Тщательная работа

Она находила его восхитительно неловким, а его невроз - трогательным.

"В такси, по дороге в центр Парижа, Камиль спросил себя, прочел ли он тысячу книг за всю свою жизнь. Попытался прикинуть хотя бы приблизительно, исходя из двадцати книг в год (в хороший год), округлил до четырех сотен и некоторое время горько размышлял о скудости своего культурного багажа."

По средствам, которые предоставляются полиции, можно судить об интересе, вызванном в верхах тем или иным громким делом, широко освещаемым прессой. Камиль получил большое помещение в подвальном этаже. Без окон.

- Глупо, но еще одно убийство, и нам бы добавили окна, - заметил он Ле-Гуэну, с которым совершал первый обзорный визит.

- Может быть, - ответил Ле-Гуэн, - но одним трупом меньше, и у тебя не было бы компьютеров.

- [...] Мне только что звонила судья Дешам. Ты будешь смеяться...

- Вряд ли.

- ... похоже, министр "взволнован".

- Взволнованный министр? Ты шутишь?

- Вовсе нет, Камиль. На мой взгляд, взволнованный министр - это само по себе волнующе. И потом министерское волнение нам на пользу. Все, что вчера еще казалось невозможным, сегодня становится первоочередным. После обеда у тебя будет помещение и подкрепление.

- Я могу выбирать?

- Не до такой степени! Волнение не означает щедрость, Камиль.

- Я иногда путаюсь в словах.

- [...] Какая у тебя там погода?

- Здесь говорят "mixed". Что значит "дождь шел вчера и пойдет завтра".

Как хороший служака и завотделом идентификации, Бержере был преисполнен сознания собственной значимости и не склонен кидаться выполнять чьи-то приказы и обеспечивать требуемую срочность. Но Ле-Гуэн, без всякого сомнения, использовал все доступные ему меры воздействия (битва титанов, когда две инертные массы сходятся в монументальной рукопашной, как два борца сумо в замедленной съемке).

... и если все единодушно считали Армана невыносимым в обыденной жизни, то не менее единодушно признавалось, что этот упрямый, сквалыжный полицейский обладал чем-то большим по сравнению с остальными, чем-то вневременным, что наглядно демонстрировало, до какой степени какой-то незначительный пустяк, доведенный до крайнего предела, может граничить с гениальностью.

"— Один тип как-то сказал, что существует два вида порядка: порядок жизненный и порядок геометрический. Я за порядок жизненный.

— Это Бергсон, — сказал Луи.

— Какой сон?

— Да нет, Бергсон. Философ.

— Может быть, — не стал спорить Мальваль.

Камиль улыбнулся:

— Не у всех в уголовке есть сотрудник, способный цитировать Бергсона!"

Коб походил на экран своего монитора: широкая квадратная физиономия, бледный, с закругленными краями.

Камиль представлял себе город одного времени года, холодный и продуваемый ветрами из конца в конец. Редко случается, что какое-то место сразу и безоговорочно признает вашу правоту. Эта страна, казалось, не желала ни с кем ссориться.У Камиля возникло ощущение, что Глазго таит в себе нечто античное, безразличное к миру, - он сам по себе был миром. Город, замкнувшийся в своем страдании. Пока такси везло его из аэропорта на Джозэлин-сквер, где располагался Дворец правосудия, Камиль предался созерцанию этого странного и невероятного экзотичного города в серо-розовых тонах, который, как казалось, ухаживал за своими парками в последней надежде, что однажды их посетит лето.