Читать книгу: «Необычайное лето», страница 3

Глава 3 Планы тети Муси

Квартирка тети Муси была очень маленькой, но зато в самом центре Венеции. Окна выходили на один из каналов, по которому плавно курсировали гондолы с отдыхающими. Мягкий плеск воды, скрип весел, смех туристов, громкие переговоры самих гондольеров при встрече – все это уже через два дня для Елены Сергеевны стало привычным. Более того, ей нравился этот шум – в нем было что-то одновременно и радостное, и умиротворяющее. В мире все меняется, а Венеция вечна, если, конечно, не сбудутся когда-нибудь мрачные прогнозы экологов-пессимистов.

Три маленькие комнаты были обставлены скромно, но со вкусом: мебель из натурального дерева, посуда дорогая, масса каких-то интересных безделушек из муранского стекла. В одной комнате спальня, в другой кабинет, в котором стояли пианино, книжный шкаф, журнальный столик и два кресла. Третья комната, как поняла Елена Сергеевна, была гостевая. Здесь были только шкаф, кровать, прикроватная тумбочка, стул-кресло, да на стене был закреплен небольшой откидной столик. Комната была бы совсем унылой, если бы не этот неповторимый тихий шум Венеции за окном да на стене пейзаж какого-то неизвестного художника. Здесь, в доме, окна которого выходят на один из каналов, странно смотрелся пейзаж, на котором было запечатлена березовая роща.

Елена Сергеевна не так была воспитана, чтобы задавать тетушке вопросы насчет ее материального положения: и так было понятно, что тетя Муся ни в чем себе особо не отказывает. За завтраком пьет крепкий кофе, обедает и ужинает в кафе, по вечерам позволяет бокал хорошего вина. Любит ходить по магазинам и постоянно зачем-то покупает себе новые вещи. И это в восемьдесят лет. Елена Сергеевна наблюдала за образом жизни своей престарелой тетушки с тайной надеждой: может быть, и у нее такая же генетика?

Собираясь в гости к тетушке, Елена Сергеевна предполагала, что это будет очень душевный отпуск, но одновременно и достаточно скучный – у стариков свой ритм жизни. Но тетя Муся полностью опровергала все стандарты возрастной категории «восемьдесят плюс». Она не только вела себя так, как будто у нее впереди еще целая жизнь, но и во второй же вечер за ужином в кафе она объявила Елене Сергеевне настоящую цель ее приглашения.

Елена Сергеевна была немного утомлена жарой и большим количеством новой для нее информации. Тетя Муся требовала, чтобы племянница не просто гуляла по городу – она наняла для нее экскурсовода, который два с половиной часа развлекал Елену Сергеевну богатой историей города. Сама тетя Муся на экскурсию не пошла, сославшись не на возраст, а на то, что она все уже знает наизусть, осталась ждать племянницу под тентом маленького уютного ресторанчика.

После экскурсии ещё была прогулка на гондоле – от нее тетушка не отказалась. Елена Сергеевна была, конечно, под впечатлением такой чудесной прогулки, о которой еще месяц назад и мечтать не могла, но все же устала.

На вопрос тети Муси, что она будет заказывать на ужин, Елене Сергеевне хотелось попросить: «А можно домой? Вместо ужина – душ и постель». Но такое сказать было просто невозможно. Тетушку, казалось, не брала никакая усталость.

– Я вижу, ты какая-то дохлая… Что за манера уставать? Даже если ты устала, никогда нельзя показывать этого на людях.

Тетушка еще могла продолжить нравоучение, но в это время подошел официант и она быстро затараторила что-то по-итальянски, указывая пальцем в меню. Пожалуй, только руки могли по-настоящему выдать ее возраст, да и то… сначала в глаза бросался перламутрово-розовый цвет маникюра и только потом прожилки на кистях, свойственные старости.

Елена Сергеевна последние годы старалась много не есть, чтобы не поправляться, давно отказалась от вина, оно никак не влияло на ее настроение, исключила все сладкое и никогда не пила вечером кофе, чтобы не страдать бессонницей, редко позволяла себе ужин после шести вечера.

Тетя Муся не отказывалась ни от каких радостей в свои восемьдесят и не принимала никаких «не могу» или «не буду». Вскоре официант принес две тарелки с устрицами, две тарелки с фирменной пастой, два бокала белого вина, спросил, когда кофе с десертом подать – сразу или попозже. Видно было, что весь этот праздник жизни, включая перевод на русский язык для племянницы, доставлял большую радость тетушке.

Часы показывали половину восьмого вечера. Елена Сергеевна вздохнула: на любые принципы есть «антипринципы»… И ей ли, требующей дисциплины от себя, от мужа, от учеников, не понять тетю Мусю.

– Ты, наверное, когда собралась ко мне, ожидала увидеть развалину в кресле? Признавайся. Вы с твоим благоверным Боренькой решили, что я попрощаться хочу с близкими.

Если к рукам, к телу тети Муси еще можно было придраться и напомнить ей про преклонные года, то к глазам – никак. И дело не в том, что, скорее всего, тетушка, так подумала Елена Сергеевна, когда, рассматривая ее при встрече, не нашла у нее никакой дряблости век, никаких «шторок», которые появляются над глазами практически у всех в старости, прибегала к услугам пластической хирургии. Глаза горели живым умом и каким-то озорством. Сначала Елену Сергеевну это тоже немного смутило: бывает, что у стариков такое озорство граничит с безумием или, что еще хуже, равно ему. Но это не тот случай. Тетя Муся обо всем рассуждает абсолютно здраво, спотыкается только на теме ее мужа, но это что-то из прошлого.

За эти три дня, проведенные с ней, Елена Сергеевна отметила, как легко тетушка переключается с одного языка на другой, играет на какой-то онлайн-платформе в шахматы и набрала там уже достаточно высокий рейтинг, в уме высчитывает сумму счета в магазинах и ресторанах и потом проверяет себя по чеку – пока ни разу не ошиблась; по утрам наизусть играет на пианино сложные этюды. Она однозначно в ясном уме.

Вот и сейчас она смотрела на Елену Сергеевну острым, пронзительным, озорным взглядом:

– Нет, я не собираюсь ни с кем прощаться. Наоборот, у меня сейчас есть две задачи, которые нужно решить в ближайшее время. Первое – мне нужна помощница. Что ты думаешь об этом?

– Это очень правильно. В вашем возрасте можно доверить домашние дела кому-то.

– О чем ты? Домработница у меня есть, приходит раз в неделю. Скоро познакомишься. Она как раз накануне твоего приезда навела порядок. Мне нужна помощница в моем небольшом бизнесе.

– У вас есть еще бизнес? – не смогла скрыть удивление племянница.

– Небольшой. И вот поэтому нужна помощница. Доверять бизнес чужим людям невозможно – обдерут как липку. Пока я все держу сама под контролем, но возраст…

«Нет ли у тетушки, несмотря на всю эту бодрость, мании, что ее обворовывают? Многие старики живут в постоянном страхе потерь», – подумала Елена Сергеевна.

– И какой же у вас бизнес?

– Небольшой, но четко организованный. Это нет смысла объяснять – надо будет все тебе показывать на деле. Вторая задача – я написала книгу. Мне нужна помощь в корректуре и редактуре, лучше тебя с этим никто не справится.

– Вы написали книгу? О чем?

– Ну не о старости же, конечно. Кому о ней интересно читать? О молодости, конечно, о молодости. Книгу ты начнешь читать сегодня же, а с бизнесом будем знакомиться послезавтра. Значит, завтра у нас день для моей рукописи, ты прочитаешь ее быстро, а послезавтра будешь знакомиться с делами.

Елена Сергеевна с тоской представила себе тетрадку, исписанную старческими каракулями. Хотя, может быть, почерк у тети Муси и нормальный. Но все равно об этой рукописи племянница подумала с большим унынием. И ее можно понять. Радовался бы врач, если бы ему где-то, куда он приехал отдыхать, предложили денек попринимать пациентов? А водителю автобуса в отпуске предложили бы покатать денек на местном транспорте? А пекарю отдохнуть в пекарне? Проверка текста почему-то не считается таким трудом, поэтому к Елене Сергеевне нередко обращались с подобными просьбами. С короткими текстами проблем нет, но вот вчитываться в мемуары восьмидесятилетнего человека, даже если этот человек твоя любимая тетя, задача непростая.

– Ты понимаешь, что рукопись должна быть вычитана так, чтобы потом сразу можно было ее отдать в печать? – еще усложнила задачу тетя.

– А вы собираетесь ее публиковать? Вы не для себя пишете?

– На кой мне для себя писать? Я что: совсем выжила из ума? Мне интересно попробовать себя в новом статусе. На каждом этапе возраста нужно пробовать что-то новое. Как только мне стукнуло восемьдесят, я решила стать писательницей. За жизнь, знаешь, сколько историй накопилось в памяти, успевай только записывать.

Видимо, на лице Елене Сергеевны не отразилось большой радости от предвкушения знакомства с воспоминаниями.

– Не переживай, тебе нужно будет прочитать только одну небольшую автобиографическую повесть, которая должна быть уже через пару недель отдана в типографию. Не сразу все мои истории сейчас. А потом, конечно, когда издательство моих книг будет поставлено на поток, работы прибавится. Тебе вообще некогда будет скучать со мной.

Елена Сергеевна вздохнула: вот он – возраст… Тетушка уже все за нее решила.

– Посмотрим, сколько мы должна будем заплатить за ужин.

Тетя Муся на минуту задумалась, потом достала из сумочки ручку и на салфетки написала двухзначное число.

– Проверим. Как тебе, кстати, устрицы? А паста?

Было похоже, что ответы тетушку не интересовали вовсе: главное, что ей самой все понравилось. А больше всего ее порадовало то, что цифры, написанные на салфетке, тютелька в тютельку совпали с итоговой суммой на чеке.

– Пожалуйста, начни вычитку сегодня же, – попросила тетя Муся Елену Сергеевну, когда они вернулись домой. – Времени у нас мало, и мне небезразлично твое мнение насчет содержания. Может быть, еще нужно будет что-то подкорректировать. Рукопись ждет тебя в кабинете.

Елена Сергеевна, хоть и немало устала за день, перечить не могла. Приняла душ, заварила себе маленькую чашку крепкого кофе, как делала всегда, когда надо было не уснуть за работой, и покорно пошла в кабинет.

Никакой рукописи на столе не было. Нет ли все-таки у тетушки старческого слабоумия? Говорит с такой уверенностью о рукописи на столе, а там – пусто. В таком случае нужно стариков переводить на другую тему. Выждав минут десять для приличия, Елена Сергеевна вышла из кабинета и тихонько прошмыгнула в свою комнату.

– Ты сколько успела прочитать за это время? – раздался из спальни строгий голос.

– Тетя Муся, ваша рукопись куда-то исчезла, я не смогла ее найти в кабинете.

– А где ты искала? На рабочем столе смотрела?

– Да, смотрела, и в ящиках тоже.

– Странно. Все было на месте перед твоим приездом, сейчас проверю.

Только Елена Сергеевна прилегла и уже надеялась, что на сегодня тетушка оставила ее в покое, как последняя появилась в дверях комнаты:

– Что же ты врешь? Ну прямо как дети, когда не хотят уроки делать. Все на месте, как я и говорила, на рабочем столе. Вставай!

Нехотя Елена Сергеевна поднялась, накинула на пижаму халат и пошла вслед за тетушкой:

– Вы же видите: стол пустой! Я не в том возрасте, чтобы кого-то обманывать.

– Ты даже не включила ноутбук! На рабочем столе один файл – моя рукопись! Не могла не увидеть.

– Простите, я вообще не подумала про ноутбук. Я искала рукопись в бумажном варианте.

Тетя Муся строго посмотрела на племянницу, покрутила пальцем у виска и, ничего не говоря, вышла из кабинета.

Чувствуя себя очень неловко, Елена Сергеевна решила, что должна искупить свое невежество старанием – усталость и сон как рукой сняло.

«В молодости никто не любит читать мемуары, я и сама не любила, – начиналась рукопись тети Муси. – Я и сейчас не люблю их читать. Зачем мне знать чужие жизни? Свои мемуары я пишу исключительно для себя, но собираюсь разрешить их читать каждому, у кого хватит терпения..»

Елена Сергеевна прочитала подробную биографию родителей тети Муси, воспоминания о школе, о юношеских мечтах, об учебе в консерватории, о первом замужестве. Елена Сергеевна помнила, что у тети Муси на родине был брак, почему и как она развелась – это как-то осталось непонятным для родственников. Обычная графомания. Пусть тетушка и не мечтает о славе. Никто не будет за это платить деньги, и бесплатно никого не заставишь это читать. Иногда Елена Сергеевна поправляла окончания, доставляла запятые, в целом же текст был написан относительно грамотно. Ровно половина рукописи прочитана, может быть, остальное оставить на завтра. Хотя тетушка и была ею недовольна, но все-таки она сама отвела ей на эту работу завтрашний день. Елена Сергеевна пролистнула еще одну страницу на экране…

«…Мой муж был человеком нежадным и нещедрым. Я не встречала такого отношения к деньгам больше ни у кого. Он мог отказать себе в самом необходимом ради экономии. Но если его друг купил себе или своей жене что-то и похвастался этим, мой муж считал делом чести не упасть в грязь лицом и тут же приобретал то же самое. Мы влезли в большие долги, чтобы стать владельцами вовсе не нужного нам дачного домика только потому, что годом раньше друг моего мужа прислал нам фотографии своей фазенды. Именно благодаря этой черте моего первого мужа я оказалась в Венеции. Он никогда не собирался в Италию, вообще не страдал тягой к путешествиям, но другой его друг прислал фотографии, на которых они с женой катаются в гондоле и еще и подписал: «Венеция любит богатых!» Следующим же летом мы на все свои отпускные и собранные за год деньги отправились в этот чудесный город.

Но отпуск этот нельзя было назвать интересным. Мы ютились в каком-то плохоньком отеле, отказывали себе во многих мелких радостях, потому что все было дорого, заливали в гостинице кипятком вермишель быстрого приготовления, пили по вечерам чай, заваренный пакетиками, грызли какое-то печенье, которым запаслись в дорогу. Но делали хорошие фотографии. И, конечно, нельзя было выслать другу фотографии без ключевого снимка – мы должны были покататься на гондоле. Это удовольствие всегда было дорогим. Я просила мужа отказаться от этой затеи. На эту сумму можно было бы купить какую-то хорошую вещь или украшение. Я всегда была сорокой и с большим удовольствием рассматривала витрины магазинчиков Венеции. В одной ювелирной лавке я даже примерила серебряные серьги со вставкой из камеи. Они стоили ровно столько, сколько полчаса катания на гондоле. Но муж сказал, что у нас нет денег на эти побрякушки, а побывать в Венеции и не покататься по каналам – это преступление.

До сих пор помню этот день. Мало того, что мне было жалко денег на это катание, весь смысл которого на самом деле заключался не в том, что нельзя побывать в Венеции и не покататься на гондоле (что, я уверена, было безразлично и самому моему мужу), а только в том, чтобы выслать снимок какому-то другу. Я слежу сегодня за тем, как молодежь выкладывает в социальные сети каждый свой шаг. Мы были такие же. Только у нас была другая техника: не та скорость, не тот масштаб.

Чуть не со слезами я села в эту дурацкую гондолу. Было обидно, что мужа так мало волнуют мои желания. Кроме того, меня всегда укачивало в машинах, и я, только глядя на волны, понимала, что с моим вестибулярным аппаратом я не получу никакого удовольствия и от этого катания.

А еще палило солнце. Муж высчитал, что вечером катание стоит чуть дороже, поэтому днем, в разгар солнцепека, нам предстояло насладиться красотами венецианских каналов.

– За тридцать минут тебя не укачает. Ну хочешь, мы договоримся с гондольером на 15 минут – и фотки будут хорошие, и ты будешь себя нормально чувствовать.

Но гондольер отказался от торга.

Все эти тридцать минут катания я не смотрела по сторонам, меня просто душили слезы обиды. Не знаю даже, какой я получилась на этих фотографиях. А муж был очень доволен. Когда наша гондола вернулась к причалу, я вдруг психанула: муж вышел из лодки, протягивает мне руку, а я передумала выходить, говорю ему по-итальянски: «Arrivederci!» Слово это у всех тут на слуху, подхватила его и я, хотя итальянский совсем не знала.

Гондольер оценил мой «юмор» и веслом оттолкнул лодку от причала. Муж сначала думал, что это шутка. Я и сама не знаю, что на меня нашло, только показываю гондольеру рукой, чтобы плыл дальше. О чем думала? Не знаю. Ведь и денег у меня рассчитаться не было. Просто что-то нашло. Антонио потом говорил, что более грустных и более красивых пассажирок он не видел раньше.

Целый час катал он меня по каналам. На ломаном английском кое-как мы понимали друг друга: он спросил, кто этот человек, я сказала, что мой муж. Он спросил: «Ты не любишь его?». «Нет», – ответила я и сама удивилась своему ответу. Но зачем мне было врать этому итальянцу, которого я вижу первый и последний раз? Он попросил разрешения сфотографироваться со мной на одном из причалов и пообещал прислать фотографию. Я согласилась. Мне вообще в тот момент все было безразлично. Он спросил, как меня зовут, и попросил мой адрес, чтобы прислать фотографию. И все. Судьба моя была решена.

Я не думала в тот момент, что когда-нибудь разведусь с мужем и выйду замуж за Антонио. Я просто психанула. А это, оказывается, опасно.

Муж ждал меня на берегу. Он сначала был страшно зол, что меня не было целый час, что я выкинула ему такой номер. Но когда узнал, что Антонио не взял никаких денег, сразу повеселел. Кто-то может подумать, что муж мог сразу заподозрить измену. Это исключено. Он хорошо меня знал. Современное слово «отношения», «быть в отношениях» для меня неприемлемо. Я была воспитана так, что так называемые «отношения» могли быть только в браке. Поэтому муж за меня был спокоен.

Но брак наш после этого случая дал трещину. Муж достаточно долго терпел мои выходки: я частенько, не имея достаточных аргументов в спорах с ним, хлопала дверью, уходила сначала на несколько часов, потом на день, на два, на неделю, а потом и вовсе ушла от мужа. Сама не знаю, что со мной творилось.

Оглядываясь назад, я понимаю, что он был очень хороший, добрый и терпеливый человек. А если и были у него маленькие слабости, то у кого их нет. И они были достаточно безобидными. Наконец он так устал от моего вздорного, тяжелого характера, что сам предложил полюбовно разойтись, тем более что детей у нас не было, ничто нас уже не связывало, кроме формальностей.

Письмо с фотографией от Антонио пришло примерно через месяц после нашего отпуска. Я закинула его в ящик стола и не думала на него отвечать. А когда уходила от мужа насовсем и выбирала из ящика письменного стола свои мелочи, увидела конверт, на котором четким каллиграфическим почерком был выведен обратный адрес и имя отправителя. Я ведь до этого момента даже не знала, что этого гондольера зовут Антонио. Больше года прошло, прежде чем я написала ответ Антонио. Я поблагодарила его за фотографию, за чудесную прогулку и ни слова не сказала о том, что ушла от мужа. Представьте же мое удивление, когда через месяц пришло письмо от Антонио, в котором он спрашивал: верно ли он понял, что я свободна?

Я очень удивилась такому вопросу, потому что никакого намека в своем письме ему не дала насчет своего семейного положения. Но теперь уже не было смысла что-то таить, и я опять написала ему письмо, в котором вкратце рассказала о том, что в моей жизни произошли изменения. Писала я на английском языке, со словарем. Это не то, что сегодня, когда гугл-переводчик за секунду переведет любые объема текста.

И пришло третье письмо от Антонио, в котором он написал, что хочет побыстрее на мне жениться, пока я не выскочила замуж за кого-нибудь. Я очень удивилась и в шутку написала ему в письме, что выйду за него замуж, если он «достанет принцессу из башни» (как в сказке) – приедет за мной.

Через месяц Антонио приехал. Выйти замуж за иностранца в то время было непросто, но все как-то складывалось так, что будто везде для нас был зеленый свет. Антонио потом мне говорил, что как только я села в лодку, он сразу понял, что я его судьба. Он очень хорошо разбирался в людях, потому что каждый день работал с туристами. Оказывается, пока он катал нас, думал про себя: «Хоть бы эта девушка оказалась не замужем. Я не дам ей так просто выйти из лодки, обязательно познакомлюсь. Но если бы я не психанула тогда, никакого знакомства бы не вышло. Получилось, что я будто попала под его гипноз – ведь и в самом деле ни разу до этого дня я не вела себя так. Антонио был человеком, который любил во всем видеть какие-то знаки. В тот момент, когда я отказалась выходить из лодки, он убедился в том, что не ошибся насчет судьбы, и сказал вслух: «Insieme per sempre». Ни я, ни мой муж, не зная итальянского языка, ничего не поняли. Оказывается, Антонио сказал: «Вместе навсегда». Его слова оказались пророческими».