Читать книгу: «Хрупкая тайна», страница 3

– А, забыл упомянуть. Она закрылась в мужском туалете, и «львы» увидели нас, когда мы выходили из него.

Мы садимся за дальний стол в новом кафетерии, который выглядит в точности как «Pop’s» из Ривердейла. Студенческая организация год назад постаралась над превращением университета в Голливуд. Теперь у нас все кабинеты и заведения являются декорациями из фильмов. Есть даже аудитория, украшенная под стиль «Бешеных псов».

– Да, ситуация дерьмо, Джо.

– Поэтому я и ударил его. Ладно, возможно, я ударил из-за упоминания Джослин и той вечеринки. Но все же слова Гаррета «Это он?» взбесили меня.

– Мамины практики не помогают, хм?

– У меня нет проблем с агрессией, у меня есть проблемы с идиотами. А ее практики подразумевают, что я должен закрыть глаза, глубоко вздохнуть и представить, что я бегу по цветочному полю.

У меня есть видео на телефоне, как миссис Харрис, узнав про драку в университете в прошлом году, заставила Джо выполнять успокаивающие практики. Это самое смешное, что мне приходилось видеть.

– «Дыши глубже, не заводись», – останавливаю его, сдерживая смешок. – «Помни, что насилие ничего не решает».

– Иди к черту, Коул, – Джо отворачивается в сторону, и его лицо вытягивается, когда он наталкивается на кого-то.

Я перевожу взгляд и замечаю в проходе девушку, нервно оглядывающуюся по сторонам. Она прижимает руки к своему животу и делает первые, но очень осторожные шаги вперед, словно идет по минному полю.

– Эй, незнакомка! – кричит Джо, ничуть не смущаясь. Девушка же вздрагивает и оборачивается на источник звука. – Кэнди Митчелл! Не забыла меня? Я Джо, только теперь с подбитым глазом.

Она качает головой и сразу отворачивается.

– Иди к нам, Кэнди. Все места заняты, – я с недоумением смотрю на Джо, который не обращает на меня внимания. – Ну же, я не кусаюсь. Мой друг может, но не станет.

Он пальцем указывает на меня; я же просто тяжело вздыхаю и сдаюсь. К черту его. Кэнди Митчелл, новая знакомая Джо, снова оглядывается по сторонам, нервно покусывая губы. На ней плотный свитер и синяя юбка до колен. Кто вообще ходит в такой одежде в жару? На дворе август, а не октябрь.

– Все нормально, – девушка заправляет волосы за ухо, неловко поглядывая в мою сторону.

– Ну, давай же, я приглашаю тебя, – Джо склоняет голову влево, упрашивая и делая взгляд брошенной собаки. – Если ты не сядешь к нам, я встану на колени и начну умолять.

Она еще пару секунд думает, прежде чем направиться к нам. Вероятно, ее смущают лица остальных присутствующих в кафетерии, обращенные на нас троих. Кэнди Митчелл садится на край дивана рядом с Джо и опускает голову вниз, прикусывая внутреннюю сторону щеки.

Мать твою, что с ней происходит?! Не нужно быть экспертом, чтобы понять: она чего-то боится. Ее реакции тела – тому подтверждение.

Мне вдруг резко захотелось сходить в туалет и посмотреть на себя в зеркало. Да, сегодня мой сон ограничился всего тремя часами, но неужели из-за этого я выгляжу, как пугало? Или она боится Джо (что, в общем-то, является нормальным явлением)? Его могут выдержать либо психически неуравновешенные, либо я.

– Ты будешь что-нибудь пить? – задает вопрос Джо, поворачиваясь к ней корпусом и складывая руку на спинку дивана.

– Хм? – она моргает в попытке сосредоточиться, словно все это время находилась где-то в другом месте.

– Хочешь кофе, чай или что-то сладкое?

– Ам… я, – Кэнди бегает глазами по лицу Джо, приоткрывая рот.

– Я возьму, – резко встаю из-за стола и подхожу к кассе.

Все тело напряжено из-за некомфортной обстановки и девушки, создавшей эту самую обстановку одним своим появлением. Что, черт возьми, с ней делают, раз она вздрагивает от любого шороха? Гребаный запах насилия витает в воздухе с ее приходом. Я знаю, как выглядят люди, столкнувшиеся с ним.

Избиение? Буллинг?

Вопросы крутятся в голове, и, как бы ни хотел, поток не останавливается, превращаясь в сломанную систему, возвращающую меня туда, куда мне не стоит возвращаться. Это не мое дело, и все же мельком я разглядываю дрожащую спину девушки, пока Джо увлеченно рассказывает ей о вчерашней вечеринке.

– Прости за Джереми… Он не хотел, – слишком тихо извиняется она, когда я возвращаюсь. – Они просто…

Она и есть та самая подруга Росса?

– Не извиняйся за него. Это не твоя ответственность, – вступаю в разговор и ставлю перед ней клубничный чай и кусок торта.

Кэнди переводит на меня взгляд и пожимает плечами. Ее щеки розовеют за секунду от неловкости.

– Сами они точно извиняться не станут, поэтому, надеюсь, моих извинений будет достаточно, – она лезет в сумку и достает кошелек. – Сколько?..

– Нет, ни одна девушка не будет платить за себя в нашем присутствии, – касается ее руки Джо и заставляет положить бумажник обратно. – Это всего лишь чай с десертом.

Но Кэнди все еще смотрит на меня.

– Его правда, – склоняю голову вправо и забираю со стола бутылку воды.

– Спасибо… – она умолкает, не заканчивая фразу.

– …Коул, – продолжаю за нее.

– Спасибо, Коул.

– Не за что, Кэнди.

Внезапно раздается звук вспышки фотоаппарата, от которого она подпрыгивает на месте.

– Шон? Убери камеру! – огрызаюсь, замечая за соседним столом университетского «фотографа», чья камера направлена на нас.

Точнее будет назвать его мальчишкой, который возомнил, что должен фотографировать все, что происходит вокруг, и при этом не обращать внимание на личные границы людей. В прошлом году Шон исподтишка снимал, как студенты купаются в бассейне на вечеринке, на которую он не был приглашен. Если это не определение странности, то уж точно не синоним нормальности.

– Мне нужны фотографии для еженедельной газеты, – он поправляет очки на лице, не убирая фотоаппарат в сторону.

– Чувак, перестань! Мы не можем уже поесть без этого? – Джо пытается разбавить обстановку, улыбаясь ему.

– Но…

– Черт возьми, просто проваливай уже! – не выдерживаю я.

Шон долгим взглядом проходится по нам, а после вскакивает и убегает. Да, он очень странный. В любой другой день я бы, вероятнее всего, не обратил на него внимания, но сегодня все идет через задницу.

– Это Шон, любитель фоткать без разрешения, – Джо посматривает на стремительно удаляющуюся фигуру парня. – Может, он вуайерист? Теперь я боюсь, что мои фотографии с девушками висят где-то у него дома.

– Будем надеяться, что вкус у него все же присутствует.

Джо показывает мне средний палец и поворачивается к Кэнди, которая не притрагивается к еде.

– Так ты девушка Джереми Росса?

Черт бы побрал его рот. Совершенно никакой фильтрации.

– Что? Нет, нет…Он мне не парень.

– Друг?

– Нет, не друг. Мы просто… живем в соседних домах.

– Да, незнакомка, я знал, что не все так просто, – улыбается ей Джо. – Ты не похожа на его подругу.

Все же есть в мире некоторые вещи, которые не подлежат изменениям: вода мокрая, огонь горит, а Джереми Росс избегает девушек.

– Да, наверное, это так, – Кэнди наконец прислоняет кружку к губам и делает первый глоток. – Еще раз прости за сложившуюся ситуацию.

– И это все еще не твоя вина, – повторяет мои слова Джо. – Слушай, а не хочешь ли случайно сходить на вечеринку? Сегодня наш друг по команде устраивает у себя дома тусу в честь начала учебного года. Будут все. Ты в деле?

Прошло больше семи лет с начала нашей дружбы, но я все еще поражаюсь тому, с какой легкостью Джо удается находить контакт с любым человеком. Мне понадобится года три, чтобы назвать кого-то своим приятелем, а для раскрытия тайн – и того больше.

– Вечеринка? – с неким страхом спрашивает Кэнди. – Нет, я не смогу.

Я не могу заставить мозг перестать анализировать каждое сказанное ею слово.

– Ты разбила мне сердце, Кэнди Митчелл. Мы с Коулом будем страдать весь вечер, попивая пиво под грустную музыку.

– Нет, не будем, – качаю головой, а вскоре, заметив озадаченное и смущенное лицо Кэнди, поворачиваюсь к ней. – Я не пойду на вечеринку.

Она коротко кивает, разглядывая ткань собственной юбки и перебирая складки на ней.

– Что? Почему? – не успокаивается Джо.

– Потому что мне нужно усерднее тренироваться перед началом сезона. И тебе тоже, если мы хотим получить кубок.

– Он зануда и портит любое веселье, – иногда он любит изображать, что меня нет в комнате. – А я все равно пойду, потому что в отличие от тебя, Коул, понимаю, что один день без тренировки не сделает из меня инвалида, который упадет, едва встав на лед.

Я откидываюсь на спинку дивана и прислоняю холодную бутылку воды к бедру.

– Ты себя хорошо чувствуешь, Кэнди? – как бы невзначай интересуюсь, не выделяя должного интереса эмоциями. Спокойный взгляд и желание поскорее размять мышцы. – Я имею в виду, после случившегося утром.

Она думает всего секунду, прежде чем выдавить легкую улыбку на лице, притворяясь.

– Конечно. Я просто сильно разнервничалась.

И это вранье. К удивлению, они всегда реагируют одинаково.

– И это правильно, незнакомка! Университет не стоит женских слез. Возможно, только мужских, и то когда их причиной является тренер Флорес.

Я теряю интерес к их диалогу, когда на телефон приходит сообщение в групповой чат команды. Только ощущаю лбом, как пара женских глаз украдкой поглядывает на меня. Но не делаю в ответ ничего. Даже не улыбаюсь, листая утренние новости и все больше погрязая в ненужной для меня информации. За пять минут до начала лекции встаю и, не попрощавшись, ухожу, оставляя Джо с его вопросительным взглядом и его новую знакомую с виноватым выражением лица, будто она думает, что причина моего странного поведения скрывается в ее появлении.

Нет, просто жизнь вне хоккея меня не интересует. Во всех смыслах.

Глава 4

Кэнди

Первый день прошел ужасно.

Не то чтобы я ожидала, что все пройдет по-другому. Но я считала, что смогу. Мне казалось, что если заставить себя сидеть на лекциях, все получится. У входа в аудиторию сжимала кожу на руке пальцами в надежде, что физическая боль ненадолго затмит воспоминания… Но ничего не вышло.

Просидев до трех часов дня за дальним столиком кафетерия, я направляюсь домой и вру родителям, бросая им всего один ответ: «Это было терпимо».

Только правда в том, что воспоминания управляют всей моей жизнью. Я боюсь, что тот день повторится, и громкие крики перестанут быть выдумкой. А способа избавиться от мыслей хотя бы на несколько часов мне не удается найти. И самое странное, что смерть ведь давно не пугает. Наверное, это лишь реакция тела на тот день, который длится для меня уже шестой год.

– Ты делаешь неправильно, – бурчит Энди и отбирает детали LEGO. – Смотри, как нужно!

Я отрываюсь от собственных мыслей, замечая пустую ладонь, и перевожу взгляд на брата, который сосредоточенно собирает дом из LEGO.

– Слишком сложное занятие для меня, – усмехаюсь и подкладываю подушку под голову, снизу следя за его движениями.

– Конечно, ты же девочка. Это занятие для парней.

– Эй, что за ранняя стадия сексизма?! Я могу собрать твое LEGO, ясно? Мне просто не хочется.

Он хмурит лицо, отвлекаясь от работы.

– Сексизм?

– Угу. Спроси у мамы. Она будет рада провести тебе часовую лекцию о том, почему мужчины в любой сфере должны находиться наравне с женщинами.

Энди качает головой в отрицании.

– Ну уж нет! Лучше продолжим строить мне дом.

Брат сидит на ковре в своем костюме Человека-паука с капюшоном, под которым скрываются золотистые волосы, и сосредоточенно прикладывает деталь к детали. Он любит все, связанное с «Мстителями», поэтому родители несколько дней назад купили ему дом Доктора Стрэнджа. Странно: почему современным маленьким детям нравится либо он, либо Человек-паук? А как же Капитан Америка? Я давно не пересматривала «Мстителей», но точно помню, как у двенадцатилетней версии меня текли слюнки при одном его появлении.

– Как прошел твой день, хм?

Энди не отвечает мне, продолжая строить.

– Я разговариваю со стеной?

– Кэнди, ты мешаешь мне работать, – брат показательно тяжело вздыхает, поправляя волосы. – Я был у Альберта дома. Мы играли в машинки, а потом смотрели фильм «Оно».

– Стоп… Что?!

Я резко поднимаю голову и сажусь на пол.

– Кто вам разрешил смотреть этот фильм?! Где были родители Альберта?

– Они уехали в магазин, – спокойно отвечает Энди, не понимая моего недоумения.

– СТОП, ЧТО?! – снова повторяю. – Они оставили вас двоих? Без присмотра?

Не знаю, что творится с его родителями, но это ненормально – оставлять двоих пятилетних детей без присмотра, особенно в этом возрасте, когда они становятся чересчур любопытными. Помню, месяц назад Энди решил, что его мастерство – готовка. Мы с мамой тогда были в моей комнате и не смогли вовремя остановить катастрофу: брат закричал, только когда сковородка со сгоревшими яйцами воспламенилась.

– Нет. С нами была его сестра.

– Ей же вроде двадцать, не так ли?

– Не знаю, – Энди откладывает оставшиеся детали в сторону и устремляет взгляд на меня. – Но она постоянно жалуется на свой университет.

– И она ничего не сказала вам, когда вы включили этот фильм?

– Она смотрела его с нами.

Так, ладно… Кажется, мне стоит сказать маме, что впредь Альберт должен приходить домой к нам.

– Как ты себя чувствуешь? Этот фильм не для детей, Энди, – качаю головой, искренне беспокоясь. – Больше не смотри ужастики, пока не вырастешь.

– Ты странная, Кэнди.

Я поднимаю брови и склоняю голову влево, вопросительно смотря на брата, который не ощущает никакой неловкости за сказанные слова. Да, Энди прав. Но неужели моему пятилетнему брату нужно говорить это вслух?

– Альберт так сказал, – добавляет он.

Прекрасно, теперь и его друзья так думают.

– Я не странная, – пытаюсь отрицать этот факт перед Энди, ведь дети не любят таких. Они тянутся к крутым.

– Он сказал, что дома учатся только странные дети, которым не нравится дружить с остальными, – Энди поджимает губы и хмурится. – Но я ответил, что это не его дело, Кэнди.

Это не так. Мне нравится дружить с людьми. Вернее, нравилось. Когда-то.

– Так ты теперь защищаешь меня? Мне кажется, это слегка рано, ведь я старше, а значит, это моя забота.

Как только слова вылетают из рта, в районе сердца начинает колоть. Тело отвергает собственную ложь: я даже ее спасти не смогла.

– Папа сказал, что я защитник, – гордо заявляет брат, расправляя плечи. – Ты девочка, и мой долг – защищать тебя.

Мне определенно стоит сказать маме, чтобы она провела ему лекцию про сексизм. Ранние зачатки стоит искоренить, и чем раньше, тем лучше.

Я облокачиваюсь спиной на его кровать и прижимаю ноги к себе, снова возвращаясь в стадию наблюдателя. Мне нравится сидеть с ним по вечерам до того момента, пока папа не заходит в комнату и не разводит нас по комнатам. Я думаю, что моя связь с братом настолько сильна только по одной причине: Энди родился после трагедии. На его лице нет никакого отпечатка смерти, и он не знает, что виновата я.

Мне кажется, все люди, жившие в тот день, сломались, сжимая в руках телефон или смотря в телевизор. А Энди не знает об этом ничего. Для него я все еще та Кэнди, с которой мало кто общается. Для брата я просто странная сестра, разговаривающая с котом, а вовсе не тот человек, о котором кричат заголовки СМИ.

– …и мне нравится, что ты странная, – через время добавляет Энди.

– Правда?

– Да. Сестра Альберта другая. Она… странная, но в плохом смысле. А ты – в хорошем.

– И что это значит?

– Я просто люблю тебя и твой странный характер. Мама говорит, что у тебя произошло что-то плохое в детстве, поэтому ты боишься людей. И поэтому я сказал Альберту, чтобы он замолчал. Его сестра вообще слушает музыку на колонке так, что нам приходится уходить играть в подвал, чтобы не оглохнуть.

Я всего лишь тихо вздыхаю, а уголки губ медленно дергаются, растягиваясь в улыбку.

– И я люблю тебя и твой характер, Энди.

Папа пару раз стучит в комнату, прежде чем зайти. Мы с братом одновременно поворачиваем голову.

– …но еще даже нет десяти! – грустно мямлит Энди, склоняя голову вниз.

– Да, но ты вчера не спал до трех часов ночи. Вот поэтому мама решила, что с этого дня ты будешь ложиться раньше, – твердо проговаривает отец.

Папа никогда не строг со мной, а с Энди – да. Он думает, что у него характер мамы, поэтому с ним следует быть осторожнее. Гвен, конечно, фыркает на подобные заявления и считает, что у папы развивается старческая тревожность.

– Спокойной ночи, Энди, – я целую брата в лоб, а после подставляю свой, чтобы он мог повторить мои движения. Мальчик всегда проявляет свою любовь ко мне через повторение тактильных контактов.

– Спокойной ночи, Кэнди. Я люблю тебя.

– И я.

Мы с папой покидаем его комнату, забирая все виды планшетов и выключая свет, слыша вслед недовольные вздохи. Я чувствую, как много вопросов хочет задать отец, но молчит, не зная, как ко мне лучше подобраться.

– Ты слишком громко думаешь. Со мной все будет нормально. А если нет, значит, не судьба, – поворачиваюсь и кладу голову ему на грудь. Папа, ощущая мою готовность к тактильному контакту, обхватывает мои плечи и прижимает поближе к себе. – У меня всегда есть возможность перейти на домашнее обучение.

– Я просто…

– Пап, – освобождаюсь из объятий и беру его ладонь, немного поглаживая, – помнишь ту песню, что мы с Ханной сочинили в детстве?

Он кивает, а его лицо сжимается от боли, вспоминая слова детской песенки, предназначенной скорее для взрослых.

Я закрою глаза – и все будет иначе наутро.

Оно обещает быть добрым к нам и согревать солнцем,

Но только утром.

А пока темное небо сидит в наших душах,

Мы закроем глаза и представим его,

Ведь оно может и не наступить,

Если его сильно не ждать.

– Я все еще жду утро, – лгу ему. А он понимает. Видит это по глазам.

Папа осторожно целует меня в лоб и уходит. Знаю, что сейчас он направится к маме и расскажет, что все не так плохо, как они думали. Никто не собирается расстраивать ее, поэтому мы оставим наши понимающие взгляды в секрете.

Утра я больше не жду: перестала в день смерти Ханны. Устала. Настолько, что боль внутри износилась до потертостей, которые не подлежат излечению. Я лишь повторяю строчки, уже не веря в них, и ложусь на кровать. Перед сном думаю, что все страдания не вечны: они обязательно закончатся. И странным образом мысли о смерти (которая в один день настигнет и меня) прибавляют легкости в отношении следующего утра. Все имеет свойство заканчиваться, и страдания, от которых избавит только могила, – не исключение.

Завтра все будет иначе? Не знаю, утро ведь больше не доброе ко мне, потому что я его не жду.

***

– Что ты здесь делаешь? – рявкает знакомый голос над уходом, отчего кровь сходит с лица, превращая его в белое полотно, выражающее исключительно страх. – Я спрашиваю тебя, Кэнди Митчелл: ЧТО. ТЫ. ЗДЕСЬ. ДЕЛАЕШЬ?

Когда я оборачиваюсь, сперва на лице вырисовывается замешательство, пока оно полностью не сменяется на непонимание и отрицание.

Может, это сон? Я щипаю себя за кожу на ладони, но возвышающаяся надо мной фигура никуда не пропадает. Коул. Тот парень из кафетерия.

Его темные волосы блестят, как после тренировки; карие глаза сужаются в ожидании ответа, а скулы неестественно проглядываются на лице. Злость. От него несет ей за километр. Как только мой взгляд опускается ниже, я замираю. Коул стоит без футболки в одних шортах посреди женской раздевалки.

Секунда. Ровно столько требуется, чтобы осознать, что я тоже перед ним в штанах и спортивном лифчике. Мгновенно прикладываю руки к груди, стараясь закрыться, хотя его взгляд не опускается ниже лица.

– Что ты здесь делаешь?! – отступаю, видя в нем угрозу.

– Что?! – ядовито выплевывает он, сохраняя дистанцию. Только его лицо приобретает иное выражение: он смотрит на меня, как на идиотку. – Что я делаю в раздевалке хоккейной команды, в которой играю?!

Оцепенение. Только таким словом можно описать состояние моего тела. Я, не приоткрывая рта, отворачиваюсь в сторону и натыкаюсь на черные надписи «Брукфилд Флеймз» на красных стенах, далее – на хоккейные клюшки и на подписанные шкафчики. Но ведь… но ведь девушки из группы сказали, что здесь женская раздевалка… Глупая! Конечно, они шутили надо мной! Следовало это осознать хотя бы по надменному искажению их лиц, когда они указывали мне путь. Следующей парой у нас обязательные занятия спортом, и я еще месяц назад выбрала наиболее привлекательный для меня вид – теннис. Пять минут назад мне показалось, что девушки, стоящие в теннисных юбках, знают, как пройти к раздевалке. И, конечно, я не ошибалась. Просто они не хотели делиться со мной, предпочтя унизить.

Здесь же все о хоккее… Как я могла не понять этого раньше? Как вообще пропустила все детали мужской раздевалки, кричащей о том, что тут не место девушкам?

– Это что, новый прикол от студенток? – морщится Коул. – Думаете, мы тут трахаем всех, кто входит внутрь?

Что…

Я резко поворачиваюсь к нему, не отрывая рук от тела, и пытаюсь возразить. Правда пытаюсь, но не выходит. Выгляжу, как рыба на суше.

– В прошлый раз с Джо это тоже было намеренно?

– Я не…

Останавливаюсь, задумавшись над его словами. Он ведь имеет в виду то, что я специально зашла в мужской туалет? Кровь от осознания его подозрений резко приливает к лицу, окрашивая его в красный.

– Нет! – хрипло возражаю, бегая глазами по комнате, и приоткрытая дверь успокаивает. Остается только забрать вещи, выбежать и никогда больше не возвращаться в это крыло университета. И не спрашивать людей ни о чем. – Я не… Мне сказали, что тут раздевалка. У меня теннис…

Коул вскидывает брови кверху, не забавляясь, а злясь еще больше.

– Передай тому, кто придумал эту херню, что они подобрали не лучший день. Никто не в настроении для женских игр после отвратительной тренировки.

– Но я не…

Не успеваю договорить, как вдруг через дверь вваливается толпа незнакомых парней, громко переговаривающихся между собой. Заметив меня по центру раздевалки, они тормозят. Тело охватывает страшная дрожь, когда голые по пояс молодые люди – вероятно, хоккеисты – подходят ближе ко мне. Кто-то начинает свистеть, кто-то с отвращением косится на меня, а кто-то (как Джо и еще пара парней около него) осторожно заостряет внимание на Коуле, не уделяющем вошедшим и капли внимания. Он сосредоточен на мне. И я совру, если скажу, что это пугает меньше, чем толпа из двадцати парней.

– Неужели кто-то новый? А я думал, что Анна и Бриджит не пускают новеньких, – раздается смешок незнакомого мне парня, который подходит ближе остальных и закусывает губу, оценивая меня. – Не люблю костлявых, хотя лицо довольно симпатичное. Давай не здесь, ладно? Подождешь меня у раздевалки, я быстро…

Не успеваю отреагировать и попытаться объясниться – только вижу, как Коул грубо хватает меня за запястье, на ходу хватая мою сумку, и выводит из раздевалки под громкие крики парней. Глаза застилает пелена слез. Невероятно обидно. Я ведь ничего не сделала тем двум девушкам, указавшим путь сюда. Я ничего не сделала, чтобы на меня злился Коул. И я ничего не сделала, чтобы люди отпускали отвратительные комментарии, пялясь на мое оголенное тело. Разве они не видят, что мне страшно, и из-за этого нарушена двигательная система?

– Что, черт возьми, со всеми вами не так? Хоккейная команда – не ваш источник приколов! В прошлый раз разве непонятно вам объяснили? – он отпускает мое запястье, и я пячусь назад, уже через полметра ощущая спиной холодную поверхность стены. – Передай Анне и Бриджит, что если они снова посмеют подослать к нам девушек, я повешу их парней за яйца в главном зале университета!

Не получается сдержать слезы от повышенного тона. У меня и в детстве были проблемы с переживанием агрессии со стороны других людей, а сейчас все хуже в разы.

– Я не понимаю, о ком ты говоришь, – всхлипываю. – Прости, я… Я спросила, куда идти, а они указали на вашу раздевалку и сказали, что здесь женская зона. Я не заметила никаких надписей.

Смотрю на ноги, которые троятся от влаги в глазах, и ощущаю, что Коул не двигается с места. Спортивная сумка с треском падает на пол. Наверное, термос с травяным чаем треснул и залил вещи. На мгновение повисает молчание, и мне кажется, будто Коул ушел, но нет. Я слышу, как громко он дышит.

– С Джонатаном все тоже было не специально, – добавляю, пытаясь оправдаться и справиться со стыдом. – Я иногда не замечаю, куда иду, – снова срываюсь на всхлип. – Прости. Я правда не хотела. И я не хочу переспать с кем-то из вас, честно! Мне… Мне просто нужно переодеться для занятий по теннису. Я не хотела никого из вас беспокоить.

Как же стыдно и до тошноты обидно! Отлипаю от стены и пытаюсь выбежать, куда угодно, лишь бы не оставаться с ним, но мне не позволяют скрыться, преграждая путь. Я чуть не впечатываюсь во все еще голую грудь парня, но успеваю затормозить, стираю ладошкой слезы – и зрение наконец фокусируется. Три холодильника, набитых напитками и снеками. Фурнитура, обложенная по сторонам подписанными кружками. Вытянутый стол с барными стульями. Все в красно-черных оттенках, и везде – логотип хоккейной команды «Брукфилд Флеймз»… Кухня. Так можно описать помещение, посреди которого мы стоим. Нужно быть слепой, чтобы не заметить этого. И я, оказывается, слепая. Или настолько погружена в мысли, что не вижу вокруг себя ничего.

– Держи, – голос Коула меняется, когда он протягивает мне из моей сумки белую футболку. Он звучит спокойней. Не так пугающе, как несколько минут назад.

Дрожащими руками обхватываю протянутую вещь и поворачиваюсь к нему спиной, быстро натягивая ее на себя. Грамм успокоения возвращается в тело, когда мнимая защита в виде футболки оказывается на мне.

– Сегодня была ужасная тренировка, Кэнди. Тренер Флорес надрал нам зад, и мы… В общем, немного перессорились все, – зачем-то информирует меня Коул, когда я поглядываю на тарелку фруктов на столе, только бы не смотреть на него. – И еще этот Дейв со своей Оливией на тренировке, которая отвлекала всех…

Не могу взглянуть ему в глаза, и от состояния истощенного короткой истерикой организма уже не ясно, по какой причине – то ли от стыда за свою оплошность, то ли от обиды.

– Ну я же не знала, что тут тренировка и что у вас сложный день. Я не хотела никого из вас отвлекать. Я вас не знаю. И Анну с Бриджит тоже. Это всего лишь мой второй день в университете!

– Прости.

Мне послышалось? Наверное, сознание играет злую шутку со мной. Я откашливаюсь, теряя дар речи, и перестаю сверлить взглядом еду хоккеистов, заглядывая ему в лицо. Влажные капли скатываются по губам, спускаясь к подбородку. Брови больше не хмурятся, разглаживая морщинку, а карие глаза мечутся по мне.

– Что?

– Прости, я был не прав, Кэнди, – он за одну секунду преодолевает расстояние между нами, но я отскакиваю назад. Правда, ему была нужна не я: Коул набирает воду из фильтра и протягивает мне стакан, замечая все еще рвущиеся наружу всхлипы. – Я должен был сдержаться и не срываться на тебе, не разобравшись.

Не принимаю стакан, продолжая пялиться на него, как на инопланетянина. Не ожидала от него извинений. Я вообще от людей не ожидаю ничего хорошего.

– Я не буду к тебе подходить, – Коул поднимает руки вверх в знак капитуляции и ставит стакан на стол. – Выпей.

Отрицательно качаю головой, не принимая ничего и стараясь привести мысли в порядок, чтобы взять сумку и уйти.

– Не нужно, я ухожу.

– Кэнди, сядь и выпей, – снова приказной тон, заставляющий волноваться.

– Я не хочу никого отвлекать и…, – замолкаю, вспоминая того парня, – не хочу, чтобы тот парень подумал, что я жду его тут.

– Не волнуйся насчет него, я разъясню все команде. А теперь сядь за стол и выпей воды. Тебе нужно успокоиться.

Я кошусь на приоткрытую дверь, прикусываю внутреннюю сторону щеки и часто дышу. Из коридора раздается топот. Кто-то идет к нам – возможно, это один из тех полуголых парней, который подумал, будто я готова переспать с ним. А я не… Это последнее, чего я хочу.

Коул замечает мой взгляд и захлопывает дверь, оставляя нас наедине в комнате размером четыре на четыре метра, не больше. Естественно, я волнуюсь, но все же делаю несмелый шаг в надежде, что после первого глотка меня выпустят отсюда.

– Не беспокойся, никто сюда не зайдет.

Киваю, но беспокоиться не перестаю.

– Поговорим?

– О чем? – давлюсь глотком воды, рассматривая покрасневшие пальцы, сжимающие стакан.

– О произошедшем. Не хочу, чтобы ты думала, что я такой мудак.

– А я и не думаю.

– А должна была бы, Кэнди. Потому что так я себя и повел.

Я пожимаю плечами – единственная реакция тела, которая остается не замороженной. Я просто не думаю о людях. Правда, не знаю, может ли Коул воспринять это как комплимент.

– Бриджит и Анна постоянно устраивают представления в нашей раздевалке, подсылая к нам полуголых девчонок, которые вешаются на нас. Не думай, что я как-то осуждаю этих девушек, нет. Хотя… Немного, потому что такое поведение разваливает спортивный дух и настрой на игру. Мы здесь должны тренироваться и не отвлекаться, поэтому моя реакция и была столь эмоциональной.

– Я правда не знаю никаких Бриджит и Анну, – мы снова устанавливаем зрительный контакт, и от него становится некомфортно. Не знаю, создается впечатление, что он лезет в голову.

– Знаю. Теперь знаю. Я сказал это не в укор тебе, а как разъяснение, почему повел себя так, – Коул снова делает шаг вперед, и я спиной отклоняюсь назад, чуть не теряя равновесие и не падая на пол, в последний момент ухватываясь за столешницу. – Черт возьми, Кэнди! Я не хочу причинить тебе боль. А если тебе так показалось, значит, я еще больший мудак, чем думал.

– Дело не в тебе, – тараторю из-за его взгляда, полного вины. – Я на всех так реагирую, – не успеваю закрыть себе рот, а после жалею, жуя тонкий слой кожи щеки. Коул замечает мою реакцию.

– Ладно, – он делает глубокий вдох и не двигается с места. – Я все же задам сейчас тебе один вопрос, а ты постарайся ответить правду, хорошо?

– Я…

– Всего один вопрос.

– Ладно.

– Твои родители как-то причастны к твоему страху? – медленно начинает он и сразу берется за изучение моих эмоций. – Слушай, я не собираюсь никому ничего рассказывать. Я ведь еще тогда, в кафетерии, заметил, что ты напугана. Скажи, может, тебе нужна какая-то помощь?

– Что… Нет! – вскрикиваю и вскакиваю с места. – Родители тут ни при чем. Они у меня замечательные! Я…

– Кэнди, не бойся, хорошо? – его глаза округляются от моей реакции, и, наверное, он лишь находит в ней подтверждение своим словам. А вдруг теперь у родителей будут проблемы? Что, если он решит пожаловаться полиции? – Я не собираюсь ничего делать, успокойся.

А я уже не могу, накручивая себя до такой стадии, что ноги немеют.

– Не нужно, пожалуйста, Коул. Просто забудь. Я клянусь, что родители тут ни при чем.

– Тебя обижают в университете? Или обижали в школе?

И эта фраза произнесена по-другому. Легче. Будто получив положительный ответ на такой вопрос, он выйдет с облегчением. Насколько же Коул ошибается, стоя передо мной и произнося слово «школа» с выдохом и спокойствием!..