Читать книгу: «Остров сирен», страница 3

Нет тела – нет дела

…Через час мы с Машкой, наплававшись в прозрачной воде крошечной бухточки, напоминающей подкову для пони, и наевшись всяких креветок, октопусов и сыров, валялись на лежаках, грызли персики и слушали, как над нами оглушительно трещат цикады.

Машка не могла успокоиться после встречи с мадам Красовской.

– Вот не понимаю, как мужики могут жить с пьющими бабами. Ведь сразу видно – она алкоголичка. А женский алкоголизм не вылечивается! Ну, сплавил бы ее куда-нибудь в лечебницу. Ее же нельзя к людям выпускать!

– Видишь ли Маша, – сказала я. – Из-за него она, скорее всего, и пьет.

– Тут ты права, – вздохнула Машка. – На дне стакана любой пьющей женщины всегда плещется мужская подлость. Кстати, хорошая фраза, надо куда-нибудь в женский журнал пристроить.

– Эля, а ты что думаешь? – спросила я.

Эля сидела в тени пиний и меланхолично бросала в воду камешки. Они никак не хотели лететь над поверхностью легкими блинами, а с тяжелым хлюпом скрывались под водой.

До купанья мы уже обсудили наше положение. И пришли к выводу, что сейчас нам всем лучше расслабиться. Игорь взял все хлопоты по поиску Якова на себя. Он еще раз позвонил в больницы и морг, узнал, были ли ДТП или несчастные случаи. Нигде следов Якова не обнаружилось. Оставалось только ждать результатов его негласного расследования.

Но нам хорошо было говорить. А Эля бесконечно прокручивала в голове варианты исчезновения жениха. И с каждым разом картины становились все страшнее.

– Может, Якова похитили, и они сейчас звонят в номер, чтобы назвать условия. А мы здесь? – невпопад ответила Эля.

– Преступники не станут звонить в отель. Там их могут услышать через коммутатор. Мобильник же у тебя с собой? Ну и не дергайся. А что за архив искал Яков для Игоря? – спросила Машка. – Может, в нем дело?

– Не думаю. Там какая-то запутанная семейная история.

– О, иногда семейные истории так выстреливают! Вот недавно у моей приятельницы-риэлтора было дело. Ее клиентка решила купить одну квартиру. Ну, Светка стала проверять ее чистоту: нет ли обременения в виде несовершеннолетних или алкоголиков. Подняла документы в загсе: там значится, что у владелицы было двое детей. Мальчик и девочка. С девочкой все в порядке – она прописана в другой квартире. А мальчик исчез. Вот документ, что он родился. А дальше – тишина. Не учился, не лечился. Как волной слизало. Риэлторша к мамаше. Та в отказ. Знать не знаю никакого мальчика. Не хотите квартиру покупать – не надо.

Тут уже я возбудилась – ты, Ленка, меня знаешь. Две недели копала. И нашла! Оказывается, мальчик родился больной. ДЦП. А мамашка как раз снова замуж собралась. И новый муж был свернут на здоровом потомстве. Пунктик такой у него. Тогда эта дамочка сдала сына в интернат где-то под Тулой.

И новому мужу про него ничего не сказала. А там с пацаном что-то случилось – заболел, что ли. Они ей написали. Она письмо получила и, видно, перестремалась, что муж узнает. Поехала в интернат разбираться. Говорят, сильно там скандалила, чтобы не вздумали ее тревожить. А потом произошло странное. Через несколько дней после ее отъезда мальчишка пропал. Три недели его по лесам искали – ничего.

А только мне один санитар по секрету рассказал, что видел, как мать охраннику перед отъездом денег давала. И именно этот охранник в тот день шел куда-то с мальчишкой.

– И что? – пискнула Эля.

– Грохнули они его, вот что. Мамашка и заказала. А всего-то – предпродажная подготовка квартиры…

– Ты мне не рассказывала эту историю! – возмутилась я. – В полицию заявила?

– Со знакомым полицейским посоветовалась. Глушняк. Ничего не докажешь. Нет тела – нет дела.

Эля застыла с поднятой рукой, из которой вывалился очередной камень.

– Да не переживай! Твой-то взрослый мужик. Найдется! – спохватилась Машка. – Иди вон лучше поплавай. Хочешь, я дам тебе свой купальник?

Солнце нещадно жарило даже сквозь игольчатую тень пиний. И Эля не выдержала.

У нее оказалась чудесная фигурка: тонкая талия, красивой формы яблочные груди. Зря она прятала такое богатство под мешком.

Эля подошла к маленькому причалу для лодок, и держась за него, стала осторожно заходить в воду.

В темноте под причалом вода застоялась и к сваям прибились веточки, листья, пожелтевшие иголки пиний.

Тут в бухту нахлынула высокая сильная волна – наверное, где-то далеко прошло большое судно, и это был его разошедшийся по заливу след. Волна ударила в пирс, выбросив оттуда мусор прямо Эле в живот. Сверху плавал какой-то резиновый шлепанец.

Вдруг Эля его схватила и вскрикнула.

– Что там? – лениво спросила Машка, не поднимая с лежака головы.

– Я… не знаю… По-моему… По-моему…

Ну, что? – Машка села.

– По-моему, это шлепанец Якова, – сказала Эля. И сама обмерла от своих слов.

В этот момент со скалы над нами скатился камешек, и я услышала топот чьих-то ног.

Пляж был не такой закрытый, как обещал нам Игорь.

Опознание

– Ты уверена? – спросила Машка, когда мы втроем разглядывали синий шлепанец, чуть надорванный у наружного края.

– Да… Не знаю. У Якова был точно такой.

– Здесь у половины мужиков – точно такой. Они в каждом ларьке продаются, – сказала Машка.

– Но видишь – у Якова он был так же порван! В том же самом месте. Он еще хотел заклеить.

– Может, у них у всех одинаковый дефект, – вмешалась я. – У меня тоже похожие шлепки сразу порвались. С ума не сходи.

– Поищем хозяина, – сказала Машка.

– Не выдумывай. Его могло сюда черт знает откуда прибить. Хоть с Капри. Я когда в Приморье отдыхала, там все острова были усеяны тапками и бутылками из Японии!

– Этот тапок недавно плавает. Видишь, цвет не потерял. Давай спрячем его пока. Вдруг как вещдок пригодится.

Я поняла, что Машка начала свою любимую игру в детектива. И еле сдерживала смех, когда она заваливала шлепанец грудой камней. Это мне напомнило наше детство.

В школе Маша взахлеб читала книжки про великих сыщиков и мечтала повторить их подвиги. Она придумала историю про японских шпионов: якобы она нашла тайник, в который они кладут свои донесения. Вела меня к гаражам, по дороге показывая то на одного мужика, то на другого – вот, вот этот за мной уже третий день следит! Мужики и правда смотрели на нас пристально. Доставала из-под заржавленного угла гаража листочек с японскими иероглифами. А затем с криком:

– Нас засекли! – срывалась с места.

Когда она предупредила меня, что на ночь надо поплотнее закрывать окна – по ее сведениям шпионы решили сегодня ночью нас ликвидировать (а мы жили на первом этаже), я перетрусила:

– Как хочешь, я все скажу маме!

После получаса уговоров, увидев, что меня не сломить, Машка сдалась.

Так я узнала, что японские послания она копировала с найденного на съемной даче русско-японского словаря. «Преследователей» выбирала из случайных прохожих, которых незаметно дергала за одежду или корчила им рожу. А тайники делала перед школой, чтобы после уроков насладиться моим страхом.

– Ты что, всерьез думаешь, Красовский заманил Якова на виллу, и …хм… утопил? – спросила я Машку. Как-то эта картина не вязалась с тонким любителем искусств.

Машка пожала плечами: Игорь ей явно нравился. Но истина дороже. В конце концов, при таком обилии прислуги ему совершенно незачем было трудиться самому.

– Ты как думаешь, мог твой Яков Красовского на деньги кинуть? В бизнесе законы суровые, – обратилась она к Эле.

– Он не мог.

– Не спеши. Отвечай как бухгалтер, а не как… гм… невеста. Не мог технически, или это твое оценочное суждение? Возможность у него такая была?

– Теоретически… Там сложная схема. Всегда, когда схема сложная, есть разные варианты. Но Яков бы не стал. Всем и так было выгодно. Зачем рисковать?

– Да твой Яков за несколько лишних евро два часа на автобусе трясся! А уж за сотню тысяч евро он бы любого… – сказала Машка и осеклась. Поднялась с лежака:

– Что-то расхотелось купаться. Пойдем, потрясем Красовского.

И, наблюдая, как Эля опять натягивает на себя уродливое платье, не выдержала:

– Это Яков тебе одежду выбирает? Где ты вообще его откопала?

Эля на минуту затормозила нырять в мешок головой.

– В мужском туалете, – сказала она.

Два года назад. Спаситель из сортира

… Эля стояла с огромной сумкой в аэропорту Шереметьево. И хотела сдохнуть. Все эти люди, которые толкались у стоек, тянули головы к информационным табло, нервно, как скакуны перед стартом, переступали ногами в очередях на досмотр, летели куда-то вперед. В командировку, на отдых – сколько экзотических стран равнодушно перечислял женский голос, приглашающий на посадку!

Эля летела назад. В прошлое, из которого она с такими боями пробивалась пять лет назад.

И ведь казалось – судьба подбросила ей все-таки счастливый билет.

Если ты родился в поселке имени Морозова под Питером в старой развалюхе на окраине, если мать у тебя беспробудно пьет, а мужики меняются в доме со скоростью очереди за водкой, если каждый второй норовит хватануть тебя за грудь и между ног, а каждый третий – еще и завалить прямо на прабабкин ларь в коридорчике, ты будешь мечтать свалить отсюда все время, пока не спишь.

Богатая соседка по парте – ее мать работала в ларьке на рынке, а отец – водителем междугороднего автобуса, послушав очередной Элин рассказ, подарила ей как-то баллончик со слезоточивым газом. Стащила у отца.

Эля – тихая, забитая девочка, для которой главная стратегия выживания – сделаться невидимкой, подумала и баллончик взяла.

Трое мамашкиных ухажеров были выведены из строя один за другим. Они, закрыв руками глаза, носились по улице с громкими матюками и утробным воем. Последний, правда, прозрев, догнал все-таки девчонку и влупил ей кулаком в лицо. Две недели потом с синяком ходила.

Но репутация опасной малахольной была заработана. Поселок маленький, мамашке даже предупреждать каждого нового хахаля не пришлось.

– Только тварь эту свою подальше убери! – говорили они с порога.

Эле исполнилось 15, когда мамашка завела нового сожителя. Крепкий мужик в татуировках с тухлыми глазами только что откинулся с зоны. Эля как только глянула на него – походка краба, челюсть бульдога, поняла: этот баллончика не испугается. И мать поняла. Как-то, протрезвев по причине уже полного безденежья, она окинула Элю долгим взглядом с головы до ног и сказала:

– Вон вымахала… Сваливай на хрен отсюда. От греха.

Ушла куда-то, вернулась с засаленной бумажкой с адресом:

– Бабка твоя. По отцу. Сука она, конечно. Тварь поганая. А ты скажи, я сдохла. Может, и не выгонит сироту.

Про отца Эля знала только, что он погиб в пьяной драке, когда ей было два года.

Бабка жила в Подмосковье, денег на дорогу и жизнь – 5 тысяч рублей – дала все та же подружка. Вытащила у мамки из кошелька.

– Не парься, – сказала. – Она еще наворует.

Эля всю дорогу в общем вагоне готовилась к разговору. А никакого разговора и не было. Баба Зина жила в хрущовке-двушке в Мытищах – крошечные комнатки были погребены под старушечьим барахлом, среди которого проложены бабкины муравьиные тропки.

– Живи, – сказала она. – Будешь платить половину квартплаты. А на пенсию мою не рассчитывай. Я ее Ваньке отдаю.

Ванька был младший отцов брат, непутевый алкаш, правда, знающий норму: он всегда был умеренно пьян. Неумеренно – только с бабкиной пенсии.

Она отдавала ему 10 тысяч. Это была единственная возможность посмотреть на любимую кровиночку: за деньгами Ванька являлся аккуратно, даже ел мамашины котлеты – единственное мясное блюдо, которое она позволяла себе раз в месяц по случаю его прихода. До следующей получки он больше не объявлялся. Сама баба Зина после квартирных выплат питалась весь месяц на 2 тысячи рублей. Внучку ей было не потянуть.

Эля пошла в школу, по утрам мыла полы в магазине, вечером – в офисе по продаже очков.

И все у нее было замечательно. На кружки ходила, спортом занималась. И тут еще вдруг так повезло. Так повезло! В вуз влетела как на ладонях у бога.

Нет, про это вспоминать нельзя. Сойдешь с ума. Она сразу себе это запретила, когда врач с виноватым видом выдал ей, третьекурснице, на руки заключение. Листочек с каракулями вообще-то не страшного диагноза поставил крест на всей ее так прекрасно распланированной жизни.

После этого Эля почти месяц провалялась в полной отключке. Даже не помнит, ела ли что-нибудь.

Из отключки ее вывела бабка. Вернее, ее уход. Весь день дверь в бабкину комнату оставалась закрытой, и Эля в полусне – она пила горстями все успокоительные, которые можно было найти в аптеке, – заметила это не сразу. Только вечером осознала, что какого-то звука в квартире не хватает: громкого шарканья бабкиных тапок.

Постучала, толкнула дверь: бабка лежала на кровати, сухонькая, маленькая, с уже восковым заострившемся лицом и смотрела не в потолок, а в небо.

Брат отца приехал сразу же. Первое, что сказал:

– Выметайся. Чтобы завтра тебя здесь не было. Квартира теперь моя, поняла, сучка? И не вздумай пытаться ее делить. Ты здесь никто!

Эля и правда была никто – в графе «отец» благодаря усилиям вот этой самой бабы Зины у нее стоял прочерк. Да она и не стала бы биться за бабкину квартиру.

Но и выметаться ей было некуда. Совсем.

Жизнь была разрушена до основания. Деньги, которые еще оставались, быстро растаяли. Попытки бывшей студентки быстро найти работу в Москве, чтобы снять жилье, не удались. Подруг у нее не было.

И сил бороться не было. Она чувствовала себя деревом, в которое попала молния: снаружи вроде все в порядке, лишь верхушка опалена. А внутри все выжжено.

Мать сейчас жила одна. Болела. Так и вышло, что старая развалюха в поселке под Питером осталась единственной точкой на карте, куда она может прибыть.

…До посадки на рейс оставалось каких-нибудь 10 минут, и Эля решила забежать в туалет. Заскочила, заперлась в кабинке. И вдруг услышала мужские голоса.

Она в своем анабиозе перепутала двери. Выйти было неудобно. Мужики все заходили и заходили. И ждать времени нет – так и самолет улетит. Эля решилась, рванула сумку с крючка – сумка шлепнулась на пол, раскрылась, и из нее под дверку кабинки выкатилось яблоко, которое она взяла в дорогу.

Когда Эля, проклиная все на свете, вышла из кабинки, яблоко уже держал какой-то мужик.

Они уставились друг на друга.

– Где только Евы нас не подстерегают! – хохотнул мужик с яблоком и выдал свою коронную фишку:

– Будем знакомы. Абрамович!

Эля опрометью выскочила из мужского туалета. Поплутав по аэропорту, добралась до посадочного выхода. Перед ней в очереди стоял Яков.

– Яблоко свое возьмите! – сказал он, роясь в сумке. И, заметив ее удивление, добавил:

– Да я помыл, помыл. Не выбрасывать же?

Эля рассмеялась. Она сама была маниакально экономна. Станешь тут за копейки трястись, если по ночам колготки приходится зашивать. Яков в этом смысле был ее братом по разуму. Но уже не от бедности, а для сохранения богатства. И еще – она реально ему понравилась. Он хватался за ее сумку: девушки не должны поднимать тяжелое! Сделал замечание парням, которые ее толкнули. Бросился вперед у входа в самолет и почти вырвал из рук пышной дамы последний журнал со стойки, чтобы гордо отдать ей свою добычу. Он ее опекал. Чувство для Эли было новым и удивительно приятным.

Из Питера домой она не поехала. У Якова была хорошая квартира на Петроградке. Жена – то ли на все лето, то ли на всю оставшуюся жизнь – поселилась в Испании на море.

Яков оплатил Эле курсы бухгалтеров и съемную квартирку. Через год она уже вела все его дела. Прямо талант у нее открылся. Еще полгода училась в Америке. Способная ученица оказалась. А главное – надежная. Яков точно знал, что кроме него надеяться Эле не на кого. Разве что на себя.

Явление Анжелы

– Да, Яков мимо рта ничего не пронесет! – рассмеялась Машка, услышав историю про яблоко. Остальные подробности своей жизни Эля стеснительно пропустила.

Мы поднимались к вилле, Эля телепалась где-то сзади, Машка размашисто шагала впереди, и я с трудом ее догнала.

– Не хочу пугать Элю, – сказала я. – Но по-моему, за нами следят. Кто-то подглядывал за нами на вилле, а сейчас стоял на скале. Камешек сверху упал.

– Один-один. – сказала Машка.

– Что один-один?!

– Я закапывала шлепанец – думаешь, не видела, как ты ржешь? А ты заметила слежку. В борьбе за звание пациента с манией преследования счет один-один.

Я обиженно замолчала.

…На террасе у самого парапета стояла какая-то худющая девица, уткнувшаяся в свой айфон. Она даже не повернула к нам головы, когда Машка бесцеремонно спросила:

– А где Игорь?

Девица нехотя подняла глаза. Она была похожа на дорого одетую перевернутую швабру: тощая, без единой выпуклости, с ввалившимися щеками и длинными белыми патлами нарощенных волос.

– Вы про Игоря Михайловича? – спросила надменно.

– Понятия не имею. Для нас он просто Игорь, – нахально сказала Машка.

Я поняла, что до этой минуты мы даже не знали отчества приютившего нас олигарха.

Тут до террасы доплелась Эля. Девица, которая явно поумерила спесь, воззрилась на нее с нескрываемым ужасом.

– А что, форма одежды кэжуал? Игорь ничего не сказал… Я взяла сумочку «Hermes». И босоножки…

Она глянула на свои изящно переплетенные розовые паутинки на ногах. И на наши разболтанные сандальи.

– Милочка, Hermes оставьте для бабушек. Это моветон. Сейчас все так носят. Тренд сезона, – покровительственно сказала ей Машка. – И вот я вижу на вас Кавалли. Ну разве так можно? Потрепанная одежда от молодых азиатских дизайнеров. За ней любители моды специально туда летают! – как бы между делом кивнула она на мои холщовые шорты и Элин мешок. И ведь не соврала! Молодые китайские дизайнеры шьют эту модную одежду во всех подвалах Азии.

Девица-швабра искательно заглянула Машке в глаза. Очевидно, решила, что одеваться так небрежно действительно могут только супербогатые люди.

– Что же мне делать? – растерянно сказала она. – Поехать переодеться? Но у меня такого нет… – с завистью уставилась она на жуткие грязные розочки на Элином платье.

– Оставайтесь пока так. Будете олицетворять старую добрую классику. А где все же хозяин?

– Игорь и Влас – это мой муж – ушли совещаться в кабинет. Кто-то пропал, они ищут, – доложила девица Машке.

– Ну, пусть совещаются, – разрешила та. – А вы кто?

– Я? Мы с Игорем друзья. В смысле мой муж и я.

– Кто у нас муж? – шутливо спросила Машка цитатой из фильма, но девица шутки не поняла.

– У нас муж… Он у Игоря работает. А вы…?

– Мы здесь по делу. Но мне пока не хотелось бы об этом говорить, – Машка сделала непроницаемое лицо. – Да, вы не представились.

– Анжела.

– Отлично. Это Лена и Эля. Кстати, как продвигаются дела с архивом? – закинула она удочку наугад.

– Дурь какая-то. Зачем Игорю это надо, правда? Такие деньги угрохал!

– Но результат-то был, – нащупывала Машка тропинку в полной мгле.

– Не знаю. Вроде этот Абрамович что-то нашел. Но он тот еще мошенник! Прямо на роже у него написано, что любого обжулит.

– Это, кстати, его невеста, – кивнула Машка на Элю.

– Ну… я в хорошем смысле, – не сильно смутилась Анжела.

– Видно, что вы человек наблюдательный, – сказала Машка, глядя в маленькие злые глазки девицы, похожие на стальные сверла. – На ваш взгляд, что здесь вообще (она обвела окрестности рукой) происходит?

Я думала, девица изумится вопросу. Но ее сушеное личико даже порозовело от удовольствия:

– Ужас, да? Вы тоже заметили?

– Конечно. Но мне интересно ваше мнение.

– Вы ведь Тамару имеете в виду? Да? Или эту соплюшку Полину?

– Обеих! – не моргнув глазом соврала Машка.

– Алчные суки, вот что я думаю. Гонятся за его деньгами. Прямо наперегонки. Тамарка-то уже губу раскатала, что он на ней женится! Счас! Она же толстая! Вы знали, что она ест жареную картошку? А? Я сама видела! Я вот даже вкуса ее не помню! А она прямо лопает, как не в себя!

– Какой кошмар! – закатила глаза Машка, умявшая вчера на моих глазах целый тазик картошки-фри.

– А Полина? Просто развратная гадина! Такая вся с Игорем: «сю-сю!»… Изображает из себя невинность. А Игорь ведется. Дурдом, чистый дурдом. Даже жаль эту алкоголичку Марину!

– А почему он с Мариной не разведется? Ваша версия? – сказала Машка так, будто знает правильный ответ.

– Я думаю, из-за имущества. Из-за чего же еще! Он же когда из России сбегал, все имущество записал на жену. Потом, говорят, переписал обратно. Но никто же не знает! Они все такие алчные!

Анжела сверкнула глазами, и у меня появилось подозрение, что в ее ненависти к любовницам Игоря есть и личный мотив.

– На днях у него будет юбилей. – продолжила Анжела. – Все сирены соберутся. Да только как бы вместо пения не передрались!

– Какие сирены? – спросила я, понимая, что Машка уронить себя расспросами уже не может.

Анжела с неудовольствием перевела на меня сверлящий взгляд.

– Как какие? Которые каждый год ему поют. На этих островах – не помню, как называются.

– Ли Галли, – проявила смекалку Машка – Остров сирен.

– Точно.

– А зачем? В смысле – что там происходит? – спросила я. – И вот эти, Тамара и Полина. Они что, тоже поют?

– Неужели вы ничего не знаете? – изумилась Анжела моему невежеству.

– Я в этой компании новенькая, – честно сказала я.

Анжела посмотрела на Машку – может, она желает мне объяснить. Та махнула ей рукой – валяйте, если что не так – я подключусь!

– Каждый год в день рождения… – начала Анжела.

Похоже, где-то я уже слышала эту фразу.