Читать книгу: «Суперстранные дети», страница 2

Тогда я решил соврать и сказал маме: да, прости, это я выболтал. А мама сказала, что я совсем дурачок, ведь опасно чужим людям называть свой адрес, и еще долго читала мне нотации. Я-то, конечно, не идиот и ничего такого никому не говорил и не говорю, но пришлось терпеть.

Папа тоже меня за это отругал, но зато потом мы отправились с ним в зоомагазин и купили все, что нужно для Куся, хотя родители все время повторяют, что мы завтра же пойдем возвращать шиншиллу, – интересно, как они собираются это делать? Можно разве что сесть на лавочку у магазина и ждать, когда старичок снова объявится.

А еще нужно шиншилле придумать новое имя, Кусем его разве что Луцка могла назвать.

Правда, мы пока купили только маленькую клетку, большая слишком дорогая, а зверек у нас ненадолго, думает папа. Я-то считаю, что все равно придется потом покупать большую, но молчу.

Так вот и получилось, что теперь у меня есть шиншилла – уже не Кусь, но пока еще я не придумал кто, и она суперская, я наблюдаю, как она прохаживается по новой клетке, пьет, роется в опилках, мы еще и песок для нее купили, потому что продавщица в зоомагазине сказала, что шиншиллы очень забавно валяются в песке.

Но самое удивительное, что этот старик, получается, сделал что-то сверхъестественное, а раз существует на свете такой старик, почему бы не существовать и другим сверхъестественным явлениям, всяким там монстрам, например? Понятное дело, что Волан-де-Морт в фильме – не Волан-де-Морт, а всего лишь актер, и Дарт Вейдер тоже, но может же быть просто кто-то страшный, не из кино даже. Например, я представляю себе существо с очень морщинистым лицом – как пальцы, когда их очень долго держишь в воде, или человека без глаз, с пустыми глазницами, как у скелета. Или какого-то ужасно худого и высокого человека с длинными-предлинными ногтями. Или черный вихрь, это просто такая черная масса, которая набрасывается на человека, высасывает всю кровь и забирает душу.

Все эти ужасы мне когда-то снились в моих ночных кошмарах.

А теперь я даже не могу пожаловаться родителям, ведь я им наврал, что сам проболтался старику, где мы живем, так что они уже вряд ли мне поверят. Наверное, сегодня я не засну.

К тому же я опять спал днем. Когда я возвращаюсь из школы и за окном еще светло, то стоит мне прилечь на кровать, как сон так легко приходит ко мне, как вот зимой бывает: выпьешь чего-нибудь теплого – и по телу приятно разливается тепло. Так и по мне разливается усталость, и я мгновенно засыпаю. Иногда мне дают поспать, иногда будят, но хоть по чуть-чуть я сплю почти каждый день.

– Вот он потом и не может заснуть, – говорит папа, который этого терпеть не может, поэтому, если я вдруг сплю, когда он приходит с работы, он сразу меня будит. В такие моменты я его не выношу. – И не смотри на меня так, опять ночью не будешь спать.

Тут приходит Том и забирается ко мне в ванну. Он вечно весь в синяках после тренировок, и один зуб у него выбит, ему будут ставить протез.

– Ну что, дебил? – говорит он мне.

– Ничего, идиот, – отвечаю я.

– Раз у тебя теперь есть мохнатая мышь, я выпрошу себе змею, – говорит он. – И запущу ее тебе в комнату.

Конечно, он постоянно так меня дразнит, мне плевать, но иногда он может ляпнуть что-то такое, что меня по-настоящему задевает за живое. Например, как-то он сказал, что слышит странные звуки в стене, и я потом их тоже услышал. А еще однажды ночью он навалил на меня всю мою одежду из шкафа, и я проснулся под всей этой кучей и долго не мог выбраться, он еще сунул туда своего огромного скользкого игрушечного жука, это было правда ужасно, хоть и давно, я еще был совсем мелким.

Настолько ужасно, что с тех пор он мне больше ничего серьезного не делал. Даже папа тогда на него накричал, хотя обычно кричит только из-за флорбола, так что, в общем-то, это было не зря, только у меня потом несколько дней дергался глаз от испуга. Собственно, из-за этого глаза папа на него и накричал, и вот поэтому Том мне больше ничего такого не делает, только дразнится.

Бродяга

П – Мальчишки, вылезайте уже, – заглядывает к нам мама в ванную. Я вылезаю первым, иду за ней на кухню, чтобы меня не услышали ни Том, ни папа, и говорю тихонько, что мне бы хотелось сегодня, в виде исключения, поспать у нее в кровати.

– Ну здравствуйте! Ты уже большой мальчик. – Мама всегда так говорит, но, по-моему, ей просто нечего возразить. – К тому же у тебя теперь есть зверек. Так в чем дело?

В чем дело? Ладно, тогда я клетку с уже не Кусем поставлю к самой кровати, пусть меня сторожит, может, все это специально так и задумано: волшебный старик дал мне шиншиллу, чтобы она охраняла меня от всех страшных вещей, которые происходят ночью, и от кошмаров, которые мне часто снятся. «Бродяга» – осеняет меня, это прозвище Сириуса Блэка, и мне кажется, шиншилле оно очень подходит. Я даже отправляюсь один в ванную чистить зубы, я так почти никогда не делаю – идти одному в темноте туда, где никого нет?! Я, конечно, сразу включаю свет, но этот момент, пока свет еще выключен и там только тени и очертания предметов, – иногда это так меня пугает, что я вообще стараюсь не заглядывать в темные комнаты. Но хуже всего эта лампочка в ванной: перед тем как зажечься, она несколько раз мигает, и мне всегда кажется, что в ванной происходит что-то странное.

Но сегодня я и с этим справляюсь. Спокойно, я абсолютно спокоен.

В ванную заходит Том и тоже начинает чистить зубы, мы стоим рядом перед зеркалом и пихаемся, потому что вдвоем тут тесно. Том сильнее, он занимается спортом, и к тому же выше, хоть и младший. За что мне такое? Почему мой младший брат может легко меня одолеть в драке?

– Да потому что ты заморыш, – говорит папа. – Тебе тоже надо заниматься каким-нибудь спортом.

Но я не хочу, и в школе на физкультуре я вечно последний, мне спорт не нравится, хватит с меня флейты, которую я тоже терпеть не могу.

В конце концов чистка зубов превращается в небольшую драку, но никто бы и не заметил, если бы Том не уронил мамин крем, который открылся и разбрызгался по полу.

– Мне все равно, кто это сделал, – произносит мама еще одну свою излюбленную нелепую фразу. – Убирайте вместе.

И вот мы вместе начинаем вытирать, а сами норовим хлестнуть друг друга по лицу грязными салфетками. Тут заходит папа и орет на нас по-настоящему:

– Немедленно спать!

Ну, значит, спать. Луцка уже лежит, и папа читает ей перед сном какую-то малышовую ерунду, неважно. Последний раз я заглядывал к Бродяге перед ужином: он ничего особенного не делал, просто спал, но теперь он проснулся и бродит по клетке, шуршит и роется в опилках. Так что, похоже, это подходящее имя. Он мешает нам слушать, поэтому папа предлагает переставить его на ночь в другое место, ну уж нет, я оставлю его здесь. Луцке все равно, она говорит, что очень устала и вот-вот заснет, и правда засыпает, как только папа выходит за дверь.

Везет же Луцке, она может заснуть за три секунды. Говорят, когда я был маленьким, то тоже хорошо спал, но я этого уже не помню. Теперь для меня каждый вечер стресс: я волнуюсь, что не засну, что мне будут сниться кошмары, что я вообще не смогу спать.

Недавно я прочел в интернете одну статью про девочку, которая жила в доме на колесах, и однажды, пока она спала, дом взорвался. Девочка выжила, но получила сильные ожоги, и теперь когда я закрываю глаза, сразу вижу эту обожженную девочку. Я еще чуть-чуть поиграл с Бродягой, но отпускать его бегать по комнате я пока боюсь, раз он меня еще плохо знает, поэтому я сделал для него загончик из Луцкиной книжки и дорожку с препятствиями из «лего». Потом он пописал на ковер, я вытер, как смог, и на всякий случай сверху прикрыл конструктором. В комнату заглядывает мама и шепчет, чтобы я ложился и что Том уже спит, тогда я сажаю шиншиллу в клетку и забираюсь в кровать. Мне кажется, что все пройдет гладко, но, как только я закрываю глаза, а Бродяга по-прежнему шуршит, мне становится страшно и кажется, будто ко мне что-то приближается. Приходится все время на него поглядывать и проверять, в клетке ли он и не превратился ли во что-то ужасное. Его клетка стоит в тени, а когда я решаю подвинуть ее к себе поближе, шорохи становятся громче. Вдруг я замечаю, что в коридоре стало темно, значит, мама тоже ложится, она всегда выключает всюду свет, кроме гостиной, где еще сидит папа, и теперь я еще больше нервничаю, потому что когда он ляжет, то уже во всей квартире будет темно, а этого я терпеть не могу, этого я больше всего боюсь. Когда родители спят, Том с Луцкой тоже, и только я не сплю, единственный в квартире, а может, и в целом доме, у меня такое ощущение, будто я вообще один во вселенной, и малейшие шорохи звучат жутко. А если по улице проезжает машина, то отсветы фар скользят по стенам и тени как будто оживают, а огромный Луцкин медведь, который сидит у нее на тумбочке, в такие моменты больше напоминает монстра с дырами вместо глаз, чем плюшевую игрушку.

Пока этого, правда, не случилось, папа еще не лег, но вот-вот ляжет, и чем сильнее я боюсь этого, тем сложнее мне заснуть. Я лежу с закрытыми глазами и прислушиваюсь к шороху шиншиллы – я не ожидал, что она еще будет так попискивать. И тут мне приходит в голову: а что, если Бродяга тоже не обычная шиншилла, а какая-нибудь сверхъестественная, причем злая? И я начинаю его бояться. Он вдруг уже не кажется мне милым, и я больше не хочу держать его у себя в комнате. Тогда я встаю и уношу клетку на кухню.

– Прости, – говорю я ему, а когда включаю на кухне верхний свет, Бродяга снова кажется мне милым, какой же я странный, что боюсь шиншиллы, ведь это мой зверек, а я вынес его из своей комнаты, он тут будет совсем один. Не уверен, что я хорошо поступил. Я стою и смотрю на Бродягу, босые ноги мерзнут на кухонной плитке, тут входит папа, в руке у него пустой бокал из-под вина, значит, точно ложится.

– Ты еще не спишь? – спрашивает он недовольно, но потом замечает клетку. – А я сразу сказал, что это ночной зверь. Мешает спать, да? Оставь его здесь и бегом в кровать, я тоже уже ложусь, – говорит он как ни в чем не бывало.

Тогда я оставляю на кухне клетку и возвращаюсь в свою комнату: вдруг у меня получится заснуть раньше, чем папа потушит свет. Но я знаю, что вряд ли. Хотя Бродяга в кухне и нас разделяют две двери, мне кажется, что я все равно его слышу, но это, конечно, невозможно, просто в голове все еще звучит этот шорох, и сам он так и стоит у меня перед глазами, будто нарисованный. Мы снова сталкиваемся с папой в коридоре, он уже в пижаме идет в спальню. Я стою и молчу, но папе все и так ясно, он качает головой и ложится сразу ко мне в кровать, а я иду к родителям в спальню, устраиваюсь рядом с мамой, которая бормочет ласково в полусне: «Спи, Петя, спи», и гладит меня по голове.

Когда мама рядом, я ничего не боюсь, даже пиджака, который висит здесь в спальне и смахивает на человека, и шиншиллы не боюсь, мне уже стыдно, что я ее принял за злого монстра. Тут я засыпаю быстро.

Утром я извиняюсь перед Бродягой и переношу его к себе в комнату, но вечером все повторяется снова: мне страшно, и я выношу его на кухню.

Мама еще не спит и удивляется:

– Ты же говорил, что хочешь держать его у себя?

А я отвечаю, что он мешает мне заснуть, и мама говорит:

– Всё-то тебе мешает, да, Петя?

В ту ночь я все-таки засыпаю у себя, но мне снится кошмар, сложно описать его словами, но там есть некое существо, которое издает звуки, похожие на шиншиллу, а потом оно превращается в Луцку, которая как-то странно ходит, как будто у нее вообще нет коленей. Я хочу убежать, но вокруг только лес и нет никакой тропинки, я не знаю, куда деваться, ужасно нервничаю. И от этого просыпаюсь. Некоторое время я не могу даже пошевелиться и протянуть руку к ночнику, который опять погашен (зачем родители это делают и когда?), но потом все-таки решаюсь и оглядываю комнату при свете. Луцка спит, я боюсь ее – никогда мне еще не снились кошмары с ней, я боюсь встать с кровати, боюсь снова заснуть, так и лежу. Но теперь-то я снова точно уверен, что и шиншилла, и старик – не добрые волшебники, а злые колдуны, и решаю вернуть шиншиллу хозяину, так она меня пугает, я больше не хочу держать ее дома.

Утром все снова хорошо, Бродяга выглядит как обычно, и я не хочу его никому отдавать.

А вечером все сначала: я ужасно боюсь его и того старика тоже. В ту ночь мне снится новый кошмар. А потом удается добежать до спальни родителей и улечься между ними. Сердце у меня при этом бешено колотится.

Утром папа злится. Он плохо спал. А я-то как раз выспался.

– Бери пример с Тома, – повторяет папа. – Разве он приходит к нам в кровать по ночам?

На это мне нечего сказать.

Днем я пробую уговорить маму поискать того старика, ведь она сама хотела, чтобы я вернул шиншиллу, но единственное, что нам удается, это повесить объявление около магазина, где мы его встретили.

– У меня нет времени шляться по городу и ждать, что мы на него случайно наткнемся, – говорит мама. – И ты не будешь шататься один по улицам в поисках какого-то сумасшедшего.

А вечером у меня поднимается температура. Так что мне можно сразу ложиться к маме в кровать. Я слышу, как родители спорят, папа считает, что у меня нет никакой температуры и я притворяюсь, но я так не умею, хотя было бы классно. Луцка, узнав, что мне можно спать у мамы, плачет, но ей-то что, ведь она все равно мгновенно засыпает, а потом спокойно спит всю ночь, ей вообще хоть бы хны.

В результате я разболелся и сижу дома целую неделю. Днем это здорово: можно валяться в кровати, рисовать и смотреть фильмы. Бывают вечера, когда я про Бродягу особо не вспоминаю, но кошмары мне все равно снятся, правда, не каждую ночь. А потом я снова перебираюсь в свою кровать, и всё опять как обычно. Так что, может, шиншилла тут и ни при чем, но я бы все равно лучше вернул ее тому старику, на всякий случай. Я пробовал даже выпустить ее на улицу: если она волшебная, то легко найдет дорогу к своему прежнему хозяину. Но она только подбежала к калитке и начала там хрумкать листьями одуванчика, и когда я вернулся в сад проверить, она никуда не делась, а так и ждала у двери. Мне понравилось, что она такая умная и знает, где теперь живет.

Иногда я с ней играю, и мне не лень, скажем, чистить ей клетку. Это только мама думает, что мне надоело возиться с шиншиллой, поэтому я хочу ее вернуть, но всё совсем не так. Просто я считаю, что в тот день случилось что-то сверхъестественное, и, пожалуй, лучше бы оно не случалось, хоть у меня и не появилось бы тогда домашнее животное. А теперь у меня есть шиншилла, только вот я боюсь, что недостаточно ее люблю, но и избавиться от нее по-плохому я не могу, она тогда мне точно отомстит, да и не хочется вообще-то. Я просто хотел бы, чтобы она была обыкновенной, чтобы тот старик был обыкновенным и чтобы сверхъестественные явления вообще не существовали бы, чтобы кошмаров не существовало бы, чтобы я мог засыпать так же легко, как все. Или чтобы я мог спать у мамы в кровати каждую ночь и папа бы не сердился, и чтобы не нужно было ходить в школу каждый день, и чтобы Луцка не доставала меня со своими глупыми играми в кукол или принцесс. Но ничего со всем этим не поделаешь.

А после каникул я пойду в четвертый класс, и уже в сентябре наш класс должен поехать в «лесную школу» – это когда усылают на целую неделю куда-то за город, чтобы все там учились на открытом воздухе, а жили бы на какой-нибудь турбазе, – вот это настоящая проблема.