Добывая «Биркин». Как обвести вокруг пальца люксовый модный бренд и заработать на этом миллионы

Michael Tonello

BRINGING HOME THE BIRKIN

Copyright © 2008 by Michael Tonello. All rights reserved.

© Пискунова Н.К., перевод на русский язык, 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Отзывы о книге

«Остроумная атака на оплот индустрии моды и воспоминания, которые увлекают, как может увлечь роман. Адепты моды, и не только, будут в восторге от начала и до конца».

Publishers Weekly

«Худший ночной кошмар для Hermès».

New York Daily News

«Идеальная книга для чтения в отпуске: легкая и атмосферная».

Glamour.com

Я прочла залпом и влюбилась в «Добывая «Биркин», историю про то, как один человек превратил одержимость знаковой сумкой Hermès в увлекательное дело, позволяющее путешествовать по всему миру».

Дженнифер Уайнер, автор книг «Хорош в постели» и «Чужая роль»

«Веселые воспоминания… Образные, легкие. Господин Тонелло в этой книге получился почти как увековеченный в современных женских романах образ «лучшего друга дам»: дерзкий, решительный, жизнерадостный, о да, еще он может достать вам «Биркин».

Wall Street Journal

«Тонелло рассказывает удивительную и неожиданную историю о том, как, однажды начав освобождать свою гардеробную комнату, он стал одним из самых успешных в мире интернет-реселлеров сумок «Биркин».

Globe and Mail

Находчивый Тонелло, находясь в своей квартире, построил на eBay очень доходный бизнес, специализирующийся на платках Hermès и самых востребованных французских люксовых сумках «Биркин» этой марки. Трудно устоять перед такой восхитительной командой, состоящей из одного человека».

Minneapolis Star Tribune

«Остроумно и захватывающе».

Pittsburg Post-Gazette

«Прелестная, легко читающаяся, невымышленная история, почти слишком невероятная, чтобы быть правдой. Живя за границей и оплачивая аренду квартиры за счет продажи своих брендовых вещей на eBay, Тонелло раскрывает секрет того, как надо покупать «Биркин» – самые известные сумки Hermès – и как сделать это своей профессией. По работе ему приходится ездить по знаковым магазинам Европы, и, описывая свои приключения, Тонелло показывает, что самый люксовый мир не столь эксклюзивен, каким ему хотелось бы казаться».

Charlotte Observer

«Увлекательная реальная история о шопинге на разных континентах, знаменитостях и хитроумных поисках «Биркин» – самой известной сумки Hermès. Интереснейшее чтиво».

Straight.com

«В его [Тонелло] веселых, захватывающих воспоминаниях… комичные подробности того, на что он готов был пойти, чтобы приобрести «Биркин», сотни которых он потом перепродавал (с приличной наценкой) на eBay».

Moderntonic.com

«Пошаговое руководство по приобретению «Биркин».

Huffington Post

Уважаемый заказчик,

по причине того, что наша компания столкнулась с серьезными проблемами, связанными с поставкой кожи необходимого качества для производства заказанных Вами предметов, равно как и производства в целом, мы с глубоким сожалением сообщаем, что в настоящий момент вынуждены аннулировать Ваш заказ, состоящий из:

сумка-клатч Kelly, цвет фуксия, из кожи рептилий – 1 шт.;

сумка Birkin, цвет белый, из кожи молодого быка, 30 см – 1 шт.;

сумка Haut A Courroies, цвет фуксия, из сафьяновой кожи, 36 см – 1 шт.

Примите наши искренние извинения за аннулирование Вашего заказа и за отсутствие возможности удовлетворить Вашу просьбу.

С благодарностью за понимание,

всегда Ваш,

Серж де Бурж,

департамент изделий из кожи

Пролог

Звук ожившего факса заставил меня перейти в другую часть комнаты. Я пробежал глазами текст сразу, как только увидел знакомый логотип HERMÈS на фирменном бланке, а потом, осознав случившееся, перечитал еще раз. Я считал маловероятным, что крупнейшая в мире компания по производству люксовых изделий из кожи может «столкнуться с серьезными проблемами», связанными с поставками сырья. Да бросьте! Эта отговорка звучала почти так же реально, как их двухлетний лист ожидания на сумки «Биркин». У меня возникло смутное предчувствие, что мои дни, дни человека, колесившего по всему миру, возлагая все надежды на Hermès, сочтены.

Боюсь, что единственной «проблемой», существовавшей у Hermès в моем случае, был я сам. Должно быть, они наконец догадались, что я был перекупщиком (хотя лично я предпочитал термин «координатор»). В это трудно поверить, но еще пять лет назад я и не слышал о том, что такое «Биркин». С тех пор я ухитрился купить их в таких количествах, что попал в «черный список». И пришел я к этому благодаря счастливой случайности, а также шантажу, подкупу и аферам, с которыми мне пришлось иметь дело в погоне за сумкой, к которой мир испытывает неутолимое желание. И вот теперь, когда я потратил миллионы долларов, возможно, пробил час, чтобы сойти с этого аттракциона американских горок под названием «Биркин». Может быть, мне нужен новый старт.

Кому я мог позвонить со своими заморочками? Кто по-настоящему понимал, насколько безумной оказалась моя ситуация? Конечно, Кейт. Она была свидетелем всего происходящего с самого начала…

1. Моя одержимость Барселоной

Я всегда считал, что использование телефонного звонка как символа начала грандиозных перемен – дешевый сюжетный ход и чрезмерное упрощение разнообразных факторов, которые влекут за собой метаморфозы в личной жизни человека. Как бы то ни было, теперь я точно знаю: иногда все может начаться именно с него.

Конкретно в моем случае тот роковой звонок раздался холодным утром, каким оно часто бывает на Кейп-Коде^[1] в начале весны. Кейт, моя соседка по квартире, и я еще только начинали свой день с традиционного уютного ритуала, включающего кофе из Peet’s Coffee, пижамы и Рози О’Доннелл по телевизору. Ничего необычного в звонке не было. Звонили из представляющего мои интересы бостонского агентства с предложением новой командировки. Мне предстояла семидневная поездка в Барселону, где я, как парикмахер и визажист, должен был работать для компании IBM. Больше всего меня привлекала сама возможность сбежать из серого и унылого мартовского Провинстауна^[2]. Вне всякого сомнения, тогда звонок показался самым обыденным, но мы ведь далеко не всегда узнаем свой Рубикон, когда его пора перейти…

По крайней мере, все, что касалось работы, казалось мне более или менее определенным. У меня была карьера, которую многие, во всяком случае те, кто мало что о ней знает, считают гламурной. Будучи фэшн-стилистом, всегда вооруженный баллончиком с лаком для волос и пуховкой для пудры, я провел почти десять лет, готовый в любую минуту ринуться в бой. Каким-то удивительным образом, беспечно шагая по жизни, я стал одним из основателей компании, названной ТЕАМ^[3]. Это было агентство, которое представляло интересы специалистов творческих профессий, работающих в индустрии коммерческой фотографии и в рекламном бизнесе. Концепция была одновременно и удобной, и прибыльной.

Обычно, чтобы собрать для какой-то фотосессии все детали воедино, продюсеру необходимо сделать десяток звонков. Мое агентство волшебным образом превращало все эти звонки в один. Гримеры, фэшн-стилисты, визажисты, парикмахеры, специалисты по подбору локации, фуд-стилисты – у нас все были под одной крышей. Тем не менее, как бы сильно мне все это ни нравилось, моя первоначальная эйфория от того, что я стал частью индустрии моды, которую всегда боготворил как зритель, постепенно начала ослабевать.

Я понял, что селебрити – обычные люди с узнаваемыми именами, а фотосессии, как только ты побываешь на сотне, не менее утомительны, чем совещания директоров.

 

Через десять лет взбивания волос и борьбы с блестящими носами я начал погружаться в несвойственный мне самоанализ. Хотел ли я заниматься всем этим до конца своей жизни? Возможно, и нет, но я совершенно точно был уверен в одном: в Испанию я еду.

Я любил командировки и охотно хватался за то, что в индустрии принято называть «работа на выезде». Бродяга по натуре, я воспринимал поговорку «Дом там, где сердце» буквально: номер в гостинице на то время, пока я в нем жил, становился для меня домом (конечно, если дополнительно меня радовали хрустящими простынями, всегда свежими полотенцами и шоколадками, по вечерам оставляемыми на подушке).

Но в последнее время я начал замечать, что мотания по миру не воодушевляли меня так, как прежде. И не из-за глупой ерунды, на которую в аэропортах все время жалуются тетки из бридж-клубов; причиной не был потерянный багаж или невкусный бейгл. Я не имел ничего против постоянного обмена валюты или новых экзотических блюд. И нет, это не были неизбежные во время путешествий неудобства. Мне стало скучно. Все чаще я начал замечать некое удручающее меня сходство всех этих городов. На моих глазах все они становились похожими один на другой. Была надежда, что Барселона докажет свою исключительность.

Разочарованно вздохнув, я плюхнулся на сиденье такси из искусственной кожи. За исключением мелодии фламенко, которую напевало радио, и ослепительного каталонского солнца, пока Барселона была для меня такая же иностранка, как и родной Бостон. Невзрачные билборды, рекламирующие бытовую технику и дешевые гостиницы, раздражающе поблескивали за окном. Осталось ли в мире хоть одно место, которое не выглядело бы как один гигантский торговый центр? Может быть, мне действительно пора остепениться. Может, в конце концов, мне нужен дворик с грилем Weber и забором из белого штакетника.

Не прошло и пяти минут, как от моего критицизма не осталось и следа. Открывшийся вид гипнотизировал. Я испытывал те же чувства, что и житель глубинки, впервые въезжающий на Манхэттен по мосту Джорджа Вашингтона, и не знал, в какую сторону смотреть. Слева от меня, подобно миражу, возникли очертания Олимпийского стадиона 1992 года. Над ним возвышался белый шпиль конструкции, напоминающей футуристическую космическую станцию или скульптуру, проект которой был рожден фантазией компьютерного мозга. Справа Средиземное море. Я был поражен не столько его бирюзовым мерцанием, сколько сотнями кораблей и лодок, которые на расстоянии выглядели как узорная облицовка доков. Роскошные круизные корабли, частные яхты, тяжеловесные танкеры, скромные парусники… Я видел своими глазами один из крупнейших портов мира, и это впечатляло гораздо сильнее, чем статья о нем в Fodors.

Неожиданно я почувствовал себя взволнованным, подобно ребенку, впервые очутившемуся далеко от дома. Эти ощущения сохранялись на протяжении всей дороги, но как только мы съехали с автострады и пересекли черту города, я окончательно попал под гипноз. Ни одно из моих многочисленных эксклюзивных путешествий не подготовило меня к уникальному городскому пейзажу Барселоны: узкие улицы, обрамленные пальмами, изысканно украшенные здания, приветливо прислонившиеся друг к другу. И даже развешанное после стирки белье, которое сушилось почти на каждом балконе, выглядело как своеобразная декорация. Город демонстрировал архитектурные шедевры: готика перемешивалась с модерном, современный стиль – с классикой. Все это, собранное вместе, должно было бы диссонировать, но, как я позже понял, Барселона умеет сочетать несочетаемое. Она оказалась городом, о котором я всегда мечтал, но уже отчаялся найти. Я был в ее власти.

Ежедневные восьмичасовые причесывания и раскрашивания лиц моделей оставляли мне мало шансов на близкое знакомство с городом. Тем не менее, даже несмотря на работу с IBM, которая съедала все время для туризма, я успел ощутить стиль жизни Барселоны и еще больше влюбился в нее. Мое первое визуальное очарование было ошибочным. Барселона оказалась гораздо эффектнее, чем я предполагал. С населением около двух миллионов человек, рассредоточившимся по территории около шестидесяти квадратных миль^[4], Барселона – это десятки районов и кварталов, каждый из которых обладает своим своеобразным шармом. Я не мог найти место, которое бы не привлекало меня; город-мечта любого агента по недвижимости.

И конечно, кухня. Я объедался роскошными креветками, каждая из которых была величиной с лобстера, помидорами настолько сладкими, что их можно было есть как яблоки, хрустящим горячим каталонским хлебом из печи, сыром «Торта дель Касар» (лучше всего его есть прямо ложкой) и бессчетным количеством сковородок паэльи во всех возможных вариациях. Все это запивалось великолепным местным вином из всемирно известной Риохи^[5]. На десерт «Крем Каталана» – пьянящая нежная смесь из сливок и яиц с добавлением ванили, после которой крем-брюле покажется обыденным. Я был в раю для обжор.

Но особой пикантности Барселоне придает не только еда. В этом городе любая самая заурядная мелочь из повседневной жизни может быть художественным объектом. Я не мог оторвать глаз от ламп, которые смело можно назвать предметами искусства. Перечницы и солонки, сделанные с вниманием к мельчайшим деталям, сравнимым с произведениями Фаберже. Даже дверные ручки не только открывали двери, а служили их сильным украшением. Не удивительно, что Жан-Поль Готье так любит бывать в Барселоне.

Еще город знаменит своими невероятными по красоте и разнообразию летящими арками и полуарками, а также соблазнительным ароматом жареных бутифарр^[6], что подтверждено восторженными отзывами в «Архитектурном дайджесте»^[7] и «Загатом»^[8]. Я всегда хотел написать путеводитель, который давал бы оценку главному, что характеризует город, что может принести либо победу, либо разгромное поражение – людям. Давайте начнем с французов. Что вы скажете об этом:

«Особое очарование этому небольшому парижскому бистро придают наполненные мини-овощами классические pot-au-feu и звук потрескивающих в камине поленьев, но отнюдь не местные жители, которые часто заходят сюда в обеденный перерыв. Беззастенчиво высокомерные, они воплощают в себе (слишком явно, чем приводят в уныние всех остальных) худшие черты французов. И тем не менее это будет неплохой выбор, не забудьте только собраться с силами и запастись терпением, а также захватить с собой беруши».

Мой отзыв о жителях Барселоны выглядел бы несколько иначе:

«Идеальная паэлья и благоухающие пионы заставят вас влюбиться в это чудо Средиземноморья. Что еще приятнее, завсегдатаи этого ресторана в большинстве своем жители ближайших домов. Ценители вкусной еды, посетившие это кафе, окажутся в окружении приятных, обаятельных и дружелюбных (без тени высокомерия) людей.

Добросердечный и беззаботный смех каталонцев приятно заполняет каждый уголок этого ресторана».

Если говорить серьезно, то это был мой тип людей. Как только я преодолел первоначальную осторожность, которую внешне старался не проявлять, я увидел добрых, отзывчивых, чрезмерно щедрых людей. Вдобавок ко всему с ними не бывает скучно. Любое место на земле, где у каждого среднестатистического Пабло шестинедельный отпуск, мне по душе.

Испанцы, что для меня было открытием, воплотили в жизнь мою личную мантру: работа ради жизни, а не жизнь ради работы.

Я не говорил на их языке, не знал ни единой души, а моя семья была на расстоянии тысяч километров. Но несмотря на все это, у меня было смутное предчувствие, что на моем заборе из белого штакетника будут испанские узоры.

2. Испания. «ЗА» и «ПРОТИВ»

Возвращение домой напоминало сказку «Волшебник из страны Оз», только наоборот: мое яркое, как будто раскрашенное путешествие сменилось черно-белой унылостью Бостона. Одного взгляда на подтаявшие грязные полоски снега вдоль дороги было достаточно, чтобы я начал лихорадочно искать в своем чемодане ярко-красные испанские шлепанцы. Всю дорогу из аэропорта Логана в Провинстаун по весенней слякоти я был на волосок от того, чтобы развернуть машину и ближайшим рейсом вернуться в Барселону. Единственное, что меня остановило, – отсутствие чистого белья, о чем я благоразумно вспомнил.

Мне казалось, что моя страстная влюбленность в Барселону постепенно пройдет, но вместо этого меня все больше увлекала идея переехать туда.

Я взвешивал все «ЗА» и «ПРОТИВ». Вот запись из моего дневника:

Я начал с колонки «ПРОТИВ». Согласен, машина не самая большая проблема, и с квартирой Кейт легко разберется, найдет нового соседа. Мне, конечно, жаль дом, я буду по нему скучать, но я никогда не относился к тому типу людей, для которых решающим фактором была лужайка перед крыльцом. «Слишком много всякого барахла» скорее отражает мою нелюбовь к упаковыванию и сборам, чем действительно является причиной не ехать. «Друзья»… С этим пунктом было сложнее, друзья для меня значат все. Но ведь я уже переезжал из Нью-Йорка в Сан-Франциско, потом в Бостон, в П-таун и сохранил связь со всеми, кто мне особенно дорог. Конечно, это совсем другое, когда вас разделяют километры, но для настоящей дружбы расстояние не преграда. Мой переезд в Испанию не означает, что я обязательно потеряю всех, с кем близок.

Это распространяется и на семью. Мои родители легки на подъем и всегда, где бы я ни был, как минимум два раза в год приезжают ко мне из Флориды, где живут. Я был уверен, что они сохранят эту традицию, и улыбнулся, когда представил их, приценивающихся к испанскому разговорнику в местном книжном магазине. Моя сестра с мужем и дочерью тоже живет во Флориде, и, как у многих уже взрослых братьев и сестер, наши отношения сводятся ко «встречам по праздникам». В общем, мне показалось, что в Испании от одиночества я не умру.

Я сидел за кухонным столом, уставившись на страницу своего дневника, и вдруг рассмеялся как сумасшедший, каким иногда и становился. Кого я обманываю? Эти два столбика со словами «ЗА» и «ПРОТИВ»? Мне не нужно было смотреть эти бестолковые передачи Тони Роббинса^[9] по телевизору, я уверен, они повлияли на химические процессы в моем мозгу. С моим собственным «Методом Мотивации Майкла» все это ужалось до нескольких простых слов: я там кайфую. Жизнь слишком коротка для того, чтобы составлять длинные списки причин и отговорок. В конце концов, в Европе живут миллионы людей; значит, это не так уж и сложно?

В тот вечер я собрался с силами и поделился с Кейт своими размышлениями, когда мы сидели в нашем любимом баре у воды. Уверен, она подумала, что мне что-то подмешали в «Маргариту». Но рассказал я ей не все. Она не знала, что днем мне позвонил мой хороший друг Вард. Когда-то он работал дизайнером в Tiffany, а совсем недавно после долгих раздумий рискнул пуститься в свободное плавание. Вард открыл компанию, которая занималась дизайном и производством эксклюзивных женских ювелирных украшений.

А дальше стало еще интереснее; во всяком случае, я воспринял это как предзнаменование. Варду нужен был надежный человек в Испании, и он предложил мне стать связующим звеном между его офисом в Бостоне и заводом-изготовителем в Барселоне (если уж говорить о том, насколько все это было неожиданным, необходимо уточнить одну деталь: до этого с Вардом мы не разговаривали несколько месяцев). Да, я становлюсь торговцем ювелирными изделиями, но зато сразу устраняется самое серьезное для меня препятствие – получение европейской визы с правом на работу. Для меня это было удачным завершением цепочки счастливых случайностей.

Когда я рассказал Кейт и об этом, она, вместо того чтобы порадоваться моему везению, рассмеялась и спокойно попросила бармена повторить еще по одной. Похоже, если твой брат был носатым Бикером из Маппет-шоу^[10], тебя сложно воспринимать кого-то всерьез. Я отхлебнул «Маргариты» и перестал говорить на эту тему. Во всяком случае, я попытался все объяснить.

Нельзя сказать, что я тогда был несчастлив. В Провинстауне у меня был дом с тремя спальнями, такой дом, как у нас с Кейт, приравнивался к замку. Он очень подходил Кейт, в районе ее по-доброму называли «Царица». Ее погибший брат Ричард когда-то работал в Маппет-шоу и владел прекрасным, хоть и без затей, домом на отвесном берегу в Северном Труро (небольшой городок в нескольких километрах от П-тауна). Многие считали, что его преждевременная смерть (СПИД унес жизнь Ричарда несправедливо рано) сделала Кейт беззаботной богатой женщиной. В действительности же смерть брата разбила ей сердце. Кейт решила в память о Ричарде продолжать его миссию добра и радости. Мало кто догадывался, сколько усилий она прилагала, чтобы, несмотря на гибель близкого ей человека, всегда, подобно царице, оставаться с высоко поднятой головой. Для меня было честью поддерживать ее, играя роль придворного балагура. Все это придавало нашей с ней жизни в П-тауне особенный смысл.

Мы вместе устраивали домашние представления и вечеринки на протяжении теперь уже почти пяти лет и и не могли представить для себя лучшего, оставаясь соседями и друзьями. (Самые большие разногласия возникали, когда мы обсуждали, кто из актеров будет играть нас в фильме о наших годах в П-тауне: я отдавал предпочтение Джеймсу Спэйдеру, она – Дайан Кэннон, но споры продолжались.)

И, конечно, помимо уютного дома жизнь в П-тауне была настоящим удовольствием. Всего лишь три тысячи нас «местных» и шестьдесят тысяч «приезжих» совершали вылазки на крайнюю точку мыса в обычный августовский день. Я чувствовал себя в определенном смысле в привилегированном положении, оставаясь после Дня Колумба единственным свидетелем того, какое грандиозное значение имеет сезон в городе, жизнью которого управляет океан. (Чуть меньшее удовольствие мне доставляло в День труда^[11], сидя на пляже Рэйс-Поинт и наслаждаясь летним теплом, слушать по радио сводки о многокилометровых пробках на мостах по дороге к мысу.) Честно говоря, отсутствие туристов зимой делало жизнь в городе довольно аскетичной, и только мечты о лете превращали месяцы ожидания весны в не столь невыносимые.

Если вы родились тогда, когда дует холодный ветер, небо серое, а вдали виднеются белые шапки холмов, вы больше других заслуживаете теплого очарования июня, июля и августа. Но как бы мы, местные жители, ни надували щеки, вне всяких сомнений, П-таун остается летним раем для всей Новой Англии^[12]. Это одновременно Мартас-Винъярд и Ки-Уэст, гавань художников и писателей (меня не отпускает мысль, что я запросто мог пройти на улице мимо Нормана Мейлера или Майкла Каннингема). Но у меня начали появляться сомнения по поводу моей жизни здесь навсегда. Возможно, это связано с наступлением нового, более зрелого этапа. Кого бы я ни встретил, все куда-то собирались уезжать.

Поначалу в этом было что-то новое, необычное, но теперь это заставляло задуматься: а какие перемены меня ждут?

Ничего такого не было до тех пор, пока не привезли коробки для упаковки, а их доставили через несколько дней после того, как Кейт запаниковала. Несмотря на наш разговор в тот вечер, у меня все еще оставалось впечатление, будто она уверена, что это всего лишь творческий отпуск, а не основательный переезд.

«О господи, и как долго ты планируешь там оставаться?» – спросила Кейт несколько более эмоционально, чем обычно.

У меня чуть не вырвалось саркастическое: «Надеюсь навсегда», но когда я перевел взгляд от коробки, которую упаковывал, на ее лицо, то мгновенно прикусил язык. Судя по несчастному выражению лица Кейт, ей не нужны были слова, она нуждалась в объятии. И вдруг мне тоже стало грустно, и не только из-за нее: мне стало грустно из-за нас обоих.

– Кейт, ты же знаешь, что я буду приезжать к тебе в гости… но я думаю, что мне действительно необходим переезд в Испанию. – Я постарался произнести это настолько мягко, насколько возможно, но в то же время и твердо. Я совсем не хотел, чтобы она ждала моего возвращения обратно, в то время как я был полон решимости начать новую жизнь в Европе.

– В таком случае, я думаю, мы должны провести это лето лучше, чем когда бы то ни было, – сказала она, слегка улыбнувшись.

Она наконец приняла мой отъезд, хотя это было нелегко для нее, и я знал, что ей придется приложить немало усилий, чтобы окончательно поверить в то, что время нашей совместной жизни в этом доме истекло. Готов спорить, что телефон в нашем доме в Провинстауне до сих пор зарегистрирован на мое имя.

Итак, я начал приводить все свои дела в порядок, что тоже было нелегко. Только завершая свое пятилетнее пребывание в Провинстауне, я окончательно осознал, насколько эти годы были хорошими для меня. Я привык быть окруженным почти со всех сторон не только холодными водами Атлантического океана, но и теплым вниманием друзей, и, конечно, буду по нему скучать.

Время веселых и шумных вечеринок, ужинов и просто посиделок за бокалом вина в доме на берегу Атлантического океана подходило к концу. Друзья, убитые горем по поводу моего приближающегося отъезда, делали то, что и можно было от них ожидать. Они едва не угробили меня неиссякаемым потоком отравляющих веществ, которые мы поглощали практически каждый вечер, гуляя по всем любимым барам нашего города. Это было лето, которое я никогда не забуду, или будет правильнее сказать – я хотел бы запомнить его навсегда.

Недели улетали вместе с облаками пупырчатой упаковки и шипучими бокалами игристого. У Энди Уорхола были его пятнадцать минут славы, у Джона Леннона его потерянный уик-энд, у меня же было мое лето в забытьи. Но тем летом, когда наступил решающий момент, я понял кое-что еще.

Несмотря на то что мне всегда доставляли радость простые удовольствия и приятные мелочи, меня трудно было назвать амишем^[13] в том, что касалось нажитого. Я в безумии бегал по дому, хватался за каждую мелочь, разрывался, чувствовал себя как человек, которого лишают всего самого дорогого.

Все закончилось тем, что свои оставшиеся сокровища я припрятал до лучших времен на складе временного хранения. В крохотную комнатку запихнул коробки с книгами, фотографиями, брендовую одежду, которой хватило бы на любой показ, несколько десятков глиняных изделий из Roseville Pottery, какие-то предметы антикварной мебели красного дерева и две картины Мартина Фридмана, написанные маслом.

Рынок недвижимости Бостона оставался неизменным. Я коротко указал, что сдается уютная, но при этом по-настоящему роскошная квартира-студия, которая лучше всего подойдет изящному знатоку фен-шуй. Наверное, мне стоило бы более творчески подойти к этой проблеме, ведь мои финансовые вопросы все еще оставались в процессе урегулирования.

В задумчивости я смотрел на коробки со своими вещами, стоявшими одна на другой, на то, что Джордж Карлин^[14] называет барахлом. Да, но это было МОЕ барахло, и ничего из этого не уезжало со мной в Испанию. Но раз уж принял решение, то доведи дело до конца. Я вернулся в свою машину (к тому моменту уже проданную), в багажнике лежали два огромных чемодана, трещавшие по швам от вещей Prada, Ralph Lauren и Jil Sander, вещей, которые мне понадобятся в ближайшее время.

Я надеюсь, Барселона ждет меня не меньше, чем я ее.