Читать книгу: «Бред шведской кобылы», страница 8

Шрифт:

Относительно фразы князя Олега сложилось мнение, что термин «мати» здесь следует понимать как «метрополия»⁷. При этом особенно не задумываются над тем, что греческое «metropolis» от meter мать + polis город существовало совершенно в ином историческом контексте. В Древней Греции – это название города-государства по отношению к основанным им поселениях в чужих землях или обозначение для государства, владевшего захваченными им землями. Вряд ли общепринятое понимание термина «метрополия» подходит к летописной истории объединения Новгорода и Киева.

Как известно из рассказа летописи, в 882 г. Вещий Олег выступает в поход и присоединяет к своим владениям Киев. «И съде Олег княжа в Киевъ, и рече Олегъ: ”Cе буди мати градомъ русьским”». Т. е. в данном историческом контексте городом-княжеством, захватившим Киев, выступает Новгород. Следовательно, Новгород и есть метрополия. С какой же стати новгородскому князю Олегу ставить всё с ног на голову и завоёванной земле давать статус владетеля, а Новгород объявлять колонизованной периферией? Историческая мысль явно отрывается от всякой логики. Совершенно очевидно, что термин «мати» имеет здесь другое значение. Но всё дело в том, что этим термином историческая наука практически не занималась, удовлетворившись подставкой в летописный контекст значения «метрополии».

Невнимание исторической науки к термину «мати» объясняется тем, что термин наиболее полно раскрывается в весьма специфическом источнике – в древнерусском памятнике космогонического содержания, духовном стихе о «Голубиной книге». Ядро этого древнейшего произведения русской духовной культуры совершенно очевидно оформилось на глубине тысячелетий, но письменно тексты «Голубиной книги» были зафиксированы в XVIII в., как и многие произведения устной традиции.

В «Голубиной книге» «мати» – это не просто «матерь» или «мать», этим словом обозначался главный, т. е. сакрально наиболее важный природный и социальный предмет (земля, море, возеро, река, город, церква, птица, зверь, гора, камень, дерево, трава). На вопрос: Кая земля всем землям мати, – «Голубиная книга» отвечала: «Свято-Русь земля – всем землям мати». Зафиксировано понятие «мати» и на уровне народного сознания. В словаре Даля относительно Волги приведено выражение: Волга всем рекам мати. Т. е. в народной памяти образ Волги для древних русов закрепился как образ наиболее священной реки, персонифицированной в образе Волги – матушки. Следовательно, при князе Олеге на вопрос Голубиной книги: «Который город всем городам мати», учреждался ответ: Киев «буди мати градомъ русьским», т. е. Киев наделялся ролью сакрального центра среди городов Руси, в соответствии с древнейшей мировоззренческой системой русов или в соответствии с древнейшей языческой традицией» (стр. 479-480).

¹. Югов А.К. Думы о русском слове. – М., «Современник», 1975, стр. 171-172.

². Повесть временных лет // Повести Древней Руси. XI-XII века. Составление Н.В.Понырко. – Л.: Лениздат, 1983, стр.24 (Далее – Повесть временных лет…).

³. Повесть временных лет…, стр. 124.

⁴. Диодор Сицилийский. Историческая библиотека. Пер. И.Алексеева. Ч.1-6. СПб., 1774-1775.

⁵. Повесть временных лет…, стр.31.

⁶. Чивилихин В.А. Память: Роман-эссе в 2кн., 3 т.: Т.3 – М.: Патриот, 1993, стр. 179.

⁷. Пушкин А.С. Сказка о царе Салтане… (Любое издание).

⁸. Фомин В.В. Варяги и Варяжская Русь: К итогам дискуссии по варяжскому вопросу. – М.: «Русская панорама», 2005, стр. 205.

⁹. «Новый мир», 1994, №6, стр. 113.

¹⁰. Повесть временных лет…, стр. 133-134. .

¹¹. Акашев Ю.Д. Имя твоё – росъ. (историко-этнические корни русского народа). – М.: ФГУП Издательство «Нефть и газ» РГУ нефти и газа им. И.М.Губкина, 2006, стр. 294.

¹². Гедеонов С.А. Варяги и Русь. – М.: 2004, стр.441, примеч. 244.

¹³.Акашев Ю.Д. Имя твоё – росъ (историко-этничские корни русского народа). – М.: ФГУП Издательство «Нефть и газ» РГУ нефти и газа им. И.М.Губкина, 2006, стр. 300.

¹⁴. «Новый мир», 1994, №6, стр. 114.

¹⁵. Венелин Ю.И. Известия о варягах арабских писателей и злоупотребление в истолковании оных // ЧОИДР. Кн.4. М., 1871, стр.10.

¹⁶. Повесть временных лет…, стр. 33.

¹⁷. Повесть временных лет…, стр. 133.

¹⁸. Повесть временных лет…, стр. 26.

¹⁹. Повесть временных лет…, стр. 126.

Приложение IV

УТРАЧЕННЫЕ ФАНТАЗИИ НОРМАНИСТОВ

Н.Д.Чистяков

Член Союза журналистов России

Россия, 140763, Московская область,

Шатурский район, с.Пышлицы, 35-1

e-mail: kollega49@rambler.ru

Авторское резюме

В данной рецензии представлены основные положения блестящего исследования Л.П.Грот о летописных именах русских князей, являющегося новым словом в историографии начального периода русской истории. В рецензии особо выделяется заслуга автора в том, что раскрывая этимологию имён первых русских князей: Рюрика, Олега, Святослава и Владимира – Л.П.Грот проводит глубокий анализ многочисленных источников, часть из которых вводится в научный оборот впервые. Сведения эти никогда не были приведены российскими скандинавистами, занимающимися сравнительным анализом русских летописных и скандинавских имён.

Ключевые слова: имя, князь, Л.П.Грот, Рюрик, Олег, Святослав, Владимир.

LOST FANTASIES OF NORMANISTS

Nikolay Chistyakov

Abstract

This review presents the main provisions of L. P. Groth's brilliant research on the chronicle names of Russian princes, which is a new word in the historiography of the initial period of Russian history. The review highlights the merit of the author that revealing the etymology of the names of the first Russian princes: Rurik, Oleg, Svyatoslav and Vladimir – L. P. Groth conducts a deep analysis of numerous sources, some of which are introduced into scientific circulation for the first time. This information was never given by Russian skandinavists, specializing in comparative analysis of Russian Chronicles and Scandinavian names.

Key words: name, Prince, L. P. Groth, Rurik, Oleg, Svyatoslav, Vladimir.

Грот Л.П. Имена летописных князей и корни древнерусского института княжеской власти//Варяги и Русь/Серия «Изгнание норманнов из русской истории. – М., 2015. Русская панорама. 255 с.

Один из норманистов как-то в разговоре попенял мне: вы, антинорманисты, выступаете с критикой только их предшественников, творивших в XVII-XVIII вв., мол, историческая наука с тех пор шагнула далеко вперёд, а вы, антинорманисты, остались на уровне XVII-XVIII вв. Действительно, историческая наука не стоит на месте, она давно доказала антинаучность «норманнской теории». Об этом объективно свидетельствуют даже результаты исследований современных шведских историков и археологов (подчеркиваю – объективно, поскольку открыто от норманистских постулатов никто в западноевропейской исторической мысли не отказывается). Так, работы шведских археологов показывают, что территория часто упоминаемой норманистами Средней Швеции или Уппланд долгое время оставалась малонаселенной. В IX в. её население вряд ли превышало 30 000 чел. Причем оно было рассеяно на тысячах квадратных километров и при отсутствии городской среды, что затрудняло объединительные процессы. В остальных регионах насчитывалось самое большее по паре тысяч человек, а то и по нескольку сотен. Структура поселений была представлена отдельными дворами или «хуторами». Интересно, в каком «хуторе» норманисты нашли кандидатов в летописные князья, и каким образом эти «хуторяне» завоевали в 862 г. Северо-Западную Русь, если в ту пору не было ни государства Швеция, соответственно, ни армии, ни флота. Я задавал эти вопросы норманистам – в ответ, как это у них принято – молчание.

Один из главных вымыслов норманистов, как известно, – уверения в том, что князь Рюрик был шведского происхождения, шведскими же являются и летописные имена. Основоположником этого вымысла был шведский дипломат и историограф короля Швеции Карла IX П.Петрей. Немецкий учёный Г.Эверс назвал его «пустомеля Петрей» (Эверс 1825). В 1613 году П.Петрей заявил в одном из своих сочинений о том, что новгородцы на переговорах со шведами якобы сказали: «…Новгородская область, до покорения её московским государством, имела своих собственных великих князей, которые и правили ею; между ними был один тоже шведского происхождения, по имени Рюрик, и новгородцы благоденствовали под его правлением» (Петрей 1867: 312).

Заявление это – истинная предтеча геббельсовского приёма: чем чудовищнее ложь, тем больше шансов, что в неё поверят. Так было положено начало «норманнской теории».

«Пустомеля» объявил также, что имена первых русских князей – сплошь шведские (скандинавские), следовательно, и первые русские князья – шведы (скандинавы). С тех пор и до наших дней норманисты повторяют эту нелепую выдумку «пустомели Петрея».

Настоящие учёные рассматривают этот вопрос не глазами «пустомели Петрея», а именно с научной позиции, т. е. опираясь на факты, а не на вымыслы. Все точки над «и» по этой проблеме расставила Л.П.Грот в своём блестящем исследовании «Имена летописных князей и корни древнерусского института княжеской власти».

Как уже было отмечено выше, утверждение о якобы скандинавской этимологии древнерусских княжеских имен является краеугольным камнем норманистской системы взглядов о великой миссии скандинавов на Руси. А деяния этой миссии, если верить норманистам, действительно поражают: скандинавы образовали Древнерусское государство, принесли имя Руси, создали древнерусский институт верховной княжеской власти, установили контроль над Балтийско-Волжским торговым путём и т. д. (ни в одном источнике эти «великие деяния» не зафиксированы).

Прежде, чем двинуться дальше, зададимся вопросом: кто такие скандинавы? В справочном издании «Народы мира» народ «скандинавы» не упоминается. В Скандинавии проживают три народа: шведы, норвежцы и датчане. Шведы, в сер. IX в. проживавшие в «хуторах», никак не могли в 862 г. участвовать в завоевании Северо-Западной Руси. Норвежцы и датчане никогда не претендовали на роль создателей Древнерусского государства. Итак, скандинавы, «завоевавшие» Русь, – это никто, пустота, вакуум.

И одним из главных доказательств «завоевания», как было отмечено выше, приводится скандинавское происхождение князя Рюрика, на которое якобы указывает этимология самого имени Рюрикъ. Норманисты предлагают его исходную форму как Hrærekr и уверяют, что имя Рюрик является типичным древнескандинавским и древнегерманским именем (Мельникова 2000: 145-148)).

Я пытался расспрашивать знакомых норманистов: из какого шведского «хутора» пришёл Рюрик с братьями, дружиной и родами своими? – А в ответ – тишина, пустота, вакуум. И это естественно, ибо шведский конунг Рюрик существует лишь в воображении норманистов.

В монографии Л.П.Грот «Имена летописных князей и корни древнерусского института княжеской власти» на основе большого количества привлеченных материалов доказывается, что имя Рюрик исходно не является древнегерманским и тем более скандинавским. В монографии демонстрируется, что имя Рюрика было широко известно уже в последние века до н.э. как в Восточной Европе, так и в Западной Европе вплоть до Британских островов. Позднее всего оно обнаруживается в скандинавских странах, как явно заимствованное имя. Причем заимствование могло идти разными путями: от южнобалтийских славян, из Галлии или с Британских островов, а также из германских именословов.

Л.П.Грот подробно рассматривает бытование этого имени в славянских именословах, в западноевропейских именословах с отдельным разделом для скандинавских стран. И здесь автором обнаруживается любопытная вещь. В славянских, галльских, британских (ирландских и шотландских) именословах носителями имени Рюрик были крупные деятели церкви, лица королевской крови или представители аристократии, а в скандинавских именословах ничего подобного не наблюдалось.

В шведском именослове, например, имя Рюрик зафиксировано на четырёх рунных камнях, и лица, его носившие, не были чем-то примечательны. Кроме того, эти рунные надписи относятся к XI – XII вв. И нет ни одного рунного камня, воздвигнутого в честь Рюрика – якобы создателя древнерусской государственности! Почему? Л.П.Грот дает этому факту убедительное объяснение: объявление летописного Рюрика выходцем из Швеции произошло в рамках шведского политического мифа XVII-XVIII вв., создававшегося с конкретной геополитической целью – придумать для шведской короны историческое право на удержание в своих руках завоеванной в Смутное время части Новгородской земли. Только тогда шведские сановники и придворные историографы сфабриковали выдуманную историю о предках шведов – создателях древнерусской государственности. Даже такие шведские историки XVI в. как Иоанн Магнус и Олаф Магнус, особо потрудившиеся над созданием величественных картин шведской истории в древности, ничего не знали о своем великом предке Рюрике. Поэтому версия о скандинавской этимологии имени Рюрик – это типичная норманистская выдумка.

Л.П.Грот хорошо знает донаучную шведскую историографию XVI – XVIII в. и показывает, что определение этнической принадлежности по личным именам восходит именно к данной донаучной традиции. Тогда же в Северной Европе возник феномен выдуманных историй. Политики и деятели культуры Скандинавских стран сочиняли никогда не существовавшую у них величественную древность методом присвоения себе истории реальных древних народов. Наиболее анекдотичным примером является попытка шведских филологов XVII в. объявить частью шведской истории в древности историю древней Гипербореи из античных мифов.

Л.П.Грот подчёркивает, что традиция переделывать на якобы шведский лад имена из истории того народа, у которого присваивали в свою пользу значительную часть исторического материала для укрепления кулис вымышленного древнего величия, есть неотъемлемая часть методики готицизма и рудбекианизма, с самого начала не имевшей научного характера и породившей историческое мифотворчество самых необъятных масштабов.

Буйная фантазия шведского писателя О.Рудбека, писавшего через полстолетие после Петрея, подхватила Петреев зачин и выдала нам такие варианты имен летописных варяжских братьев как Roderick, Sinaus и Trygo с Волчьего острова. Дальше – больше (с.246-247).

Даже имя Святослав норманизм попытался и до сих пор пытается объявить скандинавским. Ещё Байер утверждал скандинавское происхождение имени Святослав: «Я не спорю, что Святослав и Свендослав по-славенски, да есче очень прилично, называется муж святые славы. Но понеже святое имя неверному народу (сколько было известно) неведомое, уповательно, что от нормандского языка испорчено…» (Байер 2006: 349).

Но Байер не знал ни русского языка, ни русской истории, посему ему простительны подобные нелепости. Однако когда эти же нелепости изрекает современный скандинавист Ю.Вяземский – заведующий кафедрой мировой литературы и культуры факультета мировой журналистики МГИМО (окончил факультет международной журналистики МГИМО), то можно говорить о глубоком кризисе в российской исторической науке. Ю.Вяземский в телевизионной передаче «Умники и умницы» во всеуслышание заявил, что Святослав – это шведский конунг Свендислейф. Как видно, малограмотность Байера у современных российских скандинавистов доведена до полного абсурда. Байер, по крайней мере, считал, что имя Святослав с «окончанием славенским», а у Вяземского уже и окончание – слав оскандинавилось.

Хотя образование, которое получил Вяземский, должно было позволить ему догадаться, что свент- и свят-/свет- – одна и та же именная основа, различия в которой хорошо разъясняются именно из славянских языков. В польском языке, например, звук «ę» – носовой, он может чётко произноситься как «ен», а может и не чётко, тогда это «е». Соответственно, согласная «н» не обязательна, это производная от носового звука, что подтверждается примерами: Świętosław (Швентослав), Święcesław (Швенцеслав), Święcsław (Швенцслав), Święsław (Швенслав) = Святослав или в имени божества Świętowit (Швентовит)= Святовит (с.259-260).

Данная особенность славянских языков повлияла на оформление имени Святослав в византийских и латинских источниках именно с основой свент-. Известно, что в византийских источниках X в. (Лев Диакон) имя писалось как Сфендослав, к чему как раз апеллировал Байер и что до сих пор пережевывают норманисты (Вяземский тому пример), пытаясь доказать скандинавство именного компонента свен-/свент- Но с тем же компонентом свят- известно имя князя Великой Моравии Святополка (правил 850 – 894). Это имя приводилось у Константина Багрянородного как Свантиплук (с.260). Его норманисты тоже в скандинавы запишут?

Разобраться в этих вопросах совсем несложно, но Л.П.Грот подчеркивает, что норманизм, т. е. система взглядов, базирующаяся на убеждении в скандинавском происхождении Рюрика, летописных варягов и имени Руси, не является наукой.

В работе Л.П.Грот показано, что имена из славянских именословов часто влияли на западноевропейское имянаречение. Пример у Байера с именем короля Лотарингии Свендоболда (Swentibold, Zwentibold) разъясняется очень просто. Король Свендоболд был назван в честь своего крестного отца вышеупомянутого князя Великой Моравии Святополка, т. е. лотарингский Свендоболд произошел от славянского Святополка.

Имя Святополк было заимствовано и в шведском именослове как Свантеполк. Особую популярность оно получило как уменьшительно-ласкательное в форме Сванте (с. 260-262).

Приводится в книге Л.П.Грот и пример с женским вариантом имени Святослава – княжной Святославой. Это имя было вторым именем княжны Гунхильды, дочери польского князя Мешко I от брака с Дубравкой Богемской, дочерью князя Чехии Болеслава I и княжны Драгомиры из полабских стодорян (гавелян). Княжна Гунхильда Святослава стала женой датского короля Свена Вилобородого, и их дочь была названа по имени матери Святославой. Это имя четко отмечено как имя сестры короля Англии (1016 г.), Дании (1018 г.) и Норвегии (1028 г.) Кнута Великого (995 – 1035) в монастырских актовых книгах «Liber vitae of the New Minster and Hyde Abbey Winchester» в форме Santslaue (Santslaue soror CNVTI regis nostri). Здесь первый компонент свят- был оформлен как sant- (с.253-254).

Вошло в скандинавские именословы и имя славянской княжны Драгомиры, Оно вошло даже в датский королевский именослов и сделалось одним из излюбленных в Дании. Первой Драгомирой в датском именослове была Маргарита Драгомира Богемская, ставшая женой датского короля Вальдемара Сейра. Имя Драгомира было адаптировано в датском именослове как Дагмар, и в такой форме разошлось по именословам скандинавских стран, как королевских, так и обычных, дожив и до наших дней. Именем Дагмар была названа дочь датского короля Фредрика VIII, которая стала супругой российского императора Александра III под именем Марии Федоровны (с.253-254).

Подробно рассматривается в монографии Л.П.Грот и имя Владимир. Слова Байера о том, что все древнерусские имена как «никакого иного языка, как шведского, норвежского и датского суть» живут в современном норманизме, что видно и на примере имени Владимир. Оброненные Байером слова относительно того, что «…ибо и имя Владимир, как теперь руссы выговаривают, хотя славенское Владимир есть, по-видимому, и прилично владетель мира толкуется, однако ж подобным сомнительством безвестного произвождения запутано… Как Владимир славенское имя есть, так Валдемар нормандское и немецкое…». В общем, два Владимира получилось у Байера: один – «славенское Владимир есть», а другое – «Валдемар нормандское и немецкое…» (с. 270).

И здесь Л.П.Грот обращает наше внимание на попытку норманистов хотя бы вторую часть имени Владимир провозгласить «германской», с помощью бездоказательного привязывания второй основы имени Владимир к древнегерманскому mĕr "слава’ (А.Ф.Литвина, Ф.Б.Успенский, Л.С.Клейн). Критикуя эту точку зрения, Л.П.Грот показывает, что имеется много примеров в русских источниках написания имени Владимир в обоих вариантах и что чередование е/и обычно для русского языка.

Исследование именного компонента -мир/-мер в имени Владимир в книге Л.П.Грот содержит много нового. Автор напоминает, что имена с использованием основы -мир/-мер как конечного именного компонента часто встречались у гуннских правителей и военных предводителей. Такое имя носил основоположник гуннской империи на территории Восточной Европы Болемир (правил с 371г.). Известно и имя гуннского военного предводителя Валамера/Велемира, руководившего нападением гуннов на Крым.

А вот имена с конечным компонентом -мир/-мер в именослове готских правителей появляются позднее, чем в гуннском именослове. Под 376 годом известен король остготов Витимир. В это же время известен и правитель дакийских готов Аримир (383/392). В V в. были король остготов Валамир (440 – 469) – имя, которое повторяет имя гуннского предводителя Валамира, и его младшие братья Теодемир (469 – 474) и Видимир (ум. в 474 году). Но имена с –мир/-мер/-мар известны и в именословах на территории Галлии: Рикомер/Ricomerus (573г.), Рихмар/Richmarus (783г.), Ригомар/Rigomar или Ригомир/Rigomir от того же времени, а также многие другие. Если верить норманистам, все приведённые выше имена с окончаниями на –мир: гуннские, готские, галльские тоже должны быть связаны со скандинавским/германским происхождением.

Но Л.П.Грот показывает, что компоненты –мир/-мер/-мар, составляющие и имя Владимир, имеют очень древнее происхождение. Так, известен древнерусский мир/мiр как земной шар и человеческая обитель, что сопоставимо с санскритским mara как земной мир, а древнерусский мир/мiр как вселенная – с санскритским mīra – бескрайнее пространство, т. е. тоже вселенная. Древнерусский мир как покой с вариантом мѣреть – умереть, т. е. получить вечный покой перекликается с санскритским мara – мир смерти, санскритские meru и mīra как гора соотносятся с русским мар как курган, сопка, сторожевая высота. Эти примеры показывают, как в близкородственных языках: древнерусском и санскрите – запечатлелось сакральное значение древнейшего образа золотой горы Meru как центра мира (с. 293 – 298). Вот из каких исторических глубин пришли к нам именные компоненты, образовавшие имя Владимир.

Много принципиально нового содержится в главе «Об имени Олег и Ольга». В этой главе убедительно доказывается, что русское имя Олег и скандинавское Хельги – два разных имени, имеющих разное происхождение. Л.П.Грот, привлекая данные скандинавской лингвистики, впервые показала, что Хельги в скандинавских именословах либо уменьшительно-ласкательное имя, либо прозвище. Следует отметить особенность всех работ Л.П.Грот: в них всегда много нового. Норманисты же, напротив, без конца повторяют убогие выдумки Петрея-Рудбека-Шлёцера.

Согласно обнаруженным Л.П.Грот сведениям, уменьшительное имя Hælghe образовалось от скандинавского Hælmger, двуосновного имени, где его первая основа – существительное hælm- , т. е. ’шлем’, а второе – существительное -geir т. е. ’копье’. Таким образом, полное имя Hælmger и его уменьшительно-ласкательное Hælghe были исходно связаны с воинской атрибутикой, с понятием ’защита’, как и многие наиболее архаичные скандинавские имена. Сведения эти никогда не были приведены российскими скандинавистами, занимающимися сравнительным анализом русских летописных и скандинавских имен. Но вывод ясен: полное имя Хэльмгер со значением ’шлем – копье’ и его уменьшительное Хельге/Хельги никакого отношения к имени Олег иметь не могут. Имя Хэльмгер за пределы скандинавских именословов не выходило, но и внутри скандинавских именословов его носители ничем особенным себя не отметили. Кроме того, заимствование уменьшительно-ласкательных имён не было типично для русской антропонимики вообще, и уж тем более – для царских именословов. Л.П.Грот приводит пример с былинным Алёшей Поповичем, но подчеркивает невозможность возникновения царского имени Алёша Михайлович (с.394).

Только в христианскую эпоху уменьшительно-ласкательное Hælghe/Hælge в скандинавских именословах, пишет Л.П.Грот, стало использоваться со значением ’святой’, причем в форме дополнительного имени или прозвища. И здесь очень важным открытием автора является выяснение всего процесса этой трансформации, в частности, обнаружение источника, из которого имя Хельги как Helghi (Halga) появляется сначала среди героев эпических произведений: в английском героическом эпосе «Видсид» («Widsith»), в легендарной части истории данов у Саксона Грамматика, в «Круге земном» Снорри Стурлусона и др.

Ведь норманисты, подчеркивает Л.П.Грот, так и не выяснили, каким образом пресловутое слово heilagr эддических и мифологических песен стало личным именем в германских именословах христианской эпохи, как в литературных, так и в реальных. А Л.П. Грот обнаруживает недостающие личные имена с компонентом hailag- и возможные уменьшительно-ласкательные формы имён от них, используя материалы из каталога М.-Т. Морлè «Личные имена на территории древней Галлии VI – XII вв.». Там зафиксировано несколько антропонимов с именным компонентом hailag- . Это Helehilehus (680) – архив департамента Ионн, сев.-вост. Франция; Heligbertus (794) – документы по истории региона Нижний Рейн, хранятся в Лейдене; Helegbrath (828) – в акте, подтверждавшем дарственное письмо храму Св. Мартина в Утрехте от 7 февраля 828 года. Там же отыскиваются и уменьшительно-ласкательные имена от компонента hailag- : Helca (820) – в документах по истории региона Нижний Рейн, хранятся в Лейдене; Heleca (853) – архив монастыря Сен-Бертен, Сент-Омер, Сев.Франция (с.452).

Эти материалы не привлекались до сих пор к анализу и не рассматривались как истории области, где отыскались имена-прототипы, обнаруживающие явную связь с англоcаксонским литературным именем Hаlga – Хэльги. Хотя если в именословах на территории королевства франков в VII – VIII вв., подчеркивает Грот, появляются полные имена Helehilehus и Heligbertus с начальным именным компонентом helig– , т.е. saint, sacré или святой, а в VIII – IX вв. появляются англосаксонские эпические произведения, где фигурирует герой с именем Halga (*Hailaga), то логично предположить, что эти имена попали в поле зрения создателей поэм из реальных именословов, формировавшихся на территории Франкского королевства как минимум столетием раньше.

В культурногенетических процессах в данном регионе участвовали не только представители германской культуры, но и представители кельтской и славянской культуры, а именно велеты/вильтины (венды в немецких источниках). В городе Вильтабурге или Утрехт в VII в. был возведен собор Св. Мартина, в котором позднее и обнаруживается имя Helegbrath – Хэлегбрат с первым именным компонентом, соответствующим древнесакс. helag,т. е. ’святой’. Мощнейшим культом среди велетов/вендов был культ Святовита. Саксон Грамматик рассказывал, что все венды платили дань в пользу божества Svantevitа, а все короли из соседних стран отправляли на его имя дары.

Анализируя данный материал, Грот приходит к выводу о том, что как раз имя могущественного Святовита/Свентовита породило творческий процесс образования новых имен с помощью передачи начального именного славянского компонента свят-/свент- уже с помощью германоязычных лексем, т. е. древнеангл. hālig, древнесакс. helag со значением ’святой’, которые и стали использовать для образования новых антропонимов и послужили к образованию германоязычного прозвища Хельги с христианским содержанием. Именные формы от теонима Svantevit/Santеvit с первым именным компонентом sant-/sanct- , соответствовавшим славянскому свят-/свен и древнесакс. helag в значении ’святой’, была вполне привычной для западноевропейских именословов. На территории «древней Галлии» c VIII в. зафиксированы такие личные имена как Sanctitildis (739), Sanctebertus (780), Sanctaemerus (814) и др. Имя Sanctebertus., зафиксированное в 780 г. в документах аббатства Сен-Виктор в Марселе, в бывшей романизированной провинции Галлии, практически идентично имени Heligbertus, зафиксированного в 794 г. в Утрехте – бывшем Вильтенбурге Фризской Славонии, что свидетельствует о том, что личные имена и именные компоненты не тиражировались бездумно, а переводились на общепонятные языки (с.452-455).

Но Л.П.Грот неоднократно подчеркивает, что строить концепцию только на анализе антропонимов – легковесная система. Поэтому она дает комплексный анализ личности князя Олега, а не только его имени. В книге приводится подробный анализ титула «князь урманский» и убедительно показывается, что он связан с восточной Вармией/Варнией на южнобалтийском побережье. В книге Л.П.Грот полностью разбита попытка норманистов отождествить князя Олега с героем исландских саг Оддом Стрелой. Автор убедительно показывает, что сага об Одде Стреле – это компиляция двух древнерусских преданий составителями исландских саг. Традиции заимствований были очень сильны в норвежско-исландской литературе XIII – XIV вв. Эти традиции были сильно политизированы в скандинавской общественно-политической мысли XVI-XVIII вв. Л.П.Грот выявила, что первым о тождестве Олега Вещего и Одда Стрелы высказался упоминавшийся выше писатель Олоф Рудбек, свободно фантазировавший на темы древнешведской истории (с.421).

Важнейшим вкладом Л.П.Грот в исследование варяго-русского вопроса является разработка концепции об именах Олега и Ольги как древнерусских имен из самого архаичного именослова, т. е. именослова, восходящего ко временам расселения ариев и древних русов в Восточной Европе. Их архаичность подтверждается соответствиями в русской гидронимике Восточной Европы, в былинном материале и др.

К сожалению, в книге отсутствует анализ таких значимых летописных имен как Игорь и Рогволод. Остается надеяться, что Л.П.Грот продолжит свои исследования летописных имен, и в новых работах этот пробел будет заполнен. И это, в свою очередь, заставит профессиональных историков и филологов откликнуться на исследование Л.П.Грот о древнерусских летописных именах.

Чистяков Николай Дмитриевич

– Член Союза журналистов России.

Chistyakov Nikolay

– Member of the Union of journalists of Russia

E-mail:

kollega49@rambler.ru

Notes

[

←1

]

[

←2