Читать книгу: «Родственные души»

Шрифт:

Серия «Современная проза» основана в 2024 году

* * *

Мороз Безбородов
Повесть

Глава первая

Мирон Безбородов дёргал ногами, причмокивал и сильно ругался во сне, грозя кому-то прокурором. Два раза вставал в туалет и один раз – выпить воды из чайника. Кошмары с утра растворились в подсознании, но оставили после себя осадок из плохого настроения и пульсирующей головной боли. Счастья изливания проблем на головы близких родственников Безбородов не знал по причине одиночества, поэтому сразу после пробуждения выдавил порцию негатива на окружающие его предметы: старую табуретку с расшатанной ножкой, зубную щётку с твёрдым ворсом, недотянувшие до нормального размера куриные яйца и, конечно же, подгоревшую яичницу вместе со сковородой и постным маслом. Костюм, отглаженный заранее, и до блеска вычищенные туфли Мирон осматривал долго, придирчиво и, убедившись в безупречности их состояния, благосклонно кивнул. И даже снисходительно улыбнулся. К внешнему виду Безбородов подходил строго, потому что оболочка, как говорится, должна соответствовать содержанию. Интеллектом своим, знаниями и положением в обществе Мирон на данном этапе жизни вполне был удовлетворён. Должность старшего клерка в довольно солидной городской компании придавала ему значимости в собственных глазах и выпрямляла осанку. Он мог позволить себе не смотреть по сторонам и не заглядывать в лица прохожих, гордо шествуя по тротуару к месту ежедневного пребывания. Мирон уважал себя на работе ровно в той мере, в какой не уважал дома. Одиночество здесь становилось ощутимым почти физически и вызывало ночные кошмары, которые не запоминались. Так повторялось день за днём.

Прежде чем влезть в пальто, он взглянул в зеркало. Оценил, утвердил и принял себя сегодняшнего, прищёлкнул языком, приосанился и одобрительно подмигнул своему отражению.

– Чтоб тебя удача не покинула!

В дверь постучали.

– Кто там?

Глазок высвечивал пустоту. Безбородов вышел на лестничную клетку и тут же угодил пижонской белой туфлей в тёмно-коричневую кучу. Поведя носом, поморщился от поднимающейся вони, и, нагнувшись, оценил полноту катастрофы. Где-то внизу покатился и вывалился во двор издевательски противный хохот ненавистных до тошноты хулиганов.

– Чтоб вас всех…

Запасом белых туфель Мирон не обладал, а сегодня туфли непременно требовались белые. Иначе сделка, намеченная на утро, могла сорваться или… Да мало ли этих или, мечтающих обрушиться на его не седую ещё голову, воспользовавшись случаем. Туфли сегодня требовались белые. Поэтому старший клерк Безбородов вернулся в опостылевшую квартиру и долго, морщась и задерживая дыхание, отмывал их. Гадость смылась, а запах остался. Так казалось, когда шёл по тротуару, потому оглядывался и смотрел по сторонам, глубже втягивая голову в воротник чёрного пальто. Казалось, когда здоровался с сотрудниками, готовился к переговорам и когда притормозил на мгновение у кабинета шефа.

– Чтоб вас всех…

Запах утреннего конфуза жил с ним.

– Что вы сказали, Мирон Кузьмич?

– Ничего.

– Ну-ну. Могу посоветовать своего психолога. Недорого берёт, а результат, как говорится, на лицо.

– Спасибо, шеф. У меня свой имеется.

– Ну-ну!

«Ну-ну» шефа никогда ничего хорошего не сулило. Тем более в сопровождении снисходительной улыбки. Мирон повёл носом, втянул в себя воздух.

– Пахнет?

– Чем? – не понял шеф.

Младший клерк Зоя Бумбошкина посмотрела на Безбородова с нескрываемой обидой и вытерла остатки пролитого кофе из кофемашины. «Мог бы и промолчать», – читалось её в глазах. Остальные остановились, замерли и принюхались.

– Бумбошкина кофе вкусный варит, не пробовали? Даже дома от аромата избавиться не могу.

Импровизация удалась. Шеф расслабился и одобрительно похлопал его по плечу.

– При всём уважении к Зое, дело не в ней, а в кофе, который мне привезли из Новой Зеландии. Хоть что-то хорошее я в состоянии сделать для своих сотрудников?

Бумбошкина, вначале выдохнув облегчённо, всё же расстроилась – кофе похвалили, а её нет. Но этих изменений в эмоциональном состоянии девушки старший клерк Безбородов уже не видел. Он шагнул за порог и устроился за одним столом с шефом, через три сотрудника от него. Достаточно близко для своих сорока трёх лет.

Пахло.

Мирон перекладывал файлы из папки в папку, водил носом, пытался настроиться на конструктивный разговор. Их компания «Три шара» занималась изготовлением и продажей новогодних игрушек. Сегодня им предстояло соблазнить китайских потенциальных спонсоров интерактивной ёлкой. Каждая такая ёлочка представляла собой большую Рождественскую лотерею, в которой обладатель одной отдельно взятой игрушки мог рассчитывать на сюрприз. Достаточно было в определённое время снять шарик с веточки, и ты тут же узнавал цену своему везению. Приз доставляли по всему миру, независимо от точки на глобусе. Идея китайцам понравилась. Объяснять, каким образом оно работает, выпало старшему клерку Безбородову. До определённой минуты всё складывалось прекрасно. Китайцы оживлённо переглядывались, шеф довольно улыбался. Но на этой самой минуте один из покупателей громко чихнул. Носы у остальных тоже как-то подозрительно задвигались, ловя ноздрями воздух, а глаза почему-то уставились на белые туфли докладчика. И с этого мгновения старшему клерку Безбородову стало казаться, что все за столом обсуждают исключительно его туфли и запах, исходящий от них. Голос дрогнул, сорвался и пропал. Стакан воды, выпитый залпом, не помог. Шеф напрягся, китайцы перестали двигать носами.

– Чтоб вас всех!

Дерзко, одним движением руки он стянул с себя галстук и попытался дышать. Без изменений. Открыл окно, подставил лицо холодному ветру и робким одиноким снежинкам. Обернулся.

– Пахнет? Сейчас перестанет.

Не сказал, прохрипел. Снял туфли и выбросил их в оконный проём с двенадцатого этажа, наконец избавившись от привязчивого запаха раз и навсегда.

– Всё! Теперь не пахнет. Можете не водить носами. Объект зловония устранён.

– Ты кофе перепил? Выйди, сам продолжу, – осадил выпавшего из узды сотрудника шеф.

Мирон вышел. Сидя у двери, шевеля пальцами в белых носках, он пытался понять и оценить весь ужас произошедшего.

– Что случилось, Мирон Кузьмич?

Бумбошкиной, как всегда, нужно было засунуть свой нос в чужие проблемы.

– Ничего, Зоя, оставь меня.

– Ой, у вас совершенно пропал голос. Вам обязательно нужно выпить чего-нибудь тёплого. Я сейчас принесу кофе.

– Нет!

– Хорошо, чаю!

Китайцы сразу не разбежались – положительный знак. Надежда на удачную сделку всё ещё сохранялась. В этой надежде таилось спасение старшего клерка Безбородова от ближайших изменений в карьере.

– Ваш чай, Мирон Кузьмич. С мятой.

– Спасибо!

«А Зойка-то ничего девчонка. Что я на неё взъелся?» Заметив оценивающий взгляд Безбородова, Бумбошкина покраснела.

За дверью всё ещё продолжалось бурное обсуждение проекта, когда в офис, тяжело дыша и отстраняя рукой охранников, ввалился грузный гражданин ростом под потолок. Уронив парочку стульев и папку бумаг со стола Мирона, он заполнил собой и зычным голосом всё окружающее пространство. Пришлось подняться ему навстречу, закрыв грудью путь в кабинет шефа.

– Вот! – гражданин потряс перед глазами старшего клерка белыми счастливыми туфлями. – Они свалились мне на голову из окна того кабинета. Я проверил записи камеры и не мог ошибиться. Хотите вы или нет, но я в него войду.

Запах вернулся. С запахом вернулся и голос. Или подействовал волшебный чай с мятой по рецепту Зои.

– Отдайте их мне.

– Вот ещё. Я зря на двенадцатый этаж поднимался?

– Пешком?

– Пешком.

– Почему не лифтом?

– Потому что так быстрее.

Гигант отстранил Мирона от двери и уже почти вошёл, когда из-за неё появилась голова шефа.

– Что за шум?

– Вот. Белые туфли принёс!

– Заходите.

Дверь осталась открытой. Сквозь широкую щель можно было видеть, как аплодируют китайцы, как пожимают руки друг другу и представителям фирмы, как обнимают растерянного гиганта, вставая на цыпочки. Оказывается, туфли Безбородова приглянулись одному из потенциальных спонсоров, и он, сняв шарик с ёлочки, пожелал такие же. Быстрая доставка произвела впечатление. Повезло.

Только через три часа шеф наконец позволил себе заговорить.

– Мирон Кузьмич, я думаю, вам нужно отдохнуть.

– Куда?

– Что куда?

– Куда вы меня хотите сослать, шеф?

– Почему сразу сослать? У нас есть залежавшаяся путёвка на Северный полюс.

– Залежавшаяся? На какой полюс?

– На Северный. На ледоколе. Туда-сюда – месяц. Отдохнёте.

– Извините, шеф, но я не переношу холод. Наградите лучше Зою. Вполне достойный работник. Она романтик, ей понравится. А я циник. С вашего разрешения, дома высплюсь пару дней.

– Пару дней? Спите месяц, Мирон Кузьмич. Вернётесь на работу к Рождеству в должности младшего клерка. Считайте, что я вас простил.

– Но.

– Никаких «но». Можете быть свободны.

– Спасибо. Я пошёл?

– Идите, но сначала заберите туфли в моём кабинете. Не в носках же пойдёте по улице. Сейчас так не ходят.

– Спасибо, шеф. У меня припасена пара тёплых ботинок.

– Всё равно заберите. Мне они ни к чему. Не мой размер.

Туфли не пахли, но Мирон всё равно зашёл в обувной и купил новые. Старые выбросил в урну. Они выработали установленный лимит счастья и подлежали уничтожению. Новые немного поджимали мизинец правой ноги, но это обычная история. Настырный мизинец не желал уживаться ни с одними ботинком, пока не познакомится с ним поближе и не притрётся. Видимо, ему полностью передался характер хозяина. Ну и ладно. Когда теперь ещё придётся их надеть? На всякий случай пусть будут. Без белых туфель рушилась положительная картина мира. А это совсем из ряда вон.

«Младшим клерком! Чай разве некому разносить? С моим-то умом – младшим клерком. А кто старшим? Бумбошкина? Чтоб вас всех!» – последняя фраза была произнесена вслух. Старушка в магазине, где Мирон покупал продукты, насторожилась и на всякий случай отошла. Времена сейчас сложные, а люди дикие. Никогда не угадаешь, что у кого на уме.

Оторвавшись от тележки, бывший старший клерк взъерошил волосы и манерно улыбнулся. Старушка спряталась за витрину с надписью: «Шоколадное счастье» и притихла. Через полминуты выглянула подслеповатым глазом, удостоверилась, что сумасшедший молодой человек отвлёкся на молоко с кефиром, и перебежками рванула к кассам, прижимая к груди пакет с овсянкой. Мирон этого не видел. Как не видел и засевших в кустах мальчишек, чья неисчерпаемая фантазия каждый день предлагала ему испытать на себе новую подлянку. С мальчишками, как и со старушками, отношения у Безбородова не клеились. Последние его опасались и обходили стороной, а первые недолюбливали и считали возможным использовать его вполне состоявшуюся личность для своих первобытных опытов и забав. Он знал, что они где-то есть. Вернее, должен был помнить. Но сознание младшего клерка Безбородова принялось исследовать глубины личности, ненароком позабыв об окружающем мире. И о тех опасностях, которые он в себе таил. Какие могут быть сомнения, если вокруг обитает сплошное хулиганьё? Потянув за ручку двери подъезда и услышав смех за спиной, он уже не мог остановиться. Тянул и тянул дверь на себя. Она открывалась всё шире, как в замедленном кино. А потом кино ускорилось, и тёплая липкая жижа вылилась на голову, заставив замереть. Он всё ещё сжимал ручку двери вспотевшей ладонью, когда его огрело сверху железным ведром, оставив в месте контакта с личностью огромную, вздувшуюся шишку.

Пакет с продуктами едва избежал падения на керамическую плитку, только подозрительно звякнули молоко и кефир.

Безбородов не оглянулся, не разразился гневной тирадой, не бросился разгонять источник истерического смеха по дворовым углам и закоулкам. Посчитав до десяти, шагнул в подъезд, вызвал лифт, поздоровался с собакой, вышедшей из него, и успешно доехал до нужного этажа. Обследовал ручки, замки и двери, вошёл. Долго сидел в прихожей, дышал. Думал. Мысли путались, сталкивались друг с другом, разлетались в разные стороны, вызывая то смех, то слёзы.

Стянул с себя мокрую липкую одежду, сбросив кучей в прихожей, ушёл в ванную, включил душ, долго рассматривал в зеркале фиолетовое лицо и волосы.

– Клейстер с чернилами перемешали, что ли? Экспериментаторы юные. Мы в своё время водой обходились. Технический прогресс даже хулиганьё заставляет креативно эволюционировать. Какое-то стремительное творческое развитие деградации получается.

Жижа почти отмылась. Ухмыльнувшись неудачному эксперименту противника, Безбородов забросил в стиральную машину вещи вместе с пальто, загрузил продукты в холодильник и протёр шишку перекисью водорода. Подумав, побрызгал подаренной в День рождения туалетной водой. Посмотрел на грамоту на стене: «За заслуги в разработке новой концепции Рождественской ёлки, в честь Дня рождения и в связи с успешным окончанием проекта. Генеральный директор ОАО “Три шара” И. А. Гармошкин».

– Да. Были времена. Прошли.

Привычка разговаривать вслух – побег из молчаливого одиночества – возникла давно и исчезать не собиралась.

– Ладно. Перемелется – мука будет.

Глотнул кефира из чудом уцелевшей бутылки. Проверил почту в телефоне. Впустил музыку в наушники, упал на двуспальную кровать и уснул неспокойным сном.

* * *

Проснулся неожиданно. Открыл глаза и молча лежал, пытаясь разглядеть потолок через ночную тьму. Обрывки сна метались в подсознании нелепыми почтовыми отправлениями. Почему почтовыми? Потому что создавалось впечатление, что их кто-то ему доставлял и оставлял до времени нераспечатанными. Кто-то невидимый, зависший в воздухе между потолком и кроватью.

– Оп! Надо же – пусто!

Мирон, рубанув рукой воздух, не поймал ничего, кроме обычного разочарования, и сосредоточился на надвигающейся головной боли. Оказывается, болит одинаково у старших и младших клерков. Вслед за головной болью приползло и улеглось рядом колючее ощущение ненужности. Возникло почти физическое видение тесного склизкого туннеля длиной в бесконечный холодный зимний месяц. Необходимость ступить в него пугала и вгоняла в ступор. Нужно подняться и сделать шаг.

Прошлёпал голыми пятками на кухню, стараясь не касаться пахнущих сыростью стен туннеля. Выпил таблетку и долго стоял у окна, разглядывая оживающие огоньки в доме напротив.

– М-да. У каждого – свой туннель. Хочешь не хочешь, нужно его пройти.

Таблетка подействовала, боль отпустила.

– Ещё поспать, что ли? Шеф приказал спать месяц. Но кому я нужен во сне? Видимо, никому, раз возвращаюсь без воспоминаний.

Внизу заскрежетал лопатой дворник, расчищая свой туннель от неглубоко декабрьского снега. Снег нынче в большом дефиците, как и тёплые отношения между людьми. Каждый занят собой, карьерой, здоровьем и добыванием пищи. Или, Безбородов нахмурился, увидев стайку подростков, – продолжением себя с последующим воспитанием этого продолжения. Вдруг накрыло вчерашними воспоминаниями и прогнало прочь от окна в спальню, в кровать, к колючему одиночеству. Нет, это выше порога человеческой выносливости, хуже боли. Вылез из-под одеяла, надел штаны, майку, свитер, куртку. Зашнуровал ботинки, затянув узел на правом. Скатился по лестнице в морозный воздух просыпающегося города, вдохнул, задержал в себе. Закрыл глаза, задрав голову, и через плотно сжатые веки увидел звёзды. Испугался и удивился одновременно. Никаких звёзд – однородное тусклое серое небо, освещённое уличными фонарями. Незаметная снежная пыль. Люди, бегущие на работу, знакомые по каждодневным встречам во дворе и совершенно незнакомые лично. Некоторым он кивал в приветствии, не зная о них ничего.

«Люди, как обрывки снов. Зачем они мне встретились, зачем им встретился я? Кому-то запомнится моя кислая физиономия и будет потом преследовать полдня. Для чего, почему? Вот и он этого не поймёт и станет на меня злиться. А я ведь ни в чём не виноват. Я – случайность в его жизни».

Странные мысли лезли в голову, гнали в центр города, где больше людей, сильнее движение, и одиночество, наверное, должно притупляться. Как бы не так! Чем больше вокруг тех, кому нет до тебя дела, тем глубже ты погружаешься в одиночество. Странный холодный туннель привёл к офису компании «Три шара». Безбородов немного оттаял от созерцания людей, с которыми чувствовал некоторое духовное единство. Если не духовное, то хотя бы корпоративное. Их он считал своим миром. Но всё же входить в здание не решался. Постоять рядом, согреться – да, а входить – нет. Вчерашний день разделил его пополам: одну половину поместил в туннель одиночества, а вторую оставил где-то здесь.

– Где ты – моя вторая половина?

– Мирон Кузьмич? За кем это вы наблюдаете? Или поджидаете?

Румяная, улыбающаяся Зоя будто перебросила ему свою улыбку, беззвучно крикнув: «Лови». И не поймать её он не имел права.

– Тебя и поджидаю, Бумбошкина. Ты чего сзади подкрадываешься, людей пугаешь? Это тебя мама так научила?

– Правда, меня?

Улыбка смешалась со смущением, взгляд упёрся Безбородову в левый ботинок и напомнил о вчерашнем конфузе.

– Не отвечайте, а то всё испортите. Хотите кофе?

– Из кофемашины?

– Нет, что вы, домашний.

– В огороде выращенный?

– Что?

– Ничего.

– Кофемашина варит невкусный кофе. Хороший я приношу из дома.

Любой другой на месте Безбородова давно бы уловил что-то, унюхал и извлёк из возникшей пикантной ситуации. Зацепился бы за неё, как за неведомо откуда взявшуюся живую ветку с молодыми листочками. Любой другой, но не Мирон. Он всё ещё мысленно продолжал двигаться по туннелю, изредка поглядывая в сторону дверей родного офиса.

– Я тогда пойду?

– На работу?

В последнем вопросе звучало столько нежности, любви и непритворного раболепия, что Зоя Бумбошкина поняла – ей не победить, не вырвать, не вытащить клерка Безбородова из уютно обжитой им червоточины. По крайней мере не сейчас. И она отступила.

– Куда же ещё?

– Иди, чего стоишь? Замёрзнешь.

Она пошла, но остановилась. Оглянулась и снова бросила ему улыбку. На этот раз он не стал её ловить.

– Вы, если что нужно, звоните, Мирон Кузьмич. Я принесу. С мамой живу, у меня времени много. Звоните.

Он снова не ухватился за ветку. Только промямлил в ответ:

– Не беспокойся. Иди.

– А кофе?

– Иди уже, Бумбошкина, Бога ради.

Зоя достала из сумки термос и вложила ему в руки. Повернулась на каблуке, как заправский военный, и побежала, не оглядываясь, пока не исчезла в серебристом свете открытых дверей помпезного офисного небоскрёба.

– И что мне теперь с этим делать? Вот чудо-юдо бестолковое.

Весело и беззаботно, по-детски влетел на крыльцо шеф, поздоровался с кем-то, похлопал по плечу и вошёл в тот же свет, что и Зоя. Где-то там, с той стороны, обитала настоящая офисная жизнь, наполненная движением и смыслом. С этой стороны задувала холодным ветром пустая реальность. Бессмысленная.

Отвернул крышку термоса, захлебнулся вырвавшимся наружу ароматом и не выдержал – налил половинку спрятанной внутри кружечки. Сделал осторожный глоток, прислонясь к стене. Вкусно. Закрыл глаза и долго стоял, рассматривая возникшие из небытия звёзды, давая возможность теплу разлиться по измученному тоской организму. Вспомнил, что забыл вынуть вещи из стиральной машины, допил кофе и медленно побрёл в сторону дома, считая шаги.

Две тысячи пятьсот тридцать один. Во дворе было тихо. Судя по времени, всё местное хулиганьё томилось сейчас в школе, ломая зубы о гранит науки. Но Безбородов всё-таки осмотрелся на местности, чтобы исключить любую возможную опасность.

Обошлось. Странная тишина накрыла и двор, и подъезд, и лестничную клетку. Даже забралась внутрь Мирона, наполнив равнодушным спокойствием. Он уже почти зашёл в открывшийся лифт, когда заметил торчащие из почтового ящика уголки белой бумаги. Открыл осторожно, поймал всё свалившееся в руку, выгреб, что не вывалилось, запихал в саквояж и снова нажал кнопку вызова лифта. Поздоровался с приехавшей собакой и вскоре сидел за столом в кухне, разбирая корреспонденцию. Жировка, реклама электриков и лучшего в мире интернет-провайдера, бесплатная газета с рецептами отваров и настоек, которые лечат всё, ещё какая-то реклама, письмо.

«Дедушке Морозу от Вани Котикова», – синим фломастером, скачущими друг вокруг друга печатными буквами.

– А кто у нас Дедушка Мороз, стесняюсь спросить?

Не ошибся ли Ваня Котиков адресом? Безбородов на всякий случай даже осмотрелся по углам и бросил взгляд в прихожую – не прячется ли там всеми забытый персонаж? Нет, никаких дедушек, тем более волшебных. На конверте тем же почерком, как и положено, пристроились друг за другом: город, улица, номер его дома, корпус и… На месте квартиры – синяя клякса с длиннющим хвостом, свисающим за край конверта.

– Если исходить из того, что Мирон Безбородов – не Дед Мороз, значит, этот самый дед должен жить-поживать в одной из ста с небольшим квартир нашего дома.

За двадцать лет проживания здесь никого подобного Мирон не встречал. В достатке мелкое хулиганьё, периодически исчезающее во взрослой жизни, несколько постоянно меняющихся собак, кошка, десяток подозрительно косящихся и перешёптывающихся старушек (двадцать лет одних и тех же). И никаких одиноких стариков. А почему именно одиноких? Ведь, если подумать, к каждой бабушке изначально должен прилагаться хотя бы один дедушка. Какой-никакой, а должен – пусть самый невзрачный, завалящий и неказистый.

Отбросив конверт на другой край стола, Мирон достал яблоко из холодильника и долго мыл его под струёй горячей воды.

– Не может Дед Мороз быть невзрачным, завалящимся и неказистым! Дед Мороз – величина высшего разряда! Мужик, так сказать, видный. Насквозь ёлками пропахший.

Хрустнул яблоком, склонился над конвертом.

– Сам-то откуда будешь, Ваня? Местный? Из углового дома? Сосед. Один из мелких пакостников или хулиганья покрупнее? Снова мне гадость подкинули? Никак не уймётесь?

Как же он сразу об этом не подумал? Даже удивительно. Взяв конверт двумя пальцами, поднял его над головой, поднёс к лампе, осмотрел на просвет. Ничего такого, чтобы насторожило и заставило нервничать. Превозмогая отвращение, обнюхал. Не пахнет. На всякий случай перевернул и обнюхал с другой стороны. Ещё раз проверил на просвет, бросил на стол, задумался.

– Кто же ты, Дедушка Мороз? Где прячешься, в какой из квартир?

Вспомнил бывшего таксиста Михалыча со второго этажа, слабоумного улыбчивого Егорку с четвёртого, высокомерного и напыщенного Бармалея Петровича, как его звали дети. Бармалей жил прямо под Безбородовым, на седьмом, с сыном и вечно недовольной невесткой.

– Злодей и добрый волшебник в одном лице? Забавно, почему бы и нет. Проверим.

Снова забыв о вещах в стиральной машине. В спортивном костюме и тапках на босу ногу спустился по лестнице на один этаж. Нажал на кнопку звонка. Прислушался.

– Ну!

Подозреваемый в халате и с колечком копчёной колбасы в руке скосил правый глаз на Безбородова, а левым между тем обозревал пространство лестничной клетки за его спиной.

– Я к Деду Морозу, – пролепетал Мирон и протянул письмо через порог.

– К кому?

Оба глаза соседа сконцентрировались на конверте. Губы перестали жевать, колечко колбасы в руке застыло в недоумении. Отступать было поздно, да и некуда.

– К вам. Письмо вот. Перепутали, видимо. Вместо вашего ящика в мой попало.

– Ну-ка, ну-ка, – сосед ухватил колбасу ртом, вытер руки о халат, взял конверт, прочитал, шепелявя сквозь колбасу, по слогам: «Деду Морозу от Вани Котикова». Доел колбасу, держа письмо левой рукой. Безбородов ждал ответа, непрерывно сглатывая слюну, пока колбаса полностью не исчезла. Тогда письмо вновь перекочевало к Мирону, а оба глаза собеседника впились в него, как зубы в несчастную колбасу.

– Так ведь написано русским языком – Деду Морозу. Почему ко мне пришёл? И кто такой этот Ваня Котиков?

– Так я думал…

– Смешной ты, сосед. Сколько лет за тобой наблюдаю, ты всё думаешь. Действовать надо, а не думать. Для начала хулиганью местному по шее надавай, а потом думай. Неужто не знаешь – Бармалей я?

– А Дед Мороз кто?

– Тебе надо, ты и ищи. А я отчаливаю к телевизору. Будь здоров, сосед. Ване Котикову – пламенный привет.

– Ага.

Развешивая бельё на обледеневшем балконе, Мирон упрямо продолжал перебирать в уме образы стариков, когда-либо встреченных им во дворе дома. Никого достойного внимания. Ни одного. Даже обидно стало за мужскую половину человечества. Что за скудность образов?

– Настоящие мужики до старости не доживают, что ли? Или жизнь их наизнанку выворачивает и в Бармалеев превращает? В лучшем случае. А худшем – в нечто незаметное и неважное.

Настроение испортилось. Егорку и Михалыча Мирон оставил на завтра. Замёрзнув на балконе почти до полного обморожения души, залез под одеяло, закрыл глаза, задремал. По ту сторону реальности, под закрытыми глазами, метались тени, пытаясь собраться в одну незатейливую картину. Обнаружить за собой некий мир, загадочный и хрупкий, но существующий. Скрывающий в себе Деда Мороза, Снегурочку, Бабу Ягу из добрых детских полузабытых фантазий, когда-то переполнявших Мирона. Но все пути заросли холодными и острыми сосульками. Не пройти туда, не пробраться.

Сон не оставил воспоминаний. Улетел в ночное небо сквозь открывшиеся глаза Безбородова, не задев даже кончика его души. Когда темно и тихо, одиночество ощущается в тысячу раз сильнее. Оно раздувается внутри, корчится в тесноте, готовое разорвать тебя на тысячи букв никому не нужного текста. «Бах», – и попробуй потом собраться обратно в нечто цельное и удобочитаемое. Страшно стать непонятной белибердой для самого себя.

Письмо лежало на столе, дразня жирной кляксой и пляшущими неровными буквами. И подумалось вдруг, показалось, что внутри маленького конверта таится настоящее спасение от надоедливого одиночества.

Нервными движениями, преодолевая предательскую дрожь в руках, Мирон вскрыл конверт и достал из него тонкий, сложенный вдвое тетрадный листочек с сиреневыми прожилками-клеточками.

«Здравствуйте, дорогой Дедушка Мороз, – человек читал вслух по привычке, пытаясь отогнать от себя одиночество. – Меня зовут Ваня, мне пять лет. У меня есть мама, папа и дедушка Коля. Он болеет, потому что не верит, что ты есть. Мама, папа и я знаем, что ты есть. А дедушка говорит, что ты – пустая фантазия. Пожалуйста, подари ему инвалидовую коляску, чтобы он поверил, что ты есть. Мы тогда смогли бы с ним гулять по улицам. Я буду его катать и охранять от хандры. Мама говорит, что она его замучила и скоро сведёт в могилу. А я не хочу, потому что он добрый. И я его люблю. Помоги, пожалуйста. Целую, Ваня Котиков».

– Целую? Кто же тебя, Ваня Котиков, учил Дедов Морозов целовать? В сосульку превратишься… Вот ведь… Инвалидовую коляску! Где же мне искать-то Деда Мороза твоего, Ваня? Где они живут, обитают? Кто бы знал!

Сложив тетрадный листок в конверт, Безбородов налил кофе из термоса Бумбошкиной, отхлебнул. Кофе оказался горячим.

– Для Деда Мороза – самое то!

В голову полезли вредные мысли, которые никто не звал. Прятаться от них бесполезно, и Мирон стал перебирать их по одной, надеясь найти хотя бы что-нибудь стоящее.

– А без Деда Мороза никак? Не решить проблему? В чём цена вопроса?

Вылив остатки кофе в кружку, залез в интернет, набрал в поисковике то, что искал. Откинулся на стул, присвистнул.

– Как же инвалидам-то выжить в этом мире? Не есть, не пить, на коляску копить? А если не совсем новую?

Снова набрал в поисковике. Сидел, выбирал, записывал телефоны. Сгрыз кончик карандаша до грифеля, поморщился, ушёл в ванную, долго отплёвывался, фыркал, смотрел на себя в зеркало, решал, стоит ли бриться в отпуске. Вспомнил о коляске, решил не бриться.

– Отращу бороду назло всем и стану брутальным бородачом. Бородачом Безбородовым. Как Дед Мороз. Мороз Безбородов! Смешно! Эх! Куда тебя несёт, Мирон? В какие стороны пространства и времени? Кабы знать!

За окном в свете фонарей оживало зимнее утро. Из темноты просачивался человек со всеми проблемами и заботами. Он тащил ребёнка на санках в детский сад, спешил на работу, на ходу поднимая воротник, очищал машину от снежной наледи, угрюмо брёл в школу, сгибаясь под тяжестью источника знаний на спине. Человек придавал движение и смысл всему видимому миру. А в невидимом мире рождалось время. Оно шло, бежало, летело, увлекая человека в вечность.

Безбородов набрал первый из записанных номеров. В ухо ударили короткие гудки – занят человек. Человек вообще существо занятое. Если его не отправить в принудительный отпуск на целый месяц за особые заслуги. Следующий номер отозвался длинными гудками.

– Алё! Говорите!

Мирон помедлил, пошевелил губами, покрутил телефон в руке. Голос показался знакомым.

– Что вы молчите?

– Ирина?

– Да, кто это?

– Вы продаёте инвалидовую коляску?

– Инвалидную, вы хотели сказать?

– Да, извините. Именно так я и хотел сказать.

– Этим дочка занимается. Сейчас я её позову. Она уже почти убежала на работу. Вам повезло.

– Мне всегда везёт.

– Да, здравствуйте. Говорите, пожалуйста, быстрее. Я совершенно опаздываю!

– Здравствуйте, мне нужна помощь.

– Мирон Кузьмич? Что случилось? Почему звоните на домашний?

– Зоя? Бумбошкина?

– Да! А кого вы хотели услышать?

– Ну… – мысли в голове перевернулись на спину и задрыгали ногами. – Мне нужна инвалидная коляска.

– Что с вами случилось? Я сейчас приеду.

– Постойте, Зоя, не нужно, со мной всё в порядке.

Последние слова улетели в пустую трубку и, не найдя адресата, вернулись обратно.

– Кому ты врёшь, Безбородов? Вляпался по уши, и дай Бог тебе не захлебнуться! Иди брейся. Скоро заявится Зоя с новым термосом свежего кофе.

Она примчалась через сорок семь минут двадцать три секунды.

* * *

Нервно дёрнулась ручка входной двери. Ещё и ещё раз. Потом в дверь суетливо забарабанили чем-то мягким, возможно, женской рукой в тёплой перчатке. Или даже варежке. Бумбошкина носила варежки, связанные мамой, что придавало ей особое очарование. Мысль про очарование возникла случайно и заставила сконцентрироваться.

– Да ну тебя! Девушка как девушка. Младший клерк!

Безбородов щёлкнул замком изнутри, потянул дверь на себя. Не открывается.

– Что вы там бормочете! Откройте! Почему вы здесь привязаны?

Звонок хулиганы сожгли давно, поэтому оставалось только стучать. Или кричать, что тоже порой бывало эффективно.

– Зоя, не знаю, что там стряслось. Я ничего не привязывал.

– Сейчас выпущу вас.

Волнение девушки распространялось в пространстве со скоростью бешеного таракана, шевелило усами и заставляло нервничать.

Наконец дверь открылась, и взволнованная гостья ценным призом ввалилась с порога прямо в руки растерянного хозяина. Так они и стояли почти минуту, волнуясь и нервничая. Зоя пришла в себя первой.