Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым

Сорок калик со каликою

 
    А из пустыни было Ефимьевы,
    Из монастыря из Боголюбова,
    Начинали калики нарежатися
    Ко святому граду Иерусалиму,
    Сорок калик их со каликою.
    Становилися во единой круг,
    Оне думали думушку единую,
    А едину думушку крепкую;
    Выбирали бо́льшева атамана
¹⁰ Молоды Касьяна сына Михайлыча.
    А и молоды Касьян сын Михайлович
    Кладет он заповедь великую
    На всех тех дородных молодцов:
    «А итить нам, братцы, дорога не ближнея —
    Идти будет ко городу Иерусалиму,
    Святой святыни помолитися,
    Господню гробу приложитися,
    Во Ердань-реке искупатися,
    Нетленною ризой утеретися,
²⁰ Идти селами и деревнями,
    Городами теми с пригородками.
    А в том-та ведь заповедь положена:
    Кто украдет или кто солжет,
    Али кто пустится на женской блуд,
    Не скажет большему атаману,
    Атаман про то дело проведает, -
    Едина оставить во чистом поле
    И окопать по плеча во сыру землю».
    И в том-та ведь заповедь подписана,
³⁰ Белыя рученьки исприложены:
    Атаман Косьян сын Михайлович,
    Податаманья – брат ево родной
    Молоды Михайла Михайлович.
    Пошли калики в Ерусалим-град.
    А идут неделю уже споряду,
    Идут уже время немалое,
    Подходят уже они под Киев-град,
    Сверх тое реки Че́реги,
    На ево потешных на островах
⁴⁰ У великова князя Владимера
    А и вышли оне из раменья,
    Встречу им-та Владимер-князь:
    Ездит он за охотою,
    Стреляет гусей, белых лебедей,
    Перелетных малых утачак,
    Лисиц, зайцов всех поганивает.
    Пригодилося ему ехати поблизости,
    Завидели ево калики тут перехожия,
    Становилися во единой круг,
⁵⁰ Клюки-п(о)сохи в землю потыкали,
    А и сумочки исповесили,
    Скричат калики зычным голосом, -
    Дрогнет матушка сыра земля,
    С дерев вершины попадали,
    Под князем конь окарачелся,
    А богатыри с коней попадали,
    А Спиря стал постыривать,
    Сёма стал пересёмовать.
    Едва пробудится Владимер-князь,
⁶⁰ Рассмотрил удалых добрых молодцов,
    Оне-та ему поклонилися,
    Великому князю Владимеру,
    Прошают у него свету́ю милостиню,
    А и чем бы молодцам душа спасти.
    Отвечает им ласковой Владимер-князь:
    «Гой вы еси, калики перехожия!
    Хлебы с нами завозныя,
    А и денег со мною не годилося,
    А и езжу я, князь, за охотою,
⁷⁰ За зайцами и за лисицами,
    За соболи и за куницами,
    И стреляю гусей, белых лебедей,
    Перелетных малых утачак,
    Изволите вы идти во Киев-град
    Ко душе княгине Апраксевне;
    Честна роду дочь королевична
    Напоит-накормит вас, добрых молодцов,
    Наделит вам в дорогу злата-серебра».
    Недолго калики думу думали,
    Пошли ко городу ко Киеву.
    А и будут в городе Киеве,
    Середи двора княженецкова,
    Клюки-посохи в землю потыкали,
    А и сумочки исподвесили,
    Подсумочья рыта бархата,
    Скричат калики зычным голосом, -
    С теремов верхи поволялися,
    А с горниц охлупья попадали,
    В погребах питья сколыбалися.
⁹⁰ Становилися во единой круг,
    Прошают святую милостыню
    У молоды княгини Апраксевны.
    Молода княгина испужалася,
    А и больно она передрогнула,
    Посылает стольников и чашников
    Звать калик во светлу гридню.
    Пришли тут стольники и чашники,
    Бьют челом-поклоняются
    Молоду Касьяну Михайлову
¹⁰⁰ Со своими его товарыщами
    Хлеба есть во светлу гридню
    К молодой княгине Апраксевне.
    А и тут Косьян не ослушался,
    Походил во гридню во светлую,
    Спасову образу молятся,
    Молодой княгине поклоняются.
    Молода княгиня Апраксевна
    Поджав ручки, будто турчаночки,
    Со своими нянюшки и мамушки,
¹¹⁰ С красными сенными деушки.
    Молоды Касьян сын Михайлович
    Садился в место большее,
    От лица ево молодецкова,
    Как бы от солнучка от краснова,
    Лучи стоят великия.
    Убиралис(ь) тут все добры молодцы,
    А и те калики перехожия
    За те столы убраныя.
    А и стольники-чашники
¹²⁰ Поворачевают-пошевеливают
    Своих оне приспешников,
    Понесли-та ества сахарныя,
    Понесли питья медвяныя.
    А и те калики перехожия
    Сидят за столами убраными,
    Убирают ества сахарныя,
    А и те видь пьют питья медяныя,
    И сидят оне время час-другой,
    Во третьем часу подымалися,
¹³⁰ Подымавши, оне богу молятся,
    За хлеб за соль бьют челом
    Молодой княгине Апраксевне
    И всем стольникам и чашникам.
    И тово оне еще ожидаючи
    У молодой княгини Апраксевны, -
    Наделила б на дорогу златом-серебром,
    Сходить бы во град Иерусалим.
    А у молодой княгини Апраксевны
    Не то в уме, не то в разуме:
¹⁴⁰ Пошлет Алешуньку Поповича
    Атамана их уговаривати
    И всех калик перехожиех,
    Чтоб не идти бы им сево дня и сего числа.
    И стал Алеша уговаривати
    Молода Касьяна Михайловича,
    Зовет к княгине Апраксевне
    На долгия вечеры посидети,
    Забавныя речи побаити,
    А сидеть бы наедине во спальне с ней.
¹⁵⁰ Молоды Касьян сын Михайлович,
    Замутилось ево сер(д)це молодецкое,
    Отказал он Алеши Поповичу,
    Не идет на долгия вечеры
    К молодой княгине Апраксевне
    Забавныя речи баити.
    На то княгиня осердилася,
    Посылает Алешуньку Поповича
    Прорезать бы ево суму рыта бархата,
    Запехать бы чарочку серебрену,
    Которой чарочкой князь на приезде || пьет.
    Алеша-та догадлив был:
    Распорол суму рыта бархата,
    Запехал чарочку серебрену
    И зашивал ее гладехонько,
    Что познать было не можно то.
    С тем калики и в путь пошли,
    Калики с широка двора,
    С молодой княгиней не прошаются,
    А идут калики не оглянутся.
¹⁷⁰ И верст десяток отошли оне
    От стольнова города Киева,
    Молода княгиня Апраксевна
    Посылает Алешу во погон за ним.
    Молоды Алеша Попович млад
    Настиг калик во чистом поле,
    У Алеши ве[ж]ство нерожденое,
    Он стал с каликами [в]здорити,
    Обличает ворами-разбойниками:
    «Вы-та, калики, бродите по миру по крещеному,
¹⁸⁰ Ково окрадите, своем зовете,
    Покрали княгиню Апраксевну,
    Унесли вы чарочку серебрену,
    Которой чарочкой князь на приезде пьет!».
    А в том калики не даются ему,
    Молоду Алеши Поповичу,
    Не давались ему на обыск себе.
    Поворчал Алешинька Попович млад,
    Поехал ко городу Киеву,
    И так приехал во стольной Киев-град.
¹⁹⁰ Во то же время и во тот же час
    Приехал князь из чиста поля,
    И с ним Добрынюшка Никитич млад.
    Молода княгиня Апраксевна
    Позовет Добрынюшку Никитича,
    Посылает за каликами,
    За Косьяном || Михайловичем.
    Втапоры Добрынюшка не ослушался,
    Скоро поехал во чисто поле,
    У Добрыни ве[ж]ство рожденое и ученое,
²⁰⁰ Настиг он калик во чистом поле,
    Скочил с коня, сам бьет челом:
    «Гой еси, Касьян Михайлович,
    Не наведи на гнев князя Владимера,
    Прикажи обыскать калики перехожия,
    Нет ли промежу вас глупова!».
    Молоды Касьян сын Михайлович
    Становил калик во единой круг
    И велел он друг друга обыскавать
    От малова до старова,
²¹⁰ От старова и до больша́ лица́,
    До себя, млада Касьяна Михайловича.
    Негде́ та чарочка не явилася —
    У млада Касьяна пригодилася.
    Брат ево, молоды Михайла Михайлович,
    Принимался за заповедь великую,
    Закопали атамана по плеча во сыру землю,
    Едина оставили во чистом поле
    Молода Касьяна Михайловича,
    Отдавали чарочку серебрену
²²⁰ Молоду Добрынюшки Никитичу,
    И с ним написан виноватой тут
    Молоды Касьян Михайлович.
    Добрыня поехал он во Киев-град,
    А и те калики – в Ерусалим-град.
    Молоды Касьян сын Михайлович
    С ними, калики, прощается.
    И будет Добрынюшка в Киеве
    У млады княгини Апраксевны,
    Привез он чарочку серебрену,
²³⁰ Виноватова назначено —
    Молода Касьяна сына Михайлова.
    А с таво время-часу захворала она скорбью недоброю:
    Слегла княгиня в великое во агноище.
    Ходили калики в Ерусалим-град,
    Вперед шли три месяца.
    А и будут в граде || Ерусалиме,
    Святой святыни помолилися,
    Господню гробу приложилися,
    Во Ердане-реке искупалися,
²⁴⁰ Нетленною ризою утиралися,
    А всё-та молодцы отправили;
    Служили обедни с молебнами
    За свое здравие молодецкое,
    По поклону положили за Касьяна Михайловича.
    А и тут калики не замешкались,
    Пошли ко городу Киеву
    И ко ласкову князю Владимеру
    И идут назад уже месяца два,
    На то место не угодили они,
²⁵⁰ Обошли маленькай сторонкаю
    Ево, молода Касьяна Михайловича;
    Голосок наносит помалехоньку,
    А и тут калики остоялися,
    А и место стали опознавать,
    Подалися малехонько
    И увидели молода Касьяна сын Михайлович:
    Он ручкой ма́шит, голосом кричит.
    Подошли удалы добры молодцы,
    Вначале атаман, родной брат ево
²⁶⁰ Михайла Михайлович,
    Пришли все оне, поклонилися,
    Стали здравствовать.
    Подает он, Касьян, ручку правую,
    А оне-та к ручке приложилися,
    С ним поцеловалися
    И все к нему переходили.
    Молоды Касьян сын Михайлович
    Выскакивал из сырой земли,
    Как есён сокол из тепла гнезда.
²⁷⁰ А все оне, молодцы, дивуются,
    На ево лицо молодецкое
    Не могут зрить добры молодцы,
    А и кудри на нем молодецкия до самаго пояса.
    И стоял Касьян не мало число, -
    Стоял в земле шесть месяцов,
    А шесть месяцов будет полгода.
    Втапоры пошли || калики ко городу Киеву,
    Ко ласкову князю Владимеру.
    Дошли оне до чудна креста Леванидова,
²⁸⁰ Становилися во единой круг,
    Клюки-посохи в землю потыкали,
    И стоят калики потихохуньку.
    Молоды Михайла Михайлович
    Атаманом еще правил у них,
    Посылает легкова молодчика
    Доложиться князю Владимеру:
    «Прикажит ли идти нам поабедати?».
    Владимер-князь пригодился в доме,
    Послал он своих клюшников-ларешников
²⁹⁰ Побить челом и поклонитися им-та, каликам,
    Каликам пообедати,
    И молоду Касьяну на особицу.
    И тут клюшники-ларешники
    Пришли оне к каликам, поклонилися,
    Бьют челом к князю пообедати.
    Пришли калики на широкой двор,
    Середи двора княженецкова
    Поздравствовал ему Владимер-князь,
    Молоду Касьяну Михайловичу,
³⁰⁰ Взял ево за белы руки,
    Повел во светлу гридню.
    А втапоры молоды Касьян Михайлович
    Спросил князя Владимера
    Про молоду княгиню Апраксевну:
    «Гой еси, сударь Владимер-князь!
    Здравствует ли твоя княгиня Апраксевна?».
    Владимер-князь едва речи выговорил:
    «Мы-де уже неделю-другу не ходим к ней».
    Молоды Касьян тому не брезгует,
³¹⁰ Пошел со князем во спальну к ней,
    А и князь идет свой нос зажал,
    Молоду Касьяну то нечто́ ему,
    Никакова духу он не верует.
    Отворяли двери у светлы гридни,
    Раскрывали окошечки косящетые,
    Втапоры княгиня прощалася,
    Что нанесла речь напрасную.
    Молоды Касьян || сын Михайлович
    А и дунул духом святым своим
³²⁰ На младу княгиню Апраксевну, -
    Не стало у ней тово духу-пропасти,
    Оградил ея святой рукой,
    Прощает ее плоть женскую,
    Захотелось ей, и пострада она:
    Лежала в страму полгода.
    Молоды Касьян сын Михайлович
    Пошел ко князю Владимеру во светлу гридню,
    Помолился Спасу образу
    Со своими каликами перехожими,
³³⁰ И сажалися за убраны столы,
    Стали пить-есть, потешатися.
    Как будет день в половина дня,
    А и те калики напивалися,
    Напивалися и наедалися,
    Владимер-князь убивается,
    А калики-та в путь нарежаются.
    Просит их тут Владимер-князь
    Пожить-побыть тот денек у себе.
    Молода княгиня Апраксевна
³⁴⁰ Вышла из кожуха, как из про́пости.
    Скоро она убиралася,
    Убиралася и нарежалася,
    Тут же к ним к столу пришла
    С няньками, с мамками
    И с сенными красными девицами
    Молоду Касьяну поклоняется
    Без стыда-без сорому,
    А грех свой на уме держит.
    Молоды Касьян сын Михайлович
³⁵⁰ Тою рученькой правою размахивает
    По тем ествам сахарныем,
    Крестом огражает и благословляет,
    Пьют-едят, потешаются.
    Втапоры молоды Касьян сын Михайлович
    Вынимал из сумы книжку свою,
    Посмотрил и число показал,
    Что много мы, братцы, пьем-едим, прохложаемся,
    Уже третей день в доходе идет,
    И пора нам, молодцы, в путь идти.
³⁶⁰ Вставали калики на резвы ноги,
    Спасову образу молятся
    И бьют челом князю Владимеру
    С молодой княгиней Апраксевной
    За хлеб за соль ево,
    И прощаются калики с князем Владимером
    И с молодою княгинею Апраксевною.
    Собрались оне и в путь пошли
    До своего монастыря Боголюбова
    И до пустыни Ефимьевы.
³⁷⁰ То старина, то и деянье.
 

Калин-царь

 
    Да из орды, Золотой земли,
    Из тое Могозеи богатыя
    Когда подымался злой Калин-царь,
    Злой Калин-царь Калинович
    Ко стольному городу ко Киеву
    Со своею силою с поганою,
    Не дошед он до Киева за семь верст,
    Становился Калин у быстра Непра;
    Сбиралося с ним силы на сто верст
¹⁰ Во все те четыре стороны.
    Зачем мать сыра земля не погнется?
    Зачем не расступится?
    А от пару было от конинова
    А и месец, со(л)нцо померкнула,
    Не видить луча света белова;
    А от духу татарскова
    Не можно крещеным нам живым быть.
    Садился Калин на ременчет стул,
    Писал ерлыки скоропищеты
²⁰ Ко стольному городу ко Киеву,
    Ко ласкову князю Владимеру,
    Что выбрал татарина выше всех,
    А мерою тот татарин трех сажен,
    Голова на татарине с пивной котел,
    Которой котел сорока ведер,
    Промеж плечами касая сажень.
    От мудрости слово написано,
    Что возьмет Калин-царь
    Стольной Киев-град,
³⁰ А Владимера-князя в полон полонит,
    Божьи церквы на дым пустит.
    Дает тому татарину ерлыки скоропищеты
    И послал ево в Киев наскоро.
    Садился татарин на добра коня,
    Поехал ко городу ко Киеву,
    Ко ласкову || князю Владимеру.
    А и будет он, татарин, в Киеве,
    Середи двора княженецкова
    Скокал татарин с добра коня,
⁴⁰ Не вяжет коня, не приказавает,
    Бежит он во гридню во светлую,
    А Спасову образу не молится,
    Владимеру-князю не кланется
    И в Киеве людей ничем зовет.
    Бросал ерлыки на круглой стол
    Перед великова князя Владимера,
    Атшод, татарин слово выговорил:
    «Владимер-князь стольной киевской!
    А наскоре сдай ты нам Киев-град
⁵⁰ Без бою, без драки великия
    И без того кроволития напраснаго!».
    Владимер-князь запечалился,
    А наскоре ерлыки распечатовал и просматривал
    Гледючи в ерлыки, заплакал свет:
    По грехам над князем учинилося —
    Богатырей в Киеве не случилося,
    А Калин-царь под стеною стоит,
    А с Калином силы написано
    Не много не мало – на́ сто верст
⁶⁰ Во все четыре стороны,
    Еще со Калином сорок царей со царевичем,
    Сорок королей с королевичем,
    Под всяким царем силы по три тьмы-по три тысячи;
    По правую руку ево зять сидит,
    А зятя зовут у нево Сартаком,
    А по леву руку сын сидит,
    Сына зовут Лоншеком.
    И то у них дело не окончено,
    Татарин из Киева не выехал,
⁷⁰ Втапоры Василей-пьяница
    [В]збежал на башню на стрельную,
    Берет он свой тугой лук разрывчетой,
    Калену стрелу переную,
    Наводил он трубками немецкими,
    А где-та сидит злодей Калин-царь,
    И тот-та Василей-пьяница
    Стрелял он тут во Калина-царя,
    Не попал во собаку Калина-царя,
    Что попал он в зятя ево Сартака,
⁸⁰ Угодила стрела ему в правой глаз,
    Ушиб ево до́ смерти.
    И тут Калину-царю за беду стало,
    Что перву беду не утушили,
    А другую беду оне загрезили:
    Убили зятя любимова
    С тоя башни стрельныя.
    Посылал другова татарина
    Ко тому князю Владимеру,
    Чтобы выдал тово виноватова.
⁹⁰ А мало время замешкавши,
    С тое стороны полуденныя,
    Что ясной сокол в перелет летит,
    Как белой кречет перепорхавает,
    Бежит паленица удалая,
    Старой казак Илья Муромец.
    Приехал он во стольной Киев-град,
    Середи двора княженецкова
    Скочил Илья со добра коня,
    Не вяжет коня, не приказывает,
¹⁰⁰ Идет во гридню во светлую,
    Он молится Спасу со Пречистою,
    Бьет челом князю со княгинею
    И на все четыре стороны,
    А сам Илья усмехается:
    «Гой еси, сударь Владимер-князь,
    Что у тебе за болван пришел?
    Что за дурак неотесоной?».
    Владимер-князь стольной киевской
    Подает ерлыки скоропищеты,
¹¹⁰ Принял Илья, сам прочитывал.
    Говорил тут ему Владимер-князь:
    «Гой еси, Илья Муромец!
    Пособи мне думушку подумати:
    Сдать ли мне, не сдать ли Киев-град
    Без бою мне, без драки великия,
    Без того кроволития напраснаго?».
    Говорит Илья таково слово:
    «Владимер-князь стольной киевской!
    Ни о чем ты, асударь, не печалуйся:
¹²⁰ Боже-Спас оборонит нас,
    А нечто́ пречистой и всех сохранит!
    Насыпай ты мису чиста серебра,
    Другую – красна золота,
    Третью мису – скатнова земчуга;
    Поедем со мной ко Калину-царю
    Со своими честными подарками,
    Тот татарин || дурак нас прямо доведет».
    Нарежался князь тут поваром,
    Заморался сажаю котельною.
¹³⁰ Поехали оне ко Калину-царю,
    А прямо их татарин в лагири ведет.
    Приехал Илья ко Калину-царю
    В ево лагири татарския,
    Скочил Илья со добра коня,
    Калину-царю поклоняется,
    Сам говорит таково слово:
    «А и Калин-царь, злодей Калинович!
    Прими наши дороги подарочки
    От великова князя Владимера:
¹⁴⁰ Перву мису чиста серебра,
    Другу – красна золота,
    Третью мису – скатнова земчуга,
    А дай ты нам сроку на три дни,
    В Киеве нам приуправиться:
    Отслужить обедни с понафидами,
    Как-де служат по усопшим душам,
    Друг с дружкой проститися!».
    Говорит тут Калин таково слово:
    «Гой еси ты, Илья Муромец!
¹⁵⁰ Выдайте вы нам виноватова,
    Которой стрелял с башни со стрельныя,
    Убил моево зятя любимова!».
    Говорит ему Илья таково слово:
    «А ты слушай, Калин-царь, повеленое,
    Прими наши дороги подарочки
    От великова князя Владимера.
    Где нам искать такова человека и вам отдать?».
    И тут Калин принял золоту казну нечестно у нево.
    Сам прибранивает.
¹⁶⁰ И тут Ильи за беду стало,
    Что не дал сроку на три дни и на три часа,
    Говорил таково слово:
    «Сабака, проклятой ты, Калин-царь,
    Отойди с татарами от Киева!
    Охото ли вам, сабака, живым быть?».
    И тут Калину-царю за беду стало,
    Велел татарам сохватать Илью.
    Связали ему руки белыя
    Во крепки чембуры шелковыя.
    Втапоры Ильи || за беду стало,
    Говорил таково слово:
    «Сабака, проклятой ты, Калин-царь,
    Отойди прочь с татарами от Киева!
    Охото ли вам, сабака, живым быть?».
    И тут Калину за беду стало
    И плюет Ильи во ясны очи:
    «А русской люд всегды хвастлив,
    Опутан весь, будто лысай бес,
    Еще ли стоит передо мною, сам хвастает!».
¹⁸⁰ И тут Ильи за беду стало,
    За великую досаду показалося,
    Что плюет Калин в ясны очи,
    Скочил в полдрева стоячева,
    Изарвал чембуры на могучих плечах.
    Не допустят Илью до добра коня
    И до ево-та до палицы тяжкия,
    До медны литы в три тысячи.
    Схвотил Илья татарина за́ ноги,
    Которой ездил во Киев-град,
¹⁹⁰ И зачал татарином помахивати,
    Куда ли махнет – тут и улицы лежат,
    Куды отвернет – с переулками,
    А сам татарину приговаривает:
    «А и крепок татарин – не ломится,
    А жиловат сабака – не изорвется!».
    И только Илья слово выговорил,
    Оторвется глава ево татарская,
    Угодила та глава по силе вдоль,
    И бьет их, ломит, вконец губит.
²⁰⁰ Достальныя татара на побег пошли,
    В болотах, в реках притонули все,
    Оставили свои возы и лагири.
    Воротился Илья он ко Калину-царю,
    Схватал он Калина во белы руки,
    Сам Калину приговаривает:
    «Вас-та, царей, не бьют-не казнят,
    Не бьют-не казнят и не вешают!».
    Согнет ево корчагою,
    Воздымал выше буйны головы своей,
²¹⁰ Ударил ево о горюч камень,
    Росшиб он в крохи говенныя.
    Достальныя татара на побег бегут,
    Сами оне заклинаются:
    «Не дай бог нам бывать ко Киеву,
    Не дай бог нам видать русских людей!
    Неужто в Киеве все таковы:
    Один человек всех татар прибил?».
    Пошел Илья Муромец искать своего товарыща
    Тово ли Василья-пьяницу Игнатьева,
²²⁰ И скоро нашел ево на кружале Петровскием,
    Привел ко князю Владимеру.
    А пьет Илья довольно зелено вино
    С тем Васильем со пьяницой,
    И называет Илья тово пьяницу Василья
    Братом названыем.
    То старина, то и деянье.
 

Царь Саул Леванидович

 
    Царь Саул Леванидович
    Поехал за море синея,
    В дальну орду, в Полувецку землю,
    Брать дани и невыплаты.
    А царица ево проводила
    От первова стану до второва,
    От второва стану до третьева,
    От третьева стану воротилася,
    А сама она царю поклонилася:
¹⁰ «Гой еси ты есми, царь Саул,
    Царь Саул Леванидович!
    А кому мене, царицу, приказываешь,
    А кому мене, царицу, наказываешь?
    Я остаюсь, царица, черовоста,
    Черевоста осталась на тех || порах».
    А и только царь слово выговорил,
    Царь Саул Леванидович:
    «А и гой еси, царица Азвяковна,
    Молода Елена Александровна!
²⁰ Некому́ я тебе, царицу, не приказаваю,
    Не приказаваю и не наказаваю,
    А то коли тебе господи сына даст,
    (В)спой-(в)скорми и за мной ево пошли,
    А то коли тебе господи дочеря даст,
    (В)спой-(в)скорми, замуж отдай,
    А любимова зятя за мной пошли:
    Поеду я на двенадцать лет».
    Вскоре после ево царице бог сына даст,
    Поп приходил со молитвою,
³⁰ Имя дает Костентинушком Сауловичем.
    А и царское дитя не по годам растет,
    А и царско дитя не по месяцам,
    А которой ребенок двадцати годов,
    Он, Костентинушка, семи годков.
    Присадила ево матушка грамоте учиться,
    Скоро ему грамота далася и писать научился.
    Будет он, Костентинушка, десяти годов,
    Стал-та по улицам похаживати,
    Стал с ребятами шутку шутить,
⁴⁰ С усатами, с бородатами,
    А которые ребята двадцати годов
    И которые во полутридцети;
    А все ведь дети княженецкие,
    А все-та ведь дети боярские,
    И все-та ведь дети дворянския,
    Еще ли дети купецкия.
    Он шутку шутит не по-ребячью,
    О[н] творки творил не по маленьким:
    Которова возьмет за руку,
⁵⁰ Из плеча тому руку выломит;
    И которова заденет за ногу,
    По гузна ногу оторвет прочь;
    И которова хватит поперек хребта,
    Тот кричит-ревет, окарачь ползет,
    Без головы домой придет.
    Князи-бояра || дивуются
    И все купцы богатыя:
    «А что это у нас за урод растет?
    Что это у нас за выблядочок?».
⁶⁰ Доносили оне жалобу великую
    Как бы той царице Азвяковне,
    Молоды Елены Александровны.
    Втапоры скоро завела ево матушка во теремы свои,
    Тово ли млада Костентинушка Савуловича,
    Стала ево журить-бранить,
    А журить-бранить, на ум учить,
    На ум учить – смиренно жить.
    А млад Костентин сын Саулович
    Только у матушки выспросил:
⁷⁰ «Гой еси, матушка,
    Молоды Елена Александровна,
    Есть ли у мене на роду батюшка?».
    Говорила царица Азвяковна,
    Молоды Елена Александровна:
    «Гой еси, мое чадо милая,
    А и ты, младой Костентинушка Саулович!
    Есть у тебе на роду батюшка,
    Царь Саул Леванидович,
    Поехал он за море синея,
⁸⁰ В дальну орду, в Полувецку землю,
    Брать дани-невыплаты,
    А поехал он на двенадцать лет,
    Я осталася черевоста,
    А черевоста осталась на тех порах.
    Только ему, царю, слово выговорила:
    «А кому мене, царицу, приказываешь и наказываешь»?
    Только лишь царь слово выговорил:
    «Некому́ я тебе, царицу, не приказаваю и не наказаваю,
    А то коли тебе господь сына даст,
⁹⁰ Ты де вспой-(в)скорми,
    Сына за мной пошли;
    А то коли тебе господи дочеря даст,
    Вспой-(в)скорми, замуж отдай,
    А любимова зятя за мной пошли».
    Много царевич не спрашивает,
    Выходил на крылечко на красное:
    «Конюхи-приспешники!
    Оседлайте скоро мне добра коня
    Под то седелечко черкес(с)кое,
    А в задней слуке || и в передней слуке
    По тирону по каменю,
    По дорогу по самоцветному,
    А не для-ради мене, молодца, басы, -
    Для-ради богатырские крепости,
    Для-ради пути, для дороженьки,
    Для-ради темной ночи осенней,
    Чтобы видеть при пути-дороженьки
    Темна ночь до бела света».
    А и только видь матушка видела:
¹¹⁰ Ставал во стремя вольящетое,
    Садился во седелечко черкес(с)кое,
    Только он в ворота выехал, -
    В чистом поле дым столбом.
    А и только с собою ружье везет,
    А везет он палицу тяжкую,
    А и медну литу в триста пуд.
    И наехал чесовню, зашел богу молитися,
    А от той часовни три дороги лежат:
    А и перва дорога написана,
¹²⁰ А написана дорога вправо,
    Кто этой дорогой поедет,
    Конь будет сыт, самому – смерть;
    А другою крайнею дорогою левою, -
    Кто этой дорогой поедет,
    Молодец сам будет сыт, конь голоден;
    А середнею дорогою поедет —
    Убит будет смертью напрасною.
    Втапоры богатырское сер(д)це разъерилася,
    Могучи плечи расходилися,
¹³⁰ Молодой Костентинушка Савулович
    Поехал он дорогою среднею,
    Доезжать до реки Смородины.
    А втапоры Кунгур-царь перевозится
    Со темя́ ли татары погаными,
    Тут Костентинушка Савулович
    Зачал татаров с краю бить
    Тою палицою тяжкою,
    Он бьется-дерется целой день,
    Не пиваючи, не едаючи,
¹⁴⁰ Ни на малой час отдыхаючи.
    День к вечеру вечеряется,
    Уж красное со(л)нцо закотается,
    Молодой Костентинушка Саулович
    Отъехал от татар прочь,
    Где бы молодцу опочив держать,
    Опочив держать и коня кормить.
    А ко утру заря занимается,
    А и младой Костентинушка Саулович,
    Он, молодец, ото сна подымается,
¹⁵⁰ Утрен(н)ей расо́й умывается,
    Белым полотном утирается,
    На восток он богу молится,
    Скоро-де садится на добра коня,
    Поехал он ко Смородины-реки.
    А и тута татары догадалися,
    Оне к Кунгуру-царю пометалися:
    «Гой еси ты, Кунгур-царь,
    Кунгур-царь, Самородович!
    Как нам будет детину ловить:
¹⁶⁰ Силы мало осталося у нас!».
    А и Кунгур-царь Самородович
    Научил тех ли татар поганыех
    Копати ровы глубокия:
    «Заплетайте вы туры высокия,
    А ставьте поторчины дубовые,
    Колотите вы надолбы железныя!».
    А и тут тотары поганыя
    И копали оне ровы глубокия,
    Заплетали туры высокия,
¹⁷⁰ Ставили поторчены дубовыя,
    Колотили надолбы железныя.
    А поутру рано-ранешенько,
    На светлой заре рано-утре(н)ней,
    На всходе краснова солнушка
    Выезжал удалой доброй молодец,
    Млады Костентинушка Савулович,
    А и бегает-скачет с одной стороны
    И завернется на другу сторону,
    Усмотрел их татарские вымыслы:
¹⁸⁰ Тамо татара просто стоят,
    И которых веслау́хих – всех прибил,
    И которых висячих – всех || оборвал,
    И приехал к шатру к Кунгуру-царю,
    Розбил ево в крохи говенныя,
    А достальных татар домой опустил.
    И поехал Костентинушка ко городу Угличу.
    Он бегает-скачет по чисту полю,
    Хоботы метал по темным лесам,
    Спрашивает себе сопротивника,
¹⁹⁰ Сильна-могуча богатыря,
    С кем побиться-подраться и порататься.
    А углицки мужики были лукавыя:
    Город Углич крепко заперли
    И (в)збегали на стену белокаменну,
    Сами оне ево обмановают:
    «Гой еси, удалой доброй молодец!
    Поезжа(й) ты под стену белокаменну,
    А и нету у нас царя в Орде, короля в Литве,
    Мы тебе поставим царем в Орду, королем в Литву».
²⁰⁰ У Костентинушка умок молодешонёк,
    Молодешенёк умок, зеленешонёк,
    И сдавался на их слова прелестныя,
    Подъезжал под стену белокаменну.
    Оне крюки-багры заметовали,
    Подымали ево на стену высокою
    Со ево добрым конем.
    Мало время замешкавши,
    И связали ему руки белыя
    В крепки чембуры шелковыя;
²¹⁰ И сковали ему ноги резвыя
    В те ли железа немецкия,
    Взяли у нево добра коня
    И взяли палицу медную,
    А и тяжку литу в триста пуд;
    Сняли с нево платье цветное царское
    И надевали на нево платье опальное,
    Будто тюремное;
    Повели ево в погребы глубокия,
    Место темной темницы,
²²⁰ Только ево посадили, молодца,
    Запирали дверями железными
    И засыпали хрещом, пески мелкими.
    Тут десятники засовалися,
    Бегают оне по Угличу,
    Спрашивают подводы под царя Саула Леванидовича,
    И которые || под царя пригодилися.
    И проехал тут он, царь Саул,
    Во свое царство в Алыберское,
    Царица ево, царя, стретила,
²³⁰ А и молоды Елена Александровна.
    За первом поклоном царь поздравствовал:
    «Здравствуй ты, царица Азвяковна,
    А и ты, молода Елена Александровна!
    Ты осталася черевоста,
    Что после мене тебе бог дал?».
    Втапоры царица заплакала,
    Сквозь слезы едва слова выговорила:
    «Гой еси, царь Саул Леванидович!
    Вскоре после тебе бог сына дал
²⁴⁰ Поп приходил со молитвою,
    Имя давал Костентинушком».
    Царь Саул Леванидович
    Много ли царицу не спрашивает,
    А и только он слово выговорил:
    «Конюхи вы мои, приспешники!
    Седлайте скоро мне добра коня,
    Которой жеребец стоит тридцать лет!».
    Скоро тут конюхи металися,
    Оседлали ему тово добра коня,
²⁵⁰ И берет он, царь, свою сбрую богатырскую,
    Берет он сабельку вострую
    И копье морзамецкое,
    Поехал он скоро ко городу Угличу.
    А те же мужики-угличи, извощики,
    С ним ехавши, россказовают,
    Какова молодца посадили в погребы глубокия,
    И сказывают, каковы коня приметы
    И каков был молодец сам.
    Втапоры царь Саул догадается,
²⁶⁰ Сам говорил таково слово:
    «Глупы вы, мужики, неразумныя,
    Не спросили удала добра молодца
    Ево дядины-вотчины,
    Что он прежде того
    Немало у Кунгура-царя || силы порубил,
    Можно за то вам ево благодарити и пожаловати,
    А вы ево назвали вором-разбойником,
    И оборвали с нево платье цветное,
    И посадили в погреба глубокия,
²⁷⁰ Место темной темницы!».
    И мало время поизойдучи,
    Подъезжал он, царь, ко городу Угличу,
    Просил у мужиков-угличов,
    Чтобы выдали такова удала добра молодца,
    Которой сидит в погребах глубокиех.
    А и тут мужики-угличи
    С ним, со царем, заздорили:
    Не пущают ево во Углич-град
    И не сказавают про тово удала добра молодца,
²⁸⁰ Что-де у нас нет такова и не бывало.
    Старики тут вместе соходилися,
    Оне думали думу единую,
    Выводили тут удала добра молодца
    Из тово ли погреба глубокова
    И сымали железа с резвых ног,
    Развязали чембуры шелковыя,
    Приводили ему добра коня,
    А и отдали палицу тяжкую,
    А медну литу в триста пуд
²⁹⁰ И ево платьица царское цветное.
    Нарежался он, младой Костентинушка Саулович,
    В тое свое платье царское цветное,
    Подошел Костентинушка Саулович
    Ко царю Саулу Леванидовичу,
    Стал свою родину рассказавати.
    А и царь Саул спохватается,
    А берет ево за руку за правую
    И целует ево во уста сахарныя:
    «Здравствуй, мое чадо милая,
    Младой Костентинушка || Саулович!».
    А и втапоры царь Саул Леванидович
    Спрашивает мужиков-угличов:
    «Есть ли у вас мастер заплечной с подмастерьями?».
    И тут скоро таковых сыскали
    И ко царю привели.
    Царь Саул Леванидович
    Приказал казнить и вешати,
    Которые мужики были главные во Угличи,
    И садилися тут на свои добры кони,
³¹⁰ Поехали во свое царство в Алыберское.
    И будет он, царь Саул Леванидович,
    Во своем царстве в Алыберском со своим сыном,
    Младом Костентинушком Сауловичем,
    И съехалися со царицою, обрадовалися,
    Не пива у царя варить, не вина курить, -
    Пир пошел на радостях,
    А и пили да ели, потешалися.
    А и день к вечеру вечеряется,
    Красное со(л)нцо закатается,
³²⁰ И гости от царя разъехалися.
    Тем старина и кончилася.