Цитаты из книги «Господа Головлевы», страница 19

в воображении ее вдруг промелькнуло слюнявое лицо храброго ротмистра Папкова, которое именно "лезло", и увы!даже не "по пьесе" лезло!

И боженька мне сказал: возьми Анниньку за полненькую тальицу и прижми ее к своему сердцу

— Ты что, как мышь на крупу, надулся! — не утерпит, прикрикнет она на него, — или уж с

этих пор в тебе яд-то действует! нет того, чтобы к матери подойти: маменька, мол, приласкайте меня,душенька!— Маменька, мол, — повторял он каким-то неестественным для ребенка басом, — приласкайте

меня, душенька!

Жила-жила простота, думали, что ей и веку не будет, а она вдруг... А была бы жива простота - и теперь бы накаливали: накаливай, робята! что дуракам в зубы смотреть!

– Нет, дядя, не приеду! Страшно с вами!

Иудушка сделал вид, что не слышит, но губы у него побелели.

Порфирий Владимирыч разглагольствовал долго, не переставая. Слова бесконечно тянулись одно за другим, как густая слюна. Аннинька с безотчетным страхом глядела на него и думала: как это он не захлебнется?

И чем живее идет игра, тем обильнее и чувствительнее делаются воспоминания.

Русская женщина, по самому складу ее воспитания и жизни, слишком легко мирится с участью приживалки, а потому и Арина Петровна не минула этой участи, хотя, казалось, все ее прошлое предостерегало и оберегало ее от этого ига.

Впереди у него был только один ресурс, которого он покуда еще боялся, но который с неудержимою силой тянул его к себе. Этот ресурс – напиться и позабыть. Позабыть глубоко, безвозвратно, окунуться в волну забвения до того, чтоб и выкарабкаться из нее было нельзя.

Все понимали, что перед ними постылый, который пришел в постылое место, пришел навсегда, и нет для него отсюда выхода, кроме как ногами вперед на погост. И всем делалось в одно и то же время и жалко и жутко.