Читать книгу: «Сочувствую, что вы так чувствуете», страница 3

Как-то за завтраком, вскоре после случая с платьем, Кэти вдруг вскакивает и яростно выплескивает молоко с хлопьями на Селию, а миску нахлобучивает ей на голову. Селия вопит, но тут стекающее по лицу молоко попадает ей в рот, и она захлебывается. Мать кричит:

– Кэти!

А отец восклицает:

– О господи!

Кэти с довольным видом откидывается на спинку стула.

– Подавись, стерва тупая, – говорит она.

Селия так и сидит с миской на голове. Оцепенев от ужаса, она утратила способность защищаться.

Подобные случаи, как и изрезанное платье, вызывают тревогу, но бывают нечасто, поэтому родители успевают убедить себя, что Кэти переутомилась или перенервничала, что у нее месячные или что, заявляя, будто хочет отравить Селию, Кэти выражается фигурально.

– Она с ума сходит, – говорит Селия, – это все ненормально.

– А ты ее не накручивай, – отвечает отец.

– Да я и не накручиваю! – только и остается ответить Селии. Что, интересно, по их мнению, она, Селия, вытворяет у них за спиной?

Всего за несколько месяцев до экзаменов Кэти перестает ходить в школу. На уговоры она не поддается, даже когда ей обещают подержанную машину за то, чтобы она пошла и отсидела на экзаменах, – отсидела, а не сдала, родители умерили запросы.

Речь Кэти делается бессвязной и часто непонятной. Порой она принимается тараторить и перескакивать с одной темы на другую. Затем, посреди словесного потока, она будто теряет нить и внезапно умолкает. Иногда начало и конец фразы кажутся несвязанными друг с другом.

– Мне надо на море, – говорит она однажды вечером, – песок винтовой и грунтовой.

Что это означает, никто не понимает, но родители вывозят дочерей на день в Скегнесс. На пляж Кэти выходить отказывается – что-то там опять про песок, – но мороженое берет. Ест она неаккуратно и с явным удовольствием. Глядя на сестру, Селия с удивлением ощущает, что от тоски у нее перехватывает горло. Кэти с перепачканным лицом, жадно поедающая лакомство, напоминает ей ребенка. Селия вспоминает, какой Кэти была в детстве, – совсем другой. Сестра утратила и свою привлекательность. Волосы у нее жирные, немытые, под глазами темные круги, а на лбу и подбородке прыщи.

Кэти вдруг отрывается от мороженого и перехватывает взгляд Селии.

– Я знаю, что ты делаешь. Мы знаем. Они знают. Нет-нет. Без толку. Свободных комнат нету.

По возвращении домой, когда Кэти запирается у себя в комнате, Селия говорит матери:

– По-моему, Кэти надо врачу показать.

Она ждет, что ее опять обвинят в зависти, но мать лишь сокрушенно кивает и произносит:

– Да. Знаю.

Семейный врач прописывает Кэти транквилизаторы и направляет к психиатру. Что именно сказал психиатр, Селия не знает, – все, чего она добилась от матери, это что врач прописал Кэти еще таблетки. Селия проверяет шкафчик в ванной, но таблеток не находит.

Похоже, этих таблеток Кэти не принимает. Да и с чего бы? К этому моменту она воображает, что не одна Селия хочет ее отравить. Кэти почти целыми днями сидит у себя в комнате, зато ночью выходит – бродит по дому и что-то бормочет себе под нос. По ночам Селия боится выходить в туалет и, когда приспичит по малой нужде, справляет ее в баночку, содержимое которой каждое утро выливает в унитаз. Родители выглядят уставшими и рассеянными. Однажды утром, собравшись опорожнить баночку, Селия сталкивается возле туалета с матерью.

– Это что? – Мать кивает на баночку.

– Моя моча, – отвечает Селия.

– Ясно, – безучастно бросает мать и проходит мимо.

Врач рекомендует Кэти покой, но Кэти с ним явно не согласна. Вообще большой вопрос, спит ли она. Судя по виду, нет. Днем они слышат, как она тихо разговаривает у себя в комнате, – вот только с кем?

– Кажется, она наизусть какую-то пьесу декламирует, – с надеждой предполагает отец, – она в школе вроде Шекспира играла? Там еще сумасшедший король и какие-то очень сложные погодные условия.

– Это не Шекспир, – возражает Селия, – она Шекспира не понимает.

– Хватит язвить, Селия, – осаживает ее мать.

Однажды в субботу в дверь звонят. Это соседка, миссис Кларк, пришла вернуть форму для запекания. Селия в этот момент как раз идет из гостиной в кухню и поэтому становится свидетельницей того, как Кэти стремительно слетает с лестницы и бросается к двери. Она с силой отпихивает миссис Кларк и выскакивает на улицу. Селия, ее мать и миссис Кларк оторопело провожают взглядом ее щуплую фигурку, скрывшуюся за углом. Кэти убежала босиком, в одной ночной рубашке.

Мать Селии быстро приходит в себя и зовет мужа. Они садятся в машину и отправляются на поиски. Селия, сидя на заднем сиденье, пристально всматривается в окно, а отец так сжимает руль, что костяшки пальцев белеют. Время от времени мать делает неутешительные прогнозы, и тогда Селия старается переубедить ее: они в Питерборо, вероятность, что на Кэти нападет шайка бандитов или что ее сожрут дикие животные, ничтожно мала.

Три часа спустя, когда Кэти они так и не нашли, отец отчаивается и вызывает полицию. Кэти, как выясняется, уже поймали. Похоже, она пробежала милю-другую, после чего вошла в супермаркет и попробовала залезть в холодильник. К вечеру ее перевозят в психиатрическую лечебницу, где она проведет следующие три месяца. На первой неделе ее пребывания там Кэти исполнится девятнадцать.

Когда Кэти наконец возвращается, Селия приходит в ужас. В отличие от родителей, она не навещала Кэти в больнице – на радость Селии, от нее этого никто не требовал. Кэти совершенно преобразилась, и это поражает. Злоба и непредсказуемость уступили место безучастности. Теперь, даже не за едой, Кэти странно, будто пережевывая что-то, двигает челюстями. Она подолгу сидит неподвижно и смотрит в пространство, а потом неожиданно дергается, точно ее током ударили.

Мать почти все время проводит с Кэти и хозяйством занимается лишь урывками. Она читает ей вслух, разговаривает с ней (иногда Кэти даже отвечает, и порой осмысленно), и они вместе смотрят «Улицу Коронации», хотя «смотрят» – это слишком громко сказано применительно к Кэти. Отец загадывает Кэти загадки, но ответы ему приходится называть самому. На выходных родители куда-нибудь вывозят Кэти, а вот Селия увиливает от этих поездок и говорит, что ей надо делать уроки. Она готовится к выпускным экзаменам, только ее успехи никого не интересуют.

Селия знает, что сейчас ей надо найти способ побыстрее убраться из дома. Возможности срочно выскочить замуж она не видит – у нее даже и мальчиков-то знакомых нету, не говоря уж о том, чтобы с кем-то встречаться. К тому же ее непривлекательность никуда не деть. К счастью, на горизонте маячит университет. На протяжении следующих месяцев она усердно зубрит вопросы к экзаменам (впрочем, у нее не сказать чтобы было много других занятий). Оценок она в итоге добивается неплохих: четверки по английскому и французскому и пятерка по географии, которую она и выбрала своей университетской специализацией – не потому что как-то особенно любит предмет, а просто потому что по географии успеваемость у Селии на удивление лучше, чем по другим предметам. К собственной радости и отчасти изумлению, Селия поступает в Лондонский университет. Для нее этот университет первый в списке приоритетных: во-первых, Лондон – это роскошно, а во-вторых, он достаточно далеко, чтобы не ездить домой.

Селия полагает, что родители, как и обещали, наконец-то устроят ей торжественный ужин в ресторане. Она ни разу в жизни не пробовала пиццу и не сомневается, что это вкусно, поэтому присмотрела итальянский ресторан. «Пицца? – небрежно бросит она своим новым друзьям в университете. – Да, очень люблю». Но когда Селия поднимает эту тему, мать раздраженно заявляет:

– Сейчас не самый подходящий момент. И по отношению к Кэти несправедливо. Разве ты сама не понимаешь?

Селия понимает, что мечты о пицце пошли прахом. Но какая разница, успокаивает она себя. Ведь совсем скоро ее здесь не будет.

К сожалению, университетская жизнь оказывается ей не по душе. Она напоминает Селии школу. В первые же недели студенты сбиваются в кучки, но ее ни в одну компанию не зовут. Откуда все они знают, как разговаривать друг с другом, что сказать? И, что важнее, каким образом это говорить. Ведь Селия тоже пытается задавать дежурные вопросы.

«Что ты изучаешь? Откуда ты родом? А вот отгадай загадку!» – наседает она на собеседника, однако собеседники едва ли не игнорируют ее. У Селии складывается впечатление, что она просто поменяла одноклассников, которым она не нравилась, на однокурсников, которым она тоже не нравится.

Занятия в университете, хоть и не всегда интересные, кажутся сносными, а вечера Селия проводит по большей части в одиночестве – готовит себе безвкусную еду на кухне общежития или прилежно занимается и пишет конспекты у себя в комнате. На некоторое время она заводит привычку подолгу сидеть на кухне – приносит туда книги и тетради и с чашкой чая ютится за маленьким столиком в надежде завести разговор с кем-нибудь из девушек, которые заглядывают на кухню. Однако и тут дело не заходит дальше обмена репликами. Вопреки надеждам, в паб ее не приглашают.

На занятиях Селия пробует подружиться с однокурсниками, и тоже почти безуспешно. Она разработала стратегический прием: делает вид, будто забыла ручку, и просит ручку у соседа. Как нарочно, получив ручку, она не знает, что предпринять дальше. Она восхищается тем, как легко ручка скользит по бумаге, как ее удобно держать, хвалит оттенок чернил или, если ручка шариковая, делится каким-нибудь интересным фактом о братьях Биро. Тем не менее выстроить на этом полноценную беседу, не говоря уж о дружбе, у нее не получается.

Селия звонит домой раз в неделю, вечером по воскресеньям, и каждый раз поражается, насколько сильная тоска по дому охватывает ее при этом. Иногда мать настаивает, чтобы Кэти тоже поговорила с Селией, и бывает, что Кэти не против, и Селии приходится терпеть натянутую, мучительную беседу с сестрой.

– Как дела? – спрашивает Селия.

– Хорошо.

– По телевизору что-нибудь интересненькое смотрела?

Молчание. И немного погодя:

– Нет.

– А что сегодня на обед ела?

Молчание.

– Жареную курицу.

– А на сладкое?

Молчание.

– Пудинг с изюмом.

В ответ Кэти вопросов не задает. Прежде худышка, за последний год она здорово прибавила в весе, и Селия представляет, как Кэти сидит на диване между родителями, оплывшая, с пустыми глазами.

«Ты все еще считаешь, что я тебе завидую?» – хочется спросить Селии.

Во втором семестре Селия решает, что пора принимать активные меры. На глаза ей попадается объявление, где говорится о собрании Христианского союза, и хотя в Бога она не верит, ей все равно хочется сходить – студенты-христиане, руководствуясь хотя бы верой, должны с ней подружиться.

Первая встреча, которую она посещает, проводится в актовом зале одного из университетских корпусов на Говер-стрит. Стулья поставлены в ряд, на столах вдоль стен разложен перекус и расставлены стаканчики с апельсиновым соком. Селия собиралась приехать пораньше и сесть в первом ряду – попытать счастья до того, как начнется беседа, возможно, попросить ручку у кого-нибудь из христиан. Как назло, сперва она ошибается корпусом и понимает это, лишь уткнувшись в запертую дверь. Вспотевшая, она прибегает в другой корпус, едва успев к началу беседы, и втискивается на сиденье в заднем ряду.

Перед слушателями стоит паренек, стриженный под горшок, словно Генрих V, а рядом полукругом выстроились члены комитета. Почти тридцать пять минут паренек разглагольствует о природе «миссии». Говорит он размеренно, в нос, и картавит на «р» – Селия даже сочувствует, учитывая, сколько раз в его речи встречается слово «воскрешение». Он утверждает, что Христианский союз существует ради тех, кто в нем не состоит, и что долг его членов – это нести Благую весть всем друзьям и сокурсникам. («“Друзья и сокурсники”, – думает Селия, – этих слов ему тоже лучше избегать».) Парень продолжает говорить, а мысли Селии идут своим ходом. Она смотрит на выступающего, разглядывает его тонкое лицо, прическу, вслушивается в его нарочито отчетливую речь, а потом переводит взгляд на других членов комитета. Их неприглядный вид ее разочаровывает. Один парень одет в кожаную куртку с бахромой, на шее галстук шнурком, словно у героя вестерна, на следующем строгий костюм, который ему на несколько размеров велик. У девушки с краю длинная коса до пояса, но последняя треть этой косы такая тоненькая и хилая, что смахивает на хвост какого-то животного. Пока парень со стрижкой под горшок говорит, девушка нежно поглаживает косу. На второй девушке что-то вроде жабо. Селия думает, что эти люди – не лучшая реклама для христианства. Впрочем, в качестве материала для дружбы сойдут, к тому же среди публики вокруг попадаются и совершенно нормальные с виду, и Селия надеется, что когда выступление закончится и придет время общения, она с кем-нибудь познакомится.

Она тут «новое лицо», поэтому полагает, что к ней подойдут сами, но никто не подходит. Селия удрученно наблюдает, как собравшиеся сбиваются в группки, а ее оставляют за бортом, как всегда. Некоторым из них хорошо бы вспомнить слова стриженного под горшок – мол, Христианский союз существует ради тех, кто не входит в него и требует спасения души. Она протискивается к столу с закусками, берет канапе с сыром и ананасом и обращается к парню в голубой рубашке – тот стоит ближе всего:

– Знаешь, я особо в Бога не верю. По-моему, все это за уши притянуто.

Но парень, вместо того чтобы выполнять свою миссию, явно настораживается. Криво улыбнувшись, он отходит от стола, а Селия смотрит, как он ретируется, и дожевывает сыр с ананасом.

На глаза наворачиваются слезы злости. Селия с вызовом оглядывает людей вокруг, однако не встречает ни ответных взглядов, ни ободряющих улыбок. Ею словно намеренно пренебрегают. Селия берет кусочек хот-дога, чтобы изящно положить его в рот, но от застенчивости роняет. В смятении она пытается исправить положение и поймать хот-дог, пока тот не упал на пол, вот только тело почему-то воспринимает инструкции превратно и пускает в ход не руку, а ногу. Наподдав ногой хот-дог, Селия с ужасом смотрит, как он описывает дугу над головами тех, кто стоит ближе всего, и стукается о затылок отступающего парня в голубой рубашке. Тот удивленно оглядывается, и Селия едва успевает отвернуться к столу. Она сосредоточенно рассматривает закуски, чувствуя на себе его взгляд. Все равно парню не доказать, что это она кинула в него хот-дог, да и кому вообще придет в голову утверждать подобное? Если ее спросят, она просто-напросто отопрется, и все.

В конце концов Селия решает, что опасность миновала, и снова оборачивается. Парень исчез в толпе.

– Вот это ты метко! – слышит Селия сбоку. – В регби играешь?

Так Селия знакомится с Анной.

Позже Селия будет вспоминать, что на первый взгляд Анна не показалась ей располагающей к себе. У нее ярко-рыжие волосы до плеч, довольно растрепанные, отчего голова словно треугольная, как у мультяшного персонажа. Челка коротковата, да еще и всклокоченная, а в лице есть нечто мышиное – крупный нос, маленькие глазки, брови и ресницы блеклые. Все это Селия оценила, лишь посмотрев на собеседницу. С тех пор как она узнала о собственной невзрачности, она трепетно относится к внешности окружающих.

– Я случайно, – с опаской говорит Селия.

– Ага, конечно. – Анна улыбается и подмигивает ей.

– Правда случайно, – повторяет Селия.

– Знаю, – кивает Анна и снова подмигивает.

– Я просто не хотела, чтобы он на пол упал, – раздраженно объясняет Селия.

– Ну что ж, – говорит Анна, – значит, у этого парня судьба такая. Ты впервые в Христианский союз пришла?

– Да, – отвечает Селия.

– Отлично! Добро пожаловать. Ты давно христианка или недавно?

– Э-э… Наверное, недавно.

– Отлично, – опять говорит Анна, – по-моему, это намного интереснее. Я вот всегда была христианкой. С самого детства ходила по воскресеньям в церковь и все в таком же духе. Внезапно прийти к вере куда как занимательнее. И перед обращением к вере можно много чего успеть, так что будет о чем на вечеринках поговорить.

Селия кивает, хотя на вечеринках она редкий гость, поэтому тут у нее не получилось бы ни опровергнуть, ни согласиться. Она снова смотрит на собеседницу, и та простодушно улыбается в ответ. Селия замечает, что Анна слегка картавит, особенно на «р» в «вере» и «вечеринках».

– Ты на каком факультете учишься? – спрашивает она Анну.

– На физическом.

– Там же в основном парни?

– Ага, – подтверждает Анна, – на нашем курсе нас всего пять. В смысле, пять девушек. И восемьдесят девять парней. То есть женщин шесть процентов. Всего студентов на физфаке триста тридцать девять, и из них только двадцать женщин. Так что и тут шесть процентов.

– Откуда ты знаешь? – спрашивает Селия. Она побаивается, что ее новая знакомая окажется со странностями.

– Я ходила в приемную комиссию, – объясняет Анна. – Сперва они мне не хотели говорить – может, думали, что я журналистка. Статистику по нашему курсу я уже подсчитала, но на лекции не все ходят, поэтому мои подсчеты могли оказаться неточными.

– Зачем тебе вообще это знать?

Анна пожимает плечами:

– Полезно же знать, как дела обстоят, верно? Быть в курсе того, в чем варишься.

– У нас на географическом всех поровну, – осторожно говорит Селия, – в смысле, парней и девушек.

– Это, наверное, неплохо.

– Да. – И, так как Анна по-прежнему с улыбкой смотрит на нее, Селия добавляет: – Хотя у нас и других проблем достаточно. Например, все думают, что мы только и делаем, что картинки раскрашиваем.

Анна смеется. Удивительно – насколько у Селии хватает памяти, над ее словами еще никто не смеялся. Похоже, это первая ее шутка.

– Ты откуда? – спрашивает Анна, и Селия рассказывает, стараясь описать унылую улицу и тревожную бескрайность пустошей. Она узнает, что сама Анна выросла в Корнуолле, в маленькой рыбацкой деревне. Возможно, именно поэтому рядом с ней и становится так легко: она словно приносит с собой морской воздух, отрезвляющий и чистый. У Анны трое братьев, и Селия думает, что, может, выйдет за кого-нибудь из них замуж. Когда Анна спрашивает, есть ли у Селии братья и сестры, Селия сперва чуть было не отвечает, что нет, но потом дает утвердительный ответ.

– Только сестра у меня болеет, – добавляет она, помолчав.

– О господи, – говорит Анна, – а что с ней?

– Да просто… с нервами проблемы, – отвечает Селия.

– Это, наверное, нелегко, – говорит Анна, – очень сочувствую. – И, судя по голосу, она действительно жалеет Селию.

Решив, что Анна не безнадежна, Селия не тратит времени впустую и принимается укреплять дружбу. На следующее собрание Христианского союза она приезжает на полчаса раньше и ждет на улице, пока Анна наконец не прибегает за пять минут до начала (в последний момент, отмечает про себя Селия, с обстановкой это не вяжется – Иисуса она всегда считала человеком пунктуальным). Селия замечает Анну – шапку ярко-рыжих волос вдали на Говер-стрит – раньше, чем та ее. Селия быстро наклоняется, притворяясь, будто завязывает шнурок. Время она рассчитала отлично и выпрямляется как раз в тот момент, когда Анна поравнялась с ней (от неожиданности Анна вздрагивает).

– Привет, Анна, – говорит Селия, когда Анна оправляется от испуга.

– Господи, – выдыхает Анна, – я аж подпрыгнула.

– Я просто шнурок завязывала, – объясняет Селия, – а потом выпрямилась.

– Ясненько, – улыбается Анна. – Ты на собрание?

– Да. – И, словно это только что пришло ей в голову, Селия предлагает: – Давай сядем вместе?

– Конечно, – соглашается Анна, и они входят внутрь.

Дальше Селия с легкостью выясняет, в какой комнате Анна живет (к счастью, в том же корпусе общежития, что и Селия, только этажом выше) и где и когда у нее лекции. А потом Селия начинает сталкиваться с ней в самых разных местах. По ее представлениям, чтобы завязать дружбу, нужно время, но это потому, что она ждала сопротивления. И зря ждала. Анна, совершенно очевидно, рада видеть Селию. Дружба крепнет. Теперь, когда рядом Анна, Селия вдруг перестает быть затворницей. Анна приводит ее в Общество освобождения женщин, и пусть доклады там скучноватые, но Селия гордится тем, что она приходит туда в качестве подруги Анны. Анна, похоже, знает всех и каждого и приветствует знакомых с неразборчивым, по мнению Селии, дружелюбием. И все же садится она рядом с Селией. Они вдвоем по-прежнему посещают собрания Христианского союза, где на беседах тоже сидят рядом, а во время перерывов общаются в основном между собой. Они записываются в киноклуб и каждый четверг по вечерам дремлют на показах претенциозных черно-белых фильмов, а потом хихикают над ними в пабе. Прежде Селия хихикать не умела, но сейчас, по всей видимости, освоила эту науку. Они вступают в «Международную амнистию» и участвуют во всяких эпистолярных кампаниях – например, пишут Иди Амину с требованием прекратить расправы над политическими оппонентами. Подписываясь собственным именем и указывая свой настоящий адрес, Селия даже некоторое время переживает. Вдруг Амин ее тоже внесет в список своих политических оппонентов? Когда она делится своими страхами с Анной, та хохочет.

– Селия, – говорит она, – думаю, ты окажешься в самом конце списка.

Селия чувствует, что поддразнивания Анны ее не раздражают.

В отличие от Селии, у Анны есть и другие друзья, однако Селия думает, что запросто отвадит их. Благодаря своему дружелюбию Анна располагает к себе, и тем не менее она непопулярна, одевается немодно и ведет себя странновато, поэтому ее подружки – это преимущественно серые мышки, соседки по этажу, у которых нет возможности войти в тусовку покруче. Может, Анна только и ищет кого-нибудь поживее, чем они. Перед напористостью Селии «мышки» пасуют и тушуются. Когда им случается пойти на обед вместе с Селией и Анной, Селия демонстративно игнорирует их и разговаривает только с Анной, пока непрошеные компаньонки смущенно не замолкают. Анна будто бы не замечает этого. Она относится с одинаковой доброжелательностью ко всем, однако Селии удается переключить внимание Анны на себя. Через несколько месяцев терпеливых усилий Селия радостно приходит к выводу, что остальные подружки отошли на второй план и что она теперь – лучшая подруга Анны.

Они с Анной дожидаются друг друга после лекций, садятся рядом в библиотеке и каждый день вместе обедают. Но больше всего Селия любит вечера, когда они пьют какао или джин в комнате у нее или у Анны и болтают о жизни. У них вошло в привычку засиживаться до ночи: им столько всего надо рассказать друг дружке, а времени явно не хватает. Селия даже в подробностях рассказала о болезни Кэти. То, что прежде казалось невозможным, с Анной делается простым. Ей открываются тайны дружбы.

Единственная проблема – парень Анны. Впервые услышав о нем, Селия удивилась: Анна, как и она сама, не из тех, у кого бывают парни. Тем не менее Пол, как выясняется, появился в жизни Анны давно. Они начали встречаться, когда Анне было пятнадцать, а Полу семнадцать, и еще Пол – друг старшего брата Анны. Селия приходит к выводу, что эти отношения, надежные и скучные, выросли, скорее, из обстоятельств, а не из страсти.

Когда Анна рассказывает, что первой на свидание пригласила Пола она, а не наоборот, Селия удивлена.

– По-моему, будь его воля, он и не сподобился бы меня пригласить, – говорит Анна, – но, к счастью, Пол очень внушаемый. – И она смеется.

Селия думает, что есть в этом нечто неправильное, но Анне не говорит.

К счастью, Пол приезжает нечасто. Он работает в Плимуте – что-то рекламирует, или продает, или покупает, или нечто в этом роде (в любом случае для Селии все это пустой звук). Она прислушивается к подружкиным интонациям, когда та рассказывает о нем, – а рассказывает та будничным тоном и довольно редко, поэтому в конце концов Селия делает вывод, что Пол настоящей угрозы не представляет.

Она знакомится с ним только во втором семестре первого курса, когда Пол приезжает в гости к Анне. Селия поражается, насколько нормальным он выглядит. Не красавец – подбородок слабоват, глаза посажены слишком близко, – но неплох. Словно природа вознамерилась сделать его красавцем и слегка перестаралась.

Селия совсем иначе представляла себе парня Анны. Ее воображение рисовало образ странноватого ботана, который встречается с Анной, потому что оба они занимают в обществе одну и ту же нишу, потому что никому из них не светит ничего получше. Этот же парень – или ей следовало бы назвать его мужчиной, ведь он, как сам то и дело им напоминает, уже карабкается вверх по карьерной лестнице – совершенно выбил Селию из колеи, и виной этому – его почти-красота, его нормальность. В отличие от Анны, в нем нет и намека на странность. Нет, ни особой крутости, ни харизматичности Селия в нем не видит, однако в его поведении присутствует определенная легкость, которой сама Селия – и она это знает – лишена. Он может находиться рядом с другими людьми и безмятежно общаться с ними на некоем тайном языке, которого Селия не понимает. Пол умеет маскироваться и делается неотличимым от обычных людей. С момента поступления в университет Селию занимает вопрос, врожденная это способность или она просто не освоила ее. Она полагала, что Пол принадлежит тому же миру, что и они с Анной, и, поняв, что ошибается, никак не может свыкнуться со своей ошибкой.

Впрочем, Пол не отличается ничем особенным. Впервые знакомятся они в баре в Кэмдене, и поначалу он Селию не впечатляет.

– Ну что, Селия, – обращается он к девушке, за чью выпивку щедро вызвался заплатить, – к чему ты в жизни стремишься?

– Хм, – мычит Селия.

– Давай выкладывай, – настаивает Пол, – наверняка к чему-то ты стремишься. Иначе не бывает. Я вот честолюбивый – Анна же рассказывала, да?

Селия бросает беглый взгляд на Анну.

– Ага, рассказывала, – беспечно подтверждает Анна.

– Моя главная цель, – продолжает Пол, – это стать ведущим специалистом по закупкам игрушек в какой-нибудь крупной компании. Может, даже в «Вулвортсе».

Ни таких слов, ни искренности, с которой Пол их произнес, Селия не ожидает, поэтому ей хочется расхохотаться. И все же она сдерживается.

– А чем ты сейчас занимаешься? – спрашивает она.

– Закупками, – отвечает Пол, – в супермаркетах «Бадженс». Прямо сейчас в консервах работаю, но не исключено, что меня повысят до фруктовых соков и газировки.

– Селия юристом будет, – говорит Анна, – или учителем. Или может в цирке выступать, – она ухмыляется Селии, – мы с ней парный номер придумаем. Гимнастками станем. А то и укротительницами львов.

Селии думается, что Анна как-то легкомысленно относится к их будущему, однако она с удовольствием отмечает, что Полу в этом буйстве фантазии места не отвели.

В приступе великодушия Селия поворачивается к нему и спрашивает:

– А почему именно игрушек?

– Они приносят людям радость, – объясняет Пол, – согласна? У многих самые счастливые воспоминания связаны с какой-то игрушкой. Помнишь, какая тебя охватила радость, когда тебе подарили игрушку, о которой ты мечтала? Для меня такой игрушкой был «волшебный экран» – до сих пор помню, как все Рождество с ним просидел.

Селия задумывается. На ее памяти у нее вообще не было любимой игрушки.

– Я Синди свою любила, – придумывает она.

– Вот видишь! – радуется Пол. – Она тебе как лучшая подружка была или даже сестра, верно? Ты с ней болтала и делилась секретами.

Такое у Селии в голове не укладывается. Она внимательно смотрит на Пола, прикидывая, доверяет ли он свои тайны банкам бобов и чечевицы, воображая их своими друзьями и братьями. Пол решает, что ее молчание вызвано приливом чувств.

– Вот так-то, – продолжает он, – мы очень трепетно относимся к воспоминаниям о любимых игрушках. Игрушки – символ надежды. В часы радости мы с ними дружим, а в миг печали ищем у них поддержки.

Селия замечает, что время от времени Пол разговаривает так, словно играет на сцене. Он говорил так же чуть раньше, когда описывал Плимут как «город великих возможностей». «Успех, – заявил он, – это не только про стремления, но и про то, чтобы оказаться в правильное время в правильном месте». Анну его манера, похоже, не раздражает, однако, как Селия выяснила, Анну вообще сложно вывести из себя.

Когда Пол отправляется на вокзал, чтобы ехать домой, Анна говорит:

– Как я рада, что вы наконец познакомились. Я ему столько о тебе рассказывала.

Селия с удовольствием думает, что ей о Поле Анна рассказывала не так чтобы много.

Однако ее совсем не радует, когда, это уже в середине ее второго курса, Пол находит работу в Лондоне (видимо, Плимут больше не «правильное место», а может, это время перестало быть правильным). Селия делает вид, что она, как и Анна, тоже рада. Пол на пути к достижению мечты, теперь он младший закупщик и отвечает за игрушки в небольшой компании, которая торгует канцтоварами и подарками. По словам Пола, Лондон – это центр закупок в отрасли игрушек и здесь море возможностей для такого, как он. («Тогда жаль, – думает про себя Селия, – что работать ему придется в Хаунслоу, на отшибе».) Еще Пол добавляет, что новая работа – сплошные разъезды. Он снимает комнату в Патни, покупает подержанную машину и то и дело маячит где-то рядом.

Селия пристально наблюдает за тем, как складываются отношения Анны и Пола, сравнивая их с тем, как общается с Анной она сама, и готовится разозлиться, едва они вознамерятся отодвинуть ее на задний план. Однако Селию никто никуда не отодвигает. Анна по природе своей великодушна, поэтому вечера и выходные они часто проводят втроем – ходят в кино, по кафе и пабам, гуляют по набережной в Патни или вдоль каналов Кэмдена, Кингс-Кросса и Энджела. Хорошо, что Пол не вдруг появился, что он давно был, хоть Анна явно не из тех, кто бросает друзей ради парня. Селия решает, что они с Полом выполняют различные функции в жизни Анны. Вовсе не обязательно устраивать с ним смертельную битву.

И Анна с Полом не спит, в этом Селия почти не сомневается. Анна у него в берлоге на ночь не остается, да и он в их женском общежитии не ночует. Судя по всему, они общаются только на людях. Селия внимательно наблюдает за ними, но представить, как они трахаются, – нет, не получается, и она с облегчением понимает, что ей не придется менять мнение об Анне в худшую сторону.

Впрочем, порой – и с этим не поспоришь – Анна все же расстраивает ее. Например, летом после второго курса они с Анной и Христианским союзом едут на выходные в Оксфорд, на совместную конференцию Оксфордского университета и Христианского союза. Ночуют они в хостеле для студентов, а днем слушают студенческие доклады, прерываясь лишь на обеденные пикники в университетских парках. Анна с Селией садятся вместе, но все остальное время Анна болтает с другими – и теми, кто приехал с ними из Лондона, и со студентами из Оксфорда. Что, интересно, Анна им всем говорит? Ребята из Оксфорда даже более странные, чем лондонские, а это, по мнению Селии, еще умудриться надо. На пикнике Анна подсаживается к большой группе оксфордских девушек. Она и Селию к себе подзывает, но ничем не дает понять, что та ее лучшая подружка и занимает особое место в ее жизни. В тихой ярости Селия смотрит, как Анна говорит, смеется и предлагает всем сэндвичи с сыром. Словно Селия – одна из многих, словно они с Анной только что на этой конференции и познакомились.