Читать книгу: «Чудище Хоклайнов», страница 6

Свинский аллигатор

Когда мы отправились завтракать, начался дождь. Свет, словно артиллерийский огонь, то появлялся, то исчезал в тучах, а теплый дождь шел прямо из света. Тридцать градусов неба над Тихим океаном превратились в огромную армию – Потомакскую армию под командованием генерала Улисса С. Гранта. Ли Меллон кормил свининой аллигатора. С ним была Элизабет.

– Симпатичные аллигаторы, – улыбнулась она; зубы ее были рождены из лунного света, а темнота ноздрей казалась выточенной из агата.

– Кушай свинину, – сказал Ли Меллон, проталкивая кусок мяса аллигатору в горло. Аллигатор сидел у него на коленях. Аллигатор сказал:

– ГРОЛ! – опп/опп/опп/опп/опп/опп/опп/опп! – При этом кусок свинины торчал у него из пасти.

Элизабет держала на коленях второго аллигатора. Ее аллигитор ничего не говорил. И из пасти у него ничего не торчало.

Она светилась нежностью так, словно под кожей у нее горели фонари. Ее красота приводила меня в отчаяние.

– Привет, – сказал я.

– Привет, Джесси.

Она меня помнила.

– Это Элайн, – сказал я.

– Привет, Элайн.

– ГРОЛ! – опп/опп/опп/опп/опп/опп/опп/опп! – сказал аллигатор с торчащим из пасти куском свинины.

Ничего не сказал мудрый аллигатор Элизабет, ибо знал, что кроткие аллигаторы унаследуют царствие земное.

– Есть хочу, – сказал я.

– Еще бы, – сказал Ли Меллон.

На Элизабет было простое белое платье.

– Что у нас на завтрак? – спросила Элайн.

– Картинная галерея, – ответил Ли Меллон.

– Я раньше не видела здесь аллигаторов, – сказала Элизабет. – Они симпатичные. Для чего они вам?

– Купать лягушек, – сказала Элайн.

– Для компании, – сказал Ли Меллон. – А то мне скучно. Аллигаторы – это музыка.

Его аллигатор сказал:

– ГРОЛ! – опп/опп/опп/опп/опп/опп/опп/опп!

– Твой аллигатор похож на арфу, – сказала Элизабет, и стало ясно, что это действительно так – из ее слов вырастали струны.

– А твой аллигатор похож на чемодан с губными гармошками, – сказал Ли Меллон по-собачьи льстиво – из его слов вырастал свист, которым подзывают псов.

– Хватит аллигаторов! – сказал я. – Кофе у вас есть?

Они засмеялись. В голосе Элизабет была дверь. За этой дверью пряталась другая, а за ней еще одна. Все двери были очень красивыми и вели из нее наружу.

Элайн посмотрела на меня.

– Пошли варить кофе, – сказал я.

– Там есть кофе, – сказал Ли Меллон. – Вы меня не слушаете.

– Я принесу, – сказала Элайн.

– Я с тобой.

– Хорошо, – сказала она.

Огромная темная туча повернулась по часовой стрелке еще на несколько градусов, и сильный порыв ветра стал трепать будку. Ветер напомнил мне битву при Азенкуре ³⁷ – он летел в нас, точно стрелы из воздуха. Ах, Азенкур: красота, и этим все сказано.

– Я положу в огонь полено, – сказал я. БУМ! Я стукнулся головой. Кофе превратился в две белых полуночных чашки наизнанку.

– Если хватит, я тоже выпью кофе, – сказала Элизабет. К двум другим добавилась третья белая чашка с черной изнанкой.

– Давай завтракать, – сказал кто-то. Предположительно, я. Я вполне мог сказать что-либо подобное, потому что очень хотел есть.

Свинина и яйца были вкусными, как и жареная картошка, как и очень вкусный клубничный джем. Ли Меллон завтракал с нами во второй раз.

Он вытащил кусок мяса из аллигаторовой пасти, и теперь аллигатор превратился в обеденный стол, на который он поставил тарелку.

– Пожарь мне этот кусок, – попросил Ли Меллон. – Его уже как следует отбили.

Аллигатор больше не говорил «ГРОЛ! – опп/опп/опп/опп/опп/опп/опп/опп!». Обеденные столы не говорят таких слов.

Уилдернесс. Хайку аллигатора

Шел сильный дождь, и ветер гудел в дыре кухонной стены, как армия Конфедерации: Уилдернесс – тысячи солдат, марширующих милю за милей по диким просторам – Уилдернесс!

Элизабет с Ли Меллоном ушли в другую будку. Им нужно было о чем-то поговорить. Мы с Элайн остались держать аллигаторов. Мы не возражали.

* * *

6 мая 1864 года. Смертельно раненный лейтенант падает на землю. Проваливаясь сквозь черный ход в память, из отпечатков его пальцев вырастает мраморная глыба. И пока он лежит здесь, величественный, словно сама история, в тело вонзается новая пуля, заставляя его дернуться, как тень на движущейся картине. Возможно, это «Рождение Нации» ³⁸.

Обычно оно сидит в огороде

– Ой-й! – сказала Элизабет. – Потолок. – «Это же ужас просто», и сразу села.

Мы выпустили аллигаторов в пруд. Они медленно уплыли на дно. Дождь лил такой, что невозможно было разглядеть дно пруда, да и не хотелось разглядывать.

Элизабет сидела над водой. Белое платье превращало ее в лебедя. Когда она говорила, озеро стекало с лебедя, отвечая на великий вопрос вечности: что было раньше, озеро или лебедь?

– Я вчера видела привидение, – сказала она. – Около курятника. Не знаю, что оно там делало. Обычно оно сидит в огороде. В кукурузе.

– Привидение? – переспросила Элайн.

– Да, у нас тут живет привидение, – сказала Элизабет. – Душа старика. Там, на плато его дом. Когда старик стал совсем дряхлым, он переехал в Салинас; говорят, он умер от тоски, а душа вернулась в Биг-Сур и теперь иногда бродит по ночам. Я не знаю, что она делает днем.

– Вчера ночью он приходил к нам. Не знаю, что ему понадобилось в курятнике. Я открыла окно и сказала: «Привет, дух. Что ты делаешь в курятнике? Ты же обычно в огороде. Что случилось?»

– Дух крикнул «В атаку!», махнул большим флагом и убежал в лес.

– Флагом? – переспросила Элайн.

– Точно так, – сказала Элизабет. – Старик был ветеран испано-американской войны.

– Ух ты. А дети его не боятся?

– Нет, – сказала Элизабет. – Они рады новому приятелю. В этих краях детям скучновато. Им нравится привидение. И потом, оно обычно сидит в огороде. – Теперь Элизабет улыбалась.

Аллигаторы качались на поверхности пруда. Дождь кончился. На Элизабет было белое платье. Ли Меллон чесал голову. Наступала ночь. Я что-то сказал Элайн. Пруд был тих, как Мона Лиза.

* * *

– Где рядовой Августас Меллон? – спросил капитан.

– Не могу знать. Минуту назад был здесь, – ответил сержант. Под носом у него росли длинные рыжие усы.

– Он всегда здесь минуту назад. И никогда не сейчас. Наверное, как всегда, что-то у кого-то тырит, – сказал капитан.

Что-то стучит

Мы ушли в будку спать. У Элизабет были какие-то дела с Ли Меллоном. Ее дети гостили сейчас в Кинг-Сити. Элайн разделась. Мне очень хотелось спать. Я ничего не помнил. Я просто закрыл глаза, или они сами закрылись.

Потом что-то стало меня трясти. Не землетрясение, слишком мягкое, но настойчивое – словно море стало чем-то маленьким, теплым, человеческим и улеглось рядом со мной. И море обрело голос.

– Проснись, Джесси, проснись. – Голос Элайн. – Проснись, Джесси. Слышишь, что-то стучит.

– Что это, Элайн? – спросил я, протирая темноту, потому что темнотой теперь были мои глаза.

– Что-то стучит, Джесси.

– Что? Ничего не слышу.

– Что-то стучит. Что-то стучит.

– Хорошо, – сказал я и перестал тереть темноту. «Ну и пусть себе стучит. Очень красиво стучит», – и стал опять проваливаться в сон.

– Проснись, Джесси! – сказала она. – Там что-то стучит.

Ладно! Я проснулся и услышал стук, словно кто-то рубил в лесу деревья. Может, их там целая бригада.

– Действительно, что-то стучит, – сказал я. – Надо пойти посмотреть.

– Что я и пытаюсь тебе втолковать, – сказала она.

Я зажег лампу: все повторяется. Прошлый раз это привело меня к тебе.

– Сколько времени? – спросил я. Я перевернулся и взглянул на Элайн. Она была красивая.

– Я не часы, – ответила она.

Я оделся.

– Я подожду здесь, – сказала Элайн. – Нет, я пойду с тобой.

– Как хочешь, – сказал я. – Это, наверное, беспокойный Пол Баньян ³⁹, а может, кто-то выкачивает топором бензин.

– Топором?

– Ага, так всегда и бывает. Плугом, рожком для обуви, кенгуриными сумками и так далее.

– Что особенного в вашем бензине? – спросила Элайн.

– Просто он там есть.

Я сунул себе за пояс нож.

– А это еще зачем? Что ты собираешься делать? Изображать Уильяма Бонни ⁴⁰?

– Нет.

– Как хочешь, – сказала она. – Раз тебе нравится разгуливать в таком виде.

– Там может оказаться какой-нибудь псих. И потом, мы с Ли Меллоном иногда разыгрываем водевили. Я режу. Он стреляет. Прóклятая работа, – сказал я, осторожно касаясь ее волос. О, прекрасная оруженосица моего сердца!

Ночь была холодной, а звезды ясными и чистыми, как питье: Ты мигай, ночная звезда мартини ⁴¹, та самая звезда, что привела меня к тебе. Кто там выкачивает топором наш бензин?

163 топора, полных бензина.

Мы всё узнаем, ночная звезда. У нас нет выбора, мы – вершина творения на этой куче дерьма. Приходится соответствовать.

Пробивясь сквозь дорожный гул, стук доносился с противоположной стороны шоссе. Звук был громкий, и в нем чувствовался определенный ритм: хакети/вакети-УХ!

Темнота служила нам светом, Элайн крепко прижималась ко мне, а я нащупывал дорогу, словно осторожная ложка в руке слепца, выискивающая в супе макаронные буквы.

– Почему ты не взял лампу? – спросила Элайн.

– Не хочу, чтобы нас заметили.

– Понятно, – сказала она.

Впереди мы увидели странный свет, выходивший прямо из центра стука.

– Что это? – прошептала Элайн.

– Явно не петля времени, – сказал я, мы подошли ближе и рассмотрели пару автомобильных фар, вывернутых, словно фантастические альпинистские крюки, и маленького человека с большим топором, которым он рубил деревья, сваливая их на крышу машины.

Машина была похожа на лес, свет выходил из нее так, словно где-то в чаще спрятали луну или фейерверк.

– Доброе утро, – сказал я.

Человек остановился и вытаращился на меня.

– Это ты, Амиго Меллон? – спросил он.

– Нет, – ответил я.

– Да, это я, – ответил Ли Меллон, неожиданно оказавшись рядом с нами. Элайн дернулась у моей руки, как рыба.

– Доброе утро, Амиго Меллон, – сказал человек. С топором в руке, рядом с лесом, в который превратилась его машина, вид у него был слегка безумный.

– Чем занимаешься, приятель? – спросил Ли Меллон; теперь он стоял напротив меня с сосредоточенным видом.

– Прячу машину, чтобы они меня не нашли. Меня ищут. Фараоны. Я в бегах. Я только что заплатил две сотни штрафа за скорость. Можно я здесь спрячусь, Амиго Меллон?

– Конечно, только оставь в покое деревья.

– Кто это с тобой? Они не фараоны? Эта женщина не детектив?

– Нет, это мой кореш и его леди.

– Они женаты?

– Ага.

– Это хорошо. Ненавижу законников.

Он принялся рубить новое дерево. То была секвойя примерно четырех футов диаметром.

– Погоди, приятель, – сказал Ли Меллон.

– В чем дело, Амиго Меллон?

– Ты, кажется, нарубил уже достаточно дров.

– Я не хочу, чтобы они нашли машину.

– У тебя тут целый лес, – сказал Ли Меллон. – Что за машина, кстати?

Она была похожа на спортивную марку, заваленную лесом, и на больших гонках явно выглядела бы иначе.

– Это моя «Бентли-бомба», Амиго Меллон.

– Что ж, думаю, уже хватит. Может, стоит выключить фары? Если их погасить, полиция точно ничего не найдет.

– Это идея, – сказал человек.

Он стащил с машины несколько деревьев, добрался до дверцы, открыл ее и потушил свет. Затем закрыл дверь и снова навалил деревья на крышу.

Он достал из кустов бумажный пакет. Каким-то инстинктом он нашел его в наступившей тьме. Судя по виду, в пакете были бутылки.

– Спрячь меня, Амиго Меллон, – сказал он. Этот человек походил на Хамфри Богарта в фильме «Высокая Сьерра» ⁴², если не обращать внимание на то, что был маленьким, толстым, лысым и напоминал провинившегося бизнесмена, поскольку выудил из-под тех же кустов портфель и теперь зажимал его под мышкой.

– Пошли, Рой Эрл, – сказал Ли Меллон, вспомнив то же самое, о чем только что думал я: героя Хамфри Богарта из «Высокой Сьерры».

И мы двинулись вниз с Высокого Сура – четверо, сведенные судьбой; Рой Эрл и Ли Меллон постепенно выходили вперед.

* * *

Осколок пушечного ядра срубил с дерева ветку, и она упала в ручей. Удар ветки о воду был похож на газетный заголовок: ГДЕ АВГУСТАС МЕЛЛОН? – со дна ручья поднималась мутная черная грязь.

В кустах лежала задыхавшаяся от дыма лошадь. Нестерпимый ружейный грохот вжимал ее в пламя – неотвратимое, как 1864 год.

Краткая история Америки после войны между штатами

Когда мы пролезли через дыру в кухонной стене, Элизабет сидела у камина. На ней не было сейчас белого платья. Серое одеяло оборачивало ее плечи, как потертый мундир Конфедерации. Она смотрела на огонь. Она лишь на секунду подняла взгляд, когда мы появились.

– Она детектив? – спросил Рой Эрл, прыгая на месте и теребя бумажный пакет. – Она похожа на детектива. На такую подсадную дамочку. У них в сумках ручки со слезоточивым газом.

Естественно, Элизабет не смотрела больше на огонь, а с изумлением разглядывала Роя Эрла, который устроил теперь вокруг нее самый настоящий танец.

– Ты кто? – спросила она так, словно обращалась к древесному жучку.

– Джонсон Уэйд, – сказал он. – Я начальник страховой компании «Джонсон Уэйд». Что значит, кто я? Я большая шишка. У меня 100 000 в чемодане и две бутылки «Джима Бима» в пакете, еще сыр и гранат.

– Это Рой Эрл, – сказал Ли Меллон, представляя незнакомца Элизабет. Он псих и в бегах.

– Вы не верите, что у меня 100 000? – воскликнул Рой Эрл, вытаскивая из портфеля 100 000 аккуратными пачками 100-долларовых банкнот.

Затем он упал перед Элизабет на колени. Он заглянул в самую глубину ее глаз и проговорил:

– Ты мне подходишь. Дам $3500, если будешь со мной спать. Деньги на дне бутылки.

Элизабет лишь плотнее обернула вокруг плеч серый мундир. Она отвернулась и стала снова смотреть в огонь. Там догорало полено, но не было жучков, которые смотрели бы на нее сквозь огонь, никаких bon voyage, никакого счастливого пути.

– Я не желаю больше слушать ничего подобного, – сказал Ли Меллон, галантный генерал Конфедерации.

Рой Эрл посмотрел на Элайн. Безумие пузырилось в нем так, словно мыльная вода затопила Карлсбадские пещеры и теперь с ревом вырывалась наружу.

– Тебе $2000, – сказал он.

– Давай уберем его отсюда, – сказал я.

– Я с ним разберусь, Джесси. Эта птичка мне знакома. – Ли Меллон обернулся и очень внимательно посмотрел на Роя Эрла. – Заткнись, приятель, – сказал он. – Сядь и сделай так, чтобы твой рот больше не открывался.

Рой Эрл огляделся и сел к деревянной стене. $100 000 он сунул обратно в портфель. Портфель положил на пол, а сверху поставил ноги. Так он и сидел с ногами на портфеле – потом достал из бумажного пакета бутылку «Джима Бима».

Он сорвал печать, вытащил пробку и вылил солидную порцию виски себе в рот. Проглотил, дернув уродливым мохнатым горлом. Странно, потому что, как я уже говорил раньше, он был лысый.

Он пробурчал «ГМММ-хорошо», почмокал и принялся вращать глазами, словно осьминог-наездник на дешевом карнавале. Он сунул бутылку обратно в пакет и принял невинный, как у новорожденного младенца, вид.

Ли Меллона это вывело из себя.

– Притормози, приятель.

– В чем дело, Амиго Меллон?

– Ты перебираешь, приятель.

– Перебираю?

– Ага. У тебя в мешке Библия короля Иакова, приятель.

– А, ты хочешь выпить?

– Нет, я хочу спасательный жилет.

– Ужасно смешно. – Рой Эрл захохотал, как ненормальный, снял ноги с денег, перекатился по полу и принялся месить ими воздух, словно картофельное пюре. Затем опять сел и поставил ноги на деньги.

Он уставился на нас так, что неожиданно показалось, будто он вообще не здесь. Просто сидел и улыбался, и это было ужасно. Свет качался на его фальшивых зубах, словно это были не зубы, а их освещенные могилы. Он был явно не в себе и почти не человек.

Ли Меллон посмотрел на него, медленно покачал головой, подошел, взял из его рук пакет, достал оттуда бутылку «Джима Бима», вылил себе в рот большой глоток и протянул бутылку Элизабет, которая, кутаясь в мундир Конфедерации, сделала то же самое.

Элизабет протянула бутылку мне. Я протянул Элайн. Она отпила немного и протянула мне обратно.

БУМ! я стукнулся своей проклятой головой о потолок и тут же заглотил побольше виски, надеясь заглушить боль. Получилось. Рой Эрл, улыбаясь, смотрел на меня.

– Давай поговорим, Рой, – сказал Ли Меллон.

– Меня зовут Джонсон Уэйд. У меня в Сан-Хосе страховая компания «Джонсон Уэйд». Жена решила засадить меня в сумасшедший дом за то, что я купил себе новую машину – мою «Бентли-бомбу». Ей нужны все мои деньги, то же самое – сыну, он сейчас в Стэнфорде, и дочери, она ходит в Миллс-колледж.

– Они хотят запереть папочку в психушке, упрятать в дурку. Хорошо, у меня для них есть сюрприз. Я только что заплатил $200 штрафа за скорость, и пошли они все к черту.

– Что ты на это скажешь, а? Папочка умный. Я пошел в банк, забрал все деньги, акции, фонды, бумаги и драгоценности и еще гранат.

Он дотянулся до пакета и вытащил оттуда гранат. Он держал его, словно фокусник, демонстрирующий результат сложного трюка.

– Я его купил в Уотсонвилле, – сказал он. – За гривенник. Лучший гривенник, который я потратил в жизни. Эта пизда зубрит в Миллс-колледже арифметику, танцы и как выцарапать у бедного старого папаши то, что он заработал за всю свою жизнь, – она никогда не получит этот гривенник.

– И этот мудак, мой сынок в Стэнфорде, пусть себе учится на доктора, он никогда не вытащит этот гривенник из глотки у бедного старого папаши. Ха-ха.

– И психопатка жена, которая свихнулась на бридже, она хочет упереть меня в дурдом, потому что я хочу ездить на «Бентли-бомбе». Нету больше гранатного гривенника. Она никогда не потратит его на любовника из Морган-Хилл.

– У меня в Сан-Хосе страховая компания «Джонсон Уэйд». Я Джонсон Уэйд. И они думают, что меня можно упереть в дурку только потому, что мне пятьдесят три года и я хочу ездить на спортивной машине. Пусть подумают про что-нибудь другое. Ебать их всех.

– Мой адвокат сказал, чтобы я забрал все до цента и залез в угол, ушел в бега. Здесь они меня не найдут. Правда, Амиго Меллон?

– Адвокат пришлет мне телеграмму в охотничий домик в Сан-Диего, про него никто не знает. У меня там лось и кадьякский медведь.

– Он пришлет телеграмму, когда все станет ясно, когда их планы накроются. Вот так. А, Амиго Меллон?

Он вдруг умолк. Он таращился на нас с той же глупой улыбкой. Все это он сказал так, словно был военнопленным и сообщал на допросе свое имя, звание и личный номер.

* * *

Ворона, не знающая, куда спрятаться от ужаса Уилдернесс, судорожно накручивала вокруг себя паутину. Другие твари: мыши, пчелы, кролики тоже заматывались каждый в свою паутину, узурпируя права пауков, которые стали теперь длинными и тонкими, словно земляные черви, дожидающиеся у входов в могилы.

Мертвый шестнадцатилетний мальчик в мундире, развороченном, как детская площадка после землетрясения, лежал рядом с пятидесятидевятилетним мужчиной в мундире строгом, словно церковь – окончательная, закрытая, мертвая.

Картина Сарториуса ⁴³: Ли Меллон в Сан-Хосе

Нас оглушило. Ли Меллон увел его из будки. Он был в полном раздрае. Все молчали. Мы не могли говорить, а звезды над морем безмолвны всегда. Им так положено.

Элизабет опять смотрела на огонь. Элайн сидела. Мы ждали Ли Меллона. Ждали звезды. Ждала Элизабет. Ждала Элайн. Я и само ожидание тоже ждали вместе со звездами, только они к этому привыкли за долгое, долгое время.

– АМИГО МЕЛЛОНУ – УРА! – кричал из соседней будки Рой Эрл.

– ЗАТКНИСЬ, ПСИХ!

– АМИГО МЕЛЛОНУ – УРА!

– ПСИХ! ПСИХ!

Снова тишина и звезды над нами… Элизабет молчит.

– Кофе? – спросила Элайн, пытаясь извлечь хоть каплю реальности из того, с чем мы имели сейчас дело. Это напомнило мне французского повара, который собрался что-то варить из двуглавого драконьего лука.

– Хорошо бы, – сказал я, стараясь ей немного помочь, потому что сам хотел реальности. То, что есть у нас сейчас, не самое худшее. Но реальность лучше.

Элайн сварила кофе. Я ей не помогал.

Я представлял себе Ли Меллона – единственного в мире психиатра Конфедерации: обученного в Цюрихе, завернутого в полковое знамя, «Мэрилэнд! – мой-Мэрилэнд!» – психиатра из Биг-Сура, из снов и из этой странной реальности.

Элизабет смотрела на огонь, а у кофе Элайн появились нервозные черты. Напиток ее раздражал.

– ТЫ ПСИХ! – прорезал темноту голос Амиго Меллона. Да, психиатрия в действии – галантный, снискавший лавры и увенчанный лаврами психиатр выводит на тропу света очередной больной мозг.

– Кажется, там что-то не так, – сказала Элизабет.

Звезды ничего не говорили. Они ждали. Мой кофе превратился в полярного медведя-альбиноса – стал холодным и черным. Я вылил его в пруд.

Потом появился Ли Меллон. Вид у него был усталый. В руках он держал виски, по бутылке в каждой. Он предложил нам выпить, и виски разнеслось вокруг, как звуки военного марша.

– С таким же успехом можно было оставить ему заряженный пистолет, – сказал Ли Меллон. – Парень совершенно не в себе. С ним можно обращаться только как с психом. Тогда он реагирует, потому что на самом деле псих.

– Его несет, – сказал я.

– Да, – сказали женщины.

Виски подействовало. Жаль, что нельзя предложить выпить звездам. Глядя сверху на смертных, они наверняка время от времени нуждаются в выпивке, особенно такими ночами, как эта. Мы пьянели.

– Кто он такой? – спросил я.

– Он появился здесь полгода назад, – сказал Ли Меллон. – Та же история. Прожил три дня. Бешеный, как гремучая змея в жару, настоящий динго. Я поехал с ним в Сан-Хосе. По пути мы застряли на два дня в непентском кабаке. Он оставил там $2000, и только после этого мы добрались до Сан-Хосе.

– Семейство, когда увидело меня, чуть не усралось. Они точно такие, как он говорит. Плохо.

– Он собирался отдать мне грузовик, который стоял у него в гараже. Конура что надо: три этажа, газон, цветочки. Япошка-садовник. Знаете эти фешенебельные горки за Сан-Хосе, где крутятся большие деньги.

– Я прожил у него месяц. И будь я проклят, если от меня был какой-то толк ему и его ебнутой семейке. Мне нужен был только этот чертов грузовик.

– Я торчал у него месяц, пил вино, которое он таскал ящиками, и слушал пластинки. Он водил меня по ресторанам. Кормил, поил. Он не приставал и не пытался клеиться.

– Я выпил, наверное, десять ящиков очень хорошего вина. Я остопиздел всему семейству. У него была сотня колонок. Я врубал их на полную мощность, так что дом рыдал. Мне нужен был только распроклятый ебаный грузовик.

– Рой выложил две тысячи на разные модные палаточные штучки, вино, консервированных раков, прочее говно и свалил это все в грузовик. Я получил все, кроме ебаных ключей от машины.

– Я ходил в гараж и разглядывал грузовик. Смотрелся он клево. Парень был совсем не в себе. Натуральный псих. Почти такой же, как сейчас. Обращаться с ним можно было только как с психом: заткнись, сядь, иди поссы, и так далее.

– Дочка бесилась, когда я кричал ее отцу: «ЗАТКНИСЬ, ПСИХ!» Однажды утром я отсыпался после вина, когда меня вдруг разбудила его жена. Она сказала: «Пора уходить. Я только что позвонила в полицию. У тебя есть ровно одна минута, забулдыга».

– Я стал искать Роя. Естественно, его не было. Наверное, за ним кто-то присматривал, так что я остался на бобах: ни грузовика, ничего.

– Я был так пьян, что забыл штиблеты. Пёрся обратно босиком. Еле поймал машину. В конце концов, ехал в кузове на навозе, весь в дерьме.

– С тех пор я ничего о нем не слышал. Думал, они заперли его в дурдоме. Там ему и место, но он действительно большая шишка. И неплохо соображает.

– Пока я сейчас разбирался в будке, он успел сбежать и зарыть где-то свой чемодан с деньгами. Явился весь в грязи, будто его изнасиловал могильщик.

* * *

ГДЕ АВГУСТАС МЕЛЛОН? – на первой странице «Уилдернесс Трибюн». Переверните 17-ю страницу, и вы найдете материал о Роберте Э. Ли. Переверните 100-ю страницу, там вас ждет интересная история об аллигаторах.