Читать книгу: «Наш папа прокурор», страница 2

Глава 4. Да или нет?

Паркуюсь возле клиники. Нос к носу с мерсом Ромки. Он не по правилам. Я тоже. Еще и против движения.

Замечает меня. Смотрит в упор.

Год назад мы бы выскочили и обнялись. Теперь душим друг друга взглядами.

Признаю. Погорячился тогда. Перегнул, передавил, пережал. От мысли о них свихнулся немного. Опустился до того, что угрожал. Пусть и не сделал бы этого никогда, но дружба надломилась.

Он хоть и старше, но я первым покидаю свой автомобиль. Жду от него того же. Он игнорирует, даже не кивает. Оборачивается в сторону. Я за ним. Нам навстречу – Саша.

Когда-то моя Саша. Притормаживает, когда видит нас. Несет свой огромный живот. Понятно становится, что это ее ждет Рома. Саша мечется взглядом между нами. Понимает ли, что из-за нее мы сейчас, как на дуэли? А она достойна этой дуэли.

Я делаю шаг в ее сторону. Как-то само получается, хочу помочь.

Но Саша намеренно обходит Ромину машину сзади и занимает пассажирское сидение.

Как бы не игнорировали меня, мы трое уже связаны, ничего не изменить. Рома еще раз смотрит в глаза, ловит взгляд и, резко газанув, уезжает.

Я просчитался. Не знал, поэтому не ожидал, что они сойдутся так быстро на фоне суда. А теперь дети… лезть в чужую жизнь уже не вариант.

Ставлю машину на сигнализацию и иду к Валере.

– Юра, привет, – встречает, обнимает, хлопает по плечу. Как будто даже рад видеть. Не знаю, захотелось увидеть всех. Но с каждым своя история, поэтому пока так. Наедине. – Хорошо выглядишь.

– Спасибо, а ты уставшим.

Усмехается в ответ. Занимает свое кресло за огромным столом.

– Клиника отбирает много сил. Но и вдохновляет.

– Я видел там в фойе питона в террариуме, это твоя Артемида, что ли? Выселили ее?

– Ну, можно сказать и так.

– Рад за тебя, смотрю посетителей много, дела идут хорошо?

– Да, не жалуюсь. Ты, кстати, давно не был у меня. Сейчас я выпишу тебе направление. Заедь перед работой, сдай анализы.

– Да нормально все.

– Это займет двадцать минут утром, основные, я гляну. Если ничего такого, то и трогать тебя не буду.

Мне даже хочется, чтоб трогал, чтобы снова были точки общения.

– Как Ева?

– Пришла в себя, хотя кошмары иногда снятся. Такое не сразу забывается.

Передавать ей привет, думаю, не уместно. Уверен, она не все рассказывает Валу, ну, или он часть опускает, но я тоже часть ее кошмаров.

– Что еще у вас нового? – разговор натянут, я боюсь спросить лишнее, он боится ответить лишнее.

– Планов куча, направлений интересных тоже много, не скучаю.

Я хочу узнать что-то о Саше, у Егора вчера неудобно было при Вике.

– Я смотрю все, прям, решили расшириться семейством. Ты тоже?

– Ты про кого?

– Про Онежу и Сашу.

– А…м да, молодцы девчонки. Мы пока нет, надо с клиникой немного разобраться.

– Онежа с Сашей у тебя наблюдаются?

– Да, у меня хороший врач работает. Да и я сам консультирую их, когда не соблюдают режим.

– Егора не узнать, довольный такой.

– Он да, устроил нам праздник, когда узнал.

– Рому мельком видел, он что-то не особо радовался. У Саши все в порядке? – Спрашиваю заодно.

– Да, относительно. Но все под контролем.

Еще и проблемы какие-то. Зачем узнавать тонкости, если я все равно в этом не разбираюсь. Но неприятно, что это может быть из-за меня. Конечно, она переживала за папу. Если бы я только знал, наверное, не затевал бы всего этого. Если бы…

– Ты как, расскажи? Не собрался жениться? Вы с Ромкой одни остались.

То есть одни? А Саша?

– А они с Сашей нет?

Валера смотрит на меня. Как будто что-то пропустил. Но это я уезжал.

– А что, они собирались разве? Я не слышал. Ты ее встретил? Она только ушла.

То есть «разве»? Ничего не понимаю.

– Встретил, Рома забирал ее.

– Ну, не знаю тогда, первый раз это слышу.

– Но это же его ребенок? – слежу за Валерой и его реакцией.

– Его, это Ромкины?

– Да. Или нет?

– Да я… как-то не спрашивал, не мое дело.

То есть ребенок может быть не только его.

– Ладно, пусть сами разбираются.

Между нами повисает какая-то пауза… сочится недоговоренность, но обоим надо время, чтобы вернуть то, что ушло.

Прощаюсь с Валерой, еду к родителям.

– Сынок, – мама обнимает, – как ты изменился.

– Мам, полгода прошло, как я изменился? – Разуваюсь, прохожу на кухню.

– А вот. Морщинки появились возле глаз. Взгляд грустный.

– Главное, что я нашел возможность вернуться.

– Ты же говорил, это командировка?

– Не хотел вас волновать, мам. Это был перевод.

– А теперь что будет?

– Мой знакомый из прокуратуры помог вернуться. Я перешел в другое отделение старшим прокурором.

– Тебя понизили?

– Я хотел вернуться, поэтому согласился на любое место. Расскажи лучше, как вы, что у папы?

– Папа собирается на пенсию.

– Да ладно. – Не верю что-то.

– Почти не оперирует, только консультирует сложные случаи. Ушел в науку. А там, говорит, скучно. Знаешь, что недавно мне заявил. Пока Озерова не уволят, он тоже не уйдет.

– Как мальчишки.

Папа Егора давно с моим работают в одном медицинском центре.

– Точно, старики-разбойники.

– Рад за него. – Правда, приятно слышать, что он занимается тем, что ему нравится. – Жаль, не встретились.

– Он может и до семи задержаться на работе, сегодня вообще в командировке.

– Я сам к нему заеду завтра в обед, мне недалеко теперь.

Я никогда особо не интересовался работой отца, его жизнью, но с возвращением захотелось встретиться. Поинтересоваться, чем живет.

– Съезди, он так любит показывать, где работает. Приборы свои и новинки. Ты и не был у него никогда. – Киваю ей. – Юра, ты так все один?

– Мам…

– Что «мам»? Вон у Озеровых уже внучка, Онежа второго ждет.

– Хочешь Онежу к нам переманить? – усмехается.

– Хочу, чтобы ты одним не остался.

С этим проблемы. Ничего и никого не хочется. Точнее никого и ничего нового не хочется. А прежнее вернуть… слишком маленькая вероятность.

* * *

– Вика, просыпайся, – прохожу мимо комнаты девушки, которую ей отдал. – Пора.

– Я уже не сплю. – Появляется в пижаме через десять секунд.

– Кофе будешь?

– Да, Юрий Александрович.

Расходимся. Она в душ, я на кухню. Потом я в душ, она – одеваться.

Встречаемся через пятнадцать минут на кухне, одетые и готовые к работе. Она безупречна. Юбка до колена, строгая рубашка, волосы в высокий хвост. Ноль ноль семь отдыхает.

Сегодня у нас первый рабочий день. Переглядываемся с ней, усмехаемся. Идеальный напарник.

Через двадцать минут торможу в квартале от прокуратуры.

– Все помнишь?

– Да, Юрий Александрович.

– Повтори.

– Антонов Павел Юрьевич – босс. Не вестись на лесть и взаимопомощь. Воткнет нож.

– Елена, его секретарь. Дурында. По пятницам сдает документы в архив. С ней надо подружиться, устроить диверсию, попасть в архив, стырить доки.

– Вика, не стырить, а сфотографировать.

– Будет сделано шеф. Сфоткать, так сфоткать. Юрий Александрович, я только переживаю, что могут понять.

– Что понять?

– Ну, про нас. Я из Ростова, вы были в Ростове. Могут соотнести, они не дураки.

– Я теперь работаю в другом отделении, ты проходишь преддипломную практику. Я был в прокуратуре, ты в следственном комитете. Технически нас связывает только город.

– А если нас увидят вместе?

– Поэтому я тебя высажу не возле прокуратуры, а за квартал. Домой доберешься сама. Или возьми такси.

– Я обожаю метро. Может, по дороге пару карманников словлю.

Я закатываю глаза. Она может.

– Аккуратно. Удачного дня. И не забывай, что в первую очередь у тебя практика, а не шпионские игры.

– Юрий Александрович, а я могу в этом архиве и по своему вопросу проверить?

– Можешь. Но будь осторожна.

– Я сама осторожность.

Я поднимаю кулак и стучу о ее аккуратный кулачок. Подсмотрел у Егора и его дочери когда-то. Все-таки в детях что-то есть.

А меня ждет новое место работы. И в обед съездить к отцу.

Глава 5. Саша. Рожаю

Перинатальный центр, в котором я буду рожать, впечатляет и располагает к себе. Знакомлюсь с лечащим врачом Кристиной Сергеевной, которая будет делать плановое кесарево, заключаю договор на платную палату.

При упоминании денег, вспоминаю мать. Откуда только она узнала все?! Как только папу посадили, с такой радостью позвонила мне, щебетала, что есть еще справедливость. Потом на несколько месяцев пропала, теперь объявилась.

Прощаюсь с врачом. Иду по коридору, где на диванчиках сидят такие же беременные, как я. В определенный момент я чувствую единение с ними. Мы все сейчас в одном положении. Предвкушение и страх. Страшно от того, что не знаешь, как все будет, и приятно, что наконец живот сдуется и можно будет спать на нем.

Расписываюсь у администратора и складываю документы в папку.

– Рад был увидеться, пап, – за спиной слышу знакомый голос. Наваждение накрывает. Он как будто везде теперь. Куда бы я ни пошла. Усмехаюсь сама себе.

– Пока, Юра. – Но, когда слышу знакомое имя, оборачиваюсь. Домбровский жмет руку высокому мужчине в возрасте. Как всегда безупречно одет. В белоснежной рубашке, темных классических брюках, начищенных до блеска туфлях. Я слишком долго задерживаю взгляд на них, осознавая, что его отец работает тут. Потому что я отчетливо слышала «папа» и этот мужчина в медицинской форме.

Слишком долго. Домбровский как будто чувствует и оборачивается. Я, как застуканная на месте школьница, что подглядывает за понравившимся старшеклассником, прячу глаза и разворачиваюсь. Хватаю папку, прощаюсь с администратором и сбегаю.

Ну, как сбегаю. Передвигаюсь чуть быстрее улитки. На ходу открываю приложение, чтобы вызвать такси.

Спускаюсь по лестнице, ищу место, куда сбежать. Как будто он рванет за мной догонять. Поди девушку свою привез сюда.

– Саша, подожди, – в спину, иду, будто не слышу. Надеюсь, понятно, что видеть не хочу. – Саш, – мягко берет за локоть и обгоняет.

– Я спешу, – оборачиваюсь, ловлю взгляд. Он такой же. Открытый, честный, прямой.

Опускает глаза на мой телефон, я беременный тормоз, не успеваю заблокировать экран.

– Отмени такси, я тебя подвезу.

– Как-нибудь сама.

– Не надо как-нибудь, мне не сложно. Поговорим заодно. – Кладет руку мне на поясницу и подталкивает к машине.

А еще я не просто беременный тормоз, я как зомби. Почувствовала его рядом, одно касание, несколько вдохов его запаха, мягкий, расслабляющий голос и я поплыла. Просто не хватало этого всю беременность. Я не могу сопротивляться. Гормоны.

Открывает дверь, берет за руку. Теплые, уверенные пальцы сжимают ладонь, помогают сесть. Все рецепторы триггерят. Подкидывают воспоминания, забытые ощущения, чтобы поярче разжечь. Подает ремень безопасности, захлопывает аккуратно негромко дверь.

Я пытаюсь пристегнуться, но не дотягиваюсь из-за живота. Поэтому просто держу его в руке.

– Давай, помогу, – опускается на водительское сидение, помогает мне. Молча проверяет, не жмет ли мне что-то. – Тебя домой подвезти?

– Да.

Домбровский трогается. И в машине этой, как целовались помню, и как ездили на выходные, и как фактически прощались. Как все изменилось.

– Поздравляю с беременностью.

Себя поздравь заодно.

– Спасибо, тебя тоже можно поздравить?

Отвлекается на доли секунды от дороги. На меня, на живот.

– В смысле?

– Ты в перинатальном центре не на экскурсии же был?

Усмехается. Что-то там себе думает.

– Там мой отец работает, я заехал встретиться.

– Ты не очень-то отзывался о своем отце.

Поэтому я не верю, что он зашел просто так. И зачем только я напоминаю о том, что помню все, что он мне рассказывал.

– Может быть, нам нужен второй шанс.

Я не отвечаю. Развивать эту тему не хочу. Намеков никаких понимать тоже не хочу.

– Кто счастливый папа? – Кивает на мой живот. Мало, что я не хочу, у прокурора допрос.

– Домбровский, – нахожу повод развернуться к нему, Юра напрягается, когда слышит свою фамилию, а я понимаю насколько это сейчас странно прозвучало и тут же поправляю себя: – давай ты не будешь лезть в мою жизнь, а я в твою.

– Можешь лезть в мою, – пожимает плечами.

– Как мне это понимать?

– Если тебе нужна помощь, обращайся.

– К тебе? – Тормозим на красный. Я рассматриваю рекламу, чтобы не думать о его словах. Обращайся ко мне. Я знаю самый короткий путь в тюрьму.

Взгляд цепляется за билборд с белорусскими молочными товарами. Надо будет заглянуть.

– Ко мне.

– Если я тебе что-то расскажу, – оборачиваюсь к прокурору, – то есть вероятность, что ты заведешь на меня уголовное дело и отправишь в тюрьму.

Выдыхает. Серьезнеет. Общее прошлое никто не отменял.

– Так что случилось? Рассказывай.

Я мнусь. С одной стороны рискованно, с другой не хочу зависеть от него, с третьей, он, правда, может помочь.

– У тебя есть знакомый в налоговой, с кем можно проконсультироваться?

– Есть, – отъезжаем от светофора, сливаемся с потоком машин. Юра ведет быстро, уверенно чувствует себя на дороге в своей бронированной ауди.

– Отец оставил мне кое-какие деньги, но я не платила с них налоги. Сейчас… – хочу рассказать все, но опускаю про маму, – сейчас один человек, хочет, чтобы я отдала часть, иначе обратится в налоговую с просьбой проверить меня. Я хотела узнать, насколько она серьезно говорит и что мне за это может быть.

– Насколько я знаю, любые подарки от членов семьи или близких родственников не облагаются налогом. Другое дело, как твой отец это оформил. Давай, я уточню, потом тебе точно скажу.

– Хорошо.

– Если можешь, побыстрее.

– Тебе поставили сроки? – Киваю. – Кто? – Моя чокнутая мамаша. – Саша, кто? Я могу тебе помочь, но мне надо знать все.

– Моя мама.

Снова тормозим на красный.

– Мама?

Ну мама она уже условно после этого.

По тротуару идет мальчишка. Открывает бутылку молока и прямо на ходу так вкусно пьет. Я вспоминаю, как в детстве любила молоко с батоном и вареньем. Капец как вкусно было. Где-то в груди начинает тянуть. Хочу. Дома из этого только черствый батон. В магазин тянуться потом.

Мы только трогаемся, я вжимаюсь в кресло.

– Домбровский, притормози возле магазина.

– Что-то случилось? Плохо?

Сбавляет скорость, крутит голову то на меня, то на дорогу. Ищет место, где припарковаться.

Мной и моими желаниями уже точно управляет не мозг, иначе бы я даже не садилась в машину к Домбровскому.

– Высади меня, пожалуйста, возле магазина.

– Если тебе что-то надо, давай я схожу. – Паркуется.

Чувство обиды науськивает идти гордо самой, здравый смысл – отправить прокурора.

– Только побыстрее.

– Говори, что надо купить. – Глушит машину, забирает с панели свой телефон.

– Молоко, свежий батон без всяких добавок, обычный, мягкий свежий батон и клубничное варенье.

– Все?

– Пять минут.

Сань, вот нельзя было до дома потерпеть?

Можно. А потом тащись в магазин, оттуда с тяжелой сумкой домой. С него не убудет. Невольно осматриваю машину. Тут ничего не изменилось. Все такая же строгая, как сама светлость гособвинитель. Ничего нет. А искала признаки женщины тут. Нет ничего, ну или только с химчистки. Пока жду его, разминаю плечи, растираю поясницу. Чего так долго?!

Пахнет так вкусно им. Одна часть меня приняла тот факт, что папу подставили настолько, что ничего нельзя было сделать, вторая – все еще обижена, что это произошло.

Наконец Домбровский появляется из магазина. Я еще никогда его так не ждала.

Свои документы убираю на заднее сидение, чтобы не мешали, а Юре машу, чтобы пакет нес прямо мне в ручки.

Вытираю руки влажной салфеткой, раскрываю пакет и отламываю горбушку свежего пушистого батона. Втягиваю аромат свежей выпечки. Еще тепленький, но при этом брутален, идеален и безупречен. Батон, конечно.

Откусываю и жую. Капец, как вкусно.

От удовольствия закрываю глаза, слышу только, как водительская дверь открывается, Юра садится на свое место. В салон врывается шум с улицы, а потом снова все замолкает, когда прокурор закрывает дверь. Я достаю небольшую стеклянную банку с винтовой крышкой. Это конечно не домашнее варенье, какой то конфитюр, но сейчас я готова и на это. Ему повезло, он даже не представляет как. Потому что, если бы это была закатанная банка, то крышку он бы грыз, как бобр.

Ставлю банку на живот, как на стол и сжимаю, чтобы открутить. Хочу показать, что я и одна отлично справляюсь. Но руки потеют, скользят.

– Давай помогу, – вроде спрашивает, а вроде и не ждет ответа.

С легкостью отвинчивает крышку, в машине раздается характерный хлопок от выхода воздуха. Юра протягивает мне банку, и я ныряю кусочком батона в варенье.

Это так вкусно, что я улетаю. Закрываю глаза и еще раз откусываю. Вкус как у домашнего варенья, отличается только по консистенции, но теперь это мой фаворит. Вкусовые сосочки ликуют. Теплый батон с клубничным вареньем. Да… я же еще молока хотела.

Когда раскрываю глаза, Юра расслабленно смотрит на меня, улыбается. Мы никуда не спешим. Я так точно. В глазах как будто… Я отвожу взгляд. Ни о каких «как будто» я думать не хочу. Нашел другую, так нечего скакать.

Залажу рукой в пакет, чтобы достать бутылку молока, а достаю за уголок пакет. Синий, блин, с коровками пакет.

– Домбровский, ты издеваешься? – протягиваю ему. Как можно было испортить такой кайф.

– Что не так?

– Ты зачем молоко в пакете купил? – Премия «фиаско года» была бы его, если б участвовал.

– Оно натуральное зато, его можно даже детям от года до трех лет.

– Скажи честно, тебе понравился слоган «от года до трех». – Не язвить не получается.

– Саш… – поджимает губы, сдерживая улыбку, а мне вот нисколько не смешно.

– Домбровский, я хочу сейчас молока. Мне что, его из пакета прямо? Нельзя было взять нормальное, в бутылке? А не это непонятно что.

Другими словами, приговор тебе Домбровский, ты – идиот.

– Давай свой пакет, – смеется с меня и выходит из машины.

– Без молока не возвращайся, – в спину ему.

Прикрывает дверь и открывает багажник. Я оборачиваюсь, но ничего не вижу. Обмакиваю батон в варенье и откусываю. Смотрю в зеркала, в одном из них вижу, как Юра выливает воду из пластиковой бутылки на газон, снова пропадает из зоны видимости, захлопывает багажник и возвращается через минуту с бутылкой от минералки, в которой молоко.

– Держи. – Протягивает.

Забираю и делаю жадный глоток. Прохладный напиток с натуральным молочным вкусом… Я кайфую… Какое-то волшебное сочетание батона, клубничного варенья и молока. Именно в этот момент ловлю дзен.

Мой ты хороший. Тебе плюс тысячу в карму.

Юра тоже молчит. Проверяет наручные часы. Его или ждут, или он опаздывает.

Облизывает губы. Шумно сглатывает, но терпеливо ждет.

Беременность вместе с мозгами забрала и вежливость.

– Хочешь? – протягиваю ему обгрызенный батон. Вкусный, но уже не такой презентабельный.

– Нет, спасибо. Ты ешь, сколько надо. – Киваю, но уже заканчиваю. Первый кайф прошел, дальше, если не остановиться, будет передоз. – Мы можем ехать?

– Да, – киваю и убираю продукты в пакет. Тоже на заднее сиденье. Мы отъезжаем от магазина. Мои кумушки довольны. Затихли, хотят послушать папин голос. Я читала, что дети уже на двадцать четвертой неделе различают голоса мамы и папы. Мамин так уже слышали, с папиным еще не знакомы.

Я подкладываю руку под поясницу. Растираю.

– Что такое? – Домбровский снова на меня. То на дорогу, то на меня. Слишком реагирует на каждое мое движение.

– Что-что… Рожаю.

Глава 6. Саша. Можно потрогать?

– Рожаю, – отвечаю серьезно. Черный юмор так и сочится.

– Как? В смысле уже рожаешь? – Машина чуть дергается в сторону. Я хватаюсь за дверь. Автомобиль благополучно возвращается на полосу. – Сейчас?

– Шутка. – Все таки пошатнуть психическое равновесие прокурора можно. Не сухарь. Откидываю затылок на подголовник, прикрываю глаза и растираю поясницу. – Машина у тебя неудобная. Спина затекла.

Губы сами растягиваются в улыбке, когда слышу облегченный выдох. Да, плохая шутка. Зато от души.

– Сидение можно разложить или подвинуть, – отвечает серьезно, от него это звучит даже немного с намеком заботы.

– Доеду, уже недалеко.

Я хоть и с закрытыми глазами, но ощущаю, как он постоянно поворачивается ко мне, проверяет. Снаружи не пробить, а внутри такой впечатлительный.

– Точно домой отвезти или в больницу, может?

Зря шутила. Уже надоел.

– Домой.

Булочки мои в животе оживают. Допинг хлебно-молочный получили и кто-то из них решил заняться гимнастикой. Открываю глаза.

– Саш, я хотел поговорить…

– Тшшш, – кладу руку на живот, чтобы успокоить прокурят, которые попросыпались. Что ты… папа их на машине катает. Невольно представляю, как они уже взрослые, угнали бы его машину и поехали кататься. И я бы с ними.

– Что теперь? – Снова то на меня косится, то на живот. – Прошло? Или началось? Болит что-то? Не понимаю твоей улыбки. – Если бы понял, то тут бы тебя и откачивали. – Саш, чего ты улыбаешься, можешь что-нибудь сказать?

– Ничего не болит, просто шевелится.

Сжимает руль и оборачивается подозрительно на мой живот.

– Ты прям чувствуешь, как в тебе шевелится?

Хмурится, как будто не детей вынашиваю, а оборотней.

– Ага. Как змеи там ползают, то печеночку пощекочут, то на мочевой надавят, то позвоночник погрызут.

Мы подъезжаем к моему району, притормаживаем на перекрестке и ждем зеленого.

Юра ловит момент, поворачивается, смотрит на живот. Там, через тонкую ткань платья видно шевеление.

– Можно потрогать?

Ну нет… Домбровский… Во мне четыре сердечка и каждое наперебой ускоряется. Ты потом уедешь к этой девушке, я думать буду, не спать. Зачем опять в прошлое? Подвез и подвез.

– Зеленый, поехали, – киваю на дорогу.

Поджимает губы, кивает и, будто понимает мысли, соглашается.

Юра снова смотрит на часы на руке, ускоряется. Судя по тому, что до нового часа десять минут, он опаздывает куда-то. Я не просила меня подвозить, сам захотел.

Юра о чем-то хотел поговорить, а я его сбила с мысли. Ну, раз не переспросил, значит, так хотел и настолько это важно.

Паркуемся возле моего дома.

– Батон и молоко забирай.

– Не буду, мне нельзя, лишний вес.

– Ты же ела только что, – усмехается, отстегивается и разворачивается.

– Чуть-чуть можно, но если заберу, то точно все съем. Доешь сам или накорми кого-нибудь.

Закатывает глаза и выходит из машины. Пока обходит капот, я пытаюсь отстегнуть ремень безопасности. Но так неудобно с большим неповоротливым животом это делать. Еще что-то заедает, как специально. Быстро не получается.

Юра открывает дверь, я как барыня сижу в карете. Выходить словно и не собираюсь.

– Там что-то заело, – тут же оправдываюсь.

– Подожди, я сам посмотрю. – Юра ныряет головой в салон автомобиля. Так близко возле меня, что голова начинает кружиться. Я замираю.

Аромат такой знакомый и родной щекочет в носу. Аккуратно небритая щека. Я помню все, от этого еще больнее. Вроде не чужой, а вроде уже не свой.

Задерживаю дыхание, иначе выдам волнение частыми вдохами. Хочу его ненавидеть еще сильнее, а когда вот так рядом наоборот хочу прижаться.

Половина меня понимает, что никто, вероятно, и не смог бы помочь папе, но кто-то должен быть виноват. Домбровский первый, кто попался тогда.

Юра щелкает замком.

– Все.

Я не могу больше задерживать дыхание, делаю глубокий вдох и в носу мгновенно начинается заварушка. Я хоть и прикрываю рот, но громко чихаю Домбровскому в ухо. Ударяюсь лбом о его плечо.

– Аккуратно, – сразу хватается за мой живот, чтобы он, наверное, не взорвался от чиха.

Я не успеваю ничего сказать. Не успеваю одернуть или убрать его руки. Одна из тыковок реагирует на папу. Толкается прямо ему в руку.

Домбровский приоткрывает губы, с выдохом улыбается.

– Шевелится, Саш. – Ловит взгляд. Я уже и не помню, когда он вот так широко и радостно вообще улыбался – Я чувствую, как в тебе кто-то шевелится. – И снова на живот. – Мальчик или девочка?

А что сказать? Три девочки и все от тебя. Так ты детей не хотел. Девочек тем более. Радуешься, потому что не твои и не тебе их растить и воспитывать. И у тебя девушка, Домбровский, нехорошо щупать других.

– Мне пора, – выдавливаю из себя и убираю его руки.

– Да, – откашливается, кожа на животе теряет с ним контакт, кто-то из малышек шевелится, стучится в стеночку. Призывает меня рассказать, но я не готова. Юра берет меня за руку, помогает встать и вылезти из машины.

Я не знаю, чувствует ли он это, но я крепче сжимаю его руку, опираясь. Если бы он сейчас просто меня обнял, я бы не оттолкнула даже. Так не хватает объятий, поцелуев, кого-то родного и уже знакомого рядом, что иногда сносит крышу и приходится обниматься с котом.

– Спасибо, – быстро киваю, отпускаю его руку. Хочу скорее сбежать отсюда.

– Тебя проводить?

– Не надо, я сама.

Захлопывает дверь.

– Я уточню про твой вопрос, перезвоню. – Киваю. – У тебя тот же номер? – Киваю. – Дрожь волнами пробирается под кожей. От частого дыхания голова начинает кружиться. Опять в наше прошлое окунает. А там и хорошо было, и больно.

– Пока, – все, что могу выдавить и ухожу. А Домбровский как будто уже и не опаздывает.

– Саш, – зовет по-родному в спину, я оборачиваюсь – если что-то еще надо, обращайся.

Домбровский сексуально опирается на открытую дверцу, улыбается мне. Боже, со спины, я наверное, как бегемотиха. Смешно ему.

– И что ты прям ночью привезешь селедку с апельсинами, если надо? – Его безупречность на фоне моей неуклюжести не к добру.

– Привезу, если больше некому.

Привезет он…

– А тебя отпустят?

Смотрим друг другу в глаза. Бровью ведет и не понимает.

– А кто мне запретит? – Пожимаю плечами и захожу в подъезд.

– А кто ему запретит?

Захожу в квартиру и дублирую последние слова прокурора Ахиллу. Быстро разуваюсь и иду к окну, проверяю уехал ли. Уехал. Романтика, когда ждал под окнами, чтобы помахать, прошла.

Мою руки, быстро переодеваюсь и ложусь на кровать. Устала.

Кот запрыгивает и ложится рядом.

– Хотела я ему ответить, Ахилл, но с прокурорами спорить бесполезно. – Шумно выдыхаю.

Ахилл не хочет, чтобы я раздражалась, ластится, трется об меня, успокаивает.

– Ахилл, ты чего? Соскучился?

Чешу ему шею и за ушком.

– Подвез меня сегодня до дома, как раньше. Сам предложил. Зачем, так и не поняла, но ничего не рассказывала. У него как будто другая девушка теперь. Но спросить напрямую я постеснялась. Не хотелось выглядеть неудачницей. Он не изменился.

Ахилл ложится рядом. Нюхает опять живот.

– Что думаешь?

– Мау.

– Мау, – повторяю за котом. – Надо Онеже позвонить и все узнать.

– Привет, неваляшка, как ты? – отзывается веселый голос подружки.

– Я скорее Валяшка, – смеюсь в ответ, – если ложусь, потом еле встаю.

– Так отдыхай.

– Онеж… я передумала. Расскажи мне, как вы пообедали с Юрой.

– Ого, так… Он вернулся, перевелся в другое отделение или как там называется его работа. На должность ниже, чем была.

Из-за меня, что ли?

– Почему он вообще уехал?

– Там что-то с работой связано, его перевели, я так поняла, что специально, поэтому уехал. Но тут освободилось место и он вернулся.

– А что там с работой?

– Он не рассказывал подробностей.

– А девушка та?

– Я не поняла. Она вроде приехала на преддипломную практику. Сказать, что они вместе я не могу. Юра платил за нее в ресторане, они вместе уехали, но никаких обниманий, взглядов, касаний не было.

– Он не очень-то показывает свои чувства на людях.

– Он может и нет, а вот она молодая же совсем, проявила бы. Не знаю, Саш, не было ничего или они хорошо скрываются. А что?

– Ничего… Просто показалось. Обо мне не спрашивал?

– Неа, – сочувственно.

Конечно, при ней зачем меня вспоминать.

– Хочешь ему рассказать?

– Не хочу, но чувствую, что когда-то придется. А мне, знаешь, чтобы кто-то потом доставал и ревновал не надо сейчас.

– Мне кажется между ними ничего нет.

– Сама подумай. Он привозит с собой студентку-практикантку для чего? Просто по доброте? Ну, он не такой. В смысле, он хороший, но вот так подпускать посторонних он не стал бы.

– А может, это его родственница? Племянница, например, много ты знаешь о его семье?

– Маму и папу только знаю.

– А у мамы и папы могут быть родственники?

– Мы не говорили об этом.

– Вооот, – отвечает мне. – Это Саша, – чуть тише кому-то.

– Передавай ей привет. – Слышу голос мужа подруги.

– Егор, ты знаешь, у Юры есть племянницы или родственницы молодые? Помнишь, ту девушку, Вику, мы думаем, кто она ему?

– Если вам так интересно, давай я позвоню и узнаю, что гадать? – Слышу, как они целуются. Радуюсь и завидую одновременно.

– Нет, – останавливаю Онежу, не хватало еще, чтобы думал, что я узнаю о нем. – Это не важно, я так просто спросила.

– Егор, ну, ты знаешь Юру сто лет, – спрашивает подруга у мужа, – как думаешь, он с той девушкой встречается?

– Я его с девушками практически никогда не видел, кроме как с Саней на нашей свадьбе.

Отключаю звук на телефоне и ложусь спать. Обнимаю свою подушку, как будто кого-то родного и засыпаю.

Просыпаюсь от того, что кот вылизывает мне живот шершавым языком, потому что там все проснулись.

– Ахилл, щекотно.

Убираю мохнатую голову.

– Ну, Ахилл, все нормально со мной.

В проживании одной есть плюсы. Можно проспать с котом пять часов и никто тебя не побеспокоит. Проверяю телефон. Звонил Домбровский. Час назад. Два раза.

Я бы ни за что ему не позвонила, если бы не ждала как раз этого звонка. Выдыхаю и набираю. Скрещиваю пальцы, чтобы он нашел хоть тут как решить проблему с мамой.

– Да, здравствуйте, – отвечает женский голос, я даже отношу телефон от уха, проверяю, туда ли я набрала. Юра. – Юрий Александрович сейчас занят, он вам перезвонит через несколько минут.

Это кто? Я не могу ничего ответить. Просто отключаюсь. Заклинивает в горле. Дерет нёбо от обиды. Я себе позволяла отвечать на его телефон только в одном случае, когда мы были вместе.

Мейн-кун Ахиллес. Кошачья философия

– А кто ему запретит? – Мамми заходит в квартиру, бросает сумку на мой комод, быстро разувается и идет на кухню. Выглядывает в окно и вздыхает.

Мур, мамми, ты о чем?

Саня идет в ванную, а я сажусь возле корма. Готов ее слушать и щелкать кошачий попкорн.

– Хотела я ему ответить, Ахилл, но с прокурорами спорить бесполезно.

Мамми, я не ослышался? С прокурорами?

Но Саша идет к себе в комнату. Я за ней.

Мяуки. Можно и без попкорна. Сашунечка моя любимая ложится на свою подушку для беременных, обнимает ее и закрывает глаза.

Запрыгиваю и осматриваюсь.

Мамми, мне показалось или ты сказала слово «прокурор»?

У нее на губах довольная улыбка, как будто одна запрещенки наелась в один рот, а мне не принесла. Я обнюхиваю ее. Лезу в лицо, принюхиваюсь и чувствую знакомый прокурорский запах.

– Ахилл, ты чего? Соскучился?

О, все кошачьи боги. Я по прокурору соскучился. Он вернулся? Почему не зашел?

– Подвез меня сегодня до дома, как раньше.

Я знал, я верил в него, мамми.

– Сам предложил. – Чешет за ухом, я подставляю еще и шею. Массаж так уже всего. Кайф-кайф. – Зачем, так и не поняла, но ничего не рассказывала. У него как будто другая девушка теперь.

Мамми, ты скажи, что у него будут котята, он всех бросит.

– Но спросить напрямую я постеснялась. Не хотелось выглядеть неудачницей. Он не изменился.