Читать книгу: «Так сложились звезды. Как превратить любовь к путешествиям в дело всей жизни», страница 2

Нара. В святом носовом отверстии

Я была в шаге от того, чтобы информагентства региона Кансай опубликовали забавную новость: в ноздре у Будды застряла журналистка из России.

Инцидент, собравший большое количество зевак, произошел в Наре, в храме Тодай-дзи – самом большом деревянном сооружении в мире, где есть сакральная колонна с дырой, которая символизирует священное носовое отверстие Будды. Считается, что тем, кому удалось проскользнуть словно юркой сопле, несказанно повезет в этой жизни, а в следующей они и вовсе достигнут просветления. За десять минут до этого я внимательно изучила технику лазания через носовые пазухи на примере японских посетителей. У них это получалось легко и быстро, словно святейший чихнул и выдал на салфетку очередного гостя.

За желанием многие лезли уже явно не в первый раз. Японцы поднимали руки, складывали ладони домиком, наклонялись бочком и лезли в ноздрю. Далее извивались змейкой и вылезали страшно довольные. Так я и сделала, но неожиданно застряла в области груди (чашка D, вы же помните). Выдав по-русски культовую фразу из мультика про Винни-Пуха, я сразу ощутила легкую неловкость. Не с руки, вернее, не с груди было как-то застрять в носу у Будды. И что немаловажно, а желание-то теперь мое сбудется или путь к нему будет тернистым и воплотится оно, если только кто-то потянет меня за руки?

Сочувствующие раздавали советы, правда, по-японски. Я же смиренно ждала, когда моя подруга – главный редактор – перестанет смеяться до слез и уже начнет предпринимать какие-то отоларингологические меры по вызволению коллеги. Мы размышляли, куда лучше меня тянуть: назад или все-таки двигаться к светлому будущему. Я настаивала на исполнении желаний. Протиснувшись наконец-то и вывалившись на пол козюлькой, я решила, что акт просветления в любом случае должен состояться, вне зависимости от грациозности прохождения ноздри, и успокоилась.

В древнюю столицу Нару мы, как и все, ехали одним днем. Этого вполне хватает, чтобы увидеть храмы, о которых так трепетно заботится ЮНЕСКО, покормить оленей, погулять по старому центру.

Нара растеряла все свое былое величие. Кажется, что она слишком рано вышла на историческую пенсию и перебирает каждый день в шкатулке воспоминания, накопившиеся за 70 лет столичного статуса (с 710 по 784 г.), как запылившиеся перстни. Древних храмов и святилищ, драгоценных раритетов зданий и здесь много. Но все дороги первым делом ведут к порогу главного святилища – Тодай-дзи, построенному в VIII веке. Внутри – впечатляющая размерами статуя Великого Будды Дайбутсу весом в 500 тонн. Светлоликого отлили в бронзе по приказу императора Сему, на святой стройке трудились более двух миллионов человек! Будду собирали по частям, а бронзу для него свозили со всей страны. Статуя получилась большая, размер только одного уха около 2,5 метра. Соответственно, огромна и ноздря. Но в носу у самого Будды ковыряться нельзя. Людям предоставляется шанс пролезть в ноздрю символическую, хоть и соответствующую по размеру статуе. За святое отверстие выдают квадратную дыру в одной из деревянных колонн. Лаз рассчитан на среднестатистического японца и европейца размера medium.

На выходе из Daibutsu-den Hall можно совершить еще один ритуал. Нет, лезть в еще одно отверстие не нужно. У деревянной статуи бодхисаттвы Кшитигарбха в смешных красных одеждах (японцы зовут его Дзизо), не стесняясь, нужно дотронуться до того места Дзизо, которое болит у вас. Исцеление придет.

Это лишь далеко не полный перечень того, что в храмах Нары можно сделать на удачу. Японцы любят предсказания. Они покупают фигурки оленей с записочками во рту и оставляют таблички с пожеланиями и мечтами, гадают на палочках в храме. Молятся и приобретают различные талисманы. У каждого святилища всегда есть свой. А храмов в Нара-парке много.

Из важных – Кофуку-дзи, часть некогда большого комплекса из 175 зданий, от которого остались лишь трехъярусная пагода XIII века и святилище с сокровищницей внутри. И конечно, Касуга-тайся, второй по важности синтоистский храм на земле. Возле него обычно надолго замирают архитекторы и дизайнеры, любуясь строением с красными балками, белой облицовкой стен и изогнутой крышей. Место таинственное, окруженное древним лесом. Вокруг много тропинок, по обе стороны от которых стоят поросшие мхом каменные светильники, между ними блуждают олени.

Олени тут повсюду, и никуда от них не деться. Они в прямом смысле захватили Нару. На бедствие, конечно, еще не тянет, но стадо в 1200 особей чувствует себя вольготно. Олени выжимают из своего «священного положения богов синто» максимум. Завлекают туристов миндалевидными глазами, заглядывают прямо в душу. Японцы оленей боготворят. Они верят, что все парнокопытные Нары по умолчанию считаются потомками великого белого оленя, на котором с небес спустился бог-громовержец, ставший первым императором Японии. Парнокопытных кормят, тщательно за ними убирают, играют для них на горне Шестую симфонию Бетховена и обрезают им по осени рога.

Но не ведитесь на эти глаза и сердечки на мохнатых попках! Едва заметив, что турист решил раскошелиться на оленье печенье, животные начинают вести себя как пьяные английские болельщики: толкаются, лягаются, кусаются и пихаются, собираясь маленьким стадом вокруг кормильца. Это похуже кормления бабуинов, скажу я вам. Оленья банда оставила пару хороших синяков на моих бедрах и сожрала даже входной билет в один из храмов. И вот об этом в новостях не пишут!

Тоба. Морские пенсионерки

В маленькой рыбацкой хижине, которая стояла на берегу Внутреннего моря, прямо посредине комнаты ярко горел очаг, над нами на решетке подрумянивались гребешки, устрицы и рыба. Вокруг суетились бабушки, все одинаково одетые: в белых платочках, рубашках, цветастых юбках и красных передниках. Погода в Тобе была хмурой, то и дело моросил дождь, а внутри было уютно, и выходить никуда не хотелось. Бабушки подливали чаю, переворачивали морепродукты, хихикали, прикрывая морщинистыми руками улыбки. И ничто в них не выдавало главного: все они были представительницами древнейшей профессии – «морскими девами» ама. Теми, кто, ныряя на глубину, собирает вручную жемчужных устриц, морских ежей и прочих съедобных моллюсков. Вот этих самых гребешков, что томились на огне.

Первые упоминания о ныряльщицах ама, которые умели опускаться на большую глубину и надолго задерживать дыхание, появились в одном из сборников японской поэзии почти 2000 лет назад. Затем, веками позже, этих морских нимф стали изображать на эротических гравюрах. Все дело в том, что ама работали обнаженными – любые костюмы им только мешали. Немудрено, что поэты воспевали красоту «морских дев», скрывающихся в пучине вод, художники были очарованы изящной наготой, сравнимой с куртизанками эпохи Эдо. Но это был лишь растиражированный образ. В работе ама не было никакого гламура, только тяжелый труд, полный рисков.

Впрочем, ама никогда не были похожи на кротких японок, «морские девы» были вне традиционного общества – хорошо сложенные (за сезон они теряли до 15 кг веса), загорелые, самодостаточные, решительные и жизнерадостные.

Стать ныряльщицей ама без родословной в несколько поколений в Японии почти не представлялось возможным. Дочери вырастали, помогали своим матерям, сначала присматривались к технике фридайвинга: учились управляться с острой палкой, охотясь на осьминогов и скатов, с веревками и ножами, таскали корзины с водорослями, помогали продавать улов. В 20 лет любая из ама могла спокойно искать добычу на глубине 20 метров и находиться под водой от одной минуты до двух.

Считается, что самое глубокое дыхание ама имеют в возрасте от 30 до 40 лет, некоторые могут не дышать и вовсе до двух минут. И погружаются дамы до преклонного возраста – даже когда им за 70, как этим гостеприимным бабушкам, они еще вполне способны добыть на морском дне всякого нужного.

Показательные выступления ама проходят в центре Mikimoto Pearl Island. На маленьком кораблике приплывают несколько женщин в белых костюмах, больше похожих на защитную амуницию, которую носят во время эпидемий, ныряют на забаву публике. Демонстрируют правильный заход в воду – пяточками наверх, кидают в огромные деревянные кадушки оке охапку найденных устриц и удаляются под аплодисменты.

Жемчуг уже давно не добывают таким образом. Жемчужницы на ферме в префектуре Миэ производят перламутровые драгоценные горошины под надзором технологов почти по годичному расписанию. Это как раз Кокити Микимото принадлежит идея искусственного культивирования жемчуга, которая ему принесла миллионы и сильно подкосила бизнес ама. Жемчужному королю пришлось задейстовать ама хотя бы в шоу, он облачил их в белые костюмы, в которых ныряльщицы и стали работать.

История «морских дев» скоро канет в пучину вод Внутреннего моря. Это раньше рабочий табель ама был напряженным: женщины дружно выходили в «час угря» (в девять утра) в море, делали несколько заходов за день, обычно два или три, проводя каждый раз под водой в общей сложности до часа и больше, погружаясь в среднем раз двадцать – тридцать. Современные японки нырять с голой попой в океан не желают, не хотят даже в гидрокостюмах, поэтому большинство ама уже на пенсии и разве что развлекают туристов воспоминаниями о том, как это было, да ныряют, чтобы быть в форме, в теплое время года. Говорят, в Японии осталось около 2000 ама и в префектуре Миэ живет больше половины. И наши старушки были из этого числа.

Рыбку и моллюсков с пылу с жару бабушки ама разложили по тарелкам и сели умиляться от радости, что мы уплетаем обед за обе щеки. Как только «внучки» насытились, стало совсем как в гостях у родных. Бабушки развеселились, начали наряжать нас в ныряльщиц, правда, не нагих, а пенсионного возраста: повязали нам платочки, переднички и затянули в хоровод.

Когда уже погас огонь в очаге, пришла пора уходить, бабушки нас обняли на прощанье, а Рейко – самая маленькая из всех русалок – сунула мне в ладонь маленький мешочек-талисман, чтобы море ко мне было всегда благосклонно и богато уловом.

Ига. Люди в черном и коричневом

За утренним супом мисо в гостиничном ресторане я прочла в местной англоязычной газете о том, что городу Ига в префектуре Миэ требуются ниндзя. Ощущалась их нехватка, несмотря на заработную плату эквивалентом 85 тысяч долларов. Причем это гораздо больше, чем они зарабатывали в Средние века. Даже представила себе собеседование на должность с местным HR: «Почему вы хотите стать ниндзя? А какие у вас навыки в метании сюрикенов? Есть ли опыт ликвидации объектов?» Интересно, берут ли женщин?

Ига – уютный городок, где вроде бы как зародилось движение людей в черном. В Ига-рю и Кога-рю базировались лучшие школы ниндзюцу во всей стране, учеников смолоду учили боевым искусствам, тайнам шифрования, мастерству быть незамеченным, травологии и применению ядов, основам дайвинга, скалолазанию, ориентированию на местности и совершенствованию собственных чувств, особенно осязания и обоняния. Но среди населения в сто тысяч человек уже не найти ни одного представителя клана, а самих ниндзя можно пересчитать по пальцам. Все они сотрудники музея Ига-рю или международного центра исследований ниндзя.

Первым делом в музее, который выглядит как типичный сельский дом, ты жестко разочаровываешься, ведь все твои стереотипы рушатся. Среди стендов с хитрым оружием и экипировкой для хождения по болотам ты внезапно узнаешь, что ниндзя никогда не носили черное, а облачались в темно-красные, темно-синие или коричневые мешковатые костюмы. А в свободное от заданий время и вовсе были фермерами, даже соседи не подозревали, что эти достопочтенные крестьяне – диверсанты и наемные убийцы.

Но затем ряженые актеры наглядно демонстрируют тайные ходы за бумажными стенами, лазы под циновками и ложные двери, дают небольшое представление с драками. Но не говорят о том, что происходило с теми, кому случалось провалить задание, а ведь их варили в кипятке.

Странно, что искусству ниндзюцу не нашлось места в современную эпоху и услуги наемников оказались невостребованными. Больше нет желающих плеваться ядовитыми стрелами через фукию, сидеть в пруду с лягушками и дышать через трубочку, выслеживая какого-нибудь гада.

Все превратилось в шутовство.

Образ ловкого неуловимого шпиона, находящегося на службе у самурая, Ига эксплуатирует нещадно. Проще говоря, слово «ниндзя» добавляют ко всему, что продается: от мороженого до отелей. Ну и конечно, всем полагается нарядиться.

Покряхтывая, я замоталась в черное, прикрыла лицо как надо, чтобы не узнали соседи, если я полезу на задание завалить бывшего мужа, взяла в руки пластмассовый меч и встала перед зеркалом, дабы отрепетировать позы для фотосессии и выучить движения нуки. Отражение надо мной подтрунивало. С образом ниндзя меня роднила только черепашка, причем явно похожая на мать Микеланджело. Впрочем, ничуть не расстроившись, я покрасовалась перед камерой. Местный фотограф не выдал себя, хохотал, наверное, дома. Те снимки, клянусь, не увидит никто.

Хотя, наверное, было бы забавно затеряться в толпе самых разных людей, наряженных в костюмы убийц во время фестиваля ниндзя – неуклюжих, высоких, в очках. И заодно было бы неплохо овладеть рецептами травяных сборов, которые могут заставить врага усомниться в здоровье, и нанесению вреда одним нажатием пальцев в особые нежные точки на теле. И еще, пожалуй, я бы научилась ходить бесшумно.

Остановиться на ночь мы, естественно, планировали в ниндзя-отеле. Но случилось непредвиденное: ниндзя-номеров хватило не всем. Об этом с грустью в лобби объявила наша гид Мидори-сан, однако тут же взбодрилась: «Но мы устроим лотерею с призами и разыграем их, чтобы никому не было обидно». Она начала копаться в своих многочисленных авоськах, которые повсюду носила с собой, и достала заранее приготовленные карточки.

Тем, кому не повезет переночевать в обители ниндзя, полагался утешающий приз – сумка-шопер с ниндзя. Мне выпал счастливый лот, а в качестве бонуса также полагался красиво завернутый рулон туалетной бумаги. С картинками сюрикэна по всей длине.

Поднявшись на ниндзя-лифте на свой этаж, я с волнением открыла номер. Ниндзя-номер выглядел примерно так же, как и тысячи типичных гостиничных комнат – с кроватью, столом, креслом. Не было ни тайных лазов, ни секретных дверей к соседу. В шкафу обнаружился брючный костюм темных цветов с пояском. Мне он был мал. На кровати лежал подарочный набор – пластмассовый меч синобигатана и сюрикэн. И интригующая записка, в которой было указано, что вся информация о проживании в отеле, а также пульт от телевизора и табличка «Не беспокоить ниндзя, он готовится к заданию» находятся в тайнике. Где бы он мог быть, неужели под стулом?

Такамацу. Морские гады и яды

Я держала палочками прозрачный склизкий кусочек рыбы и не сводила с него глаз. Я никак не могла решиться положить его в рот. И дело было не в том, что выглядел он совсем неаппетитно: это была рыба фугу, чей яд примерно в 1200 раз опаснее цианистого калия. Смертельная доза составляет всего лишь один миллиграмм соответственно, яд одной рыбы фугу может убить 40 человек.

Надо признать, что из богатого ассортимента удивительных блюд в Японии деликатес из фугу – это самое странное. Крошечная доза яда иглобрюха способна раскрасить вечер удивительными ощущениями и чудесной эйфорией, а чуть большая порция отправит гурмана к праотцам, причем вместе с поваром, который по традиции должен сделать себе харакири, если клиент за поеданием рыбы фугу несвоевременно почил. Я не могла не думать о последствиях. А вдруг я начну чувствовать это ощущение онемения в уголках рта, свидетельствующее о том, что яд начал действовать? Я же завещание не оставила, не стерла в компьютере всякое, что не должно попасться на глаза наследникам. Даже несмотря на знакомство с шефом, имеющим лицензию на разделку рыбы фугу, несмотря на репутацию ресторана, было не по себе. Противоядия-то не существует. Сейчас, правда, все гораздо прозаичнее: фугу выращивают на фермах, где ей не позволяют есть всякий донный мусор, оседающий в иле и превращающийся во внутренних органах иглобрюха в токсичные молекулы яда тетродотоксина. Впрочем, даже несмотря на это, ежегодно несколько человек все же проигрывают в гастрономическую рулетку.

Я наконец-то решилась. Фугу жевалась плохо. Сашими, которое полагалось закусывать шалотом, было откровенно невкусным. Эйфории не наступило, но пришло удивление. В чем смысл этой игры со смертью?

На столе моноресторана в Такамацу, где подают только фугу, коих на острове Сикоку несколько, стояли еще тарелочки с рыбой, приготовленной иным способом. Я так же боязливо попробовала вареную фугу-зосуи, томленную в соусе, во фритюре, я опустила кусочек рыбы в котелок с бульоном, чтобы получилось набэ. И ничего из этого не вызвало восторга. По факту это была склизкая безвкусная пища.

Я прислушивалась к себе и к ощущениям. Не крутит ли живот, не холодеет ли душа. Опрокинув чашку саке в надежде на пейринг с добрым финалом, я поблагодарила хозяина и вышла совершенно голодной. Гастрономический древний опыт остался мною непонятым. Но размышлять об этом бесполезно, поскольку тут я ступаю на зыбкую тектоническую плиту, способную вызывать землетрясения в среде гурманов. Не говоря уж о коренных японцах.

Пробовали ли вы свеженарезанный гуидак? Чтобы сделать сашими, нужно выбрать в аквариуме задумчиво качающегося моллюска, поразительно похожего на мужской член, ошпарить его кипятком, опустить в чашу со льдом и снять кожицу. Нарезать мелкими кусочками и съесть с лимонным соком.

А варили ли вы как-нибудь в сладком сиропе свинину до карамелизированного состояния, чтобы получилось блюдо, которое обожают долгожители Окинавы? Они едят его вприкуску с орехом гингко.

А ели ли вы хоть раз на японских рынках? На Цукидзи в Токио, конечно, готовят божественные суши, а как насчет огромных глаз тунца, прозрачных мальков сирасу или копченых свиных морд?

Забронировали бы стол в ресторане, где все блюда из тофу, коих много в Киото? А видели ли вы, как готовят знаменитые пирожные мочи по старому рецепту, когда тесто просто со всей дури бьют палкой?

В гастрономическую культуру Японии я погружалась медленно, с каждым разом открывая что-то новое. В самую первую поездку, давным-давно, я страшно удивилась, когда узнала, что суши (правильнее все же будет «суси») надо обмакивать в соевый соус рыбкой, а не вымачивать в нем рис.

Затем я познакомилась с настоящей кухней тэппанъяки и завороженно смотрела на стейки из говядины, которые жарили передо мной серьезные шефы. Я ела колобки из осьминогов такояки и лепешки окономияки в Осаке, готовила омлет с гойей, постигала всю культуру бенто и созерцала красоту поданных блюд. Квинтэссенцией стала церемония кайсеки в Киото, но это вообще сильно на любителя. Я все еще не достигла того уровня эстетики, с которым нужно чинно вкушать все крошечные блюда на десятках тарелочек.

Однажды на званом обеде в честь начала сезона сакуры нам был подан обед от знаменитого шефа. Поскольку дело было в онсене, полагалось прийти в юкате и есть за маленькими столиками. Меня смутило появление самого кулинарного гения, который отчего-то вполз в залу на коленях и много кланялся, представляя свой праздничный сет. Перед нами поставили блюда, которые были украшены аккуратно вырезанными из овощей цветочками сакуры. Огромный лобстер, спрятавшись по брюшко в чаше, обещал вкуснейшую трапезу. Когда после долгих церемоний мы приступили к еде, я с удивлением обнаружила в тарелке лишь пустой панцирь и… больше ничего. Я незадачливо поковырялась палочками в чаше, но не нашла ничего съедобного. Посмотрела на других гостей, которые также были немного взволнованы. Лица официантов не выражали ничего. Ладно уж, я сдалась и попросила объяснить тонкости. Оказалось, у лобстера надо было съесть глаза.

Урок сябу-сябу мне как-то преподала прапраправнучка самурая Ханзабуро Йошикацу на Сикоку. Она держит в старом семейном доме ресторан. Ингредиенты – крабы – полагается варить самим в бульоне даси, оттого получается вкусно. На Сикоку, четвертый по величине остров в Японии, кажется, вообще нужно ехать как раз за гастрономическими забавами. Помимо вышеупомянутых ресторанов фугу здесь работает более 800 заведений, это родина удона. Традиционную пшеничную лапшу в бульоне сануки-удон в ничем не примечательных ресторанчиках подают в огромных деревянных кадушках, один тазик берут сразу на семью. Лапшу едят с неэстетичным шумом, затягивая ее губами. По вкусу блюдо кажется пресноватым, в кадушку хочется плеснуть кружку соевого соуса, добавить креветок, ростков бобов. Однако к лапше подают только палочки и батат в темпуре. Но отнесем это к ярким гастрономическим опытам Японии.