Читать книгу: «Их темная Дарлинг», страница 2

Глава 2
Питер Пэн

Я сразу чувствую, куда направляется волк.

Баш рядом со мной начинает:

– Может, нам стоит…

Но я не дослушиваю его – и точно ни хрена не собираюсь ждать.

Согнув колени, я отталкиваюсь от земли Неверленда с энергией реактивного самолёта из мира смертных. Я поднимаюсь в воздух менее чем за секунду и вскоре преодолеваю звуковой барьер.

Я разгоняюсь так, что кроны деревьев вокруг трещат и проминаются.

Нет времени наслаждаться пребыванием в воздухе.

Сердце панически колотится в ушах, а кровь с бешеной скоростью несётся по венам.

Волк уже около дома.

Я следую за ним по пятам.

Приземлившись у домика на дереве, я вижу раскуроченную в щепки входную дверь, и к горлу подступает желчь.

– Дарлинг!

Я толкаю то, что осталось от двери, и обломки ударяются о стену. Следы мокрых лап пересекают коридор и исчезают на лестнице вверх.

– Дарлинг!

Несколько Потерянных Мальчишек нетвёрдой походкой выбредают из комнат, потирая глаза.

– Пэн, что случилось? – спрашивает один из них.

– Дарлинг! – повторяю я и снова взлетаю, чтобы не тратить время на лестнице.

Слышу с чердака визг, затем рычание, попугаи взмывают с Небывалого Дерева пёстрой волной.

Очутившись возле спальни Дарлинг, я чувствую мускусный запах волчьей шкуры. Изнутри доносится женский голос, дрожащий от страха. Я распахиваю дверь настежь и вижу забившуюся в угол Черри. А волк, стоя в изножье кровати Дарлинг, рычит на меня.

Дарлинг лежит на боку, укрытая тонкой простынёй, и крепко спит.

Я подхожу ближе. Волк издаёт предупреждающий рык.

Я не говорю на том же языке – пока, – но прекрасно знаю, что он может чувствовать намерения, особенно мои. Если дело дойдёт до выбора между жизнью волка или Дарлинг, я знаю, кого выберу.

И ему стоило бы это знать.

Предупреждение есть предупреждение.

– Вон, – приказываю я.

Однако он ещë раз рычит на меня, а затем, потоптавшись на кровати, сворачивается клубком рядом с Дарлинг. Но глаза у него открыты и смотрят на меня с вызовом, словно он проверяет, осмелюсь ли я подойти ближе.

Что, чёрт возьми, происходит?

– Черри! – зову я.

Она откликается сдавленным всхлипом, дрожа как осиновый лист.

– Черри, ты в порядке?

Судорожно хватая ртом воздух, она вытирает нос.

– Я в порядке. Всё нормально. Я…

Судя по её воспалённым глазам, она проплакала гораздо дольше, чем последние несколько минут.

Всё идёт не так.

Всё какое-то неправильное.

Но я не уверен, что моё чутьё не искажает перестройка тени.

– А с Дарлинг всё хорошо? – спрашиваю я.

Черри громко сглатывает и опирается на стену, пытаясь встать.

– Она… я…

У меня за спиной Вейн врывается в комнату и бросается к кровати, но, услышав волчий рык, останавливается.

– Что за херня здесь творится? – возмущается он. – Почему этот волк в постели Уинни?

– Без понятия, – отвечаю я. – Я знаю не больше твоего.

Вейн смотрит на меня, как на конченого мудака.

– Хорошо, тогда почему она спит в своей постели? Я специально сказал ей спуститься в твою гробницу. Черри, какого хрена она спит в своей постели?

Глаза Черри снова наполняются слезами, и она мотает головой, её нижняя губа дрожит.

– Черри! – рявкает Вейн.

– Я не знаю! – вопит она, зажмурившись, и снова заливается слезами.

– Эй, – говорю я Вейну. – Иди-ка выпей.

Он хмуро смотрит на меня, и его глаза снова чернеют.

– Что-то не так. – В его горле низко вибрирует голос тени, и волк заинтересованно поднимает голову.

Я хватаю Вейна за плечо. Теперь наши силы равны, так что меня не смущает, что мне может прилететь в ответ. И какое же это облегчение.

– Иди выпей что-нибудь. Сейчас же.

Смерив меня напоследок ледяным взглядом блестящих чёрных глаз, он стремительно выходит, расталкивая близнецов, топчущихся в дверях.

– Что ж, это неожиданно. – Баш огибает меня сбоку. Волк укладывает голову на массивные передние лапы.

– Осторожнее, брат, – предостерегает Кас.

– Я знаю, что делаю, – возражает Баш.

– Это сейчас ты так говоришь, но надо ли тебе напомнить…

– Не надо, – протестует Баш.

– …про тот раз, когда ты пытался бороться с волком, а он чуть тебе хлебало не отгрыз?

– Да всё в порядке, чувак.

Баш продолжает понемногу приближаться. Не могу определиться, кто в этом случае заслуживает больше внимания – Уинни или волк.

Как, чёрт возьми, она умудряется спать посреди всего этого бардака?

В шаге от кровати Баш протягивает руку, чтобы волк мог его понюхать.

– Видишь? – говорит он. – Я из хороших парней.

Кас фыркает.

Когда волк кажется удовлетворённым знакомством, Баш гладит его по голове, а затем чешет за ухом. Спрашивает примирительно:

– Ну всё, мы друзья? – и свободной рукой треплет волка по загривку.

Черри, видя, что мы отвлеклись, пытается ускользнуть из комнаты, но я хватаю её за запястье и рывком возвращаю на место.

Стискиваю её руку крепче, и она издаёт шумный выдох на грани стона.

– Почему Уинни у себя в постели, а не в моей гробнице? – спрашиваю я.

Она сглатывает. Облизывает губы, хлопает ресницами. У неё не получается отдышаться.

– Может быть, она сильно устала.

Я сужаю глаза, ощущая прилив какого-то давнего и знакомого чувства.

Это же ощущение понимания ворочается у меня в затылке.

Черри лжёт.

Но зачем ей лгать о таких вещах?

Я снова смотрю мимо близнецов на Дарлинг, её грудь вздымается и опускается от ровного дыхания.

Энергия в комнате каким-то образом изменилась, но я не могу понять, что послужило причиной: волк, моя тень или радостное возбуждение близнецов.

– Дарлинг в порядке? – спрашиваю я снова, стараясь говорить мягче. – Скажи мне, Черри.

Её плечи судорожно вздрагивают.

Мы с ней одновременно смотрим на её руки, и я замечаю, что они все в синяках и царапинах.

– А это у тебя откуда?

– Ко мне в комнату залетел попугай.

Очередная ложь.

–  Черри…

– Пэн, – подаёт голос Баш.

– Что? – рявкаю я.

Повернувшись к нему, я вижу, что Дарлинг обнимает волка за шею. Она зарывается носом в густую шерсть и делает глубокий вдох.

– Я в порядке, – бормочет она, но её голос звучит рассеянно и сонно.

Моя паника постепенно ослабевает.

Я приказываю Черри:

– Оставайся в доме, пока я тебя не позову. Поняла?

– Конечно, – отвечает она и, когда я отпускаю её руку, тут же исчезает.

Близнецы отступают, освобождая мне место у кровати. Теперь волк, похоже, не против, чтобы я приблизился.

– Ты проснулась, Дарлинг? – спрашиваю я.

Она выглядит так же, как всегда: те же жëсткие тёмные волосы, те же пухлые алые губы, тот же веер тёмных ресниц на бледной коже.

Выглядит она так же, но ощущается по-другому, хотя из-за присутствия волка трудно определить почему.

Его энергия повсюду, воздух пронизан дикой животной силой.

– Дарлинг?

Она не отвечает, и я пытаюсь дозваться снова.

– Ммм?

– С тобой точно всё в порядке?

Она вдыхает запах волка, но, кажется, совершенно не осознаёт, к кому прижимается.

– Точно.

Я хочу разбудить её. Хочу обнять. Сказать ей, что вернул свою тень, и увидеть на её лице волнение и радость.

Но сейчас она так довольна и очень спокойна.

Пока что этого должно быть предостаточно.

– Найди меня, когда проснёшься, – прошу я.

– Хорошо.

Она снова погружается в сон.

Я смотрю на волка: он поворачивает ко мне голову, и его голубые глаза встречаются с моими.

– Она моя. Ты меня понял, волк? Моя.

Он издаёт низкое горловое ворчание, но звук затихает, и волк снова опускает голову.

За окнами комнаты Дарлинг небо становится бледно-голубым: восходит солнце.

– Останьтесь с ней, – говорю я близнецам. – Если что-то изменится, позовите меня, и я приду.

Близнецы кивают, Баш усаживается в кресло с высокой спинкой, а Кас забирается на подоконник.

Удовлетворившись тем, что у Дарлинг, похоже, появился новый защитник и два принца фейри будут за ней присматривать, я покидаю её спальню и выхожу во влажный утренний воздух.

Глава 3
Кас

В нашем с братом детстве отец однажды поймал волчонка и подарил его нам на солнцестояние. Мы назвали питомца Бальдром в честь одного из богов фейри.

Волчонок рос свирепым зверем, бесчинствовал при каждом удобном случае и держал весь двор в страхе. В конце концов отец заставил нас отправить его в конуру на конюшне. Но с момента, как попал в дом, Бальдр спал с нами и потому, оставшись в полном одиночестве в конюшне, мог выть до поздней ночи.

– Кто-нибудь может заткнуть эту собаку? – злилась мать. – Я говорила вашему отцу, что это была ужасная идея – забирать дикого зверя домой.

Мать ненавидела всё, что не могла подчинить своей воле.

Чтобы утихомирить Бальдра, мы с братом спали с ним в конюшне, устроившись на грязном полу среди сухой сладкой травы.

Мы не чувствовали большого неудобства. В конюшнях нас никто не беспокоил. Никто не следил за нами, не осуждал, не рассказывал, что мы делаем неправильно и чем, наоборот, нам следовало бы заняться вместо этого.

А потом однажды ночью мы проснулись и обнаружили, что Бальдра нет рядом, а над нами стоит мать. Была середина ночи, поэтому нам удалось различить только её тёмный силуэт с сияющими золотыми крыльями за спиной.

– Довольно этих игр в грязи, – заявила она. – Вы принцы и должны вести себя соответствующе.

– Где наш волк? – спросил Баш.

– Он убежал, – ответила мать и направилась к открытым дверям конюшни. – К восходу солнца я жду вас одетыми в зале собраний.

Но мы с Башем, естественно, проигнорировали её приказ и отправились рыскать по лесу, громко выкликая Бальдра.

В итоге мы оказались на опушке леса, где начиналась песчаная отмель лагуны.

На берегу, глядя на водоворот света в воде, стоял Питер Пэн.

К тому моменту он уже потерял свою тень, но мать всё равно предупреждала нас о том, что он опасен.

На самом деле плохой идеей было даже находиться на территории Пэна, не говоря уже о том, чтобы пересекаться с ним.

– Можете выходить! – крикнул он, по-прежнему стоя к нам спиной. – Я слышу, как вы дышите.

Мы с Башем переглянулись. Посмеем ли мы?

Питер Пэн всегда восхищал нас. Он был старше, чем кто-либо помнил. Скорее миф или бог, чем человек. Даже отец боялся его, а обычно отец никого не боялся.

Баш первым вышел из тени деревьев.

– Мы ищем нашего волка, – сказал он. – Ты его не видел?

– Как дела у вашей матери? – вопросом на вопрос ответил Пэн.

Я последовал за братом; между пальцами ног захлюпал влажный песок.

Нам говорили, что между Динь-Динь и Питером Пэном что-то произошло, но двор фейри всегда больше любил сплетни, чем факты. Мы не знали, в чём именно было дело. Мы лишь видели, что при упоминании Питера Пэна крылья матери загораются ярче, но губы при этом складываются в угрюмую гримасу.

Динь-Динь любила и ненавидела Питера Пэна. Теперь, выйдя замуж за короля фейри, она пыталась скрывать свою любовь.

Но еë крылья не умели лгать.

– У матушки всё благополучно, – ответил я.

– Да? Она пытается во всём контролировать вашу жизнь так же, как и мою? – Он взглянул на нас через плечо.

Я думаю, он и так знал ответ, но, несмотря на наши прохладные отношения с матерью, мы не собирались говорить о ней дурно. Ба научила нас быть выше этого.

– Ваш волк мёртв, – сказал Пэн. – Я подозреваю, что Динь-Динь об этом кое-что известно. – С этими словами он развернулся и ушёл в лес.

Мы с братом переглянулись.

– И какого хрена он имел в виду? – спросил Баш.

– Чёрт, чтоб я знал.

Но тут из водоворота в лагуне вырвался новый столп света. И там, в сияющей воде, постепенно опускаясь на дно, виднелся наш мёртвый Бальдр.

* * *

Баш закуривает и после долгой затяжки передаёт сигарету мне. В домике на дереве тихо, но в ранний час другого и не ожидаешь.

– Теперь, раз Пэн вернул свою тень, – начинает Баш, – я думаю, мы сможем захватить двор фейри, если захотим. Тилли может сколько угодно вынашивать планы, как сместить Питера Пэна, но все они будут стоить ей армии.

Со столбика сигареты свисает кусочек пепла. Я переворачиваю её и дую на кончик – вспыхивает уголёк, пепел осыпается вниз.

– Я понимаю.

– Мы хотим его обратно? Двор фейри?

Я затягиваюсь сигаретой и задерживаю дым в лёгких.

– А ты? Хочешь?

Он упирается затылком в широкий подголовник кресла, изучая Дарлинг взглядом.

– Я очень долго этого хотел. – Он вздыхает и трёт глаза. – Но теперь я не уверен.

– Я никогда не жаждал власти, которую подразумевает монархия, но знаешь, чего мне не хватает? – Я возвращаю ему сигарету. – Ритуалов. Церемоний. Праздника солнцестояния. Запаха пиршеств и постоянного ритма музыки, наполняющей залы.

Он улыбается, кивает, и спустя мгновение комнату Дарлинг заполняет иллюзия – точная копия наших воспоминаний.

Это пиршественная зала во дворце: с потолка свисают железные светильники, ярко горящие благодаря магии фейри, пахнет жареным мясом и сладкими пирогами, картофелем с травами и медовым печеньем.

Смотреть на это почти больно, но воспоминания поневоле захватывают.

В бытность мою наследным принцем я ненавидел придворную жизнь фейри до мелочей – потому что жил ею.

Такое отношение больше присуще смертным: принимать вещи как должное, а потом тосковать о потерянном, но я разделяю его как никогда.

В Неверленде всё навсегда – но как же легко всё это потерять.

Мне столько лет, что я сбился со счëта.

Питер Пэн так давно родился, что никто не помнит его появления на свет.

И всё же мы до сих пор ищем нечто постоянное, основательное, твёрдую опору под ногами. Что-то, что мы сможем назвать своим.

Чему мы сможем принадлежать.

На ум приходит слово «любовь».

Возможность любить и быть любимым.

Держаться за что-то не от страха, а потому, что это делает тебя счастливым.

Баш выдыхает дым и тушит сигарету в ближайшем глиняном горшке.

– Знаешь, кого мне напоминает этот волк? – Брат кивает в сторону горы чёрного меха, свернувшейся рядом с Дарлинг.

– Бальдра, – легко произношу я.

Волк, навострив уши, открывает глаза и смотрит прямо на нас.

Мы с Башем переглядываемся.

– Бальдр? – повторяет Баш, и волк поднимает голову. Брат мгновенно оказывается на ногах, подскакивает к краю кровати. – Это ты, мальчик?

Волк издаёт глухое ворчание и громко стучит хвостом по матрасу.

– Как это возможно? – Баш чешет в затылке. – Бальдр умер… уже давным-давно.

Я будто слышу в голове далёкий голос Ба и вслух повторяю её слова брату:

– «Лагуна даёт и отнимает».

Он хмурится.

– Отец тоже это знал. Именно поэтому в первую очередь он решил пойти в воду.

– Значит, лагуна возвращает нам Бальдра спустя долгие годы после того, как Динь убила его? Зачем?

Я качаю головой.

– Не думаю, что он здесь ради нас. Помнишь, что Ба говорила о волках?

– «Символы защиты и силы».

– Это имеет смысл. Конечно, Дарлинг следует оградить от нас. Мы относимся к ней как к своей шлюхе, и остров говорит нам перестать быть мудаками, иначе волк пооткусывает нам члены.

– Не будь идиотом. Дарлинг нравится, когда с ней обращаются как со шлюхой. И остров не должен её этого лишать.

Он прав. По какой-то причине Дарлинг правда нравится именно это, и кто мы такие, чтобы ей отказывать?

Но в выражении лица Баша я улавливаю отголосок моих собственных мыслей.

– А знаешь, кто ещё закончился в лагуне?.. – хрипло произносит он.

– Не смей туда ходить, – немедленно отказываюсь я. – Я даже думать об этом не хочу.

По спине у меня ползёт мерзкий холодок.

Но в этот момент Дарлинг потягивается под простынёй и зевает. А потом открывает глаза и видит рядом с собой волка. И издаёт испуганный визг.

Глава 4
Уинни

Возле меня на кровати лежит огромный волк. От него пышет жаром. Он поворачивает голову, глядя на меня ярко-голубыми глазами.

Кас и Баш моментально оказываются рядом со мной.

– Всё в порядке, – мягко говорит Кас. – Очевидно, ты ему нравишься. Он утром пришёл прямо к тебе в постель и больше не отходил от тебя.

Я немедленно чувствую связь с волком – и, клянусь, он говорит мне: «Всё будет хорошо».

Я протираю заспанные глаза и пытаюсь вытряхнуть туман из головы.

Я всё ещё сплю?

На самом деле…

– Вы двое принесли меня в постель? – спрашиваю я близнецов. Они качают головами.

– Ты не помнишь? – уточняет Баш.

– Не совсем. Я помню пиратов, Вейна и Черри, а потом…

Почему я не могу вспомнить, что было после этого? Я и раньше напивалась до потери сознания, но почти уверена, что не пила после стычки с пиратами.

Черри попросила меня помочь ей – и после этого всё сливается в мутное пятно.

– Так, постойте, – зато мне в голову приходит другая важная мысль, – Пэн заполучил обратно свою тень?

Близнецы ухмыляются.

– Да, – я выдыхаю с облегчением. – Слава Богу. Где он? – откидываю простыню и спускаю босые ноги на пол.

– Подозреваю, что он вышел встретить рассвет, – предполагает Кас.

– А Вейн? – спрашиваю я.

Баш закатывает глаза, ковыряя сорванный ноготь.

– Где-то мрачно бродит в раздумьях, как всегда. Как будто он, ну, умеет думать.

Он говорит это пренебрежительно, но я отчетливо чувствую, что он умалчивает о чём-то важном.

Я двигаюсь к нему, или нет… это что-то другое, точно. Я как будто тянусь к нему изнутри. Я чувствую, что мне нужно… его успокоить?

Я чувствую его.

Это странно.

Слышу отдалённый гул энергии – похожий на тот, который я ощущала, когда мы с мамой жили под главной линией электропередач в Висконсине.

Лицо Баша всё ещё испачкано кровью – красной и другой, блестящей, как рыбья чешуя. Я вспоминаю, что сестра близнецов использовала нас троих в качестве заложников.

Я живо ощущаю их боль, но они не говорят об этом, и, наверное, не очень нормально такое ощущать, нет? Или это какая-то новая грань наших отношений? Что-то вроде эмпатической силы, пробудившейся, когда к Королю Неверленда вернулась его тень?

Я не знаю, каким станет Неверленд теперь, снова сделавшись одним целым со своим Королём.

Я поднимаюсь на цыпочки и обвиваю руками шею Баша. Говорю ему:

– Мне жаль, что твоя сестра так с тобой поступила.

На секунду он напрягается, но тут же расслабляется в моих объятиях и выдыхает, опустив плечи.

Следом я подхожу к Касу, обнимаю и его тоже. Он не уклоняется от нежности, и его пушистые волосы, спадая вниз, щекочут мне предплечья.

– Всё в порядке, Дарлинг, – говорит он. – Мы в порядке.

Я отстраняюсь, обхватываю ладонями его прекрасное лицо. Тёмные брови сходятся на переносице над яркими золотыми глазами.

– Я знаю, что с вами всё будет хорошо, но также отлично представляю, что такое предательство близкого человека.

Он кивает.

Я улавливаю крошечную перемену в их поведении. Их боль слегка отступает.

Нам предстоит много забот с близнецами и двором фейри, но сначала…

– Где Король Неверленда? Он сильно изменился из-за тени? Я хочу посмотреть.

– Да строит из себя абсолютного властителя, как обычно, – ворчит Баш. – Я бы поискал на пляже.

Я направляюсь в коридор, но останавливаюсь в дверях спальни.

– Испечёшь нам блинчики, Баш? В честь праздника. – В животе у меня урчит при одном упоминании еды, я просто умираю с голоду, а что ещё лучше, мне правда хочется чего-нибудь вкусного. – Я схожу за Королём, а вы наберите пока морочных ягод. Хороший план, да?

Близнецы переглядываются, и я слышу отдалённый звон колокольчиков.

– Буду считать, что вы согласились, – заключаю я и выхожу из комнаты. Я собиралась пойти к Пэну одна, но слышу у себя за спиной отдалённый стук волчьих когтей по доскам пола.

* * *

Чердак пуст, только в кроне Небывалого Дерева громко щебечут птицы.

Я здороваюсь с ними:

– Доброе утро! – И несколько попугаев взлетают с ветвей, трепеща крыльями, окружают меня пёстрыми вихрями перьев.

Волк догоняет меня.

У меня никогда не было домашних животных. Ну… ладно, не совсем. Много лет назад в одной из наших квартир жил бездомный кот. Я кормила его тунцом из консервной банки. Он задержался у нас на несколько месяцев до наступления зимы, но после этого я его не видела.

Но вот волка у меня точно никогда раньше не было.

– Почему ты ходишь за мной? – спрашиваю я, открывая двери на балкон.

Я не ожидаю, что волк ответит мне, но каким-то образом чувствую его отклик.

Защита.

Я останавливаюсь, глядя на него сверху вниз. Он вытягивает шею, чтобы встретиться со мной глазами.

– Ты только что говорил со мной?

Волк виляет длинным пушистым хвостом.

– Это моё самое странное утро в Неверленде, при том что однажды меня приковали к кровати.

Я спускаюсь по ступенькам, волк следует за мной – и не отстаёт, пока я иду через задний двор.

Мы останавливаемся в начале тропинки – я замечаю Питера Пэна. Он сидит на песчаном берегу океана, где восходящее солнце только начинает подсвечивать линию горизонта огненной полосой.

Я снова смотрю вниз на волка.

– Тебе пора.

«Нет», – отвечает он.

– Я разговариваю с волком, – бормочу я себе под нос. – Возможно, я уже умерла. – Затем добавляю громче: – Если ты здесь, чтобы защитить меня, то с Питером Пэном мне так же безопасно, как и с тобой.

Волк моргает, неотрывно глядя на меня.

– Иди, – повторяю я. – Мне нужно побыть с ним наедине.

И мы оба снова переводим взгляды на Пэна, на его силуэт спиной к нам на фоне сияющего океана.

«Хорошо».

Волк рысцой убегает в подлесок, а я спускаюсь на берег.

* * *

Подойдя, я встаю между Пэном и плещущимися волнами и вижу, что он сидит с закрытыми глазами, обхватив колени.

– Садись, – приказывает он мне.

В груди у меня вспыхивает слабый проблеск чувства, у которого нет названия, хотя кажется, что должно быть.

Словно я очутилась в городе, где никогда не бывала раньше, но каким-то образом знаю, куда ведут все дороги.

– Он ждёт поблизости, – говорит Пэн, не открывая глаз. – Я чувствую его повсюду, даже на тебе.

Спустя секунду я понимаю, что он имеет в виду волка.

Среди папоротников и пальмовых ветвей на краю пляжа мелькает чёрный мех.

– Он сказал, что позволит нам уединиться.

Пэн смотрит на меня одним глазом.

– Ты теперь разговариваешь с волками, да?

Я пожимаю плечами:

– Похоже, что так.

– Сядь, Дарлинг.

Я усаживаюсь наземь, скрестив ноги. Пэн рядом со мной, тёплый, совсем как волк, и его окружает какая-то новая энергия – я буквально собственной кожей ощущаю её вибрации.

Всё гудит, и мне почему-то кажется, будто я оказалась не совсем на своём месте.

– Ты вернул свою тень, – озвучиваю я.

– Да.

– И что ты чувствуешь?

Он шумно выдыхает через нос и склоняет голову.

– Я думал, что почувствую облегчение. Отчасти это и правда так. Но… – И снова запрокидывается назад, щурясь на линию горизонта.

– Но что?

– Лишившись чего-то однажды, трудно преодолеть страх потерять это вновь.

Я в некотором роде понимаю его. Не так давно я боялась сойти с ума.

Но сила – это другое. И мне, конечно же, вспоминается наш разговор с Вейном о могучем дубе. Я убедила себя, что я дуб, стойкий и решительный, но теперь, познакомившись с этими могущественными мужчинами, я понимаю, что едва ли могу понять концепцию силы.

Я скорее похожа на берёзу с выгнутым искривлённым стволом, которая всё равно пытается тянуться туда, где больше света. Хрупкое деревце: в каждую бурю ветви скрипят, а корни вцепляются в землю в отчаянной надежде, что этого хватит, чтобы удержаться в почве.

Я знаю ничтожно мало.

Я никогда не была сильной.

Я склоняюсь к Пэну, беру под руку, кладу голову ему на плечо и стараюсь говорить убедительно, будто хоть немного в этом всём разбираюсь:

– На этот раз всё будет по-другому.

– Ты так уверенно это заявляешь.

– Я правда в этом уверена. Динь-Динь больше нет.

Он цокает языком.

– Да, но скоро заявится Крокодил.

– Наверняка Вейн поможет нам разобраться со своим братом.

Пэн кивает.

Мы оборачиваемся к океану, глядя на светлеющее утреннее небо над ним. Лёгкие тонкие облака вспыхивают оттенками розового, бледно-лилового, жёлтого и оранжевого. Мимо пролетает стая чаек.

Где-то рядом я слышу тиканье.

– Что это за звук?

Пэн недоумённо хмурится:

– Ты о чём?

– Будто часы.

Он бросает на меня подозрительный взгляд, затем отклоняется назад, роется в кармане и достаёт карманные часы без цепочки.

– А, это?

Тиканье, не скрытое тканью, становится громче. Я забираю у него часы, верчу в руках. Вижу филигранную гравировку на крышке и какую-то надпись на корпусе.

Читаю её:

– Общество Костей?

Пэн тоже смотрит на эмблему.

– Да. Они якобы изобретатели времени. Это единственные производители часов на Семи островах.

– Интересно.

– Да не то чтобы.

– Что угодно с названием «Общество Костей» – это интересно! А почему они так называются?

– Не знаю и знать не хочу. Время для меня ничего не значит.

Я нажимаю на верхнюю кнопку, и крышка со щелчком отскакивает, открывая циферблат.

Стрелки показывают 7:02.

– Время правильное?

– Понятия не имею.

– Тогда как ты…

– Тшш, Дарлинг, – шикает он, отнимает у меня часы и защёлкивает. – Смотри.

Первые лучи солнца появляются над горизонтом, и Питер Пэн выдыхает.

Я видела сотни рассветов. Они всегда поразительные, стоит отдать им должное, и каждый чем-то отличается от других.

Но сейчас рассвет меня не волнует.

Вместо того чтобы глядеть на солнце, я смотрю на Питера Пэна.

Когда он щурится, тонкие морщинки в уголках глаз прорезаются глубже. Он приоткрывает рот – губы влажнеют, – а потом легонько хмурит брови, набирает в лёгкие воздух и задерживает дыхание.

Его глаза блестят.

– Красиво, – шепчет он.

– Да, – соглашаюсь я.

Пэн смотрит мне в лицо, мгновенно переводя взгляд на рот.

– Я скучал по тебе, – признаётся он.

– Больше, чем по солнцу? – парирую я.

Он смеется, подносит мою руку к губам и нежным поцелуем касается тыльной стороны ладони.

– Я скучал по свету и теплу, но и то и другое меркнет в сравнении с тобой, Дарлинг.

– Ты вернул свою тень и сделался романтиком? – поддразниваю я, но от его ощутимо серьёзного тона у меня ёкает под ложечкой.

Невозможно укротить такого человека, как Питер Пэн, и всё же я чувствую, будто мне подарили его часть, которой нет ни у кого другого, и, возможно, это самое важное, чем мне когда-либо доводилось обладать, хотя на самом деле мне почти не с чем сравнивать.

– О да, романтиком, – фыркает он пренебрежительно. – При свете дня я буду обращаться с тобой как с королевой, но в темноте ты будешь моей шлюхой.

У меня вспыхивают щёки.

– Я была бы только рада.

– Правда?

– Да. Очень.

Взгляд Пэна становится жадным, а прикосновения – более требовательными, и я не могу не реагировать на него, потому что я всегда реагирую.

Прямо сейчас, видимо, вдвойне. Потому что я чувствую его растущее желание. Оно не просто вибрирует в воздухе, но каким-то образом проникает в мои живот, грудь и киску.

– Я знаю, что ты наслаждаешься первым восходом солнца за целую вечность, но как бы ты отнёсся к тому, чтобы ненадолго вернуться во тьму? – спрашиваю я с намёком.

Ноздри Пэна раздуваются на вдохе, а затем он врезается в меня, накрывая мой рот поцелуем, поглощая, устремляясь языком мне навстречу, проталкиваясь внутрь, чтобы попробовать меня на вкус.

– Даже без тени иметь тебя было божественным наслаждением, – говорит он мне в губы, а затем снова целует, покусывая нижнюю. – Но возможность отыметь тебя теперь, обретя тень, меня просто погубит.

Он толкает меня обратно на песок и накрывает моё тело своим. В одно мгновение у него встаёт, его твёрдый член упирается в меня, и я отмечаю своё огромное облегчение от того, что Пэн всё ещё хочет меня, хотя ему больше не нужна Дарлинг, чтобы спасти его.

Я срываю с Пэна футболку, а он с меня – платье. Мои руки нетерпеливо блуждают по его рельефным мышцам. Он словно сделан из камня, его кожа и так горячая, но теперь солнце согревает нас обоих.

– Я хочу трахнуть тебя, пока восходит солнце, – говорит Пэн.

– Тогда чего ты ждёшь? – спрашиваю я, едва дыша.

Он расстёгивает молнию на штанах, и я почти сразу же чувствую прикосновение горячей головки его члена к моему влагалищу.

Наш поцелуй углубляется, и Пэн входит в меня, и у меня что-то обрывается в животе.

Я задыхаюсь.

– О, ты уже вся мокрая для меня, Дарлинг, – говорит он, и это звучит практически восхищённо.

Он снова толкается внутрь, набирает темп, жёстко вбивая меня в песок, его член так глубоко во мне, а затем…

Внезапно Пэн останавливается и вынимает член. Мне мгновенно становится пусто и холодно.

– В чём дело? – спрашиваю я.

Он обхватывает меня обеими руками и вместе со мной поднимается в воздух.

– О господи! Пэн! – Я цепляюсь за его шею как можно крепче, и мы летим обратно в дом и на кухню.

Мы кометой врываемся в комнату сквозь дверной проём. Пэн впечатывает меня в ближайшую стену и приподнимает, закидывая мои ноги себе на бёдра. Он трахает меня у стены, сопровождая хриплым рыком каждый толчок. Затем вновь поднимает нас обоих, поворачивает в соседнее помещение, натыкается на стол и опрокидывает вазу. С края столешницы льётся вода.

Рот Пэна снова находит мой, и наши языки скользят друг по другу – жар, голод и разрушение в одном бесконечно долгом выдохе.

Потом он врезается в низкий столик, и в последнюю секунду мы разворачиваемся так, что, приземлившись на пол, он оказывается на спине, а я – насаженной на его член.

А потом мы одновременно поднимаем глаза и видим в кожаном кресле Вейна с раскрытой книгой на коленях и стаканом какого-то тёмного алкоголя в руке.

Я шевелю бёдрами, пытаясь приподняться с Пэна, но он хватает меня за талию и удерживает на своём члене.

– Не-а, – предупреждает он.

Глаза Вейна внезапно чернеют.

– Получаешь удовольствие от жизни, Дарлинг? – спрашивает он саркастически.

– Я бы получила больше удовольствия, если бы ты присоединился.

Пэн приподнимает меня буквально на несколько дюймов, затем грубо насаживает обратно, отчего из моего горла непроизвольно вырывается писк.

Вейн выпрямляется.

– Почему ты не пошла в гробницу?

– Вейн, – хмыкает Пэн, головка его члена набухает глубоко во мне. – Я в нашей Дарлинг по самые яйца. Нам реально надо устраивать допрос прямо сейчас?

– Отвечай, Уинни Дарлинг, – требует Вейн.

– Не могу вспомнить, – сознаюсь я.

Вейн встаёт, хватает меня за горло и отрывает от Пэна. Тот разочарованно рычит.

– Почему ты проигнорировала мой приказ? – Тень Вейна низко рокочет у него в глотке.

Я вцепляюсь в его запястье, пытаясь как-то ослабить хватку.

Я стою на цыпочках, совершенно голая. Не то чтобы у меня было много возможностей как-то на него повлиять. Когда тёмные глаза Вейна останавливаются на мне, я напрягаюсь, готовясь к тревоге, ужасу, волне тошноты, поднимающейся изнутри.

Но ничего этого нет.

Вейн подозрительно щурится.

– У тебя идёт кровь? – спрашивает он, оглядывая меня с ног до головы.

– Нет.

– Тогда как ты выносишь влияние ужаса?

– Может быть, она научилась игнорировать эту твою херню, – предполагает Пэн позади меня.

– Никто не может научиться противостоять мне.

Пэн прижимается грудью к моей спине и медленно оттягивает меня от Вейна, заменяя его руку своей, его длинные пальцы наполовину обхватывают моё горло.

– Просто посмотри на неё, – говорит Пэн, другой рукой массируя мою грудь, теребя пальцами сосок.

Я шиплю и плотно сжимаю бёдра вместе, болезненное напряжение в клиторе смешивается с удовольствием.

– Посмотри на нашу шлюшку Дарлинг, голую и готовую на всё. – Он отпускает мою грудь и скользит рукой вниз по животу, к клитору, крепче сжимая моё горло, когда я вздрагиваю от его прикосновений. Когда его пальцы скользят по мокрым складкам, мы все слышим явственное доказательство моего возбуждения. – Эта мокрая киска просто умоляет, чтобы её трахнули.