Глава 8. Воспоминания
Наступила середина июля – самая макушка лета. Гроза нагрянула из-за озера внезапно, и в этот вечер Ольга посоветовала ребятам остаться в поселке, а не плыть на другой берег под угрозой ливня. Так Хати впервые остался ночевать в комнате любимой девушки.
Под утро Катя, как обычно, проснулась от наплыва фантазий, которым не терпелось выплеснуться на клетчатые листы уже изрядно помятой тетради. Оставалось закончить последнюю главу романа о девушке из двадцать первого века, чудесным образом переместившейся в мир магического средневековья.
Набрав на ноутбуке слово "конец", Катя хотела еще разок пробежаться по основному тексту и проверить орфографию, а заодно отшлифовать некоторые спорные места, но глаза предательски закрывались, тогда она положила голову на плечо своей вытянутой на столе руки и задремала.
«Сейчас немного отдохну и продолжу редактировать. Первая в моей жизни большая сказочная история должна быть безупречна».
Хати проснулся от того, что рядом не ощущалось уже привычное тепло любимой. Увидев Катюшу, склонившуюся над столом, он немедленно поднялся и бережно перенес ее в постель, даже не разбудив.
«Да что же она такое печатает, измаялась вся, спать не может спокойно из-за своей книжки…» – он чуть ли не со злостью дернул «мышкой» и бросил яростный взгляд на загоревшийся экран ноутбука. Вскоре на лице Хати появилось крайне удивленное выражение, он сел на стул поудобнее и начал внимательно читать текст.
Сняв сапожки и закатав до колен свои узкие брючки, Катя весело шлепала босыми ногами по мелководью. И вдруг странное ощущение чьего-то присутствия заставило ее подозрительно оглядеться. На обрыве, прямо напротив нее стоял большой лохматый волк. Несколько мгновений Катя смотрела в его холодные желтоватые глаза, а потом зверь угрожающе зарычал и спрыгнул на берег вниз, сразу же оказавшись в двух шагах.
– О Боже! Спасите!
Она в ужасе отбежала подальше в воду и, прижав ладони к судорожно бьющемуся сердцу, не спускала взгляд с волка. А тот почему-то остановился, словно раздумав нападать, и как-то даже насмешливо фыркнул, встряхиваясь всем телом.
– Так ты еще и смеешься, глупое животное! – немедленно возмутилась Катя, – думаешь, я не узнала тебя, ты помог мне тогда, в лесу, потом крутился у нашей пекарни, а сейчас явился сюда напугать меня до полусмерти? Ничего не выйдет, дружочек! Я тебя не боюсь ни капли, так и заруби себе на серой морде.
Хати заинтересованно покрутил колесико мышки, чтобы перейти на другую страницу, а потом на следующую, и еще на одну, и еще…
– Когда ты так рычишь, мне хочется назвать тебя Веймаром, тот вечно не в настроении.
Волк взял кусочек сыра из ее рук и, словно в благодарность, лизнул ее теплую ладонь, а после улегся у ног Кати, положив голову на передние лапы.
– Вот какой ты у меня молодец, послушный мальчик!
Она погладила зверя по загривку, запустив пальчики в густой подшерсток.
– А еще ты очень красивый, тебе кто-нибудь такое говорил прежде? Нет? Ну, что ж, тогда я буду первой…
Катя тихо рассмеялась своей шутке, а Волк поднял большую голову и внимательно посмотрел на девушку, теперь в его взгляде таилась о самая настоящая человеческая тоска. Как тут не пуститься в откровенность.
– Знаешь, я рада, что ты пришел ко мне, правда, не очень понимаю, зачем тебе-то все эти встречи, но мне ты точно нужен, поэтому не бросай одну, ладно? Понимаешь, здесь все чужое, все другое, и я никак не могу привыкнуть, хоть и делаю вид, что все хорошо, а еще это предстоящее замужество… ну, какая из меня Баронесса де Лостан? И если честно, я бы очень хотела сбежать куда-нибудь подальше, я бы взяла тебя с тобой, будь я мужчиной, и мы бы путешествовали вместе… но, я всего лишь маленькая трусливая женщина и все это совершенно невозможно.
Меня сразу же вернут обратно, и Веймар будет в ярости. Он закроет меня в башне наверху и не выпустит гулять, а я умру, если не увижу больше реку, и лес, и луг, и тебя. Ты мой единственный друг в этом странном мире. Я верю, ты все понимаешь и сочувствуешь мне, иначе бы не приходил… А, может, ты тоже заколдован и тебе нужна моя помощь? Ах, если бы я знала, как тебе помочь, я бы все сделала для тебя…
Катя опустилась на колени рядом с волком и порывисто обхватила его лохматую шею. Ей показалось, что по телу зверя пробежала дрожь…
Хати забыл о том, где он сейчас находится, потерял счет времени, полностью погрузившись в переживания главных героев. Ему казалось, он слышит, как сама Катя читает главу за главой, становясь то радостной, то печальной.
– Где ты сейчас была? – зловещий хриплый голос прогремел почти над ухом, а сильные пальцы больно сжали руку чуть выше локтя.
– Куда ты ходила? К кому? Отвечай немедленно!
Она ахнула, уставившись в горящие глаза Веймара. Как же она не замечала раньше? Серые, с янтарными крапинами глаза ее верного спутника по лесным прогулкам. Это несомненно были глаза Веймара и… волка. Того самого, которому она доверяла свои самые сокровенные мысли и желания. И страх тотчас рассеялся, давая место искреннему негодованию.
– А сам ты уже набегался по лесу на четырех лапах? – дрожащим от волнения, но все-таки достаточно твердым голосом переспросила Катя.
Пальцы барона медленно разжались и отпустили ее руку.
– Ты… знаешь?
Катя с удовольствием уловила нотки смущения в его голосе.
– Надо еще разобраться, кто здесь кого приручил, Катрин, – как-то смиренно и тихо проговорил Веймар, – я ведь хотел только один раз напугать тебя, заставить сидеть внутри ограждения замка, ну, или прогуливаться где-то рядом в сопровождении слуг. Мне всегда было тревожно оставлять тебя одну, я так беспокоился, покидая тебя на весь день. И я решил, что увидев волка, ты не узнаешь его и… больше не станешь уходить далеко. А когда ты приласкала меня и заговорила, словно с человеком, я и сам забыл, зачем показался тебе посреди дня. Мне хотелось быть рядом. Всегда около тебя, чтобы защищать, оберегать от всего плохого, что могло бы угрожать тебе в этих местах.
– И в любой момент ты мог стать человеком?
– Но ведь тебе гораздо интереснее было гулять с волком, так? Ты даже жаловалась, что у тебя никогда не было щенка, а тебе хотелось бы иметь большую грозную собаку, которая бы тебя охраняла. Я решил доставить тебе это удовольствие и предложил себя… в виде волка.
На губах Веймара теперь играла уже знакомая самодовольная усмешка. И Катя вдруг поняла, что вся ее злость и обида тает, уступая место легкой досаде.
Следующая глава начиналась с описания любовной сцены. Очень чувственной и откровенной. Хати перечитал ее несколько раз, подавляя нестерпимое желание немедленно броситься к мирно спящей Кате и сейчас же воплотить в жизнь все, что она насочиняла. До мельчайшей подробности, сценарий-то под рукой.
Требовались лишь два участника и женщину звали Катериной. А вот мужчину… Хати едва мог сдержать гневное рычание. Его драгоценная Катя описывала какого-то милорда Веймара, владельца огромного поместья и всех окрестных деревень, к тому же способного превращаться в настоящего волка. В отличие от Хати… И с этим самым Веймаром героиня занималась любовью на широкой постели в богато обставленных покоях. Так вот о чем она мечтает на самом деле!
У Хати же был только маленький рыбацкий домик на берегу, лодка и сети, ну, и еще какие-то деньги на счету, про них говорил Коротков. Но уж точно – ни замка, ни слуг… Он бесшумно ходил кругами по комнате, поглядывая на смелую писательницу. Катя лежала на спине и была такая соблазнительная в задравшейся маечке, почти не скрывавшей грудь, в облегающих крохотных шортиках на круглой попке.
Дрожащими руками Хати укрыл ее одеялом, отчаянно борясь с искушением стащить с нее бесполезные тряпочки, а потом расцеловать белые плечики, гладенький животик и все, что находится ниже, а когда она станет готова, соединиться с ней так, чтобы она сразу открыла глаза и счастливо вздохнула.
Вместо заманчивого плана Хати надел штаны и поплелся в ванную комнату на первом этаже, от души надеясь, что Ольга еще не поднялась. У нее порой случались приступы бессонницы.
Вернувшись через десять минут обратно в спальню, он сразу же сел за письменный стол, раздраженно отодвинул ноутбук, взял ручку и начал выводить в рукописи ниже размашистого слова «конец» следующие слова:
– Скажи, Катя, зачем ты все это пишешь? Зачем так подробно рассказываешь на весь мир все самое личное, что у нас было? Я считаю, что это гадость. Я даже не знал, что ты такая бесстыжая. Хотя, погоди, вообще-то я понял, ты хочешь стать знаменитым автором, чтобы народ читал твои книжки и восхищался. Да, сказка хорошая, мне понравилось, честно. Но вот она закончилась. Слово «конец» ты сама написала. И что потом?
Уедешь в город, оставишь меня. Я сейчас только догадался – я тебе только для этой сказки и был нужен. Ты меня использовала. Была со мной, а в голове придумывала, что бы еще такого интересного написать. А на Ваню-дурака плевать. Ну и все… Ты же прекрасно знаешь, я не оборотень, не какой-то барон, у меня почти ничего нет?
Вдруг он почувствовал, как в груди у него что-то медленно сжимается, вызывая мучительную ноющую боль. Последний раз он испытывал подобное, когда Ханс Хелльбек признался, что его отстраняют от проекта Крафта по созданию «Русского вида», и они с Хати больше никогда не увидятся.
В ушах вдруг зазвучала немецкая речь. Но не та чеканно-холодная и ненавистная до ужаса, а другая, исполненная искреннего сочувствия и доброты. Так в говорил с ним доктор Хелльбек.
– Мне очень жаль, мальчик… Им всегда не нравились мои методы, они считают, что я слишком лоялен к тебе, а результата нет. Того результата, что им нужен. Представляешь, они хотели сделать из тебя берсерка. В двадцатом веке… Безумцы! А ведь я вижу отличный результат, мальчик. Самый лучший, который можно только представить, кажется, мне придется поплатиться за это жизнью.
– Убей меня, дай какой-нибудь препарат! Ты же обещал.
– Я обещал убить тебя, если ты и впрямь превратишься в животное, но ведь этого не произошло…
– Они доведут свое дело до конца, а тебя не будут рядом. Не оставляй одного, они же растерзают меня, замучают! Мне так страшно. Помоги мне уйти сейчас… отец. Не оставляй с ними.
Глаза Ханса застилали слезы, он отвернулся, судорожно сглотнув.
– Я не могу. Теперь после меня останешься только ты. И ты выживешь. Теперь ты обязан выжить. Об этом не говорят, но я-то знаю, наши дела совсем плохи. Против фюрера готовился заговор, мятежные генералы убиты. Капитуляция Германии неизбежна. На что он вообще надеялся… А сколько жизней загублено зря – весь цвет нации. Молодые, сильные, здоровые мужчины… Столько нерожденных детей!
Нет, этому чудовищу не отделаться островом Святой Елены. Запомни мое слово, Хати, не отделаться… Жаль, я уже не увижу, не узнаю. Но ты должен жить вместо меня, слышишь! У меня ведь больше никого нет. Мой сын погиб в Африке, моя жена умерла при родах, а маленькая дочь скончалась от пневмонии, мои археологические находки пытаются использовать для вызова демонов, идиоты!
Эти люди потеряли разум, если хотят выиграть войну с помощью нечистой силы! Я ученый, я всего лишь старый ученый, и я христианин. Они заигрались в Богов… они себя возомнили Богами… А такое не прощается, мальчик, запомни мои слова. Возмездие уже близко, но моя расплата наступит гораздо раньше.
Глухо застонав, Хати выскочил из-за стола, схватил со стула свою одежду и выбежал из комнаты. Виски ломило от жуткой головной боли, невидимые клешни все сильнее сжимали горло, мешая вздохнуть. Спотыкаясь, он потрусил к озеру, а потом долго лежал в лодке, успокаивая разогнавшееся сердце.
Он никогда не сможет забыть чудовищную картину: мужчины в черной форме бросили окровавленное тело Ханса на каменный пол подвала, у профессора не осталось ни одной целой кости, но он еще был жив. Вытаращенные от невыносимой боли глаза устремлены в сторону мечущегося по клетке Волка, а разбитые губы будто пытаются еле слышно сказать:
– Leb, mein Sohn! Leb… (Живи, мой сын, живи…)
Хати смотрел в чистое голубое небо, омытое ночным дождем, потом зачем-то пристально следил за полетом ранней чайки. В голове звенела тишина, он закрыл глаза и прислушался к этому внутреннему шуму. И вдруг, через некоторое время он различил какой-то веселый музыкальный наигрыш, а потом и заливистый женский смех. Мучительно хотелось разворошить самые нижние слови памяти.
«Гармошка… там играет гармошка, вот дают, черти!» – от неожиданности он даже рассмеялся вслух. Хати казалось, что он сошел с ума, ведь здесь на озере никто не мог сейчас играть на гармони, и рядом не было ни одной девушки, которая могла так задорно петь частушки, звучащие сейчас в его больной голове невероятно четко.
– А мой миленок, как теленок,
Только веники жевать,
Проводил меня до дому
Не сумел поцеловать.
Оба – я те – нажалуюся тяте!
И вдруг он ясно увидел певунью своим внутренним зрением, – не то увидел, не то вспомнил – ту самую девушку, что задиристо поглядывала на статного гармониста. У нее было смутно знакомое лицо: милое, раскрасневшееся, в форме сердечка с маленькими ямочками на округлых щеках. И такие же славные голубые глаза, только волосы подлиннее – две косы пшеничного цвета, перекинутые на высокую грудь.
«Катя! А где же моя Катя?»
Он мгновенно напрягся и оглянулся в сторону коттеджей на берегу, потом хотел уже было кинутся назад, но вдруг схватился за голову и заплакал, согнувшись на днище лодки.
В уме его все перемешалось: танцующая в круге стройная крутобедрая деваха, сыплющая частушками, всадники на конях, подъезжающие к старому замку, кровь на снегу и злобное ворчание волков, разрывающих дымящуюся на морозе оленью тушу.
А потом молодой парень, мастерски игравший на гармони, вдруг заглянул ему прямо в лицо – будто в зеркало. И задорный девичий голос теперь прозвучал в самое ухо:
– Вань, а, Вань! Ты чего же замолк-то, касатик, душа пляски просит! Ай, притомился? Сыграй нам еще, миленький, зазнобушку свою порадуй.
Хати прыгнул с лодки в прохладную воду озера и поплыл на другой берег размашистыми мощными гребками. Постепенно он приходил в себя. Безумная разноголосица в голове смолкла, улегшись на самое дно ржавого сундука памяти.
Глава 9. В город
Катя проснулось с недобрым предчувствием. В комнате кроме нее никого не было. «Ваня, наверно, спустился вниз и скоро придет ко мне». Она привыкла вставать первой, пока друг еще спит, да он обычно и ложился гораздо позже. За те полтора месяца, что они были вместе, Катя хорошо успела выучить все его привычки.
Она поднялась с постели и подошла к ноутбуку, вспомнив, что так и не отключила его с ночи. И тут внимание ее привлекла запись в тетради, сделанная небрежным полудетским почерком ниже концовки романа.
«Скажи, зачем ты все это пишешь? Зачем так подробно рассказываешь на весь мир все самое личное, что у нас было? Это гадость! Я даже не знал, что ты такая.
Понадобилось прочесть несколько раз, прежде чем смысл сказанного дошел до нее. Больно и стыдно. Катя медленно опустилась на стул и закрыла лицо руками, стараясь глубже дышать.
«Конец! И даже это слово «конец», что сама же я написала, звучит словно приговор. Теперь он считает меня грязной, порочной, развратной. Значит, такая и есть. Вот насмешка судьбы – бывший муж говорил, что я зажатая и холодная, а тот, кого полюбила всей душой, теперь видит во мне похотливую дрянь. Господи, что же делать! Он ушел, потому что больше знать меня не захочет, я ему не нужна…»
Первым ее желанием было немедленно разыскать Хати для серьезного разговора. Необходимо было попытаться хоть что-то объяснить насчет своей рукописи. Катя быстро оделась и побежала в ванную комнату на первый этаж. «Умыться, одеться, и на поиски…»
Внизу ожидала взволнованная Ольга с сотовым телефоном в руке.
– Катюш, хорошо, что вы уже встали. Я не хотела специально будить. Сейчас мама твоя звонила, говорит, Антон в городе, хочет увидеться с тобой. Это насчет развода…
– А мое присутствие обязательно? – нахмурилась Катя, не зная, за какой обрывок мысли ухватиться.
– Вера сказала, в твоем присутствии процедура расторжения брака пройдет быстрее. Если ты, конечно, не передумала.
В светлых глазах Ольги промелькнуло беспокойство, но Катя переживала о другом.
– Скажите, вы Ваню не видели?
– Нет, я думала он с тобой, наверху. Что-то случилось?
– Ох, теперь даже не знаю… Он на меня разозлился, наверно, к себе на озеро убежал. Тетя Оля, что мне делать? А вдруг вообще не захочет больше общаться?
Нервно крутя кончики распущенных волос, она вкратце изложила Ольге возникшее между ней и Хати недопонимание.
– Это просто куртуазная сказка. Я Лизе дала почитать, ей понравилось. Это же нельзя воспринимать серьезно, я не мемуары пишу. Ну, да, были там некоторые личные фантазии… так разве плохо? Наши с Ваней отношения тут не при чем.
«Ну, почти…»
Ольга Комарова руками всплеснула.
– Правда, сущие дети! Нашли проблему. Не переживай, никуда не денется твой рыцарь. Только как нам с городом быть, Вера настаивает, что твое присутствие желательно, все вопросы с Антоном лучше решить при личной встрече. Тогда мировой судья вас уже завтра может развести, если никто не заявит о протесте. Антон специально приехал получить развод, так чего тянуть? Да и Вера по тебе очень скучает. Так и сказала, «уговори Катюшу приехать, видеть ее хочу».
– Может, Антон нашел себе новую жену, вот и торопится, – попробовала улыбнуться Катя.
– А вдруг станет уговаривать начать все заново, такое случается сплошь и рядом? – осторожно спросила Ольга. – Прошло два месяца, как ты с севера вернулась, может, он пожил один, ваши отношения переосмыслил, передумал. Теперь не хочет тебя терять и попытается вернуть. Будь к этому готова, сопли-то не распускай перед ним. А, впрочем, Кать, дело твое, какой из меня советчик…
– Да меня тошнить начинает, едва вспомню Каргаполова, а вы говорите – вернуться. Никогда в жизни! А ехать, видимо, нужно. Очень хочу стать свободной женщиной, даже прежнюю фамилию планирую взять.
– Ну, вот и хорошо! – облегченно выдохнула Ольга. – Тогда собирайся скорее. Алексей предупредил – к одиннадцати выезжает, ему срочная информация пришла из Москвы, надо получить подробный инструктаж. Кажется, у нас скоро еще один проживающий появится. Ой, чувствую, заварится по осени каша…
– Хотите сказать, через пару часов уже надо ехать?
Катя совсем расстроилась, беспомощно поглядывая на Ольгу.
– Но мне же сперва надо с Ваней увидеться, не могу же я просто исчезнуть?
– Увидишься, конечно! Он бродит где-то рядом, вы целый месяц как привязанные друг к другу. Сейчас позову ребят на помощь.
Катя начала впопыхах готовиться к отъезду из заказника, едва сдерживая слезы, собрала сумку, оставив большинство вещей в комнате. Вернуться собиралась самое большее через неделю, когда полковник Коротков сможет отправить за ней машину.
Между тем Ольга всерьез занялась поисками Хати, и вскоре ей пришлось подключить к этому делу Игната-Брока и даже Бриса.
– И что на Ваню накатило! – жаловалась она. – Сбежал, чудак, пока Катя спала и до сих пор еще не появился. А ей скоро уезжать, она его ждет, чуть не плачет. Хоть бы записку оставил, ушел, мол, за рыбой, буду там и там-то. Вот вы какие мужчины! Книжка ему, видите ли, не понравилась… Что бы там понимал – в дамских романах.
– Они поссорились? – хмуро спросил Брок.
– Да, похоже на то, – тихо ответила Ольга.
Через три часа Коротков решительно объявил, что больше не может ждать, поскольку в городе нужно быть засветло. Брис успел сплавать на лодке к дому Волка, но Хати там не оказалось. Брок обошел лес, на все лады выкрикивая приятеля и даже поминая его не очень хорошими словами. Никто не отозвался. Обитатели поселка всерьез забеспокоились. Коротков уже не скрывал своего раздражения, часть которого выплескивалась и на "горожаночку-фантазерку".
– Знаете, Катерина, он хоть и взрослый человек, но у него тонкая, ранимая душа. Вам надо было это учитывать. Будь он такой же как Брок, ну, дал бы кому-нибудь по шее разок или мою машину попортил, на худой конец. А Хати у нас чувствительный, деликатный. Он в себе будет переживать и неизвестно, что еще плохого задумает. И теперь, если случится с парнем плохое, с меня голову снимут, а не только погоны. Вам-то что? Поиграли в роман на природе, да и домой, к мамочке, а мне расхлебывать…
Катя уже откровенно шмыгала носом, терла покрасневшие глаза, даже не пыталась оправдываться. Неожиданно за нее заступилась Маша:
– Вы чего на девочку напали? В Интернете еще не такое можно почитать, даже солидные дамы с четырьмя детьми и мужьями под боком пишут эротические романы. Славу мировую получают, отзывы восторженные. А Катина история просто прелесть. Ее непременно надо опубликовать. На месте Вани я бы гордилась, а не по кустам пряталась. Он, что же, через страничку читал, выискивая одни любовные сцены? Там и прямое посвящение – «моему любимому мужчине, с благодарностью за вдохновение». И после такого комплимента убегать?
Коротков недобро прищурился.
– Какая еще книжка? Это вы про что, вообще?
Брок легонько толкнул плечом Бриса, шепотом спросил:
– Ты сам-то читал?
– Нет, Лиза не разрешила, сказала, только для девочек. Взрослых.
– Ух, ты! И не мог прочесть, когда уснет?
– Так в компьютере же все. Она папку куда-то там запрятала, я не нашел. Хотя было бы интересно знать, с чего так Волчонок завелся.
– Для начала надо самого бы его найти – в целости и сохранности.
– И чего Коротков за него трясется? Хати же не дурак, чтобы из-за любовной книжки топиться. Прячется где-то в лесу, наверно.
– Да что это еще за бабские капризы? – возмутился Брок. – Потом сам же хныкать будет, что Катя без него уехала. Тоже мне… ранимая душа. Помню, как он в лесу одного урода отделал, тот еле оклемался в больнице. Алекс сказал, повезло, что доставили вовремя. А зря, между прочим. Я бы добил.
Серебристый «Фольксваген – Туарег» мягко катил по лесной дороге, увозя взъерошенного Алексея Викторовича и заплаканную Катерину в сторону федеральной трассы. А там еще полдня до города добираться. Правда, в город сейчас Кате совершенно не хотелось.
Неизвестно, где беглец пропадал весь день, и что он за это время передумал, но вернулся Хати в отличном настроении с явным намерением, как обычно, забрать Катю на ночь в свое жилище на озере. Известие о том, что девушка спешно покинула «Северный», чтобы встретиться в городе с пока еще настоящим мужем, поразило Волка словно удар молнии.
«А если он убедит ее вернуться к нему? Вдруг она обиделась на мои слова и примет этого, своего…»
– В слезах уезжала, между прочим, – подколол Брок, – и все из-за твоей нежной волчьей натуры. Чего удрал-то от подруги?
Хати немного смутился. Между бровями залегла тонкая морщинка.
– Сам не пойму, что на меня нашло, словно в колодец заглянул, а он бездонный. Голова закружилась…
– Так к Лизоньке сходи, она тебе таблеточку даст, полежишь и все пройдет, болезный ты наш, – от души ехидничал Брок.
– Какая тут таблеточка, Катя уехала, как теперь быть?
– Поверить не могу что вы с ней поссорились из-за какой-то книжонки.
– Не какой-то, а лично Катиной, и она пишет там про другого мужчину! – огрызнулся Волк.
– И про другую женщину, наверно? – рассудил Брис, пытаясь разобраться в причинах размолвки.
– Но в ней-то она себя представляет. Недаром Катариной назвала!
– А ты чем не главный герой? – рассмеялся Брок.
– Она откровенные вещи пишет, – чуть не взвыл Хати, – другие люди будут читать.
Медведь самодовольно улыбнулся, искренне потешаясь над глупым Волчонком.
– И что ты такого не можешь, из того что она там пишет, ну, скажи мне честно?
– Я в волка превращаться не умею, да и старого замка у меня нет, – искренне загрустил Хати.
– Хей, дуралей! Катя в твоем домике приозерном занялась сочинительством, значит, он и был для нее замком. Вы же именно там все описанное вытворяли вдвоем, верно?
– Ты это тоже читал? – немедленно взвился Хати, подпрыгнув на месте.
Остальные мужчины переглянулись, наконец Брок признался:
– Нет, конечно, мне Маша пересказала сюжет. А сама, кажется, читала с удовольствием. И Лиза тоже… Да такие книжки только для женщин и пишутся. Зато мужчины предпочитают давать повод для женских фантазий. Вот с бывшим мужем когда жила, Катя ведь не писала таких книг? Не писала. А здесь только с тобой встретилась, так сразу и вдохновение пришло. Получается, что ты ее так… эгм… вдохновил, хищник ты наш, чересчур уж нежный.
Хати вскинул на Брока глаза полные обиды и возмущения, но тот продолжил, подойдя почти вплотную:
– Эх ты! Да если бы Маша меня так назвала, я бы на седьмом небе был от гордости и счастья. А она никогда мне такого не скажет, постесняется. И так если что-то откровенное захочет сообщить, то лишь в темноте, на ухо прошепчет. А мне иногда на свету хочется. И в полный голос. Брис вот как-то рассказывал, что Лиза с ним делала, ну, поначалу, конечно, сейчас-то им уже, наверно, нельзя. Какие только она для него слова не придумывала, и «котеночек-то сладенький» и…
Скоро Брок сам смутился от своего порыва рассказывать столь интимные моменты чужой семейной жизни. Вернулся к своим переживаниям.
– А мне Маша никогда такого не говорит. Так что насчет книги… Гордись тем, что доставил своей женщине столько счастья и радуйся, раз она это оценила высоко.
Хати тяжело вздохнул, виновато сморщился.
– Я сплоховал, это точно… Я кучу гадостей ей написал из-за этой сказки. А она же просто не может не сочинять, она сказала, что погибнет, если ей это будет запрещено. Завянет, как цветок… как сорванные черемуховые кисти. Весь мир для нее потеряет краски, если она не сможет описывать свои истории.
Тут он застонал в голос, хватая себя за короткие волосы.
– Какой же я дурак, Брок! Я страшно ее обидел. И я теперь здесь, а Катя с мужем будет встречаться… А вдруг он ее обратно увезет, далеко. Мне-то что тут без нее делать!
– Так догони, – с мрачной улыбкой посоветовал Брок.
– Но она в городе уже, наверно! – завопил Хати.
– Вот в город и сбегай!
– Как это – сбегай… Стой-ка… Слушай, а ведь я же смогу. Чем тут сидеть да снова выть на Луну… За ночь до главной дороги доберусь, а там… А там куда? Надо у девочек спросить, куда же мне дальше. Разреши с Машей поговорить пять минут или я сразу к Лизе… Пусть мне карту нарисуют. Мне надо точно знать, как в городе найти Катю.
Совещание по поводу экстренной отправки Хати в город было проведено вечером в доме Русановых. Поколебавшись, друзья поставили в известность также и Ольгу Комарову. Будучи целиком на стороне влюбленных, она должна была немедленно позвонить Короткову и сообщить, что Волк нашелся и все с ним в порядке.
Успокоив высшее руководство, обитатели «Северного» составили подробный план действий и даже нарисовали Хати простенький рисунок – карту небольшой части города от автовокзала до необходимого дома. Незадолго до отъезда Катя сообщила Лизе, что в квартире родителей сейчас гостят друзья с юга и эту неделю она будет жить в старенькой «двушке» возле большого сквера. Лиза отлично знала этот район, поскольку сама купила квартиру неподалеку.
Почти совсем стемнело, когда Хати собрался идти по дороге, ведущей из «Северного» к федеральной трассе. Под сдержанные наставления Ольги, Медведь вызвался немного проводить «непутевого Волчонка». Прекрасно понимая, что рискует карьерой, она все же скрыла от Короткова самоволку любимца, только не удержалась от причитаний.
– Господи! Дождитесь вы уже утра, я сама тебя отвезу к остановке. Куда ты на ночь глядя? Давай Кате просто позвоним и вы поговорите, и потом – она же приедет дней через пять. Что вы делаете, ребята, меня Алексей из-за вас уволит! Я официально тебя отпустить не могу, неужели не понимаешь?
Но Хати не мог ждать до утра. Зачем? Утром он уже сядет на первый проходящий до города автобус и через каких-нибудь шесть часов будет на месте. Зачем медлить, если речь идет о любимой женщине?
Брис это решение одобрил и в адрес руководства высказался по полной программе.
– Мы вообще-то люди взрослые и не на цепи сидим. Держать нас здесь всю жизнь не имеете права. Обвыклись, осмотрелись, пора уже и выбираться потихоньку. Сейчас Хати в город съездит, а потом к осени и мы с Лизой отправимся за нашей малышкой, не здесь же роды принимать. Там, глядишь, и Броку придет время отчаливать. Детишек его все равно надо в школу отправлять, среди людей жить придется.
Брок согласно кивал, поглядывая на молчаливую, задумчивую Машу. Сколько впереди нового, интересного… сложного. Вот Дашулька недавно научилась переворачиваться со спинки на животик, резво хватает яркие игрушки, пытается ползти вперед, опираясь на ручки.
Медведь с удовольствием вырезал из дерева множество маленьких животных, а некоторым зверюшкам даже приладил колесики. Всем семейством забавлялись. Сынишке только шевелиться лень, все больше таращится по сторонам, гулит, лепечет, тянет мамку за отросшие волосы да пробует ущипнуть шуструю сестру.
Но в этот вечер все внимание было посвящено проводам Хати. Парня пришлось срочно переодевать для поездки. Формированием нового имиджа занималась доктор Морозова:
– Ты сейчас как охотник выглядишь, ну, или как рыбак деревенский. Потрепанный, причем. Волосы бы еще красиво подстричь, а то в разные стороны торчат. Тоже мне, кавалер… На вот, примерь вещи. Я Володе готовила, думаю, тебе тоже подойдет, вы почти одного роста и схожей комплекции.
Когда Хати облачился в принесенные Лизой футболку, джинсы и кроссовки, девушки дружно ахнули.
– Ну, красавчик! Просто какой-то спортсмен. Вот и модный рюкзак в тему, – одобрила Маша.
– Нет, он теперь у нас как звезда отечественного кинематографа! – улыбнулась довольная своей работой Лиза.
– Какой отечественный – дальше бери! Голливуд, только в Голливуд!
– Физиономия-то славянская, не потянет… – заметила Ольга, украдкой смаргивая с ресниц досадливую слезинку.
– Ага, как раз может сыграть у них плохого русского парня! Bad Russian Boy…
– Почему же сразу плохого? – обиделась Маша за друга.
– Для них хороших русских нет…
– А вот Данила Козловский играл в иностранном фильме…
– Девчонки, вы смеетесь или хвалите, я не пойму? – нетерпеливо перебил Волк, взбудораженный общим вниманием.
Он придирчиво осматривал себя, стоя у зеркала, он хотел понравиться Кате и находил, что шансы весьма велики. Ноги, обтянутые плотной синей тканью, казались длиннее. Белая футболка только подчеркивала смуглую кожу налитых силой плеч. Сам Хати стал будто бы еще выше и солиднее.
– Хвалим, хвалим, не сомневайся! – поторопилась ответить Лиза за Машу. Как бы Игнат-Брок не вздумал опять ревновать жену.
Эта и ещё 2 книги за 399 ₽