Читать книгу: «Дочь Востока, душа Запада», страница 2

К вечеру, когда солнце окрасило небо в оттенки розового золота, она наконец приняла решение.

Она найдёт отца. Только он мог вмешаться.

Он был строг, он редко бывал дома, он всегда оставался для неё фигурой далёкой, почти призрачной, но он был её единственным союзником.

Он не мог не понять. Не мог позволить им сделать это с ней.

Ферида подошла к столику, взяла бумагу и чернильную ручку, но, когда наклонилась, чтобы написать письмо, её рука замерла.

А что, если он уже знал?

Что, если он сам согласился на это?

Мысль пронзила её холодной иглой.

Нет.

Она не могла в это поверить.

Она написала всего три строчки.

«Отец, мне нужно поговорить с вами. Это срочно. Приезжайте.»

Никаких объяснений.

Если он захочет знать больше, он приедет.

Если нет…

Она отбросила эту мысль.

Она не могла позволить себе сомневаться.

Запечатав письмо, она вызвала слугу, передала ему записку, и, когда он поклонился и ушёл, Ферида наконец позволила себе выдохнуть.

Теперь оставалось только ждать.

Три дня.

Три дня до бала.

Три дня до того, как её судьба либо изменится, либо станет окончательно решенной.

Ночь в замке опустилась быстро, как всегда это бывало в горах. Тёмное, почти чёрное небо, усыпанное тысячами холодных звёзд, нависало над дворцом, словно огромное полотно, раскинутое над миром самой судьбой. Лунный свет падал на мраморные колонны и виноградные лозы, покрывавшие часть фасада, отбрасывая длинные тени на внутренний двор.

Ферида не зажигала свечей.

Она сидела у окна, глядя на ночной пейзаж, ощущая, как холод пробирается сквозь тонкую ткань её ночного халата, но не двигаясь, не пытаясь укутаться в плед. Она не чувствовала холода.

Она ждала.

Прошло несколько часов с тех пор, как слуга отправился с её письмом. Она понимала, что отец не получит его сразу. Возможно, он даже не откроет его, пока не сочтет нужным. В её жизни он всегда появлялся, словно призрак – ненадолго, непредсказуемо, сдержанно. И всё же, несмотря на это, в глубине души она верила: он приедет.

Он должен приехать.

Ферида провела рукой по подлокотнику кресла. Её мысли путались, сменяя друг друга, разрастаясь, подобно беспокойному пламени в камине.

Что, если он тоже в курсе?

Что, если он сам принял это решение?

Она не знала, что будет делать, если это окажется правдой.

Она поднялась с кресла и подошла к зеркалу. Её отражение смотрело на неё с таким же напряжением, с каким она смотрела на него. Лицо было бледным, глаза – слишком тёмными в этой полутьме.

«Я не позволю им решать за меня.»

Эта мысль снова и снова звучала у неё в голове, словно заученная строка из старого стихотворения, повторённая так много раз, что она больше не была просто словами – она была истиной.

Ферида провела пальцами по стеклу, а затем, внезапно, словно подчиняясь порыву, взяла с туалетного столика лист бумаги и снова села за стол.

Она медленно, осторожно вывела первую строчку.

«Жизнь, как ветер в горах – её не удержать…»

Перо слегка дрогнуло в её пальцах.

Слова всегда были для неё прибежищем.

Когда ей было десять, она писала детские рассказы в свою потайную тетрадь, пряча её под подушкой, боясь, что слуги обнаружат и донесут бабушке. Когда ей было пятнадцать, она записывала в блокнот стихи на французском, изучая каждое слово так, будто оно могло спасти её от одиночества.

Слова были её свободой, даже тогда, когда ничего больше не принадлежало ей.

Она писала.

И с каждой новой строчкой внутри неё крепла решимость.

Она найдёт выход.

Она выберется из этой клетки.

На следующее утро солнце поднялось медленно, лениво растекаясь по горизонту золотистым сиянием. Замок пробуждался к жизни: слуги двигались по коридорам, кухни наполнялись запахом свежего хлеба, где-то в саду слышались голоса садовников.

Но Ферида не спала.

Она уже знала, что будет делать.

Она не будет ждать отца.

Она найдёт способ спастись сама.

Ночь оставила после себя тёмные круги под глазами и ощущение глухого напряжения в висках. Ферида не спала – не могла уснуть. Каждый раз, когда она закрывала глаза, перед ней вставало будущее, которое ей навязывали: блестящий бальный зал, смокинги и драгоценности, чужие взгляды, скользящие по её фигуре, будто оценивающие товар перед покупкой.

Она чувствовала, как поднимается тошнота.

Когда первые лучи солнца коснулись балконных дверей, Ферида уже стояла у зеркала, изучая своё отражение. Лицо выглядело бледным, губы сжатыми, а в глазах застыла решимость, граничащая с отчаянием.

«Я не дам им это сделать со мной.»

Она должна найти способ выбраться.

Она должна.

Утро в замке началось, как и всегда: размеренно, неспешно, словно ничто в мире не могло нарушить заведённого порядка. Слуги уже были на ногах, разносили подносы с чаем и свежими фруктами, готовили платье для хозяйки, расставляли вазы с цветами в больших залах.

Ферида знала, что бабушка ждёт её за завтраком.

Как и каждое утро.

Она могла бы остаться в комнате, сказать, что нездоровится, попросить подать еду в постель, но это было бы слабостью. Она не могла позволить себе быть слабой.

Поэтому, когда час пробил девять, она спустилась по лестнице в столовую, ведя себя так, будто ничего не изменилось.

– Ты плохо спала, – сказала бабушка, едва взглянув на неё.

Ферида улыбнулась краем губ, беря чашку чая.

– А есть повод спать хорошо?

На мгновение в глазах старой женщины промелькнуло что-то похожее на предупреждение, но она тут же опустила взгляд в свою тарелку, поднося к губам ложку с йогуртом.

– Ты ведёшь себя так, словно это какой-то заговор, – сказала она ровным, спокойным голосом. – Хотя всё это ради твоего же блага.

Ферида отложила чашку.

– Моё благо, бабушка, – она чётко выделила это слово, – не может быть определено без моего участия.

– Ты слишком молода, чтобы понимать, что для тебя хорошо, а что нет.

– Разве? – она наклонила голову, внимательно разглядывая женщину напротив. – Вы ведь тоже были молоды когда-то. Вас тоже кто-то решил отдать замуж без вашего ведома?

В комнате на секунду повисла напряженная тишина.

Ферида почти ожидала, что бабушка разозлится, повысит голос, как это бывало раньше, но та лишь сделала небольшой вдох и вытерла уголок губ салфеткой.

– У тебя слишком острый язык, дитя, – мягко, но холодно произнесла она. – Иногда это опаснее любого кинжала.

Ферида выдержала её взгляд.

– Неужели?

– Возможно, когда-нибудь ты это поймёшь.

Бабушка отложила столовые приборы, сложила руки на коленях и посмотрела на внучку с той самой высокомерной сдержанностью, которая всегда сводила её с ума.

– Бал через два дня. Я хочу, чтобы ты была готова.

Ферида сжала пальцы на скатерти.

Два дня.

Всего два дня, прежде чем её мир закроется за ней, как железные ворота тюрьмы.

Она медленно вдохнула.

– Конечно, бабушка.

Она поднялась, не дожидаясь разрешения уйти, и вышла из столовой, чувствуя, как бешено стучит сердце.

Всё было ясно.

Она не могла ждать.

Она должна была действовать.

И если отец не приедет вовремя – ей придётся самой спасать себя.

После завтрака Ферида поднялась к себе, закрыв дверь так, чтобы никто не мог войти без её разрешения. Она прислонилась к дереву, чувствуя, как напряжение внутри нарастает, словно пружина, закрученная до предела.

Ей нужно было думать.

Время ускользало от неё, как песок сквозь пальцы. Ещё утром у неё было три дня, теперь – два. Два дня до бала, два дня до того момента, когда её судьба будет скреплена за одним из столиков в зале, с приглушённым светом свечей и бокалами игристого вина, с улыбками и рукопожатиями.

«Они считают, что я соглашусь.»

От этой мысли внутри всё сжалось.

Её мир всегда был золотой клеткой. Но до этого момента клетка хотя бы казалась ей просторной. Теперь же она почувствовала её прутья на своей коже.

Ферида сделала несколько шагов к окну, обхватила себя руками, пытаясь успокоиться.

Как она может вырваться?

Она не могла просто взять и сбежать – замок был охраняем, слуги следили за каждым её шагом, даже если не показывали этого. Да и куда она могла пойти?

«Париж.»

Мысль пришла внезапно, и Ферида замерла.

Париж.

Город, о котором она мечтала с детства. Город, о котором она читала в книгах и стихах. Город, куда она просила отца отправить её на учёбу, но каждый раз слышала в ответ одно и то же:

– Девушке не место одной в Париже.

Но что, если теперь – это её единственный шанс?

«Если отец не приедет…»

Эта мысль впервые пронзила её сознание так остро, что она резко выпрямилась.

Если он не приедет, если он уже принял решение, если он не собирается её спасать, значит, ей придётся спасать себя самой.

Но как?

Ферида начала медленно шагать по комнате.

Если сбегать – нужно планировать.

Деньги.

Она наследница, но её состояние было не в её руках. Слуги следили за финансами, а бабушка держала под контролем расходы. Однако кое-что у неё было.

Она подошла к шкафу, открыла его и опустилась на колени, вытаскивая тяжёлый, обитый бархатом сундук. Она никогда не заглядывала в него всерьёз, но знала, что внутри.

Украшения.

Кольца, серьги, браслеты – драгоценности, подаренные ей бабушкой на день рождения, на праздники, на особые случаи. Они были даны ей как символ её положения, но теперь могли стать её билетом на свободу.

Ферида подняла одно из ожерелий, тяжёлое, с крупными сапфирами, и сжала его в ладони.

«Этого хватит, чтобы купить билет. Этого хватит, чтобы начать.»

Она убрала несколько украшений в мешочек, спрятала его в потайной карман платья. Теперь оставалось главное – найти момент, чтобы уйти.

Ферида знала: ей дадут выйти в сад.

Слуги не удивятся, если она отправится туда перед обедом, как делала это почти каждый день. Она сможет пройти через внутренний двор, сказать, что хочет прогуляться, а затем… затем ей нужно будет найти способ выйти за пределы поместья.

«Я сделаю это.»

Сердце билось быстрее, но внутри уже не было страха.

Было только предвкушение.

Она не позволит им решить её судьбу.

Она найдёт свободу.

ГЛАВА 2: БАЛ В ЧЕСТЬ СОВЕРШЕННОЛЕТИЯ

Замок, который всегда казался Фериде неизменным – неподвижной громадой из камня и мрамора, несгибаемым памятником её прошлому, запертому внутри вековых стен, – сегодня дышал другой жизнью. Казалось, что сам воздух наполнялся чужой энергией, напряжением предстоящего события, электризованным ожиданием, сотканным из тысяч невидимых нитей – шепотов слуг, звона полированных бокалов, перестука каблуков по отполированному до зеркального блеска мрамору.

По коридорам сновали люди, чьи лица ей были знакомы, но безразличны: служанки, несущие подносы с легкими угощениями, швеи, в последний момент исправляющие складки на дорогих платьях, повара, приказывающие подмастерьям украсить очередное пирожное съедобным золотом. Где-то в глубине замка застыли музыканты, настраивая скрипки и смычки, готовясь к тому моменту, когда залы наполнятся танцами, смехом и громкими тостами.

Сегодня её дом принадлежал не ей.

Сегодня он принадлежал гостям.

Она стояла в своей комнате, глядя в высокое зеркало, обрамленное резным деревом, и видела в отражении совсем другую себя.

Её платье, цвета расплавленного золота, спускалось по телу мягкими волнами, тонкий пояс, украшенный драгоценными камнями, подчёркивал линию талии, а полупрозрачное кружево на плечах казалось паутиной, сотканной из солнечного света. Бриллиантовые серьги отражали огонь свечей, заплетенные в сложную укладку волосы держали небольшую диадему, как напоминание о том, что она – не просто девушка, а наследница.

Она ненавидела этот образ.

– Прекрасно, – раздался голос бабушки, и Ферида вздрогнула, поняв, что та уже вошла в комнату и наблюдает за ней, сложив руки на груди.

Она встретилась с её взглядом в зеркале.

– Вы одобряете?

– Я довольна. – Голос бабушки был спокоен, но в нём сквозило что-то стальное, то, что не терпело возражений. – Сегодняшний вечер – это не просто праздник, Ферида. Это твой первый шаг.

Ферида почувствовала, как внутри всё сжалось.

«Первый шаг?»

Первый шаг куда?

К жизни, которую за неё уже решили? К долгим годам в браке с человеком, которого она не выберет? К существованию, в котором она будет всего лишь приложением к чьему-то имени, к чьему-то титулу?

– Не разочаруй нас, дитя, – добавила бабушка, и, прежде чем Ферида успела ответить, развернулась и вышла из комнаты.

Она осталась одна.

Музыка уже звучала внизу, гости собирались в большом зале, и её ожидали.

Ферида сжала пальцы на подоле платья.

«Они не знают. Они ещё не знают, что я не позволю им выбрать за меня.»

Она расправила плечи.

Пора было выходить.

Лестница, ведущая в бальный зал, казалась бесконечной.

Ферида спускалась медленно, ощущая на себе десятки взглядов. Гости, собравшиеся внизу, повернули головы, мужчины замерли, женщины слегка наклонили головы, оценивая её наряд, её осанку, её походку.

Зал сиял в свете сотен свечей. По стенам рассыпались тени от высоких люстр, тонкий запах белых лилий смешивался с ароматами дорогих духов. Полированная поверхность пола отражала узоры росписи потолка, и в этом свете, в этом мягком, тёплом блеске, всё происходящее казалось постановкой.

Она знала, что это именно так.

Это пьеса.

В которой она – главная актриса.

– Прекрасна, – раздался глубокий голос отца, когда она ступила на последний мраморный ступень.

Он стоял прямо перед ней, высокий, выпрямленный, в идеальном темном мундире, на лацканах которого сверкали ордена. Человек, которого она видела всего несколько раз в год, теперь смотрел на неё так, будто он гордился.

Ферида посмотрела ему в глаза и ничего не ответила.

Он подал ей руку.

Их появление вызвало новый всплеск внимания, новый ропот среди гостей.

Ферида слышала слова, сказанные вполголоса, слышала, как мужчины обсуждали её красоту, как женщины шептались о возможных женихах.

Они рассматривали её так, словно она была лотом на аукционе.

– Позволь представить тебе виконта д’Арманьяка.

Ферида почувствовала, как внутри всё похолодело.

Отец подвёл её к высокому мужчине, который уже наклонил голову в лёгком поклоне. Он был одет с изысканной небрежностью, которая могла позволить себе только истинная парижская аристократия: безупречно скроенный черный фрак, легкий запах дорогого одеколона, волосы, аккуратно уложенные назад.

Но больше всего её задел его взгляд.

Холодный.

Оценивающий.

Он взял её руку, поднес к губам, не касаясь кожи, и произнёс:

– Очарован, мадемуазель.

Ферида заставила себя улыбнуться.

– Взаимно, виконт.

– Надеюсь, сегодняшний вечер окажется для вас незабываемым.

Он сказал это с лёгкой улыбкой, но в его тоне было что-то… странное.

Она не могла понять, было ли это обычной вежливостью или в этих словах крылось нечто большее.

– Уверена, он таким и будет, – ответила она, и на её лице всё ещё играла безупречная маска светской грации.

Музыка сменилась, и виконт протянул ей руку.

– Позволите танец?

Ферида вздохнула.

Она должна была принять.

Она знала, что на неё смотрят.

Поэтому вложила ладонь в его руку, позволив увести себя в центр зала.

Вальс начался мягко, словно первые снежинки, падающие с зимнего неба, словно едва уловимое дуновение ветерка в саду тёплым осенним вечером.

Но внутри неё бушевала буря.

Она чувствовала, как крепко виконт держит её за талию, как плавно ведёт её по залу, и каждый их шаг, каждый поворот был частью игры, которая уже была расписана до мелочей.

«Не сегодня.»

«Вы думаете, что контролируете меня.»

«Но это мой вечер.»

Её сердце билось ровно, её улыбка оставалась мягкой, но в глубине души она знала:

Всё, что они запланировали – разрушится.

Потому что этот бал не станет её началом.

Этот бал станет её побегом.

Музыка завораживала, закручивала их в вихре вальса, заставляя тела двигаться так, словно они были не людьми, а частицами одной общей мелодии. Но за внешним совершенством этого танца скрывалась напряжённость. Каждое движение, каждое прикосновение ладони виконта к её талии ощущалось как невидимая нить, которой он пытался привязать её к себе, подчинить, заставить признать его право вести её, как он вел бы любую другую женщину в этом зале.

Но Ферида не была любой другой.

Она чувствовала, как внутри, за внешним спокойствием, за идеально отрепетированной улыбкой, растёт что-то живое – тихий огонь, который ей приходилось сдерживать всю жизнь. Она слышала, как в голове звучит голос бабушки: «Ты должна быть совершенством». Но сегодня этот голос уже не имел над ней власти.

– Вы танцуете прекрасно, – раздался голос виконта, и его слова прозвучали так, будто он читал по сценарию.

– Как и вы, месье, – ответила она, едва уловимо приподняв уголки губ.

– Надеюсь, этот бал станет началом долгой дружбы.

Он сказал это ровно, с вежливой полуулыбкой, но в его глазах не было ни капли дружеской теплоты. Он смотрел на неё как человек, уже уверенный в своём влиянии, в том, что рано или поздно она согласится на то, что от неё ждут.

Ферида встретила его взгляд.

– Возможно, виконт, – мягко ответила она.

И сжала пальцы чуть сильнее, чем требовал танец.

Когда музыка затихла, он отвёл её обратно к группе гостей. Отец стоял неподалёку, беседуя с каким-то пожилым дипломатом. Как только Ферида приблизилась, он бросил на неё быстрый, оценивающий взгляд, затем кивнул – молчаливое одобрение.

Она знала, что этот жест значил гораздо больше, чем просто признание её светского успеха. Он значил, что выбор сделан.

Что теперь всё пойдёт по их сценарию.

Но он ошибался.

Она почувствовала, как её сердце забилось быстрее, и на мгновение ей стало не по себе. Всё было подготовлено – слуги в саду уже знали, что должны сделать, лошадь была осёдлана, дорожная одежда спрятана в доме привратника. Вся её жизнь шла к этому моменту.

Остался последний шаг.

Но перед этим…

Она должна увидеть его.

Ферида огляделась.

Среди гостей был человек, ради которого она решилась на всё это.

Тот, чьё присутствие в этом доме было непредвиденным.

Человек, чьё появление перевернуло всё, что она думала о своей жизни.

Её взгляд нашёл его в толпе.

И он уже смотрел на неё.

Мужчина в идеально сшитом чёрном фраке, высокий, сдержанный, но с тем выражением во взгляде, которое говорило о том, что он видел в ней не наследницу, не объект выгодного брака, а человека.

Он сделал шаг вперёд.

И Ферида поняла: ещё немного, ещё чуть-чуть – и её жизнь изменится навсегда.

Ферида не двигалась, хотя внутри у неё всё звенело от напряжения. Мир вокруг – мягкий свет свечей, смех гостей, тихий звон бокалов, шелест дорогих тканей – вдруг словно размылся, превратился в неясный фон, не имеющий значения. В этот момент существовало только одно – его взгляд.

Мужчина стоял в нескольких шагах от неё, высокий, уверенный, но с какой-то тенью усталости в глазах. Он держался отстранённо, как человек, который привык наблюдать, но не вмешиваться. Темноволосый, с резкими чертами лица, с лёгкой насмешкой, которая скрывала нечто более сложное. Весь его облик говорил о том, что он не принадлежит этому месту, этой толпе людей, одетых в роскошные наряды и занятых искусной игрой в светскую благопристойность.

Ферида знала, кто он.

Антуан де Лоррен, французский аристократ, интеллектуал, живший между Парижем и Стамбулом, человек, который, по слухам, знал секреты, способные погубить министров и дипломатов. Он был не просто гостем на этом балу. Он был намёком на другую жизнь, на возможность выхода за рамки того, что для неё запланировали.

И он не сводил с неё глаз.

Ферида почувствовала, как кровь прилила к лицу, но она не отвела взгляд. Она не хотела отводить взгляд.

– Ты бледна, – вдруг раздался за её спиной низкий голос отца.

Она вздрогнула и быстро спрятала эмоции за вежливой улыбкой, которая, казалось, уже приросла к её лицу.

– Всего лишь устала, – ответила она.

– Неудивительно. Сегодня важный день. – Голос отца был спокоен, но в нём слышалось предупреждение.

Она чувствовала его взгляд – внимательный, оценивающий. Он не был глупцом. Он видел, куда направлены её глаза.

Ферида вновь заставила себя улыбнуться, но внутри ощущала, как сжимается петля.

Она должна уйти отсюда.

Но прежде…

Она сделала шаг вперёд, пробираясь через гостей, и, кивнув знакомой даме, оказалась рядом с мужчиной, который всё ещё наблюдал за ней с лёгким любопытством.

– Мадемуазель, – он чуть склонил голову, и в его голосе было что-то одновременно мягкое и насмешливое.

– Месье де Лоррен, – её голос был спокоен, но внутри бушевала буря.

Он усмехнулся.

– Вы не выглядите счастливой именинницей.

– Не все торжества приносят радость, – ответила она, глядя ему прямо в глаза.

Антуан чуть приподнял бровь, затем наклонился ближе.

– Если так, почему бы вам не выбрать другое торжество?

Он сказал это почти шёпотом, но каждое слово проникало глубже, чем могло бы показаться.

Ферида сжала бокал.

Он знал.

Она не понимала, откуда, но он знал, что она не хочет оставаться здесь.

И, возможно…

Он мог помочь.

Ферида на мгновение замерла, ощущая, как его слова, произнесённые чуть громче, чем шёпот, отдаются в ней эхом, пробуждая что-то давнее, неясное, но до боли знакомое. Вопрос, который никто никогда не задавал ей так открыто. Почему она должна оставаться там, где её не хотят слышать? Почему она должна играть ту роль, что ей написали другие?

Она посмотрела на Антуана, не зная, что ответить. Но он, кажется, и не ждал ответа. В его глазах, в этой тонкой усмешке, скользнувшей по губам, была уверенность, будто он уже видел её будущее, будто знал, что именно эта ночь, этот бал станут началом конца её старой жизни.

– Вы предлагаете мне сбежать? – тихо спросила она, чуть приподняв подбородок.

– Я лишь предлагаю задуматься о том, что вам не обязательно быть там, где вам не нравится.

– Смело с вашей стороны так говорить.

– А с вашей? – Он склонил голову, и в его голосе появилась лёгкая ирония. – Мне кажется, что именно вы сейчас хотите сказать что-то смелое.

Ферида чуть крепче сжала бокал в руках.

– Вы слишком проницательны, месье.

– Это не проницательность. Просто я знаю, как выглядят люди, которые хотят уйти, но боятся сделать шаг.

Он произнёс это так просто, что она вдруг ощутила острую зависть. Зависть к человеку, который мог свободно говорить то, что думал. К человеку, которому не нужно было скрываться за масками, за вежливостью, за ожиданиями окружающих.

Но прежде чем она успела ответить, к ним приблизился её отец.

– Месье де Лоррен, – его голос был ровным, но в нём скользнуло предупреждение.

Ферида почувствовала, как напрягся воздух между ними.

– Полковник, – Антуан слегка склонил голову, улыбаясь безупречно, но с той же тенью насмешки, что сквозила в каждом его движении.

Отец внимательно посмотрел сначала на него, затем на Фериду.

– Музыка снова играет, – сказал он холодно. – Виконт д’Арманьяк ждёт вас для следующего танца.

Ферида почувствовала, как что-то замкнулось вокруг неё.

Как будто её пальцы уже заключили в цепи, как будто дорога была уже решена за неё.

Она посмотрела на Антуана.

Он не сказал ни слова.

Но его взгляд был вопросом.

«Ты правда готова это принять?»

И тогда она поняла.

Нет. Она не готова.

И сегодня она это докажет.

Ферида знала, что у неё осталось совсем мало времени. Бал длился уже несколько часов, и вскоре начнутся последние танцы, за которыми последует неизбежный прощальный тост и обязательные слова благодарности гостям. А затем… затем двери закроются, и её мир окончательно затвердеет, как отлитая из золота клетка.

Она чувствовала, как на неё смотрят. Отец – внимательно, оценивающе, словно проверяя, достаточно ли хорошо она усвоила уроки послушания. Виконт д’Арманьяк – чуть снисходительно, с тем выражением уверенности, с которым смотрят на вещь, которая уже принадлежит тебе, просто ещё не оформлена юридически. Антуан де Лоррен – так, словно видел её насквозь, видел её сомнения, её страх, её желание сбежать.

Музыка вновь зазвучала, медленно, величественно.

– Вам следует идти, мадемуазель, – голос отца был твёрдым.

Ферида подняла подбородок.

– Разумеется.

Но она не двинулась с места.

Мгновение.

Вечность.

А затем она сделала шаг не туда, куда ожидалось.

Она прошла мимо виконта, не взглянув на него. Прошла мимо отца, чувствуя его ледяной взгляд в спину. Остановилась перед Антуаном де Лорреном и посмотрела прямо в его глаза.

Он приподнял бровь.

– Не желаете потанцевать, месье?

Секунду он медлил.

Но затем протянул ей руку.

– С превеликим удовольствием, мадемуазель.

И они шагнули в центр зала.

Гости зашептались.

Отец сжал кулаки.

Виконт д’Арманьяк хмуро нахмурился.

Но Ферида не слушала их.

Она чувствовала только одно – как тепло его ладони касается её пальцев, как сильная рука уверенно ведёт её в танце.

И как впервые за долгие годы она делает то, что хочет сама.

Танец начался.

Медленный, почти церемониальный, с плавными поворотами, с осторожными, выверенными движениями, которые требовали от партнёров идеального баланса, совершенного понимания друг друга. Этот танец был не просто светским развлечением, но перформансом, игрой взглядов, едва заметных прикосновений, молчаливых обещаний, спрятанных между движениями.

Ферида чувствовала, как Антуан ведёт её, но не так, как это делали другие. В его прикосновениях не было ни намёка на притяжение собственности, на власть – лишь осознание, что перед ним не просто наследница, не просто выгодная партия для брака, а человек, женщина, которая может выбрать свою судьбу.

– Смелый поступок, – его голос был низким, почти насмешливым, но в этой насмешке звучал и интерес.

– Танец? – её голос был спокоен, хотя сердце билось так, что она едва слышала музыку.

– Вы прекрасно понимаете, что не сам танец, – он сделал шаг, ведя её в следующем круге, и наклонился чуть ближе. – Вы только что продемонстрировали всем этим людям, что у вас есть выбор.

Ферида сдержала улыбку.

– А если я просто хотела потанцевать?

– Если бы это было так, вы бы выбрали виконта д’Арманьяка.

Ферида почувствовала, как что-то искрится в воздухе между ними. Это было нечто совсем новое, не похоже на все те искусственные разговоры, что она вела долгие годы, поддерживая пустые светские беседы.

– А если я люблю сюрпризы?

– Тогда, мадемуазель, мне стоило бы быть настороже.

Он сказал это с лёгкой улыбкой, но в его глазах мелькнуло нечто большее – тень чего-то более сложного, глубинного, почти неуловимого.

Ферида хотела спросить, что он имеет в виду, но прежде, чем она успела открыть рот, музыка оборвалась.

И вместе с ней обрывался момент.

Она почувствовала, как вокруг них замер зал.

Виконт д’Арманьяк стоял у края танцевальной площадки, глядя на неё с выражением холодного недовольства. За его плечом был отец – он не сказал ни слова, но его лицо сказало всё.

Ферида знала: её ждёт наказание.

Но сейчас, в эту последнюю секунду, когда Антуан всё ещё держал её руку, когда в его глазах всё ещё читался тот же немой вопрос…

Она чувствовала только свободу.

Свобода длилась мгновение.

А затем – как звук стекла, разбившегося в дальнем конце зала, – реальность ворвалась обратно.

Ферида почувствовала, как рука Антуана медленно отпустила её пальцы. В зале воцарилась натянутая, почти болезненная тишина – та самая, которая бывает перед грозой, когда воздух тяжелеет, предчувствуя удар молнии. Гости, ещё несколько минут назад погруженные в вальс, теперь замерли, наблюдая за сценой, разыгрывающейся перед ними.

Её отец сделал шаг вперёд.

– Ферида, – его голос был мягким, но именно в этой мягкости скрывалась угроза.

Он не произнёс лишних слов. Ему и не нужно было. Взгляд, спокойный, выверенный, говорил за него: ты перешла границу.

Ферида почувствовала, как в груди сжимается страх, но одновременно с этим вспыхнуло другое чувство – злость.

Злость на то, что все вокруг считали, будто имеют право решать за неё. Злость на то, что любой её шаг воспринимался как вызов, как нарушение негласного, но неизбежного порядка вещей.

Но самое страшное было не в этом.

Самое страшное было в том, что до сегодняшнего дня она сама принимала эти правила.

Она медленно выдохнула.

– Да, отец?

– Ты устала, – он не спросил, он утвердил, и в этих словах уже звучало приказание.

Уходи. Забудь. Сделай вид, что ничего не произошло.

Она почувствовала, как рядом слегка напрягся Антуан. Он не двинулся, не сказал ни слова, но Ферида знала, что если она сделает хоть одно неверное движение, он вмешается.

И тогда последствия будут необратимыми.

Она не могла позволить себе ошибки. Пока что.

Ферида отвела взгляд от Антуана и посмотрела на отца.

– Вы правы, – её голос был спокоен.

Но внутри буря не утихала.

Отец кивнул, развернулся и пошёл прочь, ожидая, что она последует за ним. Виконт д’Арманьяк бросил последний холодный взгляд в сторону Антуана и последовал за полковником.

Ферида задержалась на секунду.

Её глаза снова встретились с глазами Антуана.

И тогда он улыбнулся.

Не нагло, не дерзко, не с вызовом.

Но так, будто он знал, что всё только начинается.

Ферида почувствовала, как что-то внутри неё откликнулось на эту улыбку.

Она сделала шаг назад.

А затем повернулась и ушла.

Но теперь она знала: её тёмная клетка треснула.

И вскоре она выйдет из неё навсегда.

Всю дорогу до своих покоев Ферида шла молча, с опущенными глазами, стараясь не показывать ни одной эмоции. Шелковые юбки слегка касались ковра, а шаги отца впереди звучали ровно, уверенно, с той же неизменной тяжестью, что сопровождала её с самого детства.

Она знала, что разговор неизбежен. Что отец не оставит этот вечер без последствий.

И всё же, когда за ней захлопнулась дверь, когда в комнате остались только они двое, тишина оказалась тяжелее, чем она ожидала.

Ферида подняла голову.

Отец стоял у камина, спиной к ней, не двигаясь. Он снял перчатки, положил их на мраморную полку, затем медленно, почти лениво расстегнул верхнюю пуговицу мундира.

– Я думал, ты умнее, – голос его прозвучал ровно, без раздражения.

Ферида не ответила.

– Ты прекрасно понимаешь, что твой маленький спектакль не останется без последствий.

Она сжала руки в кулаки, спрятав их в складках платья.

– Это был просто танец.

Отец развернулся к ней.

– Нет, Ферида, – его взгляд, холодный, колючий, заставил её невольно напрячься. – Это был не просто танец. Это был жест. И ты знаешь, что он значит.

Она молчала.

– Д’Арманьяк в ярости. Он не привык, чтобы с ним обращались, как с уличным мальчишкой.

– Возможно, ему стоит привыкнуть.

Её голос прозвучал спокойно, но внутри всё бурлило.

Отец посмотрел на неё долго, изучающе, а затем вдруг усмехнулся – коротко, почти беззвучно.

– Значит, ты решила играть в независимость?

Ферида сжала губы.

– Разве я не имею права на выбор?

– Выбор? – Он шагнул ближе. – Твой выбор был сделан задолго до твоего рождения.

Ферида подняла голову, смотря ему прямо в глаза.

– Тогда, возможно, пришло время его пересмотреть.