыскать. Собранный и местами даже скупой на эмоции Алекс и его искренняя, воздушная Полин, готовая разделить свое большое доброе сердце с целым миром. Я для них такая же важная часть жизни, как и они для меня, и это мой собственный якорь, хоть где-то повезло.

– Ребят, я сама виновата, – всхлипываю я.

– Да с хера ли! – чуть не кричит Полли – Ты думаешь мы не видели, что происходит! Чертов нытик! Пока ты работала, чтобы оплачивать вашу квартиру, пока бегала и сдавала свое золото в ломбард, чтобы купить ему зимнюю одежду, этот недоносок ходил и думал о том, как ему тяжело живется! Я бы ему… – Полли пыхтит как маленький злой старичок и Ал успокаивающе гладит её по спине. Картина настолько умильная, что влага в глазах высыхает сама собой.

Я наливаю друзьям чай и пытаюсь держаться, хотя бы ради того, чтобы они не переживали обо мне так сильно.

– Я не знаю, что мне теперь делать.

– Что-что. Учиться. Заканчивать спокойно. Это не единственный мужик в твоей жизни, Лили, – со свойственной ему прагматичностью замечает Ал.

– Конечно, не единственный! Ты посмотри какая она у нас красотка! Да у тебя еще сто таких будет, Лил! – яростно восклицает Полли.

– Таких не будет, – тихо замечаю я, снова проваливаясь в осознание произошедшего.

Пол бросил меня. Расстался со мной и уехал в свой город к семье. В один момент. Вот и всё. Почти год мы жили, как мне казалось, душа в душу. Ссорились, конечно, но ведь это нормально. Нет, я определенно сама виновата. Я так хотела проводить больше времени с ним. Может и правда я задушила его своим вниманием? Может он просто не выдержал моих бесконечных визитов домой, куда меня то и дело дёргала Хелен, когда отец проваливался в запои? Конечно, я не могла не возвращаться из этих «чудных» поездочек взвинченной, но я старалась не срываться на Пола. Ведь старалась же, правда! Чертовы мысли!

– Аллоооо! – тянет Полли – Хьюстон, прием! Таких тебе и не надо! Как только возникли трудности он свалил! Да он просто трус. Ты сейчас умоешься, встанешь и продумаешь план. И больше не единой слезинки на это чучело, ты поняла?

Я киваю, не веря ни ей, ни самой себе, но послушно выполняю все указания. Ребята помогают мне собрать остатки вещей в квартире, где все пропитано нашей историей, а увожу я отсюда, получается, только ворох шмоток, да несколько книг. Мы перевозим всё обратно в дом к моему отцу, и, хотя состояние у меня не очень, я все же рада увидеть моего Арчи. Брат рад мне даже больше, поэтому на душе немного теплеет.

Состояние, в которое я погружаюсь после всех этих событий пугает даже отца, поэтому он через очередные свои связи устраивает меня полежать в клинику, где кормят исключительно отвратительной кашей и капельницами. Но мне наплевать. Ощущение, что свет погас, не оставляет меня ни на секунду.

Я написываю километровые сообщения Полу, с попытками доказать ему, как он не прав и у нас еще может всё наладиться. Я тщусь объяснить ему, что люблю его так сильно, как не смог бы любить никто. Но он либо уклончиво отвечает, что не готов разговаривать, либо просто игнорирует.

В очередной из серых дней, пока я торчу в клинике, он присылает мне сообщение, где просит выйти в холл.

– Привет, – неловко улыбается Пол.

Я не выдерживаю этой родной улыбки и со слезами прижимаюсь к нему. Он лишь похлопывает меня по спине и отстраняется. Я понимаю всё за секунду. Зачем он тогда пришел? Помучить меня? Он протягивает мне пакет, в котором лежат карандаши и раскраски – стопроцентная помощь для меня в трудных ситуациях, о которой он, разумеется, знает наверняка, и я еле сдерживаюсь, чтобы не завыть раненой собакой снова.

– Спасибо, – сквозь слезы улыбаюсь я. – Наверное, нам не стоит общаться больше. Мне еще слишком больно.

Он только кивает и уходит. Зачем приходил? Проверить жива ли я и не втыкаю ли в его куклу-вуду по иголочке за каждую умершую нервную клетку? Не понимаю.

Однако, одно осознаю так же ясно, как и тянущую за грудиной тоску – это точно конец.

Настоящее.

Лили.

Я просыпаюсь в холодном поту в 7 утра в субботу. Лучше бы мои кошмары имели вполне классическую форму – с убеганием от маньяков, гибелью от чудовищ и всего в таком духе, нежели бесконечная ретроспектива прошлых отношений.

Прекрасно. Выспалась, прямо, как и хотела. Пролежать за просмотром идиотских коротких видео часа четыре или сделать хоть что-то полезное? Ответ очевиден, поэтому я валяюсь аж до обеда и только потом выползаю из своей однокомнатной конуры.

Вспоминаю, что сегодня вечером собрание моего небольшого книжного клуба и на душе теплеет. Моя любимая Полли, с которой мы вместе вот уже лет 10 и Ана – еще одна лучшая подруга, которая буквально скрашивает все мои одинокие вечера, нагрянут ко мне часов в шесть на вино и китайскую еду, чтобы как следует поболтать. Мы втроем – жуткие любительницы современной литературы – решили, что банального обсуждения прочитанных книг в мессенджерах нам недостаточно, и уж конечно, недостаточно простого «мне понравилось» \ «мне не понравилось», особенно если речь идет о горячих книжных мужчинах.

Я быстро прибираю квартиру и ненадолго залипаю в компьютере, читая статьи. В одном из интернет-порталов натыкаюсь на публикацию о назначении мистера Теодора Макдейла на пост генерального директора ДиАр Корпорейтед и сердце спотыкается о ребра. Чего? Генерального директора? Это какая-то ошибка. Я кликаю на статью и судорожно пробегаюсь по ней глазами. Нет, все правильно… «молодой гений… блабла… вывел в топы Юнион Системс… блабла… принял оффер крупнейшей… на должность ЧЕРТОВА ГЕНЕРАЛЬНОГО ДИРЕКТОРА» Охренеть!

Я подхватываю свой телефон и набираю Энджи. Спустя долгие сто тысяч гудков та, запыхавшаяся, отвечает на звонок.

– Боже, только не говори, что я оторвала вас с Каем от чего-то важного – стону я в трубку, прикрывая глаза руками.

– Ну, милочка, ты же уже отвлекла, но лично я всё важное получить уже успела – хихикает она – Что-то случилось? Ты никогда не звонишь по телефону.

– Про важное могла бы и не уточнять – вздыхаю я – Сама знаешь, сколько у меня не было этого «важного».

– А я тебе давно говорю, откладывай свои книжечки и иди сегодня в бар! Надень то шикарное красное платье с декольте….

– Эндж! – перебиваю я – Завязывай. Никуда я не пойду. Тем более, сегодня вечером клуб.

– Книжный?

– Книжный.

– Ты просто бараница. Бараниха. Баранша. Черт, как там правильно говорят?!

– Овца.

– Ну, можно и так, – смеется она. – Так что случилось-то?

– Два слова, Энджи. Теодор, мать его, Макдейл.

– А сейчас-то чего? Сегодня суббота. Он что, решил перенять повадки бывших начальников и вызывать тебя в выходные?

– Что? Нет! Нет, я вообще не об этом. Ты видела новости? Он не начальник управления аналитики, Эндж! Он, блядь, новый гендир!

– А, ты об этом. Ну и что, подумаешь. – легко отвечает Эндж.

– Ты что знала?!– негодую я.

– Ага. Забыла тебе сказать, – говорит Энджи и мне кажется, что ни фига она не забывала!

– Ну, охренеть теперь! – чуть не ору я.

– Скажи, Лили, милая, а что это, собственно, меняет?

– Дай-ка подумать… Хм. Вообще ничего, только вот я чуть не послала в пешее эротическое ни какого-то там начальника управления, а директора. Генерального, блин!

– Успокойся. Не послала же? Вот и все. К тому же он потом на совещании очень лестно отзывался в твой адрес. И трудоспособная ты, и оперативная. Мёд, а не сотрудник, – замечает Энджи.

– Да ладно? – не верю я.

– Ты же знаешь, я бы не стала сочинять, – обижается Эндж.

Мы еще какое-то время болтаем о новом боссе, я при этом стараюсь не думать, что Эндж, должно быть, даже не слезла со своего мужа для того, чтобы прерваться на разговор со мной и мысленно улыбаюсь этому факту. Им обоим уже прилично за сорок, а они словно только познакомились. Всем бы так.

Затем, вплоть до самого вечера я, переключаясь с одного занятия на другое, действую так, как действовал бы робот-пылесос – что-то шумлю, куда-то хожу, отрабатываю программу и, возможно, грущу о чем-то своими механическими мозгами. В момент, когда тишину квартиры разрывает трель домофона, я ловлю себя на том, что сижу и читаю биографию своего нового генерального директора. Что я делаю, ну серьезно?

Девчонки вваливаются в дверь громким веселым вихрем наперебой целуя мои щеки, Ана почти заезжает мне в лоб бутылкой вина. Полли выуживает откуда-то целый баул с роллами и мы усаживаемся за самое любимое в мире занятие – спор, кто круче: Ризанд¹ или Ксейден Риорсон² (разумеется, Ризанд).

– А теперь, бусинка, рассказывай, что с тобой? – отпивая вино спрашивает Полли, пристально глядя на меня. Столько лет дружим, я могла бы догадаться, что ей хватит одного взгляда на мое придурковатое лицо, чтобы считать с него все субтитры.

– Не понимаю, о чем ты, – пытаюсь отмахнуться я.

– Ой даже не начинай, – подначивает Ана. – Если ты думаешь, что мы полные дуры, то это довольно обидно. У тебя же в глазах вот такими буквами, – она размахивает руки – написан весь список эмоций главной героини, находящейся в отрицании. Ты одна, по-твоему, над книжками душнишь?

– Даже интересно что это за «список», – иронизирую в ответ.

Ана откидывается на спинку дивана и начинает перечислять, загибая пальцы.

– Самое очевидное – избегание. Ты упорно обходишь стороной самую главную тему этой недели, а мы с Полли, поверь, уже успели обсудить, какой душка этот ваш новый начальник.

У меня в горле отчего-то становится сухо, как в горшке моего бедного фикуса.

– Теперь – раздражение. Да-да. Не смотри на меня так. Стоило нам поднять эту тему, и ты пошла в свой любимый разноцветный гнев. Ты посмотри, у тебя даже нос покраснел, – ухмыляется Ана.

– Фальшивое безразличие, детка, – добавляет Полли – Твои блестящие глазки выдают тебя с потрохами. Ну давай же, скажи, он тебе понравился!

– Да не понравился мне никто, – вскакиваю я.

– От-ри-ца-ни-е, – проговаривает Ана, дополняя воображаемый список – Что и требовалось доказать.

– Вы обе, – тыкаю я в них – Меня бесите! С чего вы вообще взяли, что мне кто-то там понравился! Я с ним разговаривала-то два раза всего!

– Лили, у тебя там еще на компе открыт сайт с его фотографией, – давясь смехом добавляет Полли – Ты забыла закрыть браузер.

Я оборачиваюсь, вижу эту треклятую страницу и практически плачу.

– Ну что вы пристали! Я вам правду говорю, никакой он не горячий. Никакой он не красавчик. Он козел! Видели бы вы, как он разнес мой отчет. Я эту хрень два дня делала. Нет, я и правда накосячила там, да еще как, но это, потому что приступы были… Ну и совсем чуть-чуть, потому что я просто не хотела снова делать эту хренотень.

Девчонки перестают веселиться и смотрят на меня.

– Что, у тебя снова приступы, Лили? – спрашивает Полли. – Мы не знали. Почему не сказала?

– А смысл? – возражаю я. – Они никогда не кончатся. Не стоит внимания.

– Ты стоишь внимания, Лили. Ты всегда находишь время на нас, но не даешь нам помочь тебе, – серьезно говорит Полли.

– Почему ты не говорила, Лили? Ты же не одна, ну в самом-то деле. Я бы приехала, – добавляет Ана.

– Девочки, я вас люблю, – растроганно всхлипываю я. – Я не хочу нагружать вас своими проблемами, тем более они действительно не стоят и выеденного яйца.

– Завязывай, – строго замечает Полли. – Ты не одна. Мы рядом.

Я только киваю в ответ, чтобы позорно не разреветься, словно мне снова лет 20. Совсем не 20. И уже довольно давно.

– Там правда нет ничего такого, – успокоившись говорю я – Неужели бы я вам не рассказала? Вы же знаете, мне не нужны отношения. Вообще. Даже гипотетические. Тем более с начальником. Да и с чего вы взяли, что ему это нужно? Он вон какой ,– я киваю назад, обозначая изображение на мониторе – А я?

– А ты охуенная! – в один голос говорят подруги, и мы все снова начинаем смеяться.

– Как же мне повезло с вами – умиляюсь в ответ.

Мы весь вечер пьем вино и болтаем. Мои феи и встречи с ними – подорожник на мой вяло бьющийся подреберный орган. Девчонки рассказывают о своих делах, я, как это обычно бывает, включаюсь в разговор с головой, разбирая все их проблемы по полочкам и мысленно радуюсь, чувствуя с ними такую искреннюю близость и сопричастность.

9 лет назад.

Лили.

Я поправляю свое красивое платье перед зеркалом, прежде чем зайти в зал ресторана. Сегодня мой день рождения и мы с Полли и Алом выбрались поужинать. Они дарят мне книги, которые стоят целое студенческое состояние, и я радуюсь, будто мне отдали ключи от новенького пентхауса где-то в центре города. Мы смеемся, вспоминаем грандиозный проект в студенческом театре, который закончился на днях и пьем столько пива, сколько может влезть в одно человеческое существо за раз, а может и чуточку больше. Как это всегда бывает, кондиция наступает тогда, когда в развеселый галдеж постепенно вмешиваются задушевные разговоры.

– Не поздравил? – спрашивает Ал, и я сразу понимаю о ком речь.

– Нет, – отвечаю я и голос предает мою невозмутимость.

– Коз-зел! – икает Полли.

– Да не, ребят, я понимаю почему он ушел. Любому человеку нужно пространство, – говорю я, пытаясь быть рациональной хотя бы перед ними.

– Лили, хватит его оправдывать. Он – обычное парнокопытное. Даже не буду обижать козликов, они х-хорошие – снова икает Полли и мы с Алексом дружно хихикаем. Невозможно удержаться, когда она такая милая.

– Я очень по нему скучаю, – признаюсь я наконец и грустнею, пока в груди что-то сжимается от невысказанной тоски, с которой я живу уже пару месяцев.

– О, хорошая моя, – Полли становится серьезной – Я понимаю.

– Так, дамы, отставить грусть! – вклинивается Ал – Ушел и ушел. Значит – не твоё. Чего тут рассусоливать.

Мы с Полин прыскаем, так как обе гарантированно думаем об одном и том же – наши романтические, выросшие на фильме «Сумерки» души и душа Ала, которая живет где-то между строк занудных теорем по матанализу, находятся по разные стороны баррикад. Хорошо, что это совершенно не мешает нашей дружбе, даже наоборот. Ал – всегда держит нас в тонусе, предлагая более рациональную версию событий. Уникальный навык для современного мира. Иногда я ловлю себя на мысли, как бы я жила, если бы отец не заставил меня пойти учиться на отделение экономики, и я не встретила бы эту парочку. Однозначно, гораздо хуже, чем сейчас.

– Все будет хорошо, девчонки, – обнимает нас за плечи Ал и мы торжественной пьяной компанией фотографируемся в зеркале. А как иначе?

Ребята уезжают на такси, а я решаю прогуляться до дома пешком, чтобы хотя бы так оттянуть момент возвращения в старую жизнь со старыми проблемами. Вечерний Блэкстоун гудит, как разбуженный по весне шмель, снегопад раскрашивает свет фонарей бриллиантовой вуалью. Я ловлю себя на мысли о том, что, наверное, как-то так и должно выглядеть… спокойствие? Или даже мое личное счастье. На какой-то миг я даже верю в это, но сердце знает – счастье ушло вместе с Полом и уже никогда не вернется. Расстаться с тем, кого любил больше «чем ангелов и Самого»³ – как ампутировать часть души. Фантомно она все еще с тобой, но на деле уже сожжена в безжалостной топке повседневности.

– Пожалуйста, Бог, Вселенная, кто угодно, – шепчу я, глядя на тусклые городские звезды – Верните мне его.

Вытираю одинокую слезинку у глаза и иду дальше.

Настоящее.

Лили.

– Мистер Макдейл, разрешите? – я захожу в кабинет, как оказалось к новому генеральному директору, с очередной кипой бумаг в руках.

Он отрывается от компьютера, и мне кажется, что его взгляд теплеет, видя меня. Лили, хватит фантазировать!

– Да, мисс Сандерс. Проходите.

– Мистер Макдейл, здесь аналитика, о которой вы говорили и мои предложения относительно оптимизации и внедрения ИИ-технологий. Я подобрала наиболее удобоваримые варианты, которые предполагают мощные AI инструменты вместе с защитой коммерческих и персональных данных. Варианты, которые казались наиболее простыми не обеспечат должного уровня безопасности.

Он быстро кивает, протягивает руку за отчетом и случайно задевает мои пальцы. Я резко вскидываю голову, не ожидавшая этого прикосновения, он одергивает свою кисть вместе с бумагой так, что меня немного качает.

– Прошу прощения, – хрипит он и уводит взгляд. – Присаживайтесь, пожалуйста.

Усаживаюсь за его огромный стол и думаю о том, как идеально подошла бы его площадь под некоторые пикантные литературные сцены.

Пока я внутренне ругаю себя за такие неуместные мысли, мистер Макдейл бегло просматривает отчет. Я разглаживаю невидимые складки на своей строгой офисной юбке, к которой питаю такую ненависть, что даже странно, как она от такой энергии еще не сгорела прямо на мне. Вот бы круглые сутки ходить в любимой пижаме с единорогами…

– Мисс Сандерс, поправьте меня если я не прав, – говорит мой босс, отрываясь от созерцания офисной макулатуры – Согласно вашей пояснительной записке, как бы это сказать… – он запинается на секунду и я впервые вижу замешательство на его скульптурном лице, это выглядит так странно, будто у статуи Давида немного треснули уголки вокруг безупречного мраморного рта – Кхм. Все выглядит так, будто вы предлагаете оптимизировать работу в том числе за счет вашей должности.

Нет, в интеллекте ему не откажешь. Не далее, как вчера, я сидела после встречи со своим психологом и размышляла о том, что действительно плохого может случиться, если я потеряю эту работу. Не умру же я, в самом деле. Поэтому я не нашла ничего лучше, чем смалодушничать и сделать так, чтобы уволили меня – вроде и решение, а не моё. За последние годы я стала чемпионом мира по бегу с препятствиями от ответственности за собственную судьбу.

– Вы все верно понимаете, мистер Макдейл.

– Тео, – машинально поправляет он и снова углубляется в чтение моих предложений. Эк его проняло.

– Хорошо, – сдаюсь я. Может ему фамилия не нравится? Чего зациклился? Но фамильярничать я все равно не буду, поэтому сразу обозначаю границы, – Теодор, вы верно понимаете.

Он вздрагивает или мне кажется?

– Лилиан, вы хотите покинуть эту должность? – спрашивает босс и его щеки пытаются встретиться с глазами где-то у носа, образуя горизонталь непонимания.

– Нет, – отвечаю я.

Видимо, контроль передней части моей головы настолько плох, что яростное «ДА» читается даже сквозь привычную маску холодной отстраненности. Макдейл вскидывает бровь.

– Я не готов терять ценного сотрудника, мисс Сандерс. – замечает он ровным тоном, справившись с обличающей мимикой.

– Не такой уж и ценный, верно? Если вы прочитали всё до конца, то с моими обязанностями безупречно справится искусственный интеллект.

– Одно то, что вы написали это, – трясет он пачкой документов – Говорит о том, что вас не получится заменить, мисс Сандерс. Кроме того, мне кажется, что восемь лет на одной и той же должности – это несколько чрезмерно, как вы считаете?

– Я написала вам об этом в пояснительной записке, мистер Макдлейл, – отвечаю ему, параллельно недоумевая, зачем он то и дело перескакивает с одного обращения на другое.

– Вы великолепны, – вдруг усмехается он и облокачивается на спинку своего дорогого кожаного кресла. – Может быть скажете, чего вы хотите в таком случае? У нас есть пара интересных смежных вакансий в других отделах, я готов предложить их вам. Выбирайте. Компания ценит тех, кто с ней так давно.

– Откуда вам знать, что ценит эта компания, мистер Макдейл? Вы здесь несколько дней, – не знаю, зачем я дразню его, но удержаться просто невозможно. Наверное, он сейчас выставит меня вон и будет прав.

– О, мисс Сандерс. Видите ли, но теперь я и есть эта компания и эта компания ценит таких как вы, – невозмутимо заявляет он, но могу поклясться, что в глазах его при этом появляется нечто недосказанное, загадочное, и очень, очень притягательное.

Он разрывает зрительный контакт быстрее, чем я успеваю отследить последнюю ошалевшую мысль и встает, поворачиваясь лицом к своему панорамному окну.

– Чего вы хотите, мисс Сандерс? – снова спрашивает он, не оборачиваясь.

– В каком смысле? – не понимаю я, о чем именно он говорит. – Какую вакансию? Вы об этом?

Он оглядывается через плечо, все еще не встречаясь со мной глазами.

– Чего вы хотите от жизни?

– Я буду работать здесь и дальше, мистер Макдейл. Вы можете не беспокоиться об этом, если не решите уволить меня самостоятельно.

– Разве я спросил об этом?

– Разве подобная информация как-то повлияет на мою работу? – отвечаю я вопросом на вопрос.

Он разворачивается и вперивает в меня взгляд, от которого становится очень неуютно. В этот момент я понимаю, что этот человек скорее мне не нравится, чем что-то обратное. От него исходит такая мощная внутренняя сила, что ощущение дискомфорта сразу провоцирует сигналы об опасности. Он не выглядит так, как человек, способный причинить мне вред, но я и сама не понимаю, отчего так нервничаю в его присутствии, а значит самое логичное – защищаться заранее.

– Мисс Сандерс, давайте начистоту. Вы умная молодая женщина и торчите на этой мелкой должности столько лет. Почему?

– Это не ваше дело, – огрызаюсь я, задетая за больное. – Я работаю и выполняю свою работу хорошо, для вас, как для моего работодателя, этого должно быть достаточно, а если нет – пожалуйста, я напишу заявление хоть сегодня.

На скулах Макдейла начинают ходить желваки, и я напрягаюсь от непрошенных картинок прошлого – так выглядело лицо отца перед очередной вспышкой гнева. Тело сковывает страх, и я понимаю, что я в огромной заднице. Только не сейчас. Пожалуйста. Не перед этим странным типом. Не здесь! Лили, милая, держись!

Я лихорадочно начинаю считать вокруг себя пять предметов, четыре звука, три ощущения…

– Лили? – с тревогой спрашивает начальник – Лили, что с вами?

Я хочу ответить, хочу выбежать из этой стеклянной коробки, в проверенное место, но я уже опоздала. Это снова происходит. ЧЕРТ!

Макдейл быстро пересекает разделяющее нас расстояние и присаживается возле моих коленей на корточки, заглядывает в глаза и берет мои ладони в свои. Такие удивительно сухие и немного шероховатые, как если бы он днями напролет трудился на ферме, но с красивыми тонкими длинными пальцами. Мне хочется сфокусироваться хотя бы на этих руках, но шум в ушах нарастает со скоростью реактивного самолёта.

– Лили, посмотрите на меня, – говорит он в тревоге поглаживая мои запястья – Лили, что с вами? Как я могу вам помочь? Скажите и я всё сделаю. Давайте вызову вам Скорую? Или может быть, стакан воды? Посидите здесь, а я позову миссис Лоренс, она наверняка знает, что делать, да? Может быть, вам надо прилечь?