Читать книгу: «Лебединая песнь Доброволии. Том 1», страница 6

11

26 декабря 1919 года

Станица Александровская

Из окна станичного правления генерал-лейтенант Мамантов сумрачно взирал на отступление своих войск. 4-й Донской корпус, лучший в армии, отходил без нажима со стороны противника, фактически драпал. Тем не менее, Мамантов не считал себя виновным в происходящем. Ответственность за катастрофу он всецело возлагал на добровольцев, просвистевших Ростов.

Поза генерала отражала драматизм ситуации. Высокий, осанистый, он стоял, по-наполеоновски сплетя руки на груди, выставив вперёд левую ногу и насупив клочковатые чёрные брови, чуть тронутые сединой. Его знаменитые усы, на которые, по остроумному выражению одного донского газетчика, можно намотать любой реввоенсовет⁸⁴, поникли. Других таких усищ не было на всём белом Юге. Общая длина их достигала шести вершков⁸⁵. Пышные, любовно расчёсанные на стороны, заострённые на концах, они являлись визитной карточкой героя Тихого Дона. Совсем недавно генеральские усы имели жгучий цвет воронова крыла, но последние неудачи заметно их посеребрили. На скулах усищи переходили в подусники, укреплявшие грандиозную волосяную конструкцию.

Правильные черты лица Мамантова выдавали знатную породу. Большие умные тёмно-карие глаза начальственно строги. Нос прям, но не остр и не костист, идеальной лепки. Щёки и подбородок чисто выбриты при любых обстоятельствах. Цвет лица здоровый, морщинки только у глаз, и то чуть заметные. Причёска аккуратнейшая. Волосы почти полностью седы, но не поредели, топорщились жёстким бобриком.

В умении Мамантова носить военную форму отмечалась особая элегантность. Мундир, пошитый из превосходного сукна лучшим портным, подчёркивал достоинства генеральской фигуры, сохранившей, несмотря на годы, стройность. Узкая талия, прямая спина, широкие плечи, ни намёка на брюшко. Из-за ворота кителя выглядывал белоснежный крахмальный воротничок. Такой же белизны манжеты окаймляли обшлаги рукавов. На груди по французской моде – большие накладные карманы, застёгнутые на клапаны, вырезанные фигурной скобкой. Из правого кармана свешивалась серебряная цепочка от часов, второй конец её прятался за отутюженным бортом кителя. Мягким полевым погонам с тёмно-зелёными зигзагами вольготно на просторных плечах.

В отличие от других военачальников столь высокого ранга Мамантов не имел боевых наград, обязательных для постоянного ношения, таких, как ордена Св. Георгия и Св. Владимира. Из щекотливого положения он вышел, поместив на грудь крест «За степной поход» на георгиевской ленте. Этой наградой, смотревшейся скромно и даже простовато, могли похвастаться немногие. Выше креста красовался знак об окончании Николаевского кавалерийского училища – золотой распластанный орёл с Андреевской звездой, эмблемой Императорской гвардии.

«Донская стрела» Константин Константинович Мамантов вопреки укоренившимся слухам не был «природным» казаком. Он родился в 1869 году в Санкт-Петербурге в семье гвардейского офицера. Рано осиротев, воспитывался дядей-сенатором, женатым на сестре премьер-министра графа Коковцова. Сановный опекун обеспечил отпрыску старинного и богатого дворянского рода хорошее образование, а также старт достойной карьеры. Окончив кадетский корпус и привилегированное военное училище, Константин вышел корнетом в Лейб-Гвардии Конно-Гренадерский полк. Способный молодой офицер отличался гипертрофированным чувством гордости, болезненным самолюбием и вспыльчивостью. Благодаря им он получил репутацию отчаянного бретёра⁸⁶.

Импозантный Мамантов пользовался вниманием дам петербургского света. Амурные приключения увенчались дуэлью, поставившей крест на карьере блестящего корнета. Суд чести исключил его из списков полка. Мамантов продолжил службу в номерном драгунском полку, стоявшем в польском захолустье. В память о гвардии ему остались лишь пышные усы – гордость конно-гренадер. Остро переживая изгнание из столичного общества, Константин вышел в отставку.

Вскоре, однако, благодаря родственным связям он добился зачисления в Донской казачий Ермака Тимофеевича полк. Тогда же по особому ходатайству Мамантов стал приписным казаком станицы Раздорской. Его чин штаб-ротмистра был переименован в подъесаула. Служба в казачьей части в сравнении с бесславной отставкой виделась Мамантову меньшим злом.

Как оказалось, он попал в среду людей, наравне с ним ценивших лихость, волю и независимость. Новый сотенный командир быстро стал своим для казаков. Причём это ему удалось сделать, не расставаясь с врождёнными барскими привычками.

С началом войны с Японией есаул Мамантов подал прошение об отправке на фронт. Прибыв на Дальний Восток, он участвовал в боевых действиях в составе Читинского полка. Свои первые боевые награды получил вполне заслуженно.

Участие в войне благотворно отразилось на карьере Мамантова. Он был повышен в чине. Учёба в академии Генштаба его не прельщала, а вот возможность перевода в 1‐й Донской генералиссимуса Суворова полк Константин Константинович воспринял как большую удачу. Подобный поворот судьбы с небольшой натяжкой можно было приравнять к возвращению в гвардию. Первый Донской дислоцировался в Москве, которая для любого истинно русского человека была, есть и будет первопрестольной столицей.

Полученная должность помощника командира по строевой части вполне устраивала сорокалетнего войскового старшину. Московский период выдался благоприятным для Мамантова. Здесь он сочетался первым, несколько поздним, весьма выгодным для него браком с баронессой фон Штемпель. В положенный срок у них родилась дочь.

Строевым руководителем Константин Константинович проявил себя заурядным. Образованная офицерская молодёжь в кулуарах критиковала слабые познания усача в тактике и стрелковой подготовке. Зато ему не было равных по части беспредельной любви к лошади и верховой езде. Мамантов увлекался парфорсной охотой⁸⁷, скачками, а также шведской гимнастикой. К водке был равнодушен, за праздничным столом ограничивался бокалом хорошего вина. Пьянство считал пороком. Хмельные, небрежно одетые офицеры из опасений получить разнос боялись попадаться ему на глаза.

Войну с Германией он встретил командиром 19-го Донского полка. Великая война носила позиционный характер, кавалерии в ней была отведена скромная роль. Девятнадцатый Донской не записал в свой актив заметных успехов, соответственно его командир не удостоился новых орденов. Но очередной чин он получил без задержки. Октябрь 1917 года полковник Мамантов встретил на фронте во главе бригады.

Во время войны в его семейном положении произошли серьёзные изменения. От болезни умерла жена. Вдовцом Константин Константинович оставался недолго, женившись на дочери крупного биржевика Сысоева.

Фронт рухнул, казачьи части возвращались в родные станицы. Вернулась на Дон и бригада Мамантова. Там полковник начал формировать белопартизанский отряд. Собранная им сотня присоединилась к отряду походного атамана Попова, который собирался уходить в зимовники⁸⁸ от подступивших к Новочеркасску большевистских полчищ. Не разделяя сепаратизма донцов, Мамантов стоял за объединение с Добровольческой армией генерала Корнилова. Его голос оказался одиноким.

В марте на Дону широко полыхнуло антисоветское восстание. Партизаны Попова, закалившиеся за время Степного похода, активно поддержали повстанцев. Полковник Мамантов бросил клич: «Казаки, на коня!» Станичники увидели в нём вождя. Вскоре его отряд вырос до десяти тысяч бойцов. Константин Константинович лично возглавлял атаки, был трижды ранен, к счастью, легко. Его популярность стремительно росла. Приписная станица произвела Мамантова в почётные казаки. За успехи в освобождении Тихого Дона он получил долгожданный чин генерал-майора.

Войсковой группе Мамантова было поручено овладеть Царицыным. Красные сильно укрепили город на Волге, противоборство затянулось на многие месяцы. Трижды Мамантов водил казаков на штурм и всякий раз терпел неудачу. Силы противника были превосходящими, ураганный огонь артиллерии буквально сметал атакующих. Царицынская операция ознаменовала чёрную страницу военной биографии Мамантова. Вместе с тем, Константин Константинович приобрёл бесценный опыт командования крупными соединениями и… погоны генерал-лейтенанта.

В начале 1919 года по ряду причин Донская армия оказалась на краю полного крушения. Казаки массово оставляли фронт. Почти вся территория области Войска Донского перешла в руки врага. Генерал Краснов сдал атаманскую булаву⁸⁹. Вновь избранный атаман Богаевский, в отличие от своего предшественника, был готов к плотному сотрудничеству с Добрармией. Донские части вошли в состав Вооружённых сил Юга России, возглавляемых генералом Деникиным.

Мамантов получил под начало конный корпус, сперва – 2-й Сводный, затем – 4-й Отдельный. Во главе последнего генерал и совершил свой легендарный рейд по глубоким тылам врага.

За сорок дней казачья конница прошла две тысячи вёрст, громя тыловые коммуникации и склады красных, уничтожая их живую силу и распыляя запасные части. Мамантов постоянно находился в гуще событий. Лично производил разведку, допрашивал пленных. Травма ноги, а затем контузия не вывели его из строя, генерал лишь пересел с коня в фаэтон. Он выступал перед населением, призывая к свержению большевизма. Агитация не носила голословного характера. Казаки раздавали жителям провизию и обмундирование с захваченных складов.

Тихий Дон торжественно встретил героя рейда. Войсковой Круг наградил его серебряной шашкой. Донская стрела, Вихорь-генерал, Краса Дона – каких только эпитетов не удостаивали Мамантова восторженные передовицы белогвардейских газет. Точно в честь новоявленного святого репортёрами ему составлялись «акафисты»⁹⁰. Статус народного любимца обеспечил генералу иммунитет за потворство грабежам, массово творившимся его войсками во время набега.

Полки Мамантова вернулись обременённые баснословной добычей. В растянувшемся на тридцать вёрст обозе тащились тяжелогружёные возы мануфактуры и бакалеи, столового и церковного серебра. Погонщики гнали гурты племенного скота. С боем вырвавшись из красного кольца, генерал Мамантов немедленно передал по радио привет родному Дону, хвастливо сообщая, что везёт родным и знакомым богатые подарки. Далее оглашался длинный перечень этих подарков, до икон в золотых окладах включительно. В ставке Главкома предпочли закрыть глаза на тёмную сторону в целом удачной войсковой операции.

В октябре-ноябре донцы Мамантова вместе с кубанцами Шкуро прикрывали правый фланг Добровольческой армии, защищая Воронеж и узловую станцию Касторная. Силы вновь оказались неравными. Несмотря на отчаянное сопротивление, казачьи корпуса были отброшены на юг.

Тогда же на должность командармдобра ⁹¹ заступил генерал Врангель, давний антагонист Мамантова. Барон не видел у казачьего генерала способностей военачальника, считал, что под его началом конница занимается исключительно грабежом. С одобрения Ставки Врангель отрешил Мамантова от должности командующего конной группой, сколоченной из донских, кубанских и терских полков. На его место назначил генерала Улагая.

Кадровая ротация вылилась в серьёзный конфликт. Вместо того чтобы вернуться к обязанностям корпусного командира, Мамантов отказался подчиняться лицу, не принадлежащему к Донской армии и младшему по службе. Свои претензии генерал разослал по всем инстанциям. Копии телеграмм полетели во вверенные ему полки. Затем «Донская стрела» самовольно убыл в тыл, сказавшись больным. В интервью прессе он с откровенным злорадством констатировал, что донские части, узнав о самоустранении своего вождя, панически бегут.

Вопиющий проступок заслуживал самого строгого наказания. Но для предания смутьяна военно-полевому суду главком Деникин не имел ни возможностей, ни характера. Он ограничился отрешением Мамантова от командования корпусом. Но даже сравнительно мягкий приказ наткнулся на категорическое его неприятие командующим Донской армией Сидориным, считавшим Мамантова незаменимым. Сидорина поддержал атаман Богаевский, обычно предельно лояльный к руководству ВСЮР.

4-й Отдельный корпус был возвращён в состав Донской Армии, и Мамантов остался во главе его. Казаки с энтузиазмом отреагировали на возвращение любимого генерала. Корпус быстро собрал значительное число шашек и в декабре на дальних подступах к Новочеркасску, уклоняясь от столкновений с конницей противника, нанёс пару сильных ударов его пехоте.

Эти успехи не изменили общей ситуации на фронте и тем более не компенсировали ущерба, нанесённого дисциплине выходкой Мамантова. А своенравный «Вихорь-генерал» как всегда считал себя правым и продолжал публично пенять генералам Романовскому и Врангелю за то, что те держат донцов в качестве пасынков.

Столицу Тихого Дона отстоять не удалось. Когда пал последний рубеж обороны – персияновские укрепления, величавшиеся в газетах «неприступным валом», – казаки поспешно очистили город.

Ещё утром Мамантов всерьёз примеривался, как отбивать Новочеркасск, но тут на него свалилось известие, будто добровольцы оставили Ростов. Испугавшись окружения, генерал отдал приказ о немедленном отходе на левый берег Дона по плавучему мосту.

…Второй час Мамантов наблюдал сквозь грязное стекло, как спасаются бегством полки его прославленного корпуса. Обрыдла станичникам война, особенно по такой дрянной погоде. Испокон веку казачки́ не любят воевать зимой, пора их побед – лето. И никакими грозными приказами не повернуть сотни вспять. Из-под палки казак не воюет. Пора уяснить эту простую истину высоколобым генштабистам, окопавшимся в комфортных кабинетах и вагон-салонах.

Главной улицей шла дивизия генерала Татаркина – замыкающая. Пора уже было и корпусному командиру собираться в путь. Внушая уверенность войскам, Мамантов решил отходить с арьергардом. С той же целью над крыльцом полоскался его личный значок.

Низовик крепчал. Только что в воздухе плавно кружили белые хлопья – крупные, но редкие, и вот уже с неба повалило, как из прохудившегося мешка. Изображение за оконцем благодаря снежной мути утратило чёткость. Сейчас для корпуса главное – форсировать Дон до метели.

Краем глаза генерал зацепил на периферии движение, выпадающее из общей картины. Повернул голову влево. За резкое движение пришлось расплачиваться болью, сдавившей виски. Жуткая мигрень терзала Константина Константиновича с вечера. Ощущение было такое, будто содержимое черепа похрустывало.

К станичному правлению приближались трое конных. По посадке генерал издалека определил в них не казаков. Секунда, другая – и вот уже стали различимы красно-чёрные погоны на плечах, голубые щитки и трёхцветные углы на рукавах шинелей. Мамантов, воспитанный на безукоризненных цветовых гаммах гвардейского обмундирования, к форме добровольцев относился саркастически, в кулуарах сравнивая её с нарядами клоунов из цирка Чинизелли⁹².

Первый всадник был офицером. Рослый серый жеребец под ним имел недурной экстерьер. Будучи никудышным наездником, корниловец зачем-то мчался отчаянным галопом. Останавливая скакуна, он сильно рванул поводья на себя. Конь адекватно ответил на грубость, запрокинув голову и взвившись на свечу. У офицера не хватило ума ослабить повод и резко податься вперёд, тяжестью своего тела понуждая жеребца опуститься на четыре ноги. Но в седле корниловец, проявив прямо-таки обезьянью цепкость, удержался.

Храпящий конь топтался на задних ногах, передними отчаянно лягая воздух. В этот миг горе-джигит имел все шансы опрокинуть жеребца на спину. Падение грозило обоим переломом позвоночника. Ситуацию спас вестовой, умевший обращаться со строптивыми лошадьми. Покинув седло, он схватил офицерского коня под уздцы и сильной рукой его усмирил.

Офицер неуклюже спешился и, отряхивая от снежной каши полы шинели, направился к крыльцу. Из-под башлыка открылся погон с двумя просветами. Худое смуглое лицо полковника Скоблина искажала гримаса злобы.

Узнав корниловца, Мамантов не поспешил ему навстречу. Даже от окна не отвернулся, лишь сменил позу. Правую руку заложил за борт кителя, а левую сунул в карман синих шаровар, украшенных двойным красным лампасом.

Как ни в чем не бывало генерал продолжил разглядывать жеребца серой масти, приплясывавшего у коновязи. Тот был не так хорош, каким показался на первый взгляд. Кроме провислой спины обнаружилась высоконогость, крайне нежелательная для племенных лошадей.

12

26 декабря 1919 года

Станица Александровская

В смежном помещении, приспособленном под приёмную и телеграфную, произошёл короткий диалог, после которого в дверь заглянул адъютант в щегольском френче.

– Разрешите, ваше превосходительство? К вам начальник Корниловской ди…

Доклад прервал полковник Скоблин. Распахнув дверь, он технично обогнул адъютанта и предстал перед Мамантовым.

– Ваше превосходительство, вопрос безотлагательный! – бросил к папахе ладонь, облитую хромовой перчаткой.

– Чем обязан? – генерал насупился, недовольный бесцеремонностью посетителя.

– Ваше превосходительство, Корниловская дивизия по приказу генерала Кутепова прибыла для содействия вашему корпусу в овладении Новочеркасском! – Скоблин отчеканил без запинки, но в его звенящем голосе и напряженной стойке угадывалось волнение.

– Какой смысл возвращать Новочеркасск, когда сдан Ростов? – резонный вопрос был задан Мамантовым с горькой усмешкой.

– Ростов в наших руках, – ответ последовал молниеносный.

– Э-э-э…но по моим сведениям, – начав выстраивать сложную фразу, генерал с ужасом осознал, что, судя по всему, он попался на удочку.

Слух о падении Ростова донцами не проверялся. Возможно, это была дезинформация, намеренно подброшенная красными.

Умолкнув на полуслове, Мамантов переваривал услышанное, обдумывая линию дальнейшего поведения. К вундеркиндам типа Скоблина он относился пренебрежительно.

«Скороспелый продукт школы прапорщиков, по недоразумению вознесшийся в полковничий чин! Не получив качественного военного образования, не зная службы, традиций… И он не просто полковник… Ничтоже сумняшеся⁹³ он набрался наглости начальствовать над целой дивизией! Какие тактические решения может родить его полудетский мозг?»

Генерал ошибочно причислял Скоблина к выпускникам школы прапорщиков. Корниловец окончил полный курс Чугуевского юнкерского пехотного училища, куда поступил до войны. Узнай Мамантов данный факт, мнение его осталось бы прежним. Он оставлял за выскочкой Скоблиным право командовать ротой, не более. По возрасту корниловец был ровно вдвое моложе Мамантова, в октябре отпраздновавшего пятидесятилетний юбилей.

Выработав позицию, генерал привычным жестом расправил на стороны свои замечательные усы и решительно заявил, что генералу Кутепову он не подчинен.

– Разве в этом дело?! – с досадой воскликнул Скоблин. – Нужно спасать Новочеркасск, и я полностью в вашем распоряжении!

Молодой полковник тщился достучаться до совести старого вояки. Судя по реакции, частично это ему удалось.

– Половина моего корпуса уже на том берегу. Я не могу вернуть казаков обратно, – признался Мамантов смущённо.

Возникла пауза, в ходе которой генерал, казалось, колебался в выборе решения.

– Брать Новочеркасска не буду! – в итоге рубанул он, пятнисто багровея.

– Прошу вас переговорить по прямому проводу с генералом Кутеповым, – Скоблин настаивал на своём.

– Повторяю, полковник, я Кутепову не подчинен, – раздражаясь от упрямства корниловца, Мамантов набычился.

– Тогда, ваше превосходительство, прикажите соединить непосредственно со Ставкой главкома.

Второй раз за считанные минуты генерал замялся. Благодаря нахрапистости Скоблина важный разговор происходил при открытой двери. Его невольными свидетелями стали адъютант и офицер связи. В преданности адъютанта Константин Константинович не сомневался, а вот прикомандированный связист был тёмной лошадкой. Неизвестно, что он покажет, если вдруг начнётся дознание.

– Хорошо, – нехотя согласился Мамантов.

Дежурный генерал Ставки подтвердил приказ Кутепова. Выслушивая говорливого собеседника на другом конце провода, Мамантов терзал пушистый ус и всё больше мрачнел. Ответную тираду он выдал в резкой форме.

– Я уже объяснил полковнику Скоблину, в чём дело. Добавлю, что опасаюсь оттепели и порчи переправ. В случае неудачи погублю весь корпус, цвет Дона. Посему категорически заявляю – брать Новочеркасск не могу!

Скоблин, внимавший каждому слову казачьего генерала, плотоядно ощерился. В нижней челюсти корниловца обнаружилось отсутствие одного резца. Вкупе с хищными повадками это делало его похожим на дерзкого архаровца⁹⁴, каковым в глубине души он, собственно, и являлся.

Закруглив неприятный разговор со Ставкой, Мамантов объявил, что должен следовать за своим корпусом. Столичный казак не знал Донской области, сюрпризы погоды его страшили, их последствия рисовались в преувеличенном виде. Скоблин, исчерпав все возможности удержать конницу, тяжело молчал, кусая губы и теребя пальцами георгиевский темляк наградной сабли. Сделав усилие над собой, он попросил у Мамантова разрешения воспользоваться его линией связи.

– Хочу выяснить у своего командования, что мне теперь делать.

– Аппаратная в вашем распоряжении, – гостеприимный жест демонстрировал, что генерал-лейтенант не опустится до сведения мелочных счётов.

Телефонной связи со штабом Добровольческого корпуса не было, но телеграфная наличествовала. Наудачу к проводу подошёл сам генерал Кутепов.

Скоблин доложил о создавшемся положении. К этому времени Мамантов покинул здание, и корниловец мог не стесняться в выражениях. Интеллигентного вида прапорщик-телеграфист густо краснел, слушая резкие эпитеты в адрес казачьих военачальников.

Буквопечатающий аппарат Юза отрывисто застучал. Пришло в медленное движение колесо с выгравированными по окружности знаками алфавита, печатая их на узкой бумажной ленте. Полковник внимательно читал сообщение, которое телеграф выдавал без предлогов и местоимений.

«Николай Владимирович дай дивизии отдых возвращайся обратно Нахичевань. Новая задача дивизии оборонять подступы Нахичевани. На левом фланге будет Терская дивизия генерала Топоркова…»

– Александр Павлович, – Скоблин без паузы начал диктовать ответ, – я вижу по всему, что Ростова нам не удержать. Чтобы выгадать время для эвакуации города, вам достаточно имеющихся сил. Разрешите мне перейти за Дон здесь, в станице Александровской. Кроме этой переправы, другой нет до самого Ростова…

Дожидаясь ответа, Скоблин закурил. Сосредоточенно потягивая горький дым, он думал, что предложил оптимальный выход. Ростов можно было удерживать только в паре с Новочеркасском. Теперь коннице Думенко открыты ворота в тыл ростовского укреплённого района.

Кутепов продублировал своё приказание и объявил о конце связи.

Телеграфист начал собирать оборудование. Скоблин предложил ему папиросу, но юноша оказался некурящим.

– Когда ваше начальство, прапорщик, будет выспрашивать о том, чего я наговорил, не терзайтесь попусту. Вижу, лукавить вы не обучены. Говорите, что слышали. Моя репутация не пострадает.

Достав служебную книжку, полковник быстро написал распоряжение. С треском криво выдрал листок. Выскочил на крыльцо, протянул записку вестовому.

– Аллюр три креста⁹⁵. Лети к нашим, отдай капитану Францу.

В авангарде дивизии находился малочисленный третий полк, которым временно командовал хорватский офицер-инвалид.

– А вы тута один останетесь, ваш высокоблагородь? – унтер понимал ответственность за начдива.

– Зачем? Эвон прапорщик с казаком, – Скоблин указал на копошащихся у повозки связистов. – Лети пулей, Терентий. Ничего со мной не случится, красные ещё далеко.

Вскоре Корниловская дивизия вошла в Александровскую. В сторону Новочеркасска было выставлено сторожевое охранение. Иззябшие ударники шустро рассосались по хатам. Грелись, кипятили воду, заваривали чай, обедали своими запасами. Те, у кого покрепче нервы, успели подремать, не снимая снаряжения.

Спустя два часа Скоблин вновь соединился со штабом корпуса, уже по дивизионному полевому телеграфу. Тревожить Кутепова полковник не стал. Вызвал начальника штаба корпуса генерала Достовалова. Подробно выспросил у него обстановку под Ростовом. Отдельно поинтересовался, остаётся ли в силе приказ комкора.

Достовалов тезисами обозначил положение на фронте. На левом фланге дроздовцы и конница генерала Барбовича отбили все атаки, перешли в контрнаступление и уже сами гонят противника. В центре Терская дивизия ликвидировала прорыв на своём фронте. И только на правом фланге, где корпус Мамантова самовольно бросил фронт, картина была безрадостной.

Последнее обстоятельство Скоблину, находившемуся на участке, открытом донцами, можно было не разъяснять.

Ответ Достовалова завершался фразой: «Приказание генерала Кутепова остаётся в силе».

Скоблин досадливо зарычал, чтобы не выматериться в присутствии большого числа подчинённых. Скомкав телеграфную ленту, швырнул её в угол и приказал начать движение вспять. Предчувствия полковником овладевали самые дурные.