Читать книгу: «Вихрь переправ: 3. С собой проститься придётся», страница 3

Наверное, Зиновия права. Пора шагать дальше. Что сделано, то сделано, хотя он бы всё сделал – повернул время вспять, если бы ему предоставили такой шанс, лишь бы остановить свой язык и не дать Табу Слова оплести паутиной девичий ротик; кончики его пальцев столько раз ласкали её нежные, пухлые губки, а те в ответ всегда мягко льнули.

Да, придётся двигаться дальше. В конечном счёте, вершина горы достаточно близка, и если всеслух мёртв, Револьд всё равно придумает способ подобраться к Саркару, главе праведников больше ускользать не удасться. Но лучше бы для Астрогора и того же Катуня, чтобы он выжил.

Договорившись с самим собой впервые за два дня, вурдалак решительным и твёрдым шагом покинул Зеркальный Зал. Его многочисленные мрачные отражения скрылись за множеством двустворчатых дверей.

***

Флего́нт Сарка́р аналогично Астрогору жаждал поймать вожака вурдалаков. Около тридцати лет всеми правдами и больше неправдами глава праведников служил правому делу, считая его превыше личных.

Если бы семнадцать лет назад, кто-то сказал, что из обычного, посредственного демона по воле случая с годами выйдет вождь, которому давно не было равных, – ни за что не поверил бы.

Тот лучай грамотно обставили всё те же праведники с подачи мелкого по всем меркам управленца в тартарруском провинциальном городке, кажется в провинции Цеглед, название города так и не осело в памяти стареющего Флегонта. По слухам, которые он считал разумной причиной, устроенная жене и дочери автокатастрофа из-за подозрения причастности Револьда к вурдалакам, так как его товарищ был из их числа, послужила толчком несчастному вдовцу примкнуть к выше обозначенной группировке. А дальше по накатанной: карьерный рост и сумасшедший успех, вплоть до самого верха. В отчётах той псевдо аварии, местный князёк тогда указал, что истинной целью тогда являлся сам глава семейства, а не его жена и дочь. Насмешка судьбы – это и, правда, вышел случай. Если бы Астрогор тогда был в той машине…

Но пускай вурдалак и ставил от случая к случаю палки в колёса праведников, он оставался всего лишь демоном, одержимым жаждой мести. А в войне побеждает всегда тот, у кого голова холоднее. Флегонт, как завзятый охотник, получал удовольствие всякий раз, когда где-нибудь стычка его людей с вурдалаками заканчивалась победой. Как удачно пущенная пуля с отравляющей начинкой: медленно и верно яд всасывался в кровеносную систему врага, пророча неизбежную гибель. Правда, вурдалаки не торопились умирать. Вожак у них подобрался на редкость умный и хитрый. А ещё человечный. В том Саркар зрел особую слабость противника, которую он обязательно использует и не раз.

Раздался звонок интеркома, праведник нажал на кнопку.

– Все собраны, ждут вас в конференц-зале, – из динамика отчеканил вышколенный, бесцветный женский голос.

– Хорошо, Ирина. Буду через пару минут.

Секретарь – светловолосая, невысокая, хрупкого телосложения женщина тридцати восьми лет, – достаточно хорошо разобрав и приняв особенности и привычки шефа, никогда не обращалась к нему по имени, лаконично предоставляя ту или иную информацию. Эта сухость и деловитость отношений на протяжении пяти лет вполне устраивала Саркара, не любившего привязанностей, считая, что симпатии делают уязвимыми человека. А брешь ему ни к чему, особенно теперь, когда они с вурдалаком имеют общую цель.

Центральный штаб праведников располагался в самом центре Арконы, негласной столицы Терриуса. Естественно, другие страны так не считали: никому не хотелось отдавать лавры Вирии. Тем не менее, в высоченном небоскрёбоподобном здании прошлого века с заострёнными башенками, подобно узорной короне, пребывала вся основная праведная мощь, что простирала щупальца во все стороны света (и тьмы, если бы так можно было сказать). Высотка, воздвигнутая в середине прошлого столетия и служившая другой влиятельной силе, до сих пор сохраняла по каким-то причинам символ отошедшей эпохи на своём песочно-бежевом остове.

Шеф не промахнулся с заявленным временем: от кабинета до лифта, а там спуск на пару этажей и несколько метров по коридору – заняло даже чуть меньше обещанных двух минут. За двадцать с небольшим лет этот путь с последнего этажа, так называемого Этажа Саркара, до конференц-зала, где проводились важнейшие совещания, решавшие в основном международные вопросы, владыка мог свершать с закрытыми глазами, держа в памяти каждый сантиметр, будь то лестница или лифт.

Громадный по всем меркам зал, вероятно, мог вместить пару сотен людей и даже тогда они не теснили бы друг друга. Высоченные арочные своды белого цвета и вытянутые в полстены окна расширяли и без того объем пространства. Зимой и в ветреные дни здесь бывало довольно свежо – никакие отопительные устройства не способны были сжечь всю кубатуру воздуха, что, впрочем, полностью устраивало лидера праведников. Флегонт Саркар не выносил духоты, в холоде его голове мыслилось явно лучше, чем в натопленном до отказа помещении. А что думали о том подчинённые? Это его как-то мало волновало. Вообще, особо баловать себя и кого-то Праведник №1 не желал, полагая аскетизм в быту и на работе заведомым благом. Когда не на что отвлекаться, работа эффективнее и результат налицо. Потому-то и одежда и облик праведников несли непритязательный, серый цвет – с самого начала правления бессменного руководителя. Вот когда его не станет у руля, тогда хоть чёрта в ступе выставляют на пьедестал и прославляют фанфарами, а покамест пусть обскрипятся зубами в крошево – фиг им с маслом.

Длиннющий, где-то метров в двадцать, стол из сосны (корабельной, как ему как-то подсказали) тянулся вдоль окон, сразу за ним в отдалении на стене располагался громадный жидкокристаллический экран (с полстены, не меньше) для проведения прямых трансляций с филиалами и показа различных презентаций.

Сегодня присутствовали немногие, но лишь самые необходимые Саркару люди, список которых он утвердил накануне вечером.

Босс, как и положено, занял место во главе стола. Саркар нахмурился, стул по левую сторону от него пустовал. Оно и понятно, место любимчика Староду́ба по известным причинам занимать никто не торопился, хотя его хозяину уже никогда не сиживать на мягкой, велюровой обивке. Досконально никто не знал, ведь внутренние операции, утверждаемые Бессменным – как за спиной величали главного праведника, – держались в строжайшем секрете. Но слухи – эти падальщики истины, шептали о неудачной схватке Ефи́ра Староду́ба, что и говорить, будущего сменщика Саркара, с самим Астрогором, из которой выйти победителем любимцу Бессменного не удалось. Равно как и живым. Уж несколько недель пустовало место заместителя, а никто не осмеливался даже упомянуть имя погибшего в присутствии верховного начальства. Его попусту предпочитали не вспоминать, будто и не было. Придет время, старик свыкнется и назначит нового фаворита, который в один прекрасный день усядется на пустой стул.

– Господа, я целую неделю изучал статистику всех наших филиалов, – вместо стандартного приветствия начал Флегонт; присутствующие сразу уяснили – дело с примесью дымка, надо держать ухо востро. – Мне неприятен темп, который взяли наши службы. Подумать, так не мы, а вурдалаки возглавляют правительственный круг. И осведомлены-то они лучше, и опережают нас, будто мы не снабжены аппаратурой по последнему слову техники. И сколько операций сорвано из-за того, что наши оперативники, наши лучшие специалисты…, – тут голос его сорвался, взгляд застыл на пустом стуле слева; пришлось промочить горло, хлебнув воды из выставленного загодя стакана. – А сколько у нас потерь? Так дальше не может продолжаться. Мы теряем престиж, авторитет. Теперь, когда начальник службы безопасности, Ефир Стародуб, погиб, и скажу вам, героически, утаивать от вас внутреннюю информацию не имеет смысла. В начале октября на территории Горниц, нашей северо-западной провинции, появился всеслух.

На этом Саркар сделал паузу, дав подчинённым разразиться изумлёнными охами, «не может быть» и «Дьявол бери». В их неосведомлённость он не верил, но позволил проявить актёрский талант для проформы. Впрочем, возможно, не все верили, что такой прецедент возможет так близко от столицы.

– Итак, господа. Шутки закончились. Я лично направил начальника службы безопасности устранить опасность, которую, как вы все прекрасно знаете, представляет юнец. Это юноша, которого зовут Матфей Катунь. Разбудил его на нашу беду не простой прислужник – ворон из рода Чёрных, те, что величают себя вольными. Эта птица уже некогда имела случай стать союзником другому всеслуху, но та история закончилась печально для юного демона. Так вот, как выяснилось в Горницах, за юным всеслухом охотимся не только мы, а как завелось исстари, и вурдалаки. Это дело настолько серьёзно, что сам вожак выполз из берлоги и явился лично заполучить мальчишку. Стародуб сошёлся в поединке с ним, но удача оказалась на стороне вурдалака.

На этих словах стакан воды был допит залпом, и тут же наполнен доверху из бутылки. Было видно, как Флегонта Саркара сильно трясло, и каждое произнесённое им слово, точно кувалда, вбивало новую порцию дрожи. Босс нервничал и нервозность его была неспроста, сидевшие по бокам стола сразу смекнули. Подобный мандраж у шефа они давненько не наблюдали, разве что в предыдущую облаву, лет эдак двенадцать назад. Тогда юный всеслух-девица оказалась на редкость юркой особой, заставив попотеть все филиалы и босса в том числе. Выходило, что история повторялась.

– Так вот, – подытоживая свою речь, и едва удержавшись от громкого вздоха (не дождётесь!), вернул хладнокровие Саркар, – мы уже дважды потерпели поражение: в Горницах, как уже я сказал, и в Кошиве. В столице Тартаррусы мы облажались наравне в вурдалаками. Слава Дьяволу, хоть там не дошло дело до стычки. Пока мы не готовы открыто действовать против них, впрочем, как и прежде. Только дурак вскрывает свой козырь прежде, чем удостоверится, что у противника нет за пазухой ножа.

При последних словах неуютно себя ощутили все за сосновым столом, и мысленно посетовали, что лучше бы ему быть кораблём, на котором можно было бы дать дёру. Вроде бы босс никого не «порол», но его ледяной и жёсткий взгляд обещал в будущем что угодно, если в этом самом будущем картина не выправится. Даже воздух в конференц-зале насквозь пропитался запахом вождя – едкая смесь ветивера, мускуса и шипра – аж в носу свербело. Впрочем, за тем же пресловутым столом не сыскалось смельчака, который посмел бы дать маломальский совет или высказать своё мнение: невзирая на статус, который каждый из присутствовавших занимал в иерархии праведной братии, последнее и веское слово стояло за Бессменным лидером. А он, ой, как не любил, когда ему дерзили или снабжали советом.

– По последним сводкам, – продолжил Бессменный праведник, – следы мальчишки и кучки юнцов, которых он прихватил с собою, обнаружились в Агнишандире, а именно в столице. Это пока всё, чем мы располагаем. Как вам известно, город до безобразия зарос рынками и так огромен, что поиски могут занять больше недели. Но самое неприятное, – на последнем слове он сделал ударение, – Астрогор там же. Если он нас опередит…. Я не стану озвучивать последствия. Вчера мною лично и моими помощниками были разработаны инструкции.

Перед каждым участником собрания лежала именная пластиковая серая папка. Следуя властному посылу руководителя, папки тут же демонстративно раскрыли.

– Настоятельно рекомендую, нет, требую, следовать им. Думаю, вы не маленькие дети и вам не нужно повторять, что операция носит гриф «Особо Секретно», за разглашение и утечку информации за пределы, обозначенные инструкциями, последуют самые суровые меры.

Называть эти самые меры ему не было необходимости: все и так прекрасно знали, что в случае предательства или головотяпства количество пустых мест за столом из корабельной сосны увеличится. Разжалование у праведников носило только один характер – билет в один конец, в тот самый, в который отчалил Ефир Стародуб. Ни отставок, ни увольнений – никаких следов за пределами братства. Секта она и есть секта, пусть и в благородной обёртке правого дела.

Когда собрание закончилось, и зал опустел, Флегонт Саркар некоторое время сидел в тишине, уставившись в окно. За стеклом на фоне грязно-серого неба горстями проносились первые снежные хлопья, которым не суждено было лечь на землю, ещё слишком рано для зимы, да и тепло, несмотря на слабый плюс.

– Отвратительно, – выговорил стареющий праведник.

Отчего-то именно в ненастные дни тяжесть возраста ощущалась как никогда. И пусть ему всего-то пятьдесят два, чувствовал он себя на все восемьдесят. Но если он поймает мальчишку, то настрой в корне изменится, в том Саркар не сомневался – победы омолаживали его изнутри. А поимка всеслуха – победа побед. Хорошо, что родители парня уже в его руках: рано или поздно, эта наживка сработает, если сыну не плевать на судьбу близких родственников. А покамест…

Флегонт пододвинул к себе тонкую папку с пометкой «Особо Важно» и в который раз принялся вчитываться во все доклады и наблюдения, занесённые службой безопасности, за время слежки в Горницах. После его внимание поглотила увесистая папка, явно затёртая и читанная бессчетное множество раз, на середине обложки значились инициалы «В.А.», первый раздел был подписан: Провинция Цеглед, Тартарруса.

– И почему ты тогда не сел в ту машину и не сдох, как и полагалось? Всё было бы проще для всех, – задумчиво произнёс вслух Саркар. – Но нет!

И с досады швырнул со стола папку.

2. Вопросы без ответов, ответы без вопросов

Только у Щедрого Дома, пресловутого старого шатра, один неказистый вид которого отныне вызывал в её сердце боль, Лука узнала, что отправка состоится через пять минут и не куда-нибудь, а в Ситрич, который бок о бок лежал с Орангеком.

– Серьёзно? Но это так близко от дома Револьда! – не поверила Луция, посчитав услышанное неудачной шуткой или нелепым недоразумением.

Виктор Сухманов поморщился при упоминании главаря вурдалаков, вернее от тона, которым выговорила имя подлеца бывшая шпионка.

– А на то и расчёт, – ровным голосом пояснил Матфей Катунь. – Под носом ищут в последнюю очередь. А нам нужно кое в чём серьёзно разобраться и время тут не лишнее.

«А ещё тебя никто не посвятил, чтобы ты не слила информацию своему бывшему дружку», – мысленно догадалась Лукерья Баранка. И отчего ей стало не по себе, а внутри – в области желудка – что-то закололо, будто копошился обидчивый ёж? Она не имела права на обиды и укоры, стоило благодарить судьбу и людей, не отвернувшихся от неё и вопреки закону разума бравших предательницу с собою. Она и благодарила тех, кто смотрел теперь в её сторону вполоборота. Доверия прежнего теперь не видать, но лучше полпирога, чем тарелка от целого.

Ми́ра сопроводила разношёрстную, но сплочённую невзгодами компанию до самого шатра. Свою лепту как добродей она выполнила с лихвою, пополнив жизненные силы всеслуху и недавней приспешнице вурдалака. У каждого должен быть шанс – так она выразилась в отношении Луки, искренне жалея, безусловно, запутавшуюся, но ещё не потерянную девичью душу. К тому же, лишь сильная воля уберегла девушку от зыбкого пути кровопийцы.

– Этого вам обоим хватит до Ситрича, – напутствовала милая хозяйка. – Если судьба вам будет благоволить, и когда-нибудь волей случая вы окажетесь в здешних краях – двери моего дома примут любого из вас, будь то денем или ночью.

– Я бы с удовольствием вернулся, – браво пискнул Рарог.

Саламандр уже разместился в недрах рюкзака, деловито копошась в ворохе осенней одежды Матфея.

– Вот в твоих намерениях никто не сомневается, – не сдержал усмешки союзник. В ответ последовало недовольное сипение и нарочитое ёрзание.

Следующим сюрпризом уже для всех оказалось присутствие совы среди галок-переправщиков. Точнее филина. Этот представитель своего рода оказался достаточно крупным: около полуметра в высоту. И на редкость ярким и выделяющимся: серо-коричневым окрасом тела в пестрину, жёлтым клювом и перьевыми ушками, густыми и довольно длинными, отклонёнными в разные стороны. Выражение чёрных, непроницаемых круглых глаз угадать не смог бы никто – филин, точно демон, взирал на всё и вся: поди догадайся, что у него на уме.

Матфей внутренне усмехнулся такому сравнению, но ему не так давно погрузившемуся в иную реальность, в голову просто не шло другое сравнение, хоть ты тресни.

– Ох ты, ох ты, – напыжился Рарог, когда немигающий взгляд совиных глаз остановился на нём. – Только дьявольской птицы нам и не хватало в переправщики.

– Точнее, непальского филина, – решил уточнить важный голос Гамаюна. – Не самый, кстати, последний представитель совиного народа.

Напряглись и кошки, что неудивительно: этому черноглазому «демону» не составило бы труда сцапать и расправиться с миниатюрной Сеерой да, пожалуй, и с мускулистым Лиандром.

Сильнее всех взволновало присутствие совы-переправщика Юну Дивию. Она, словно завороженная, приблизилась почти вплотную к филину и восхищённо рассматривала на перьях причудливый узор из тёмных пятен, очень напоминавший «сердечки». Вдруг её осенило, и она, глядя на сову в упор, спросила:

– Но разве совы переправляют? Я считала, что это способны осуществлять лишь несколько птиц.

Тут филин, наконец-то, решивший нарушить тишину, которую уважал больше всего на свете, заговорил, правда, речь его вышла громкой и уж слишком похожей на крик человека, попавшего в беду. Всем стало не по себе.

– Вообще-то, сударыня, для доставки сгодится практически любая птица, – поправил её филин. – Но только в особых случаях. А для регулярных переправ дозволение имеют пять представителей пернатой братии, и совы в том числе. Должен же кто-то работать по ночам, когда галки и во́роны спят.

Матфей донёс смысл слов совы-переправщика только тогда, когда его дёрнула за руку Юна – уж больно впечатлился звуком совиного голоса.

– Вот поэтому и кличут его дьявольской птицей. Услышишь такого в лесу и обомрёшь, – пискнул саламандр, нырнув на всякий случай поглубже в рюкзак.

– Ничего ужасного не вижу в этом. Голос как голос, – резонно прокаркал ворон. – К тому же других переправщиков в здешних местах нет.

– А как его зовут? – Похоже Юна скорее всех оправилась от шока, её интерес не убавился от услышанной «дьявольщины».

– Э́лигос, к вашим услугам, сударыня, – учтиво представился филин.

– Маф, у него нет союзника, раз он подрабатывает на переправах? – решил уточнить Эрик Горденов.

После очередного протяжного совиного вскрика ребята узнали, что прежним союзником Э́лигоса был праведник, но тот погиб в схватке с вурдалаком, вернее с его волчьим псом. И вот уже два года филин пребывал Низложенным, уже и не надеясь, что ситуация хоть как-то изменится.

– Да, знакомая ситуация, – сочувственно промурлыкала Сеера, удивив Матфея неожиданной говорливостью и заинтересованностью. Хотя кто-кто, а она на собственной шкуре знала, что такое быть Низложенной.

– Не на ту лошадку поставил, – пробурчал Рарог из недр рюкзака. – Надо было господина из простых демонов выбирать. Ёлки-иголки, Пигасовы подковки.

– А можно, я с ним переправлюсь? – поинтересовалась Юна у Матфея.

– Вообще-то, с ним отправится Луция, – смущённо отозвался юноша, переводя взгляд на Луку.

Та до сих пор находилась в своём пузыре отчаяния, пропуская мимо ушей всё, что говорили. Сознание то вспыхивало яркой лампочкой, то погружалось в сумеречную трясину безнадёжности. Но эти слова Матфея вытащили её на поверхность, в глазах заблестел крошечный огонёк чего-то большего, чем надежда. Ей приготовили переправщика, не имеет значения даже, какого, но специально для неё. Это значило, что им не плевать, по крайней мере, не всем. Внутри прошелестело и пронеслось зыбким эхом: всё может наладиться, только верь.

– Я согласна, – с горячей готовностью выступила вперёд Лукерья Баранка.

Юна и не думала спорить, она усмотрела хорошую возможность отвлечь приятельницу от горьких мыслей, в особенности же от потери друга-союзника. Да, подругой Лука ещё не была ей, но всё способствовало тому, что в будущем это могло измениться.

Прощание выдалось кратким, без напутствий, но с единственным пожеланием Миры – быть настороже и беречь себя.

Не желая лишний раз рисковать – переправа всё-таки осуществлялась в дневное время – все члены компании и переправщики скрылись под тёмным сводом Щедрого Дома, где, рассчитав и оплатив переправу, произнесли слова договора.

И когда круговорот втянул их тела, расплющивая и растягивая в силовом вихре, Матфей Катунь отчётливо ощутил, как внутри него отворилась дверца, и злобный смешок возвестил будущий приход двойника.

***

Красную комнату изолировали целиком: заколотили дверь, забили досками окна. Чтоб ни единый луч солнца больше не проникал внутрь и не наводнял пульсирующей жизнью крови даже маломальский уголок. Идея исходила от Зиновии, решение принял Револьд.

Она желала поскорее вытравить из его памяти бывшую куртизанку, столь прочно засевшую в его памяти досадным крючком, и первое, что пришло ей в голову – выкрасить спальню в белый. Убить кровь, выморозив её снегом. Нет, жить в тех покоях она б не стала – в том виделся дурной тон, – но цвет зимы обезличил бы в памяти любовника чудный оттенок медно-вишнёвых волос, которые в гаснувшем солнечном свете уподоблялись живому водопаду крови.

И тогда, отбросив соблазн, Зиновия предложила альтернативу – закрыть Красную комнату ото всех, но, в первую очередь, от хозяина дома. Так он сам возьмёт на себя ответственность последнего шага и, вогнав гвоздь в дверь, захлопнет внутри себя лазейку для воспоминаний. И Астрогор согласился.

На исходе третьего дня Револьд вошёл в комнату, отведённую Зиновии Руссу ещё в начале их романа.

Вопреки тому, что фаворитка тяготела к белому, да и родом была из Мириса – края снегов, Белых волков и легенд, – в покоях её пульсировал иной свет. Ох уж эти легенды: за пределами Мириса всех его жителей называли не иначе, как оборотнями, а всё из-за того, что с рождения близки с Белыми волками. Вот и ещё один вымысел – шкура у Белых волков имела нежный, молочно-серый оттенок, который в сумерки отливал бледно-голубым. Именно такой цвет насыщал покои нынешней и теперь единственной куртизанки Астрогора.

Зиновия полулежала на широкой кровати, поверх лазоревого покрывала, её внимание целиком занимала книга, которую она с интересом читала, временами зачитывая отрывки вслух прислужнику. Волк смиренно сидел подле постели, аккуратно пристроив большую голову на краю. Револьд в который раз замер в дверях, завороженный той юной красой, что лучилась в спокойствии и отрешённости девушки. Лазурь, окружавшая Зиновию, – даже платье на ней мягко струилось серебристо-голубым облаком – выделяла безукоризненную белизну кожи, граничившую с болезненной бледнотой, выгодно оттеняла волосы, которые, казалось, ярче лучились платиной. Но сильнее всего выделялись глаза.

Миндалевидные, сапфировые очи обратила на замершего у порога мужчину хозяйка Голубой комнаты, отвлёкшись от чтения. Волк тут же напрягся, поднял голову и устремил хмурый взгляд к двери – досадно для прислужника, когда чужак неслышно входит к госпоже. Для Мельхома хозяин дома и все его люди изначально оставались чужаками. Таков обычай Мириса: ближе союзника у Белого волка никого не может быть. И ничего с этим не поделаешь, это, так сказать, в крови сидит.

– Нужно поговорить, Вия, – попросил он и настойчиво добавил. – Одним. Отправь волка.

Её взгляд не выказал ничего, хотя внутренне она скривилась от сокращения своего имени. Она не понимала эту его склонность к сокращению имён до чего-то ущербно-детского. Но вслух об этом ему никогда не говорила, предпочитая делиться мыслями целиком лишь с прислужником.

– Мельхом, пожалуйста, – произнесли её уста почти что ровным и сухим голосом.

Но от проницательного взгляда Револьда не ускользнула та внезапная теплота в её взоре, посылаемая лишь волку. Нежность, которой ни разу не видел мужчина, но которая доставалась зверю. И в который раз ревность и неприязнь кольнули его изнутри.

Похоже, волка одолевали не менее мрачные эмоции: недружелюбно зыркнув в сторону мужчины, прислужник едва слышно издал рык и нехотя покинул спальню. Наверняка далеко не уйдёт, подумалось Револьду, этот волчара ни за что не удалится от госпожи. Впрочем, как и Волкодлак, который всегда оказывался рядом, когда в нём остро нуждался господин. Но волчьего пса в Голубую комнату союзник не брал – таков уговор с любовницей. Да и ни к чему сталкиваться в одном помещении двум громадным псинам, по какой-то причине оба прислужника не терпели близости друг друга и норовили тут же вступить в бой, как оказывались рядом.

Зиновия отложила книгу на прикроватный столик и рукой легонько похлопала по покрывалу подле себя, приглашая любовника.

Он забрался на кровать и лёг на бок, подперев голову рукой – обычно в такой позе Револьд вёл беседы в постели Зиновии, если они не были заняты более интересным занятием. Ему нравилось находиться в ленивой позиции хищника: лёжа на боку, он сколь и как угодно мог любоваться куртизанкой, а свободной рукой касаться её.

Его чуткое обоняние уловило цветочный аромат духов прелестницы: мягкий, без резкости союз фиалки и гиацинта – любимых цветов Зиновии. И вновь непроизвольное сравнение подняло в памяти восточную смесь корицы и миндаля, неотъемлемый шлейф бывшей. Но несколько глубоких вдохов и свежесть скромных цветов изгнала из его сознания лишнее воспоминание.

Взирая на мужчину сверху вниз, девушка в который раз находила его образ притягательным: тёмные брюки, казалось, удлиняли и без того длинные ноги; чёрная с высоким воротом-стойкой рубашка усиливала бледность кожи, подчёркивая голубовато-фиолетовые венки на длинной шее; угольно-чёрные волосы длинными прядями спускались чуть ниже широких, но тонких плеч. Особенно её привлекал взгляд чистого серого оттенка, в полумраке мерцавший серебром. По какой-то неясной причине лишь она не подпадала под власть гипнотического взгляда вурдалака, смело и открыто, устремляя в ответ свой. В тени он мог сойти за юношу, если бы не глубокие складки морщин на лбу и напряжённые сеточки, менее приметные в уголках глаз. Хотя возраст ему, несомненно, шёл только в плюс. Есть категория мужчин, да и женщин, что старея, хорошеют. Жаль только, что Зиновия не могла полюбить этого, лежащего подле неё мужчину. Её сердце не билось чаще прежде, не учащалось и теперь, когда Астрогор оказывался близко, когда она делила с ним ночами постель. Даже на пике удовольствия – а по части постели он всегда оказывался на высоте – она, испытывая сногсшибательную негу, ни на секунду не утрачивала контроль над эмоциями и разумом. В конце концов, она та, кто есть.

Он не торопился заговаривать первым, прежде поднял свободную руку и, вытянув её, мягко положил на бедро подруги.

– Итак? – подначил его её голос.

Его взгляд, задумчиво устремлённый туда, где покоилась ладонь, встрепенулся и, нехотя перекатился на её лицо. Ладонь едва приподнялась и тихо заскользила по шелковистой серебристо-голубой ткани, такой тонкой, что казалось, её и вовсе нет: тёплая кожа под кончиками его пальцев ощущалась почти что обнажённой. От этого восприятия его сердцебиение ускорилось.

– Мне нужен совет.

Его губы, тонкие, бледные, с едва уловимым налётом розового, изогнулись в слабой улыбке. Это выражение она хорошо выучила: дорогая, мне якобы нужен совет, но не спеши меня вразумлять, я сам себе советчик. Револьд частенько проворачивал этот метод – приходил, притворялся нуждающимся в советах, но на деле уже имел ответы на них. Иной раз Зиновии казалось, что он так тестирует её эрудицию, а возможно, просто тешится. Кто ж его разберёт? Даже находясь ближе всех к нему, она знала лишь часть его самого, то – что он готов был показать. А в тени его хранилища оставалось, ой, как много, чего сокрытого!

Ладонь лениво поползла вверх, взгляд серых глаз потемнел до маренго.

– Что бы ты использовала для нажима на всеслуха?

Слова произнеслись отстраненно, даже несколько буднично, но девушка уловила затаённое напряжение, вшитое тайным стежком меж слов. Ответ она знала давно, впрочем, как давно его дала.

– У тебя есть нажим. Повтори то, что проделал в Дханпуре, только настойчивее, жёстче. Мальчишка в твоей власти больше, чем думает.

Его поза так и оставалась неизменно расслабленной, в то время как ладонь, достигнув холмика груди, алчно обхватила его длинными тонкими пальцами и принялась массировать. Теперь желание отразилось и в глазах куртизанки – они налились океанской синью, казалось, будто зрачки растворились в их глубине. Её руки скользнули под ворот рубашки и принялись неторопливо расстегивать пуговицу за пуговицей. Не спешить – вот, что она внушала себе, сдерживая страстный порыв. Не терять контроль – её основной приоритет.

Астрогор не помогал и не мешал ей освобождать себя от одежды. Два удовлетворения наполняли его одновременно: то, что их соображения сошлись, а значит, он идёт в верном направлении, и предвкушение скорой близости.

– Действовать через мальчишку, – скорее утвердительно, нежели вопросом изрёк он приглушённо, когда блондинка прильнула к его обнажённому торсу.

Позже, когда он оделся и вышел из Голубой комнаты, Зиновия натягивая на себя платье и расчёсывая волосы, обратилась к прислужнику, зная, что тот сразу же вернётся к ней, как только она останется одна.

– Всё слышал?

– Даже то, чего не хотел, – проворчал Мельхом, явно не одобрявший любовную связь госпожи с вурдалаком, но терпевший её в силу причин.

– Это хорошо, что он повторит опыт с новичком. А самое главное, это его идея, а не моя.

– И как обычно, это входит в твой план, госпожа, – с примесью злорадства поддержал союзницу волк.

– Всё входит в мой план, Мельхом. И Нил Хотин – идеальная пешка, что б поставить мат королям.

Она вытащила из ящичка столика украшение для волос: чудный гребень, выполненный из белого перламутра морской раковины, инкрустированный жемчугом и серебром. Девушка любовно погладила пальцами поверхность гребня – верхушка имела форму волчьей головы. Глаза волка переливались радужным опалом, а клыки мерно поблёскивали мелким вытянутым жемчугом. Серебро облицовывало волчью голову гребня, вонзавшегося в волосы двумя зубцами-клыками.

– Принеси мне ноутбук, Мельхом, – попросила она тихим, ровным голосом, собрав на голове волосы в простейшую причёску и вдев вместо заколки гребень.

Белый волк осторожно, насколько позволяла его животная природа, ухватил зубами закрытый ноутбук и аккуратно поднёс, возложив на край постели. Протянутая рука тут же отблагодарила его за внимательность и щепетильность к компьютеру, ласково пройдясь по переносице и меж растопыренных ушей.