Читать книгу: «Деревенские сказки», страница 2

Омут

Недалеко от Василёвки был омут с чёрной стоячей и очень холодной водой. Мамки им ребят стращали:

– Вот будешь купаться без креста – водяной утащит.

– Полезешь в воду, когда не след – русалки защекочут.

– Брехня… – говорили ребята, но как-то неуверенно.

– Поди-ка, брехня! А Ваську Потапова кто утопил?

– Да он сам упал.

Хоть пугай, хоть не пугай, но коли жара такая стоит, то кто плохое про омут вспоминать станет? Ребята и девчонки любили там плавать. Кто рыбкой, кто собачкой, кто топориком. Яшка и Ванька наплавались и отдыхали на берегу, закапываясь в песок.

Олькина старшая сестра Оксана, белокожая и рыжеволосая, купалась в рубахе, стесняясь других. Тринадцатый годок ей пошёл, почти девка. Нырять она не умела, плавала осторожно, по-собачьи.

Вдруг Оксана замолотила руками, захлебнулась криком и ушла под воду, только пузыри пошли. Яшка, Ваня и Олька в тот же миг сорвались с места и бултыхнулись с обрыва. Наощупь пытались найти Оксану, потому что сколько ни таращи глаза в чёрной воде, не видно даже собственных пальцев. Остальные ребята бестолково носились по берегу и кричали. Колька Мелкий понял, что плохо дело и в деревню за взрослыми побежал.

Мокрые и дрожащие Яшка с Ванькой сидели на берегу, Олька плакала рядом с воющей матерью.

– А слышали, как гончаровскую молодуху водяной утащил? Без креста купалась, вертихвостка, – вспомнил лавочников сын Кирька.

Кто-то из ребят отвесил ему подзатыльник.

– Дурак! Будешь болтать, так и тебя утащит!

Мужики в лодке шарили в мутной воде баграми и забрасывали невод в указанном месте. Ребят погнали по домам, они неохотно побрели в деревню, только Оля осталась стоять с матерью.

– Мне жалко Оксю, – сказал Ванятка, вытирая глаза.

– И мне жалко, – отозвался Яшка. – Её водяной утащил, Окся теперь русалкой будет.

– Знамо дело. Все утопленницы русалками становятся. Ночами хороводы водят и волосы расчёсывают. А как надоест, так людей заманивают в воду и топят. Ваську Потапова утопили, помнишь?

– Васька напился вина на станции и сам в воду упал, – резонно заметил Яшка.

– Ага, сам! Тетка Дарья сказала, что утопили.

– Окся не будет заманивать, она добрая.

– Да, добрая, почти как Олька, – проговорил Ванятка.

В ту ночь в доме пастуха спал только меньшой Лёнька в зыбке. Пастух Влас зажёг лампадку перед образами и тяжело опустился на лавку. Его жена Васёна лежала на кровати без сил, уставившись немигающим взглядом в одну точку. Было так тихо, что слышно, как шуршали тараканы за печкой.

Вдруг послышалось какое-то царапанье в дверь. Никто не повернул головы и не поспешил открывать. Оля тихонько спустилась с печки, откинула дверной крючок.

На пороге стояла Оксана с белым бескровным лицом, с мокрых волос и рубахи капала вода. Олька взвизгнула и бросилась к отцу, ища защиты.

Безмолвная Оксана стояла в дверях без движения. Мать осторожно приблизилась к ней, коснулась лица, провела рукой по телу.

– Живая, живая…Царица небесная, заступница! Она живая! – зарыдала Васёна, падая на колени перед дочерью и обнимая её.

С печки торопливо спрыгнули дети, подбежал отец, зацепив ногой лавку. А Оксана стояла неподвижная и безучастная к восторгам родни…

Оксю доктор признал помешанной, а бабы говорили, что в девку вселилась нечисть. Она не разговаривала, сидела, где посадят, ела после указания, воду не пила – боялась. После её чудесного спасения обнаружилось, что пропал крестик на простой верёвочке, видимо смыло водой. Мать хотела надеть на Оксю новый, но едва поднесла крестик к голове, как Оксана зарычала и шарахнулась от матери, забилась в угол и так сидела до ночи, как зверь.

Было решено повести Оксю в церковь. Не успели дойти до церковной ограды, как помешанная повернула обратно.

– Ну что же ты, Окся, пойдём, не бойся, – потянула за руку мать.

Оксана мычала и выдёргивала руку, злобно смотрела из-под спутанных рыжих волос. Васёна тогда пошла и бросилась в ноги соседу Михаилу, выпросила лошадь с тарантасом, чтобы Оксю в монастырь везти. Михаил лошадь дал, да ещё и конюха своего.

У Ольки появилась новая забота – пасти коров, пока отца нет. Ванятка прибегал к ней на выгон, делился краюшкой хлеба или редкостного пирога с капустой и яйцами.

– Не вернулись ещё, – говорила она, – должно быть завтра…

Уплетая горячие лепёшки со сметаной и поглядывая в окно, Ванятка увидел, что сам пастух повёл стадо на выгон.

– Никак, приехали, – сказала мать. – Слава тебе, Матерь Божья, заступница…

Ванятка наскоро допил чай, сунул потихоньку кусок сахару в карман и выскочил из дома. Ноги сами принесли его к знакомому ветхому дому. Приладив пальцы, он посвистел. На покосившееся крыльцо выбежала Олька.

– Приехали? А Окся где?

– Спит она. Худая-прехудая… Там бабы к мамке пришли… Заходи, можно.

В избе у пастуха кипел самовар, Олькина мамка угощала соседок чаем.

– Ой, бабоньки… Я такого в жизни не видела. Привязали к кровати мою голубку, а она воет и кричит по-звериному, кусает ремни. Меня отец Фёдор оставил, Власу велел выйти. Стал читать над ней, и будто ветер налетел, вода стала по стенам бежать. А он читает и читает…

–Ах, Господи, прости нас, грешных! – крестились соседки.

– Потом говорит: как имя твоё? А Окся молчала столько, а тут стала сквернословить и богохульствовать, биться так, что кровать ходуном. А отец Фёдор не отстаёт. Пошёл вон, грит, оставь эту отроковицу. А потом Окся задыхаться стала, вода чёрная изо рта пошла… И облако чёрное вылетело, будто из комаров и мошек.

– Ужасти-то какие! Как она сейчас?

– В себя пришла, слава тебе! Слабая только. И не помнит ничего…

Дурная слава об этом омуте быстро разошлась. Купаться там перестали, а если кто мимо проходил, то шаг ускорял, будто пятки горели.

Санька Нытик

Жила в деревне за Волгой семья: отец с матерью и двое сыновей-погодков. Старший сын Мишка, крепкий, как грибок – отцов любимец, а младший всё при матери, заласканный, да зацелованный. Санька Нытик по прозвищу.

Станут ребята в "куру" играть или чехарду, так Санька Нытик всю игру испортит, да матери нажалуется, будто обижают его. Отцу досадно, а матери жаль своё дитя, утешит, слёзы подолом вытрет и пряник сунет.

Время шло, а Санька Нытик таким же нытиком и остался, не парень, а недоразумение одно. Злым и завистливым сделался, всё подмечал: кто ест сытнее, кто пьёт слаще.

Женился Санька, взял в жёны девку сварливую да склочную. Кошка с собакой и то дружнее жили, чем Санька Нытик со своей Анной.

Придёт Санька к матери, начнёт жаловаться на Анку. И кричит она, и дерётся она, и за хозяйством плохо следит. А у Мишки жена Иришка и добрая, и миловидная, и деньги-то водятся. А у Анки, как в бочку бездонную утекают.

Мать поохает, пожалеет кровиночку, да денежку сунет. На, мол, Санечка, купи себе пряничка.

Старший Михаил скопил со временем деньжат, купил коня и кобылу на племя, стал лошадей разводить. Дом добротный построил. Уважение заслужил, все по имени-отчеству его кличут: Михайло Иваныч. А Саньку всё Нытиком называют.

Темнее тучи Санька ходит, косится на брата, копит злобу. А в глаза улыбается, по плечу похлопывает.

И решил не хуже зажить любой ценой. Всю голову сломал, пока думал. Как стемнело, пошёл Нытик к ведьмаку. Дурная слава о том ведьмаке шла, обходили его деревенские десятой дорогой.

–Чего припёрся? – поприветствовал Нытика ведьмак.

–Я это… хочу быть на месте брата! Чтоб и дом, и деньги, и конюшня моими были, – выпалил Санька.

– Ишь ты! А брата куда?

– Ну… конюхом при конюшне будет, хорошие работники завсегда нужны. А жена его у меня в прислугах ходить будет. Кофий мне подавать.

Расхохотался ведьмак, как филин заухал:

– Ладно. Хы-хы… Два червонца, деньги вперёд… Слушай сюда. Пойдёшь к Михаилу в дом незаметно и сделаешь как скажу…

На другой день едва дождался Нытик, когда брат с женой из дома уехали, пробрался тихо мимо конюха и юркнул в дверь. Огляделся: нет никого. Схватил щепоть соли из солонки, отломил кусочек хлеба от каравая. Стал рыться в одежде, выбирая рубаху. И вдруг замер, услышав голосок:

– Дядя Саша, ты чего ищешь?

Глянул на печь, а там дочь Михаила сидит, играет со своей городской куклой.

Чуть в штаны на надел Нытик от страха. Стал лепетать, что в голову пришло:

– Варенька… я рубаху порвал, у тятьки возьму, а потом верну. Не говори никому, эге?

– Ладно, не скажу, – пообещала Варя. – Дядя Саша, да ты бы у тяти спросил, он тебе сам рубаху даст.

– Я знаю, тятька твой добрый.

Перевёл дух Санька и поспешно ушёл со своей добычей.

И начались с той поры неприятности у Михаила. Цыгане свели со двора племенного жеребца Лютика. Средь бела дня волки загрызли любимую кобылу Лиску… И самое страшное: захворала дочь Варенька. Стала грустной, сонливой, ручки-ножки прозрачные; перестала играть со своей любимой куклой. Худеет и тает на глазах.

Доктор приезжал, руками развёл. Неизвестная болезнь, говорит, в Питер везти надо к профессору.

Надо так надо, чего не сделаешь ради дочки единственной. Стали собираться в дорогу, Иришка свои и Варины вещи укладывает, чтобы в Питерскую больницу ехать.

Варенька наблюдала, как мать рубашонки и платья перебирает, и вдруг вспомнила:

– А дядя Саша рубашку тятину вернул? Синюю такую с вышивкой.

– Он брал рубашку? Вот эту? – удивилась Ирина.

– Да, эту. Значит, вернул, как обещал. И хлебца кусочек отщипнул, он наверно кушать хотел…

– Расскажи всё подробно, Варенька…

Варя рассказала.

– Ох, неспроста этот завистливый братец здесь рыскал, – нахмурилась Ирина.

– Мам, а мы поедем в Питер?

– Нет, Варенька, мы поедем в монастырь, как дядя Антип советовал.

Вышла Ирина во двор, переговорила с конюхом, велела запрягать тарантас, не мешкая.

А Санька Нытик сидит ждёт, когда на него богатство посыплется. Стал злиться, беспокоиться: лишней копейки нет, жена поедом ест, хоть домой не приходи. Что-то не так пошло.

Сунулся, было, к ведьмаку, да то его на порог не пустил.

Мается Нытик, плохо ему, тошно ему. Тянет его душонку поганую в дом к брату, а почему – понять не может. Едва ночь пережил.

Утром пришёл к Михаилу Санька Нытик, колотил в закрытые ворота, пока не выглянул на шум конюх Антип.

– Чего шумишь, уехали хозяева.

– Куда уехали?

– А я почём знаю? По своим хозяйским делам.

– Впусти меня!

– Не велено, – буркнул Антип.

– Это как – "не велено"? Не узнал, что ли? Я же брат Мишкин.

– А мне что? Хоть брат, хоть сват… Ирина Матвеевна сказала не пускать.

Санька Нытик и сам не знал, зачем пришёл, кружил вокруг дома до вечера. Совсем худо ему стало, трясётся весь, то в жар, то в холод его кидает. Едва до дома доплёлся и повалился на лавку.

В избу влетела разгневанная Анка.

– Где ходишь весь день? Корова заболела, еле привели сейчас с пастухом. Да вставай, разлёгся тут! Сдохнет корова, тогда сами околеем!

– Я вперёд коровы околею… Анка, мать позови…

Анка разразилась бранью, но мать позвала.

– Мама, куда Мишка уехал?

– Я не знаю. Да зачем он тебе? Тебе дохтур нужен.

– Скажи, как приедет, поговорить надо.

Дорога до монастыря не близкая. Трясётся с по пыльной дороге тарантас, устали путники. Прикорнула Варя на подушке, спит беспокойно, мать её по головушке поглаживает. А вот и монастырь показался, слава богу, приехали.

– Кто такие? – у них спрашивают.

– К отцу Фёдору болящую отроковицу привезли.

Открыли ворота, заехала повозка на широкий двор. Сам отец Фёдор навстречу спешит.

Посмотрел на Вареньку, благословил её и родителей. Велел послушнику отвести их в комнату.

Рассказала Ирина о болезни дочкиной, о неприятностях, как из худой бочки полившихся. Нахмурился отец Фёдор и промолвил:

– Опять люди греховными делами занимаются. Ибо в Писании сказано: «Когда ты войдешь в землю, которую дает тебе Господь Бог твой, тогда не научись делать мерзости, какие делали народы сии: не должен находиться у тебя приводящий сына своего или дочь свою чрез огонь, прорицатель, гадатель, ворожея, чародей, обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых; ибо мерзок пред Господом всякий, делающий это, и за сии-то мерзости Господь Бог твой изгоняет их от лица твоего». Будем зло прогонять святою молитвой, Бог даст – поправится отроковица.

– Отопри, Христом-богом прошу, – скулил под воротами Нытик.

– Шёл бы ты домой, Лексан Иваныч, надоел ты мне хуже горькой редьки, – сплюнул Антип, – а пускать не велено.

Не час и не два сидел Нытик, пока жена Анка не увела его. И как раз вовремя: показался на дороге хозяйский тарантас с лошадью.

– Никак хозяева едут, – проговорил Антип. Поспешил навстречу открыть ворота.

– С приездом, Михайло Иваныч и Ирина Матвеевна!

– Спасибо, Антип Николаевич. Как дома?

– Слава Богу. Как съездили? Давайте помогу Варю в дом… Спит?

– Да, спит. Хорошо съездили, расскажу после, устали, – ответила Ирина.

– Этот поганец так и ходил возле дома все дни. А рубаху я сжёг, не сумлевайтесь.

– Отец Фёдор поклон передаёт, на Покров ждёт к себе.

– Спасибо. Непременно… Слава Богу, что помог, отца Фёдора я давно знаю…

Саньку Нытика на станцию в больницу возили. Пролежал месяц, а потом поехал работать в город на завод, сосед Митька позвал. Работал и деньги жене слал, да дураку везде плохо. Связался с разбойника ми, которые супротив царя. Посадили в тюрьму Саньку, там и сгинул…