Читать книгу: «Дефиниции. Рассказы», страница 6

– Да, да сейчас, сейчас.

Но когда он закончил, то просто пластом навалился на нее совершенно обессиленный.

– Ты не даешь мне дышать, – пыталась она вывернуться из-под него, но он удерживал ее за бедра и не отпускал, потому что от этого по его телу продолжали идти ослабевающие, но все ещё сладостные волны. Он точно знал, что никогда раньше не испытывал ничего подобного.

***5

Эта ночь вымотала их обоих. После первого раза он уже не кончал, но возбуждение его не спадало, а даже усиливалось, и он вновь и вновь овладевал желанным телом Ханы, которая не понимала, что с ним происходит. А он все не мог насытиться. Как оказалось, Хана понятия не имела, что мужчина может многократно продолжать раунды в сексе даже без эякуляции. Димон измучил ее настолько, что она уснула, пока он осуществлял свое дело. Он оставил ее, только когда заметил, что она спит. Прижался к ее спине всем телом, накрыл ее и себя одним одеялом и наконец-то тоже уснул.

Хана еле растолкала его утром:

– Вставай! Мы на лекции опоздаем!

– Я на машине, все нормально, – ответил он, не открывая глаз.

– Умываться иди! Какой бес в тебя ночью вселился? Неужели одного-двух раз было недостаточно? Я с трудом теперь хожу, у меня все мышцы болят, тело как побитое.

– Прости… так сильно тебя хотел, что не мог остановиться. Поверь, впредь буду более умеренным.

– Впредь? Даже не надейся! Мне месяц нужно, чтобы восстановиться после этой ночи!

– Ладно, ладно, денек пропустим, отдохнем.

– Что?! Ты маньяк озабоченный? Даже не мечтай!

К его изумлению в машину к нему она спустилась уже в полном порядке – свежая и ухоженная. Но поцеловать себя не дала:

– Ты мне весь вид испортишь, дорогущую помаду сотрешь с губ. Ты же не умеешь нежно и культурно целоваться, сразу присасываешься как пиявка. Поехали, ненасытный маньячина!

– Вообще-то до встречи с тобой я считал себя почти асексуалом.

– Кому-нибудь рассказывай эти сказки. Не надо было тебя пускать вчера. Разжалобил – ах, не могу без тебя, бедный мальчик… И как я только купилась! Но больше не надейся!

– Ладно, ладно. Только не сердись. Клянусь, буду ниже травы и во всем тебя слушаться.

На второй паре Димон сладко спал. Специально сел рядом с колонной, которая частично заслоняла его от лектора. Но препод все-таки остановил его, когда все покидали аудиторию:

– Студент Ганжин! Лично потом проверю, насколько вы усвоили материал этой лекции.

– Простите. Ночью сидел с больной сестрёнкой, поэтому не выспался.

– Ладно, прощаю ради такого случая, – сказал добрый препод, не знавший, что никакой сестренки у Димона нет. Но совесть Димона не мучила. Хана, конечно, не была его сестренкой, но ради нее он и не на такое был готов.

После лекций Димон заскочил домой, переоделся и взял кое-что из одежды. Матери сказал, что торопится по делам универа. А из холодильника прихватил всяких вкусняшек, которые она именно для него готовила. Мать суетилась рядом, но он на все ее вопросы отвечал:

– Потом, потом, я спешу.

– Опять ночью не придешь? – спросила она.

– Да, в квартире у брата буду заниматься с другом. Там и заночую. Мы к ответственному зачету будем готовиться.

Мать благоговела перед своим умным сыном, который с легкостью поступил на такой сложный факультет. Она ничего в этом не смыслила, но знала еще с юности, что физмат – это как бы самая верхушка интеллектуальных знаний. Правда, Дима с первого класса проявлял свои таланты, и учился легко. Она видела, как он увлечен математикой, а позже стал заниматься программированием. Мать очень гордилась сыном, хвасталась его успехами перед подругами и не позволяла мужу ни в чем его притеснять. Впрочем, мужу с его работой всегда было некогда.

Знала бы мать, чем занимался ее сын вчера ночью. Наверно ее поразило бы это, хотя, кто знает. Ведь она часто задумывалась о том, встречается ли ее Дима с какой-нибудь девочкой. Желательно чистой и нетронутой, не то что современные развязные девицы. По поводу чистой и нетронутой она попала бы в точку. Но своенравная Хана могла ей не понравиться. Так считал Димон. Впрочем, ему было безразлично чье-нибудь мнение о Хане, даже мнение родной матери.

Он летел к Хане словно на крыльях, маневрируя в потоке машин, чтобы сократить время в пути. Димон любил свой навороченный лексус – подарок отца на 20-й день рождения, правда, самого отца редко когда слушал. Чаще только делал вид.

Недалеко от дома он купил в павильоне цветы, хотя не знал, как Хана прореагирует на это. И когда она вошла и увидела букет, то съязвила в своей манере:

– Взятку принес? Ни на что не надейся сегодня. Мне нужен отдых.

– С завтрашнего дня буду возить тебя в универ и забирать. И в кафе, – сказал Димон, обнимая ее и забирая сумки, которые она принесла.

– Нет, Джинджер, в кафе нельзя. Не хочу разговоров, которые до родителей дойдут. По крайней мере, пока.

– Разве тебе нельзя ни с кем встречаться? Скажешь, что я твой парень.

– Ладно, там видно будет. Сначала хорошенько подумаю, считать ли тебя своим парнем.

– Ничего не знаю, ты моя, никому не отдам. Завтра же парные кольца нам куплю.

– Я еще ни на что не согласилась! И вообще, ты что-нибудь не то купишь, я сама должна выбрать.

***6

Хана выбрала самые простые серебряные парные кольца, хотя Димон предлагал ей дорогие, золотые с алмазным напылением. Но она уперлась, сказав, что пока ни в чем не уверена.

– Но мы ведь уже вместе, – канючил Димон, – Почему ты такая, совсем меня не жалеешь.

– Ты не прошел первое испытание, а уже возомнил себя моим парнем. Думаешь, почему я ни с кем до тебя не встречалась? Потому что мои критерии высоки. Но из-за того, что ты можешь входить туда, где я теперь живу, ты воспользовался этим, и мы… переспали. Ладно, я сама не отказалась, но даже подумать не могла, что ты тормозов не имеешь.

– Я очень даже тормозной, к твоему сведению. Говорил ведь уже, что даже считал себя асексуалом, потому что до этого слишком нечасто возбуждался. Не то что мои друганы. Мой лучший друг вообще занимается сексом со своей девушкой каждый день, а иногда два раза. И это потому, что она так хочет его. Я тоже спал с некоторыми девчонками, и всегда инициатором были они, а я просто не хотел оплошать в их глазах. Только самый первый раз, когда мне 15 было, сам захотел и на спор с пацанами переспал с одной продавщицей.

– Ну, значит, никакой ты не асексуал.

– Я считал себя таким, потому что не испытывал сильных желаний.

– Тогда зачем встречался с ними?

– Ну… стрёмно было как-то везде в компаниях одному появляться.

– Врёшь, конечно, ну да ладно. Спишем это на твой малолетний возраст. Внешний вид у тебя обманчив, выглядишь вполне взрослым парнем, это и ввело меня в заблуждение. Хотя я могла бы догадаться, что ты не дозрел еще, если бы подумала лучше. Ведь ты даже толком знакомиться не умеешь. Подошел тогда, первый раз, и сразу позвал погулять. Так только подростки делают, у них всё просто.

– Но ты ведь пошла!

– Пошла. До сих пор себе удивляюсь, до этого всех отшивала сходу.

Когда они шли от магазина к машине через большой сквер, Димон все пытался взять Хану за руку, но она тут же ее освобождала.

– Ну почему? – приставал он к ней.

– Потому! – отвечала она.

Сегодня в конце дня она работала в кафе и поэтому захватила целый пакет готовой азиатской еды, которую обожал Димон. Но дома, когда она хотела накрыть на стол, Димон не дал ей этого сделать, потому что снова словно с катушек слетел. Хана вырывалась и ругала его на чем свет, но потом, видя, как Димона всего трясет, смирилась и перестала сопротивляться.

– Только один раз! – заявила она. Однако одним разом не обошлось.

После этого они пировали, она выложила суши и японские паровые пирожки никуманы. Димон чуть не объелся, поскольку не мог остановиться, поедая всю эту вкусноту. А на десерт Хана выдала ему одну большую штучку брусничного цвета – моти с клубникой:

– Больше не дам. У тебя живот от несварения заболит.

– Я понял, почему все время тебя хочу, – сказал Димон, блаженно развалившись в кресле перед телевизором:

– Потому что ты для меня – моти. Ничего вкуснее не ел.

– Мне было сегодня хорошо, – сказала Хана, закрыв глаза, – Вчера я только и думала, когда же ты закончишь.

Услышав это, Димон, все забыв, тут же оказался рядом на полу перед нею, обнял ее ноги и уткнулся ей носом в колени:

– Правда? Ты, правда, почувствовала то, что и я?

– Ну… наверно. Я читала в инете, что оргазм у женщин и мужчин по ощущениям ничем не отличается. Обычные спазмы мышц.

– Спазмы? Это ведь что-то болезненное.

– Ну да, чаще всего болезненное, но в сексе всё иначе. Всем управляют дофамин и эндорфины.

– Так вот как называется этот кайф. А я думал – любовь.

– Это просто секс! Слишком рано ты о любви начал, – Хана вскочила с кресла, оттолкнув его, и ушла в спальню, где закрылась на защелку.

– Хана, открой, пожалуйста. Я не могу, когда ты сердишься. У меня сердце холодеет. Прошу тебя, не будь такой жестокой.

Она открыла дверь и впустила его в комнату:

– Обещай, что не будешь больше трепать это слово. Его можно произносить, лишь когда ты по-настоящему полюбишь.

– Хорошо, обещаю, клянусь… хотя, Хана, я уже люблю тебя, по-настоящему, правда. Секс был только проверкой. Со мной такое впервые. До тебя я даже не влюблялся ни разу.

– Я поверю, но не сейчас. Давай подождем, проверим себя…

– Так ты тоже меня любишь?

– Говорю же, давай проверим себя, по-взрослому. Месяц ни слова о любви! Вот тогда и поговорим.

– Какая разница – говорить о любви или нет. Главное любить, – недовольно буркнул себе под нос Димон. Но Хана не ответила и занялась утюжкой одежды на завтра.

***7

Между тем в универе началась зачётно-экзаменационная сессия. Димон разрывался между домом и квартирой брата, потому что ему постоянно требовался компьютер, чтобы общаться с преподами и одногруппниками в чате. Хане он давно купил и установил солидный системный блок и большой монитор, и она могла спокойно готовиться к зачетам дома, а не в учебном классе, задерживаясь там допоздна. А Димон до сих пор не знал, как признаться родителям о своих постоянных ночевках вне дома. В разгар сессии он не хотел этого делать, потому что мать, не дай бог, могла невзлюбить Хану как помеху его учебе. Поэтому сейчас ему иногда приходилось оставлять Хану одну и приезжать за ней только утром, чтобы отвезти в универ. Там они расходились в разные стороны как два незнакомца. Таково было желание Ханы.

Димон решил, что сразу после сессии приобретет себе второй комп и установит его в квартире брата, потому что испытывал настоящие мучения, когда оставлял Хану одну. Она издевалась над ним и говорила, что наконец-то отдохнула пару ночей без него, но он видел ее неискренность. Все-таки она жалела его и сама без него скучала, однажды даже затащила в какую-то подсобку в конце коридора сразу за учебными кабинетами, чтобы Димон начал ее целовать. Сама она пока стыдилась проявлять свои желания открыто.

Фактически они давно уже жили как пара, но она не хотела этого признавать и все напоминала про месячный срок. Но месяц потихоньку шел день за днем, а между влюбленными пока не произошло ни одной ссоры. Хана списывала это на любовную эйфорию и говорила, что такое может очень скоро пройти, и месяц для этого вовсе не срок. Димон не хотел с ней спорить, он просто наслаждался тем, что она рядом. Однако он хотел, чтобы Хана познакомила его хотя бы со своей бабушкой. Но из-за занятости они отложили данное мероприятие до окончания сессии. Своим родителям он собирался все сообщить еще позднее. Он решил до Нового года любым способом уговорить Хану расписаться с ним. И вот тогда он мог бы смело представить ее как свою жену. Только в этом случае его родители не смогли бы ему помешать. Однако в его плане имелось одно существенное обстоятельство, способное разрушить идиллию, которую он рисовал в своем мозгу. Родители в случае неприятия его брака могли сразу лишить его всех денежных поступлений. Это сейчас он тратил столько, сколько ему требовалось без ограничений. Поэтому он решил после сдачи основных зачетов прощупать почву и поговорить с матерью о том, что будет, если он женится. Здесь требовалась хитрость и деликатность, он слишком хорошо знал свою мать. Но это был только первый шаг к цели, ведь главным источником средств в их семье являлся отец, который мог зарубить все планы Димона на корню.

Конечно, Хана без слов понимала все страхи и опасения своего Джинджера. Поэтому она уже несколько раз намекала, что он так же мог бы подрабатывать вместе с ней в кафе. Некоторые работники Иошито были женаты на русских женщинах, которые иногда помогали мужьям. Хана собиралась поговорить с Иошито о работе для Димона. Она решила предложить Иошито создание сайта и сервиса интернет-заказов с доставкой. Дима вполне мог дистанционно работать создателем и сисадмином этого сайта. Пока он часто помогал работникам кафе разгружать товар, который привозили поставщики, и который принимала по накладным Хана. Так он пытался сократить время ее работы, чтобы пораньше увозить свою любимую домой.

Иошито посмеялся над прозвищем Димона, но согласился попробовать. Поэтому дал Димону аванс, и тот занялся созданием сайта со всеми необходимыми сервисами.

– А почему все-таки Имбирь? – спросил его Иошито.

Димон подумал и решил не вдаваться в длинные объяснения. Просто улыбнулся и сказал:

– Так совпало.

Перед самым Новым годом кафе полностью забронировали под корпоратив. Заказчиком выступало серьезное ведомство, так что Иошито гонял своих работников и требовал, чтобы все было по высшему разряду. Внутреннее пространство украсили очень стильно, Иошито не скупился на это. Но рук не хватало, поэтому Димон так же помогал работникам в кафе вместе с Ханой. И вдруг появились два представителя заказчика, которые приехали проверить, как идет подготовка для приема высоких гостей ведомства. Иошито услужливо показывал этим двум господам меню и убранство банкетного зала, пока работники продолжали завершение всех работ. Но один из приехавших мужчин резко затормозил и застыл посреди зала, а потом остановил одного из подсобников и спросил его строго:

– Ты что здесь делаешь?

Иошито шустро подбежал к этому господину, чтобы объяснить, что это не официант, а просто подсобный рабочий, который во время банкета ни в коем случае не будет показываться гостям. Но быстро сообразил, что едва не угодил на семейную разборку, поскольку подсобником был Димон, а строгий господин оказался его отцом.

Все разрешилось мирно, хотя и не сразу, а только через неделю. Димон представил Хану своим родителям и предъявил им свидетельство о браке. Его избранница поразила их своей внешностью и умом, особенно их впечатлило то, что Хана также училась на физмате. На семейном совете было решено пригласить для знакомства бабушку и родителей Ханы. С визами для новых родственников отец Димона обещал все уладить в кратчайшие сроки.

***

6. Шалфей

***1

Бабушка всегда при кашле и боли в горле готовила для Максика отвар шалфея. Также она добавляла эту траву в чай, уж очень ей нравился её аромат. Ангины мучили Максика с 6 до 16 лет, пока ему, в конце концов, не удалили миндалины. Бабушка называла их гландами. Почему, она и сама не знала. Так говорили в ее детстве. Бабушкины гланды вообще лечили керосином, и, между прочим, вылечили. По крайней мере, ей не пришлось ничего удалять в горле.

Запах шалфея сопровождал Максика все детство из-за частых воспалений горла, он пропитал его насквозь. Но этот запах завораживал и успокаивал Максика, потому что подтверждал, раз его лечат, значит, любят. Правда, преимущественно лечила Максика бабушка. Мать занимала должность главного бухгалтера в строительном тресте и особо не заморачивалась болезнями сына и его постоянным ангинами. Ей было некогда. А отец вообще работал дальнобойщиком, Максик редко его видел дома.

Лучший результат при лечении давал дачный шалфей, который бабушка покупала у соседки по участку. Та занималась выращиванием лекарственных растений и очень хорошо знала все их свойства. Ее шалфей имел особо сильный аромат.

Соседка эта была очень странной. Некоторые ее даже побаивались, потому что иногда из ее дома доносились странные звуки, похожие на удары гонга. Поговаривали, что она совершает какие-то тайные обряды и даже колдует. И одевалась она соответственно – в какие-то немыслимые вязанные с ручной отделкой длинные кофты, а на голове носила расшитую бисером повязку со свисавшими по обеим сторонам нитями, заплетенными в тонкие косички. В отличие от других пожилых соседок, волосы она не красила и молодящих стрижек не делала. Просто гладко причесывала свои довольно длинные и густые седые пряди и заплетала их не в косы, а в жгуты.

Эту травницу-колдунью все в коттеджном городке звали Мартой и часто гадали, русская она или нет. Потому что кто-то из женщин видел, как она летом готовила в казане на открытом дачном очаге настоящий бигос. Запах тушёной квашеной капусты с немецкими колбасками стоял обалденный, и казан выглядел очень примечательно – таких абы где не купишь. Поэтому мнения о ней стали склоняться к тому, что она из немцев или прибалтов. Ведь с Мартой мало кто общался. У нее покупали лекарственные травы, но покупка всегда осуществлялась за калиткой на улице. Марта передавала покупателю матерчатый мешочек с сухой травой и получала наличку или перевод по номеру телефона, по которому желающие и делали ей заказы.

Особо интересующиеся чуть ли не со стремянок заглядывали через высокий глухой забор на участок к Марте и поражались идеальному порядку в ее хозяйстве – все было аккуратно подстрижено и ухожено, особенно привлекали взгляд ровные длинные грядки с лекарственными травами, среди которых выделялся своими фиолетовыми цветочками на длинных цветоносах шалфей. Рядом шла длинная грядка лаванды почти с такими же цветами. Их запахи смешивались и в жару стояли над участком Марты дурманом, который разносился ветерком к ближайшим соседям.

Говорила Марта без какого-либо акцента, но отвечала на все вопросы чётко, даже строго и внешне не проявляла никаких эмоций. В местном супермаркете и на собраниях жителей городка молчала. Улыбалась, только когда к ней приезжала внучка, девчонка лет двадцати. Внучку звали Агнета, поэтому некоторые из соседей считали Марту и ее семью выходцами из Швеции. Об этом же говорили идеальная чистота и порядок на ее участке – всегда аккуратно подметённые дорожки из дорогущего клинкера, чистые как слеза стекла окон качественно отделанного домика, ровно подстриженные и очищенные от сухих листочков и веток кусты кизильника, ограждавшие придомовое небольшое пространство от остального участка. Трава на участке также всегда была коротко скошена газонокосилкой. Сама ли Марта это делала или кого-то нанимала, никто не знал, ведь вдоль ее высокого забора росли высокие туи. Но покупатели лекарственных трав видели в приоткрытую калитку, что на участке у Марты царит образцовый порядок.

Все менялось, когда к Марте приезжала Агнета. Она ездила в магазин и весело здоровалась с соседями, расспрашивала их о здоровье и новостях, приглашала в гости. Пока еще никто ни разу не пришел, поскольку соседи опасались недружелюбной Марты. Но Агнета всем нравилась, потому что была открыта и жизнерадостна. О себе и своей семье она не рассказывала, потому что спрашивать об этом ее соседи не решались, памятуя строгие взгляды и отчужденное поведение ее бабушки. Но в этот свой приезд Агнета не просто здоровалась, она раздавала соседям приглашения на свой 20-й день рождения, отмечать который собиралась через три дня на участке Марты. Услышав об этом, Макс, каждый год приезжавший в коттеджный городок к родителям на лето, специально почти два часа ждал Агнету возле супермаркета. Увидев его, она лучезарно улыбнулась и также вручила ему, как и всем, приглашение. Но при этом сказала с легким акцентом:

– Позвони мне… если хочешь. Можем погулять возле реки.

Когда он раскрыл корочки приглашения, то увидел ниже напечатанного текста написанный от руки номер телефона.

***2

В этом году Агнета решила переехать в Россию к бабушке. После окончания художественного колледжа в Стокгольме она хотела поступить в прославленную Репинку. Жить она собиралась в питерской квартире Марты, которая фактически пустовала после смерти деда. Марта приезжала туда лишь изредка, навести порядок и взять письма и счета на коммуналку из почтового ящика. Родители Агнеты не хотели отпускать ее в «эту ужасную Россию», которую все цивилизованные страны обложили санкциями. Но Агнета их не слушала, а верила бабушке, которая сказала ей:

– Русские плевали на все санкции. Мало того, все эти европейские и американские глупости привели только к тому, что многие производства в России, которые раньше находились в упадке, после введения санкций поднялись и стали процветать. Не верь своим безмозглым родителям и приезжай. С Питером даже грязный и почти ставший мусульманским Париж не сравнится. Хотя улицы в Швеции также уже почти полностью покрылись хиджабами, сколько бы шведы ни протестовали и ни сжигали Коран. Я не националистка, но то, что сейчас творится в Европе, моя душа не принимает.

Агнета с радостью уехала и подала документы на получение российского гражданства, чем нанесла родителям удар в самое сердце. Они заявили, что больше она не получит ни единого евро и ни единой кроны, раз решила с ними порвать.

– Ничего не бойся, – сказала внучке Марта, – За жизнь я накопила для тебя небольшой капитал. Уж побольше, чем твои родители. Они еще вспомнят меня!

Когда-то Марта уехала в Россию, насмерть поссорившись с дочерью. Муж Марты, дедушка Агнеты, много лет работал в Генеральном консульстве Швеции в Санкт-Петербурге, имел государственные награды. И похоронен он был с почестями на Никольском кладбище, почти в самом центре Петербурга. Но дочь Марты с мужем ни разу не посетили могилу Клауса.

К рисованию Агнету пристрастила именно Марта. Тогда муж Марты приезжал в Швецию к жене лишь два-три раза в год. Марта в то время много рисовала темперой и маслом. Но выставки ее проходили тихо, без ажиотажа. А когда Клаус организовал ей выставку в Санкт-Петербурге, она произвела фурор, и Марта в одночасье сделалась известной и востребованной художницей у себя на родине. Но ей было противно это двуличие. После многих раздумий они с Клаусом решили переехать в Питер навсегда. Оба получили российское гражданство и приобрели двухкомнатную квартиру в Невском районе в старинном доме сталинской постройки. А через два года Клаус купил в подарок жене коттедж с большим участком.

Агнета в то время училась в школе, и впервые приехала к бабушке в Россию только на похороны деда. Тогда ей исполнилось 16, но родители не присоединились к ней. Агнета знала о ссоре бабушки с матерью, но не смогла простить родителей за то, что те перестали в свое время общаться не только с бабушкой, но и с дедом. Мать Агнеты считала, что не обязана ему ничем, поскольку Клаус был ее отчимом. А Агнета за волшебные подарки, которые он ей дарил, называла деда Сантой.

Уже с 8-го класса она посещала курсы русского языка, потому что очень хотела учиться живописи в России. Марта возила ее в Эрмитаж и Русский музей, коллекции которых ее поразили. Агнета восхищалась картинами мировых мастеров, но произведения русских художников производили на нее настолько сильное впечатление, что она подолгу не могла прийти в себя. Они трогали ее сердце особой проникновенностью и реалистичностью, особой жизненностью без пафоса и страстей. И в этом Марта полностью её понимала и поддерживала, поскольку и сама преклонялась перед многими русскими живописцами. Наверно, именно потому, что Марте они были близки, ее собственные картины так же оказались близки и понятны русским почитателям искусства. Несколько альбомов с ними Клаус издал большим тиражом, и они имели успех после нашумевшей выставки работ Марты.

Марта рисовала до сих пор. От чужих глаз она всегда скрывала это, прятала в холщовую большую сумку этюдник, когда отправлялась на природу, чтобы рисовать с натуры. И до сих пор никто из ее соседей по коттеджному городку не знал о ее занятиях живописью. Кроме одного несносного мальчишки, который случайно наткнулся на нее на самом дальнем мысе при повороте реки. Это место находилось довольно далеко от коттеджного городка, Марта добиралась до него почти сорок минут, а этот мелкий бандит 10-ти лет гулял там совсем один. Она договорилась с ним, и он согласился никому не рассказывать, что видел ее здесь с этюдником. И взамен его молчания она пообещала открыть ему одну тайну. Но не сейчас, а под Рождество. Но тогда у нее не получилось выполнить свое обещание. Из-за болезни мужа ей пришлось уехать в город.

Марта больше не встречала этого мальчишку и со временем почти забыла о нем. Помнила только имя. Но никого из детей в коттеджном городке так вроде бы не звали. Хотя она уже тогда избегала общения с соседями. Это Клаус, добрый и открытый по характеру, со всеми дружил. За годы с момента его смерти она совсем замкнулась и почти перестала контактировать с окружающими. О том, куда делся тот пацан, она уже и думать забыла.

***3

Макс давно знал об Агнете почти все из интернета. Конечно, для этого ему потребовалась помощь приятеля хакера. Начался его интерес сперва к Марте, но когда он увидел фото 15-летней Агнеты, то две ночи не спал. Хакер сумел вытащить из сети даже видео с ней, и тогда Макс услышал ее голос. В детстве ему очень нравились Марта и Клаус, он любил фантазировать, а Марта всегда выглядела странной колдуньей. Тем более что она пообещала открыть ему тайну. Но не смогла. Макс плакал, узнав о смерти Клауса, потому что, несмотря на свои уже почти взрослые 10 лет, был уверен, что тайна эта как-то связана именно с Клаусом, который вполне напоминал Санту – такой же высокий, веселый и румяный. Ведь Клаус всегда дарил щедрые подарки всем детям в коттеджном городке, правда, только летом. А на Рождество он дарил особенные подарки детям, которых родители привозили в это время на дачу встречать Новый год. Зимой в морозы Клаус наверняка надевал свою теплую шубу и брал посох, чтобы обходить окрестности и проверять, все ли ели и сосны хорошо запорошены снегом. Именно такой волшебный сон приснился Максу, когда он в очередной раз слег с ангиной, и у него долго не могли сбить высокую температуру.

Ближе к вечеру Макс набрал заветный номер. Агнета ответила, но не дала ему и слова сказать:

– Да-да, как и договаривались, я сейчас принесу вам заказанный травяной сбор. Ждите меня возле раздвоенной березы.

После этого связь прервалась. Наверное, она не хотела, чтобы бабушка что-то не то подумала, решил Макс. Схватил легкую ветровку, обулся и помчался к раздвоенной березе. Эта береза росла на выходе из коттеджного городка, на территорию которого охранники пускали только домовладельцев, членов их семей, друзей и тех, на кого хозяева домов подавали заявки. Макс потрепал по загривку матерого пса, принадлежащего одному из охранников, и перекинулся с его владельцем парой слов.

Дом Марты находился намного дальше, чем тот, в котором жил Макс. Именно поэтому Марта почти не знала Макса и по той же причине не помнила его десятилетним пацаном. Тем не менее, Агнета прибыла достаточно быстро, поскольку приехала на велосипеде.

– Оо, ты уже ждёшь меня. Поедем или пойдем пешком? – спросила она с милым акцентом.

– Пешком. Давай, поведу твой велосипед, – ответил Макс деловито, пытаясь скрыть смущение. Она выглядела просто сногсшибательно – такая нежная и приветливая, не то что современные ломаки, накрашенные как куклы и все сплошь в цветных татуировках. Агнета имела длинные светлые волосы и при этом чёрные, просто магические глаза. Находиться с ней рядом и оставаться спокойным было совершенно невозможно.

Когда они отошли от домика охраны достаточно далеко, Агнета сказала:

– Ты давно мне нравишься. Я хотела с тобой поближе познакомиться, но в России это как бы не принято. Хотя сейчас современные нравы. Я не показалась тебе… как это по-русски, бес-цере-мон-ной?

– Ты мне тоже нравишься. Давно. Я все твои фото в интернете видел, – воскликнул Макс, восхищенно глядя на нее:

– Ты такая красивая! Просто нереально. Ты случайно не Снегурочка?

– Сказки? Это ведь оттуда?

– Ну да, Снегурочка, внучка Деда Мороза. Это по-русски. В остальном мире – это Санта Клаус.

– А ведь и правда. Я не думала о таком. Ведь у Санты вроде бы не было никакой внучки. Расскажи о себе, и я расскажу тоже, – сказала Агнета.

Они медленно шли по грунтовой дороге к реке. Летом здесь всё выглядело очень живописно, потому что поодаль желтело цветочное поле с пасекой, а совсем рядом находился сосновый бор, через него пролегала грунтовка, по которой они шли. Река уже виднелась сквозь сосны, среди деревьев вода сверкала на солнце как россыпь драгоценностей. Вокруг стоял хвойный запах, издалека слышался стук дятла, но в основном вокруг стояла торжественная тишина.

– Зимой тут очень красиво, – сказала Агнета, – Бывает много снега.

– Да, мы приезжаем сюда в новогодние каникулы. Я только пару раз не был, когда готовился к выпускным экзаменам и перед поступлением в универ.

– И на кого ты учишься? – спросила Агнета.

– На инженера-технолога машиностроения.

– Это, наверно, что-то очень сложное. А я всегда о Репинке мечтала. Уже подала документы на поступление.

– Будешь художницей, как и твоя бабушка?

– Откуда ты знаешь, что бабушка художница?

Макс рассказал ей про тот случай.

– Не получилось мне узнать тайну. Твоя бабушка давно забыла это. Она даже не знает, что я и был тем мальчишкой.

***4

– А почему ты не напомнил бабушке о вашем уговоре, например, через месяц или через год? – спросила Агнета.

– Я не мог из-за Санты, то есть из-за Клауса. Потому что тоже сильно горевал о нем.

– Ты хорошо его знал?

– Нет, но он был очень добрым ко всем местным детям, и поэтому я мечтал о том, что он и есть Санта, современный, просто никто об этом не знает.

– Вот как? Значит, ты тоже любил дедушку, – задумчиво произнесла Агнета, – Я ведь также называла его Сантой и даже много раз рисовала. Пока он был жив.

– Хотел спросить… твои родители тоже переедут в Россию?

– Нет. Мы с Мартой разорвали с ними отношения.

– Вот как, – смутился Макс.

– Они не приехали к деду на похороны и потом не захотели в годовщину посетить его могилу.

– Почему?! – изумился Макс, который был уверен, что Клауса любили абсолютно все.

– Потому, что он приходился моей матери отчимом, а не родным отцом. Я не хочу о них говорить. И даже думать о них не хочу.

Они подошли к реке, Макс прислонил велосипед к дереву, и предложил присесть на поваленное дерево, которое верхушкой полоскалось в воде.