Читать книгу: «Дух Реки. Река как Жизнь. Добрая сказка для взрослых. Книга первая», страница 3

Глава 5

Тяжелый бульдозер старыми ржавыми гусеницами впивался в таежный дерн. Тоненькие деревца, как былинки, ломались под его широченным отвалом. Сантиметр за сантиметром прокладывал он широкую глинистую колею все ближе и ближе к каменной реке, метры вывороченной земли и сломанных деревьев оставались за его неотвратимой кормой. Огромная черная рваная рана простиралась на теле тайги позади экскаватора все дальше и дальше.

Пойму реки должна защищать сто-метровая охранная зона, в которой запрещены любые работы, особенно вырубка лесов и нарушение почвопокровного слоя. Но арендатору было наплевать на законы. Многие годы, он методично вырубал весь деловой лес в регионе. И, наконец, взрослых деревьев ценных пород вообще не осталось.

Лишь береза, осина, ольха, да молодняк. Именно по этой причине арендатор занялся тщательными поисками хотя бы немногочисленных взрослых хвойных, пригодных для продажи. И именно здесь, на самом берегу реки, нашел участок с двумя-тремя десятками вековых кедров, огромных настолько, что они по праву годились быть упомянутыми в русских народных сказках, нарисованными лучшими отечественными пейзажистами.

Поляна, окаймленная старыми кедрами, выходила на скалистый берег стремительной каменной реки, и была вся насквозь пронизана вышедшими на поверхность земли корнями. Корни, как огромные толстые змеи расползались по всей поверхности поляны, уходили своими щупальцами в реку и маленький заболоченный ручеек с противоположной стороны поляны.

Кроны, как крыша, полностью скрывали небо, смыкаясь между собой высоко вверху. Ветхие обшелушенные белками шишки, устилали поляну толстым слоем. На полянке стоял маленький столик, накрытый клеенкой, деревянная скамеечка рядом, чуть в стороне обустроен камнями защищенный очаг. Старый алюминиевый котелок и решетка для шашлыка стояли у основания кедра, вдруг кому понадобится.

Берег реки, выложенный огромными плоскими скальными плитами, омывался холодными прозрачными брызгами, от непрерывно бьющихся о скалы волн. С той, противоположной стороны реки в притык подходила отвесная скала, поросшая редкими елками и чахлыми березками.

На фоне всего этого каменного великолепия было крайне непонятно, как же могли вырасти кедровые исполины на скалах, как они вообще держат свои необъятные стволы и могучие кроны? И сколько же лет им пришлось расти, чтобы достичь такого монументального размера? И… Какая же с-к-отина положила глаз на это лесное богатство? Что могло сподвигнуть недочеловека для разрушения, полного уничтожения этой лесной столетней сказки?

С-к-отина, вернее, бригадир, появился, как всегда неожиданно. Выпрыгнув из своего пыльного внедорожника, припаркованного на обочине грунтовой дороги, поспешил проверить скорость исполнения поставленной задачи своему бульдозеристу, и сразу же заорал без выслушивания объяснений.

– Ты за половину рабочего дня прошел всего пять метров и стопил половину бака топлива! Чем ты здесь занимаешься? Загораешь? Отдыхаешь? В речке купаешься? Я тебе х-рен чего заплачу за сегодняшний день! – визгливо орал бригадир в старом засаленном комбинезоне, размахивая во все стороны руками, и, грозя грязным кулаком такому же грязному бульдозеристу.

Бульдозерист растерянно смотрел на него, сидя за рулем своего железного монстра, ничего не понимая из услышанного. Попытавшись оправдаться, он начал рассказывать, что бульдозер идет очень туго, как будто держит его что-то, и все время мешает. Как будто ломает он впереди себя не березовый молодняк, а стальную арматуру, торчащую из земли. И на каждую веточку уходит значительное время работы и усилий.

– Да что ты мне сказки рассказываешь! – вновь заорал бригадир. – Ну-ка, п-шел вон из кабины! Сейчас я тебе покажу, как работать надо! – И полез, было, на машину.

Бульдозерист тяжело соскочил с высокой железной гусеницы бульдозера и тут же по колено увяз в месиве, которое сам же и раскопал. С трудом выбравшись из грязи без сапог, босиком, он уселся на траву около прорытой им же самим колеи, и принялся потихоньку доставать сапоги из глиняного плена.

Глина не поддавалась. Сапоги не выдергивались. Бригадир, грубо ругнувшись в полголоса, подбежал на помощь, и, мужики вдвоем схватились за один сапог, как в сказке про репку.

Их старания увенчались успехом: голенище оторвалось и выскочило, мужики упали на траву, друг на друга, не ожидая от сапога такого коварства.

– Совсем ведь новые сапоги были! – озадаченно пробормотал бульдозерист, рассматривая оторванное голенище.

– Какие там новые! – опять со злостью заорал бригадир. – Ты только посмотри! Голенище, как лезвием срезано! Ходишь на работу в старье, вот и результат! Ну-ка, отойди в сторону, я сам поеду!

Бригадир вскочил на железную гусеницу, уселся за руль, начиная движение. И тут на капот спланировала огромная белая птица со смешным хохолком, растопырила клюв в беззвучном крике и распахнула свои огромные белые крыла, полностью закрыв лобовое стекло бульдозера.

Длинные края крыльев, висящие в свободном парении за лобовым стеклом, вдруг изогнулись, как пальцы и ухватились за железные стойки кабины бульдозера. Птица чуть повернула голову в сторону и пристально посмотрела на бригадира своим черным глянцевым глазом.

Бригадир с ужасом почувствовал невыносимую боль, как будто острая спица без спросу впивается, проникает в черепную коробку, и голова начинает нестерпимо болеть. Он вскочил с сидения, и наполовину высунувшись из кабины заорал, махая руками вперед.

– Пошла вон отсюда, з-а-раза! Откуда ты взялась!

Бульдозерист, белый, как мел, стоял босиком на траве, наблюдая, как бригадир, высунувшись наполовину из кабины, кого-то пытается прогнать, машет руками, кричит, и вообще ведет себя, как сумасшедший.

Бригадир соскочил с железной гусеницы и начал бегать впереди отвала, размахивая руками, как будто хотел кого-то спугнуть, напугать, прогнать.

Бульдозерист, в изумлении открыв рот, смотрел на него со страхом, не в силах оторвать взгляда, и никак не мог поверить в происходящее.

Бригадир, одним прыжком перескочив через железную гусеницу, опять заскочил в кабину, завел мотор и попытался начать движение вперед.

И тут же железная гусеница бульдозера, со страшным металлическим треском лопнула в том месте, где наступила на нее нога бригадира.

Посопротивлявшись немного под силой притяжения, обе половины гусеницы с громким металлическим скрежетом отвалились с направляющих шестеренок и упали на вывороченную землю ровной широкой железной полосой, раззявив ржавые проемы с рядами плоских металлических зубов.

Бригадир, остолбенев от неожиданности, замер в растерянности, держась за руль, ошарашенно наблюдая за процессом раздевания собственного транспортного средства. Гусеница была как будто бы разрезана лазерной пилой, обе стороны ее сияли ровным блестящим свежим спилом.

Бригадир на ватных подгибающихся ногах неловко спрыгнул на землю и схватился руками за нестерпимо ноющую голову.

– Да что здесь происходит? – ожесточенно крикнул он в отчаянии. – Что за поляна такая заколдованная? – со стоном упал на колени, обхватив голову руками, потом свалился на землю плашмя, не в силах справиться с головной болью.

– Не заколдованная, а волшебная, – тихонько прошептал бульдозерист, осененный догадкой. – Я весь день за этим наблюдаю и ничего понять не могу. Понял только то, что поляна не трогает никого, если не пытаешься нанести ей вред и пробиться ближе к реке на бульдозере. Пойдем скорее отсюда! – Он подхватил начальника на плечо, как куль с мукой, и, как был босиком, не обращая внимания на острые камни и торчащие ветки под ногами, побежал к машине бригадира, оставленной на обочине.

А на стройной высокой елке в роскошных еловых мягких лапах сидела большая белая птица с мохнатым хохолком на голове и смотрела убегающим людям вслед черным блестящим глазом.

Глава 6

На большой светлой поляне сидели два сплавщика, один молодой, другой не очень. Юный сплавщик, почти совсем еще мальчишка, методично проверял свое снаряжение: хорошо ли застегнуты кожаные ремешки на защитном шлеме, не порвался ли шнурок на высоких ботинках, не потерялись ли специальные неопреновые перчатки, плотно ли прилегает непромокаемая куртка.

Вопросов было много, ответов не было вообще, поскольку на сплав он приехал в первый раз. Опыта совсем никакого. И как оно должно все сложиться, ему тоже пока было непонятно. Раз за разом бросал он встревоженный взгляд с косогора, с высокого обрыва вниз, туда, где бурлила и пенилась огромная мутная река, неутомимо взбивающая водные потоки, как жидкое тесто об острые скалы.

Яркие зеленовато-серебряные брызги, отскакивая от шершавых серых скал, ослепительно сверкали на солнце, как самые настоящие бриллианты. Река непреодолимо манила, влекла своей загадочностью, и очень пугала необузданностью, силой, мощью. Река напоминала парню дикого разъяренного зверя, против своей воли зажатого в тесную клетку, и оттого беснующегося еще яростнее.

Там, за огромной скалой, за целым скальным монолитным островом с чахлыми деревцами, по середине реки, был огромный бездонный омут. Вода на огромной скорости, как из брандспойта, проскакивала узкое место мимо скал, так называемую трубу, и попадала в огромную бездонную чашу, скатывалась на самое дно, и тут же бесчисленными россыпями жемчужных бусинок устремлялась с самого низа на поверхность, создавая иллюзию кипения. Огромная природная каменная чаша полная зеленовато-серебряных жемчужных бусинок магнитом притягивала взгляд парня, не давая ни сна, ни покоя. Ни днем. Ни ночью.

«Это ж какая там глубина!» – напряженно думал он, стиснув зубы до предела, затягивая прочные шнурки на высоких ботинках с грубой ребристой подошвой. – «Страшно себе даже и представить! А на дне, наверное, такие же острые скалы, как зубья, поджидают свою жертву!»

Обычно сплавщики обходят стороной этот опасный отрезок каменной реки, объезжая по лесовозной дороге, не рискуя своими жизнями только ради того, чтобы проплыть в трубе. Трубу проплыть можно, но только тогда, когда вода в реке падает до критического минимума, в продолжительные периоды засухи и полного отсутствия дождей.

А в нынешней ситуации, когда только-только прошел продолжительный тайфун и река наполнилась водными потоками до предела, плыть по трубе было крайне опасно.

Однако, старшему сплавщику не терпелось проплыть именно этот участок. И именно в подобном состоянии реки! Он так долго мечтал, видел каждую ночь во сне, так долго выгадывал время и дожидался отпуска, что неожиданный тайфун просто не смел помешать его планам! Ну, не было у него времени, чтобы дожидаться, когда же вода спадет. Отпуск слишком короткий, а дорога от дома до реки слишком длинная и занимает несколько дней.

Группа друзей и единомышленников, с которыми он не один год сплавлялся по разным рекам, отказалась от поездки, приняв во внимание прогноз погоды и риски с этим связанные. Удалось уговорить только вот… этого, …, несмышленыша, поскольку тот не имел опыта в таком экстремальном виде спорта или отдыха, ни разу не сплавлялся и даже представить себе не мог, какие опасности его могут поджидать.

Старший уже не мог ждать, подпрыгивая от нетерпения, и то, что старт начнется только утром, очень сильно его огорчало. Просто нервировало! Ждать еще целых двенадцать часов! Это немыслимо! Просто невозможно! Хотелось прямо сейчас прыгнуть в лодку и начать увлекательное и опасное приключение! Испытать всю гамму острейших эмоций и чувств! Вот! Ради этого стоит жить! Вот! Ради чего только и стоит жить!

Младший, горестно вздыхая, еще раз проверяя экипировку, со всей силы потянул на себя прочный капроновый шнурок в новом ботинке, купленном непосредственно перед самой поездкой. Мама выбирала! Шнурок, отпружинив, лопнул, парень от неожиданности, не удержавшись, неловко упал на спину, крепко приложившись затылком о торчащий из земли корявый корень. Из глаз посыпались искры. Он широко распахнул глаза, пытаясь избавиться от искр, летающих вокруг глаз, взглянул вверх, в небо, на старую толстую березу, о корень которой приложился, и вдруг увидел на отломленном корявом суку огромную белую птицу с мохнатым хохолком на голове. Птица внимательно посмотрела на него своим черным глянцевым глазом.

«И даже не думай сплавляться завтра с этим и-ди-отом! Вы расшибетесь о скалы, лодка вдребезги! Переломаете ноги, руки, шеи, позвоночники! При-дур-ки! Моей реке не нужны ваши жизни! Моей реке не нужны ваши тр-упы! Посмотри внимательно, вон там, на острове посреди реки, уже стоят надгробные таблички двух неумных смельчаков. Ты хочешь, чтобы твоя табличка висела рядом с ними? Мать пожалей!»

Парень потрогал ушибленный затылок пыльной ладонью, страдальчески поморщился, прикрыв глаза от острой боли, и опять взглянул вверх на белую птицу. Нет ничего. Нет никого. Только синее чистое небо, и на его фоне на слабом теплом ветру качаются зеленеющие ветки берез с нежными слегка желтоватыми сережками.

«Бред!» – подумал мальчик и невольно кинул рассеянный взгляд в сторону выступающего скалистого островка посредине бурной рычащей реки. Надгробные памятные таблички были плохо видны с такого большого расстояния, но он знал, о чем идет речь. Другие парни из их команды рассказывали эту трагическую историю о двух спортсменах, один из которых, матерый мастер спорта, погиб в трубе вместе с начинающим неопытным парнишкой.

«Конечно, бред!» – неожиданно пронеслось у него в голове. – «Но моей реке не нужны новые жертвы. Моей реке не нужны ваши жизни. Остановись! И останови своего наставника, пока он не убил себя. И тебя заодно! Мама дома ждет! Волнуется! Переживает!»

Мальчик глубоко задумался, теребя оторванный шнурок, который, ну никак не мог порваться, но был, как будто бы, надрезан острым лезвием.

«Как же теперь зашнуровать ботинок? Запасного шнурка нет! Надо спросить у старшего, может, у него есть в запасе.»

У старшего в запасе было все. Не было только времени ждать. И терпения… Ни есть… ни пить… ни говорить… Поэтому он, то и дело сбегал с высокой поляны по крутой тропинке вниз к реке, на берег, выложенный каменными плитами, и любовался стремительным течением реки, предвосхищая удовольствие от завтрашнего дня.

«Я же спать не смогу!» – думал он в нетерпеливом возбуждении. – «Я ни спать не могу, ни есть не могу, ни пить не могу! Просто не могу дождаться того сладостного момента, когда мы с этим, ничего не понимающим в экстриме, юнцом сядем в одну лодку, и, наконец, стремительный поток примет ее, подхватит нас в свои речные объятья!»

Он стоял на самом краю скалистого берега, на краю каменной плиты, как на краю своей жизни, стремительный поток ударялся в боковое препятствие, жемчужными ледяными брызгами сопровождая свое явное неудовольствие.

Старший завороженно смотрел в глубь мутного потока, непрерывно меняющаяся картина поверхности воды завораживала настолько, что сплавщик забыл обо всем, выпал из реальности. Как будто гипноз. Могла же река его загипнотизировать? Или… это было что-то другое.

И, вот, в этой параллельной реальности, они уже сели с младшим в лодку, укрепились, застегнулись, оттолкнули лодку от берега, и тут же мощная вода охватила ее со всех сторон.

Стремнина была так сильна, что лодка, как спичечный коробок, как яичная скорлупа, потеряв управление, как песчинка, неслась только по воле самого потока. И не было сил повлиять на происходящее.

Лодка завертелась вокруг своей оси, как стрелка компаса. Люди в ней были обречены. Поток стремительно тащил их в узкое низкое место, трубу. Протащил на огромной скорости сквозь туннель, ободрав со всех сторон о боковые острые камни, при этом, люди невероятно близко и очень ме-дле-нно, подробно, увидели, во всех деталях рассмотрели обычный автомобильный запрещающий знак на скале – «Въезд запрещен!», и потащил дальше, вниз, к огромной острой скале посредине реки.

Внезапно лодка наткнулась на препятствие на дне реки, острый каменный зуб, торчащий в воде. В мгновение ока острый осколок скалы пропорол днище лодки, оставив широкую рваную рану от самого начала и до конца, лодка тут же развалилась.

Закрепленные в ней гребцы, запутанные веревками, деревянными сидениями, надутыми остатками бортов, как комки мусора замотались стремительным потоком еще сильнее, и уже через мгновение поток буквально вмазал их в торчащие острые края скального острова.

Последнее, что увидел старший, это, как его младший товарищ, с разбитой головой, и уже без защитного шлема, лицом, ободранным о скалы, залитым кро-вью, уносится потоком с другой стороны острова в каменную бездонную чашу. Следом за ним, с противоположной стороны острова, стремнина понесла его самого.

Видение было таким явным и четким, боль от ударов о скалы такой явной, а страх таким неминучим, что старший отшатнулся от воды назад, и упал навзничь, на спину, на каменную плиту берега, крепко приложившись затылком о выступающую неровность плиты.

Потеряв сознание от удара, он все еще видел все ТО, происходящее с ним и с его молодым товарищем, он все еще переживал тот животный страх от скорой неминуемой гибели.

Очнулся от того, что младший теребит его за плечо, осторожно приподняв его голову, и, пытаясь наложить повязку на разбитый затылок.

Старший сел, не в силах подняться. Голова в тумане. И только четкая картина их гибели неотвратимо преследовала его сознание. Он погибнет сам. И станет причиной гибели этого молодого пацана, который в жизни-то своей еще ничего и не видел, и который даже не знает, нужен ему этот сплав или нет.

Старший, с трудом опираясь на младшего, встал на ноги. Медленно, очень медленно, повел своего молодого товарища к огромной скале посреди бурлящего мутного потока. Задрал голову вверх. Видно было очень плохо. Но в том, что это были видны мемориальные таблички, прибитые прям к монолитной скале, сомнений не было.

Это была память о погибших сплавщиках. В назидание всем живым? Или как напоминание о человеческой глупости, безрассудности, тем людям, которые решили потягаться в ловкости с огромной каменной рекой. Со стихийным бедствием?

Старший молча смотрел вперед, туда, где было это незримо-зримое напоминание. Сколько времени он так простоял, не известно. У младшего затекли руки удерживать раненного товарища в вертикальном положении. Наконец старший медленно развернулся, и они побрели вдвоем по откосной крутой тропинке туда, наверх, на светлую радостную поляну, по краям которой росли старые кряжистые березы, а рядом примыкала светлая солнечная березовая роща.

Вдоль скалистого обрывистого берега вела узкая тропинка, поросшая кудрявым жестким мхом и высоким густым брусничником. Минуя солнечную поляну, старший повел своего младшего товарища именно туда, по узкой тропинке вдоль обрыва, она вела на трубу, туннель, в котором разъяренным диким зверем метался и рычал стремительный мутный поток.

Старший вел его очень долго, тяжело наваливаясь на затекшее плечо младшего, медленно и долго, пока они не пришли к именно тому автомобильному знаку «Въезд запрещен!», прибитому прямо к скале на обрыве со стороны реки, который он так явно и отчетливо рассмотрел в своем нереальном видении.

Ранее старший никогда не обращал внимания на этот знак, хотя он висел здесь не одно десятилетие, предупреждая ду-ра-ков о смертельной опасности. Просто знак был хорошо виден только со стороны воды или противоположного недоступного берега.

А вот с тропинки он был практически незаметен. Чтобы разглядеть его повнимательнее, сейчас, уже во отчую, в реальности, старший с трудом опустился на колени, потом лег плашмя на тропинку и стал аккуратно свешиваться вниз, держась одной рукой за извилистые корни елей. Младший, при этом, пытался крепко держать его за ноги. Свесившись почти до предела с отвесной скалы, старший наконец в упор рассмотрел старый ржавый запрещающий знак дорожного движения в широкой красной каемке. Сомнений не было, именно его он видел в потустороннем видении о собственной гибели.

Так же аккуратно задом пополз он обратно на тропинку, младший осторожно тянул его за ноги. Лежа спиной на жесткой корявой от корней тропинке, старший невидящими глазами смотрел в чистое безоблачное синее небо. Он только что столкнулся со своей собственной гибелью, он только что увидел свою собственную смерть. СтоИт ли все еще перед ним вопрос, дилемма, выбор – осуществить свою мечту и погибнуть, и при этом убить ни в чем неповинного пацана, или же признать, что такая мечта не стоит двух загубленных жизней.

Взрослый мужик смотрел в синее небо пустыми застывшими глазами, и ни одной мысли в голове не было.

Младший, в не зашнурованных ботинках, сидел скорчившись рядом, съежившись, как замерзший воробей, и молча, сосредоточенно шмыгал носом.

Что-то большое и белое сидело совсем рядом с ними над головой, на кряжистом отломанном суку старой ели. Но это, конечно, просто бред.