Читать книгу: «Стихи»

Шрифт:

Дизайнер обложки Оксана Гамбургер

© Мария Кабанова, 2021

© Оксана Гамбургер, дизайн обложки, 2021

ISBN 978-5-0055-6325-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

2015

Лица
 
Я брожу по улицам столицы.
Я – чудак способный и прилежный.
Мне неинтересен тренд в одежде —
Я смотрю, как люди носят лица.
 
 
Формой ли, нарядом для души:
Чьи-то лица – как халат домашний,
Чьи-то – канцелярская рубашка.
Часто взгляд застёгнут, рот зашит.
Редко, чтоб с улыбкой нараспашку.
 
 
Пожилые – порвала усталость.
Молодые – сшиты ловко, модно.
А моё немного старомодно,
Мне оно от бабушки досталось.
 
 
Всех покроев, всех фасонов лица —
Нет разнообразию конца.
А ещё на улицах столицы
Есть и люди вовсе без лица.
 
 
Например, армянка тётя Седа,
Фрукты продающая в ларьке.
Здесь она, как жизнь с другой планеты,
Поймана в стеклянном колпаке.
 
 
Всем чужая, знает мало фраз,
Шутит: «Этот русский не для нас!»
Но пенсионерам незаметно
Бросит пару персиков в пакеты
Или дыню просто так отдаст.
 
 
Ей грубят, сбивают желчью с ног,
А она тиха и с подлецом.
Будь поосторожней – это Бог
Носит её стёртое лицо.
 
*
 
Мама меня ругает
Без конца и начала,
Так же самозабвенно,
Как когда-то качала.
 
 
Душу, службу, одежду —
Мама всё критикует.
А напоследок нежно
Целует.
 
*
 
Сердце не продаётся,
Оно в аренду сдаётся.
Бегаю без конца —
Сердцу ищу жильца.
Чтобы опрятный, чтоб аккуратный,
Чтоб не задерживал мне квартплату.
Сердце сдаётся – четыре камеры!
Чисто, уютно, камерно.
Окна? Балконы? Нет, к сожалению.
Зато: центральное отопление.
Зато: приличный метраж.
Зато: высокий этаж.
Только новый жилец как спятил —
Шепчет: «На сердце твоём проклятье.
Стонет аорта и воют вены,
Кровь ночами течёт по стенам.
Я не дурак, это явные признаки,
Что завелись в нём призраки…»
Съехал жилец. И снова пустое
Сердце в простое.
Бьётся пустое уж столько лет.
Кто же включает свет?..
 
О рифмах
 
Я не понимаю, о каких там рифмах речь.
О каких размерах, метафорах, оборотах, фразах.
Стих – это же как картечь —
либо убил, либо промазал.
Я не понимаю, о какой там страсти речь,
о какой заслуженности прощений,
о какой химии отношений.
Химия – это то, что я прогуляла в школе.
А любовь – это же как поле,
война, папироска на двоих одна, окопы.
Либо ты отстоял её, либо закопан.
 
 
Не понимаю, о какой там верности речь.
Верность – это когда без него не заснуть, не лечь.
Это когда бомбёжка, он ранен, и не помочь,
и тебе бы бежать, пока можешь, прочь.
А ты ложишься, как раньше, с краю,
колосок сося, обнимая,
и нежно так: «Милый, не помешаю?
Можно я с тобой тут рядом поумираю?»
 
*
 
«Ты боишься бомбы?» – спросил он.
 
 
Я боюсь, когда пропадает сон,
и лодка сомнений прицельно и зло
надо мной нависает, как НЛО.
 
 
Я боюсь, когда у одного взгляд влюблённый,
а у другого сочится из глаз расчёт.
Или когда ребёнок
слышит, как мать орёт.
 
 
Или когда старик в Новый год один,
а мы и звонить не спешим.
Я боюсь, что мне выпадет рак груди
или рак души.
 
 
Я боюсь аккуратных мужчин и советов с апломбом.
А ещё – тех мудрых и светлых людей,
у которых в умах фейерверк идей,
а они взяли и сделали бомбу.
 
 
А бомб не боюсь – нет.
 
*
 
Он снимает чердак на Арбате,
Несмотря на протесты бати,
И превращает воду в вино,
И водит меня в кино.
 
 
Он всё видит и в темноте,
Он выходит сквозь дверь к гостям,
Он воскрешает мёртвых – те
Посылают его к чертям.
 
 
Он видит, но не замечает зло.
Он сеет манну на даче.
И если мобильник крадут в метро —
Он деньги суёт в придачу.
 
 
Бог-Отец вздыхает во мгле,
Пьёт, как смертный, и много курит.
Бог-Отец витает в Москве,
Тайно служит в прокуратуре,
 
 
Верит в «око за око» и ест с ножа,
Измеряя грешки на весах.
Взял он как-то сына и задержал,
И отправил на небеса,
 
 
А друзей его в ад сослал и в Сибирь —
Пусть талдычат там о любви!
Идиоту ж ясно: до «не убий»
Здесь пока что не доросли.
 
 
Бог-Отец, как и раньше, один во Вселенной,
Но по сыну съедает тоска,
И бубнит он: мол, это всё Машкины гены…
Родила она мне дурака.
 
Кукла наоборот
 
«У нас в магазине есть зайцы, медведи, лисы,
есть заводные белочки в колесе,
для розыгрышей есть заводные крысы.
А эту? Эту, мальчик, брать нет смысла.
У этой брак, она не совсем как все.
 
 
Мы называем её «кукла наоборот».
Нажмёшь на живот – не плачет и не поёт.
Заведёшь – не идёт.
Не заводишь – идёт.
По ночам пугает детей – ревёт:
слёзы, которых нет, текут рекой,
она вытирает их пластиковой рукой —
мол, Боже, сделал бы чем-то нужным:
фонариком, пистолетом, тростью слепого…
Ну что я такого,
что ты меня в куклы? Ведь незаслуженно!
 
 
Играешь с ней в магазин – теряет деньги.
Играешь в школу – учиться лень ей.
Нарядишь в платье – начнёт сердиться.
Если вдруг в ресторан,
отдаст всю еду под диван —
мол, там
безухий щенок, и ему пригодится.
 
 
В общем, реально кукла наоборот».
 
 
Мальчик стоит, какую-то мысль жуёт.
Потом как будто решается наконец
и покупает… медвежонка и ластик.
 
 
«Господи, какое счастье,
что не куклу», – выдыхает Продавец.
 
 
Он уже третий год
эту куклу не продаёт.
 
*
 
Некто сказал: «Я всегда с тобой
В радости и тоске».
Некто разгладил своей рукой
Мои следы на песке.
 
 
На вопрос мой: «Кто ты?» – смеялся нагло,
Крылатым повёл плечом:
«Я по чётным, должно быть, ангел,
А по нечётным – чёрт.
 
 
То, как вода, меня ревность точит,
То возвышает грусть.
Да – я по чётным люблю тебя очень.
По нечётным – боюсь.
 
 
Жизнь за тебя отдам – это чётко,
От пули прикрою гордо.
Но не ходи ко мне по нечётным —
Вдруг перережу горло…»
 
 
Ах, этот смех и кудрявая чёлка!
Ах, мы синхронно дышим!..
«Не говори со мной по нечётным —
Всё равно не услышу».
 
 
Я его отпустила – глупые были, —
Кажется, сыпал снег…
В белую тьму, обнимая крылья
Руками, шёл человек.
 
Лирический герой
 
А мой лирический герой ушёл к другой.
Он для неё позирует нагой.
Теперь она, забыв про сон и лень,
Легко с ним может раз по десять в день
Без средств подручных (ну там – коньяка…)
Заняться написанием стиха.
Уже ей стал и «Букер» по плечу —
А я… молчу.
Мне говорят: «Не повод резать вены!
Ушёл один, всегда найдёшь замену.
Мужчин достойных полон белый свет!»
Оно и так – только героев нет..
И даже если вдруг найдётся лишний,
Ленивые герои стали слишком —
И как такого сдвинуть с места мне?
Возьмусь писать, положим, о войне,
Да только мой в герои кандидат,
Твердит и день, и ночь на разный лад:
«Ты не модель! Есть поэтессы краше!
Мне не с руки во имя связи нашей
Вставать с утра, идти куда-то в бой,
Тем более уж жертвовать собой!
Пиши-ка лучше, милая, о том,
Что я и так звезда в окне твоём!
А я пока котлетки разогрею…».
Короче, прогнала героя в шею.
Ну вот и всё. С тех пор я не пишу,
Ведь без героев не стихи, а шум.
Но иногда бессонница и март,
Меня зачем-то гонят на бульвар.
Иду, там – угадали – он стоит:
На вид, увы, совсем не царь Давид.
Но на лице крутой читаю нрав —
Мол, не возьмут ни смерть, ни Голиаф.
И мысленно вручив ему пращу,
Пририсовав Царя Давида стать,
Я вижу у него в руках тетрадь
И спрашиваю: «Пишите?»
«Пишу, – он говорит, —
Да только много лет
Ищу здесь героиню. Её нет…»
Не знаю даже… что сказать в ответ?
 
Лист
 
Лист однокрылый, рыжий, как лис,
Нагло влетел в окно.
«Ты – как и я! – прошептал мне Лист, —
Тоже крыло одно.
 
 
Мы с тобой из одной трухи,
Тех же прожилок сеть.
Ты оттого ведь пишешь стихи,
Что не можешь взлететь.
 
 
Хоть и недолгим был мой век,
Знаю твою напасть:
Лист, однокрылый, как человек,
Может только упасть.
 
 
В братской могиле спать не хочу,
Гнить за твоим окном.
Я к твоему прирасту плечу,
Стану вторым крылом,
 
 
И полетишь ты, небом дыша,
Даже не глядя вниз.
Одним крылом у тебя – душа.
Другим – прошлогодний лист».
 
 
Лист мне шептал, залетев в окно,
Хрупкий, живой на миг,
Но я не слушала, я давно
Забыла его язык.
 
*
 
А бывает так: он – ангельской красоты,
Но это всего лишь вид.
И если о чём-то думаешь ты,
То он это говорит.
 
 
Глаза его ночью, как кошки, серы,
Красивую боль сулят.
Но ты принимаешь его как веру.
И как принимают яд.
 
 
И бывает так: он – это просто тот,
С кем у вас как-то по пьяни, на Новый год…
А потом расписались – всё банально и скучно,
Он продукты носит, ни слова там о любви,
Бубнит о футболе, кредите, каких-то заглушках,
Но полтергейстом вселяется тебе в душу.
Плачет, а слёзы – твои.
 
 
И бывает так: они уже сорок лет
Мечтают друг друга отправить на тот свет.
Она ему: «Ты мне жизнь испортил и нервы!»
А он от неё сбежал и живёт в больнице —
Симулирует что-то, чтоб отдохнуть от стервы.
 
 
И ведь всё равно каждый из них боится
Не умереть первым.
 
Детство
 
Они замышляли это все восемнадцать лет.
Отец обучался классической борьбе.
Мать раздобыла с глушителем пистолет,
Палила по банкам, упражнялась в стрельбе.
 
 
«Добьём словами – самое верное средство», —
Шепчет отец, щурясь сосредоточенно.
Они, как воры, крадутся в комнату дочери,
Чтобы убить в ней детство.
 
 
Они не маньяки, не чудовища, не фашисты.
Просто дочкино детство их порядком достало.
Всё отдаёшь ему – а взамен так мало:
Поцелуй, стишок, на затылке пушок душистый…
 
 
А главное, оно с годами не угасает —
Дочка его любит, растит, ласкает,
Кормит отборными снами с ложечки в рот.
«Такими темпами, – мать вздыхает, —
Оно в ней никогда не умрёт».
 
 
Отец вынимает слова острые, будто ножик,
Заносит над дочкой – бледней, чем мим.
Та орёт: «Не троньте его! О боже!
Мне моё детство всего дороже!
Если вы его – то и я с ним!»
 
 
Мать, как из пистолета, палит угрозами —
Мол, выдай его нам по доброй воле!
Но поздно.
Детство ушло в подполье.
 
 
Оно залегло дочке в сердце на самое дно,
Глубже страха смерти, глубже любви и печали —
И сколько б его ни травили, ни осаждали,
Детство в ней выживет всё равно.
 
 
И годы спустя, из глубин – тайников глухих
Оно прорвётся, как крик, как стих,
Как ребёнок из чрева, как воронёнок в небо,
Воскликнет: «Да! Я хочу! Я требую! Мне бы
Написать роман, влюбиться, слетать на Марс,
А иначе на кой ты со мной в груди родилась?
Вот тебе крылья, родная. Смелей – в полёт!
В жизни счастлив лишь тот, кто крылат и смел!»
Ну, тут уж она это детство сама прибьёт,
Чтоб не отвлекало её от дел.
 

2016

*
 
На станции Май, в посёлке Сире́нево
Вечно весна за окном.
За пять дыханий до отправления
Я влетела в вагон.
 
 
Ты меня ждал, волновался страшно,
Бледный, смешной и смелый.
А я босая, в ночной рубашке:
– Вещи где?
– Не успела!
 
 
В сумке блокнот, шоколад и Бунин,
Как подобает леди.
Едем мы всего до Июня,
Вдвоём до Июня едем!
 
 
Дальше – не надо. Дальше – детали.
Взрослая жизнь с помехами.
Мы говорили и целовались.
В общем, Июнь проехали.
 
 
А глаза у тебя как небо.
В них летать не устанешь.
Мы на Июле купили хлеба
И поехали дальше.
 
 
Мало ли станций в календаре —
Станций мы не считали.
Август проспали, на Сентябре
И выходить не стали.
 
 
Вот и Ноябрь из темноты —
Чист, нелюдим и сер.
«Дальше, – заволновался ты, —
Только зима и смерть.
 
 
Дальше – пресность и белизна,
Холод и боль вне квоты».
Спрыгнул – и я осталась одна.
Дура, одна, с блокнотом.
 
 
Мне контролёра задобрить нечем.
Он за мной – по пятам!
Поезд подвозит нас всех к конечной,
Спрыгиваю, а там…
 
 
Станция Май. Посёлок Сире́нево.
Радуга после дождя.
Я, удивлённая и весенняя,
Иду домой без тебя.
 
К Жизни
 
«Мы, – говорю, – ещё посмотрим, кто кого
поднимет на щит.
Кто кого уложит в песок,
придавит, но пощадит.
Кто кому выбьет сердце, печень и прочее.
Кто простит
Кого».
 
 
Я говорю: «Учти, я до конца борюсь.
Да, задыхаюсь, дрожу, как мышь, боюсь,
Но обещала своим и не вернусь
Без победы в небо».
 
 
Она картинно зевает, вздыхает: «Что ж,
Взгляд твой – огонь, и разговор хорош,
Посмотрим, как далеко зайдёшь,
Дальше ли прочих!»
 
 
Мутно
Плывёт в глазах Колизей, сограждане мне кричат,
И я выхожу без доспехов, зонта, меча
В утро.
 
К другой Гостье
 
В полночь приходит, мелькнёт у окна,
Крикнет, смеясь: «Встречай!»
Я предлагаю ей кровь, она
Предпочитает чай.
 
 
Пахнет парфюмом истлевшей плоти,
Шепчет, ложась в кровать:
«Не трусь, Марусь, я не по работе,
А просто так поболтать.
 
 
Жаль, что пугает вас, людей,
Стук моих каблучков.
Я ненавижу мучить детей
И пугать старичков,
 
 
Жизнь вас пытает, как инквизитор.
Я же добра по фактам.
А что внезапны мои визиты,
Так это ж гуманней как-то.
 
 
Бывает, беру не того – косяк.
Ошибок не отрицаю.
Но Жизнь вас терзает и так и сяк,
А я бегу и спасаю.
 
 
Ах, если б могла, я бы всех увезла
Вглубь полночных зеркал,
Чтоб никто ни боли, ни зла
На этой земле не знал.
 
 
Душ беззаботных вечный полёт —
Разве не благодать?
Но Жизнь мне вас никак не даёт,
Никак не даёт спасать».
 
Карпаччо из сердца
 
Вырежи сердце, пока горячее,
тонко нарежь, удаляя вены.
Я умру. Зато карпаччо
будет отменным.
 
 
Съешь, смакуя, чокаясь красным
с той, что будет меня милее.
Знаю, не любишь сырое мясо.
С кровью моё, поверь, вкуснее.
 
 
Лакомись, милый, хоть раз не спорь со мной —
мы с тобой любим о вкусах спорить.
Вкусно, полезно и жира ноль —
покойная увлекалась спортом,
и на массаж ходила почаще коров Кобе,
и подставляла тебе обе
щеки, когда ты бил по одной.
 
 
А ты любил меня на убой —
без тормозов, без памяти и без робости.
Режь же теперь и не прекословь!
Людей навалом и так на глобусе.
Вода нынче как-то ценней, чем кровь.
 
 
Ну что ты морщишься? Ты же мужчина.
Пойми, моя жертва не беспричинна.
Руки не дам вот, а сердце – да!
Ведь это единственный способ, любимый,
нам с тобой стать целым единым.
А то разбежимся же, как всегда.
 
*
 
Мы сидим слегка подшофе.
Разговор пустяков, но зво́нок.
А на улице, рядом с кафе —
Мать и больной ребёнок.
 
 
Она пледом его укроет,
Как грудного, везёт гулять.
А ему на вид тридцать пять.
Может, даун. Может, другое.
 
 
Мы замолкли с тобой, как дети.
Разговор наш свернулся клубком.
Дело даже не в них, а в том,
Что паёк общих тем доеден.
 
 
Мать хлопочет смешной обезьянкой.
Надевает на сына панамку.
Он не щурится даже на свет.
Я вздыхаю – мол, Бога нет…
 
 
Он сидит бессловесный, как мим.
А она говорит ему что-то.
И, внезапно, и мама, и сын
В звонкий, нежный пускаются хохот!
 
 
Мы сидим неподвижно, молчим.
Я с улыбкой завидую им.
 
*
 
Любимый разучился говорить,
Несказанным прощанием терзаем,
И научился спрашивать глазами:
– Где взять мне силы, чтоб тебя забыть?
 
 
– Ты сил возьми у тех, у посторонних,
Чьи сны модны́, и истины просты,
У парков, где осенние листы
Качают солнце на сухих ладонях.
 
 
А, может быть, у той другой любви,
Которая, как ласточка в стене,
Росла и крепла, спрятавшись в тебе,
И вот теперь на волю норовит.
 
 
Забудь о нашей юности фанерной,
Взгляни на стариков – они идут
Смерть караулить вечером в саду,
Как будто, чтоб прикончить её первой.
 
 
Когда-нибудь и ты, упав в кровать,
В которой сонный призрак мой лежит,
Прошепчешь нежно: «Милая, скажи,
Где взять мне силы, чтобы вспоминать?»
 
Письмо
 
Милый друг, у меня осталось не более чем десять
Твоих улыбок, фирменных и лучистых.
Одна всегда при мне, как карманный месяц.
Когда хреново – включаю её и греюсь.
Прислал бы побольше – перегорают быстро.
 
 
А из воспоминаний наших, самых весенних,
Я себе сделала как-то – была в угаре! —
Домик воздушный с садиком и бассейном,
Но не привязала (я же, мой друг, рассеянна…),
И он улетел, как будто воздушный шарик.
 
 
Живу, как умею – сама себе паж и привратник —
В приличной компании книг на фанерной полке.
Одиночество, знаешь, будто китайский ватник,
Уродует и толстит – но носится долго.
 
 
Из домочадцев – домашнее привидение
Да данная мамой в момент рождения
Любовь-царапка, любовь-мурлыка,
Любовь-не-сахар, но я привыкла.
 
 
Ну, что ещё? Иногда беседы веду с сычом,
И Муза зайдёт поболтать про Бунинские аллеи.
Отсюда вывод, любимый: ты ни при чём,
Просто я с нормальными не умею.
 

2017

Стихи
 
Стихи не пишутся! Они
Болтают ножками на крыше.
«Спуститесь вниз!» – но, чёрт возьми,
Мои стихи меня не слышат.
 
 
То они прячутся, дразня,
То рифм снежки летят мне в спину.
Стихи не дружат с дисциплиной —
Они в меня. Во всём – в меня.
 
 
Но нет мне никого родней,
Когда, устав и наигравшись,
Мои стихи бегут ко мне
И спят, к душе моей прижавшись.
 
Боль
 
А в глазах у него темно – холод, ночь, хризолит.
Сердце уже не то и иногда болит.
Видимо, в отпуск пора или выпить яду.
Вот и подъехали. «Вас подождать?» – «Не надо».
 
 
Вот он заходит. В банке, как в банке, закон-
сервированы не только деньги, но и клерки.
Его проводят в комнату без окóн.
Почтительно. Без проверки.
 
 
Его здесь знают, помнят. «А вас давно
не было, кажется, лет так сто?»
Он открывает ячейку быстро, словно крадёт.
И достаёт её.
 
 
И перед ней забывает себя, как роль.
Она – глубока, чиста – рассветное море.
«Ты посмотри, – он шепчет, – какая боль!»
«Боль как боль, она уже ничего не сто́ит,
 
 
Вложили бы лучше в славу, а это – мелко, —
сомневается клерк, – и потом, непонятно чья.
Страдать теперь не умеют. Кругом не боль, а подделки».
«Она не подделка… Да точно! Она – моя.
 
 
Славу я брал, с ней миллион хлопот,
у меня есть успех, виноградник и винзавод,
есть любовь, и есть страсть – всё по высшему классу, друг.
Но, бывает, нахлынет вдруг…
и одна только эта смешная, щемящая боль
кажется мне живой…»
 
А.С
 
«О чём мечтают деревья?»
 
 
«О том, чтобы сбросить корни,
Как крылья, расправить ветви,
И листья подставить ветру,
И в небо взлететь проворно».
 
 
«А птицы, скажи, а птицы?»
 
 
«Чтоб окна не закрывали,
И клетки не запирали,
Но ждали их люди, ждали
И хлеб им пекли с корицей».
 
 
А я лежу в темноте,
И с лесом полночным летаю,
И с птицами в воздухе таю.
О чём только я ни мечтаю,
Чтоб мне не мечтать о тебе.
 
*
 
У малышки сегодня горе —
Её привезли на море.
 
 
Додумались тоже, родители!
Волны мне дышат в шею.
Я же умру! Помогите мне!
Море щенков страшнее.
 
 
А через месяц – горе —
Малышку увозят с моря.
Во взрослую жизнь, на дачу.
«Не плачь!» – ей кричат.
 
 
Я не плачу!
 
 
Я держусь, как герой,
И совсем не слезу,
А море в глазах везу,
В синих глазах – с собой.
 
*
 
Прилетевший с другой планеты ужасно странен:
Он как человек на вид,
Но говорит с деревьями и цветами,
Только с людьми – молчит.
 
 
Он идёт по Москве, завернувшись в лучи, как в плед,
Ниоткуда взявшись,
И берёт – надевает солнечный свет
На детей озябших.
 
 
Ты не веришь мне, верно? Подумаешь! Верь, не верь,
Только тот, прилетевший, заходит и в нашу дверь
И, душой наклонившись к спящим, как головой,
«Потерпите! – шепчет. – Ещё не пора домой».
 
*
 
Ненавижу. Реву.
Верю, хочу, скучаю.
От любви умираю,
Но смеюсь и живу.
В себя ухожу – и тебя нахожу.
В небе парю, когда рядом лежу.
И почти не дышу.
Сердце, как мостик, жгу.
Счастья, как чуда, жду.
И за нежность простую
Всем на свете рискую.
Значит, я существую.
 
*
 
Биологи, знаешь, не верят в души.
Прислушайся к их словам:
Мы рыбы, которые вышли на сушу.
Мы плывём по домам.
 
 
Мы древние и хладнокровные звери,
У нас рептилье нутро.
Мы рыбы, которые вышли на берег,
Чтоб спуститься в метро.
 
 
Машинное море шумит под вечер,
Ты машешь мне плавником,
«Рыбка моя!» – кричишь при встрече,
Косолапя хвостом.
 
 
Ах, вот почему нам так холодно вместе,
И вечно на море надо.
И, даже если стоим на месте,
Мы вечно плывём куда-то.
 
 
Куда-то когда-то из моря в ночи́
Мы вышли – карась с карасём.
Ах, вот почему, когда ты молчишь,
Я понимаю всё.
 
*
 
«Боже, взгляни на меня – как мой жалок жребий!
Я устал крутиться-вертеться, бежать, бороться», —
Кричит человек – и на хрустальном небе
Господь подаёт ему солнце.
 
 
«Эта гонка по кругу больше меня не радует!
Ты направь меня, Боже, ты мне хоть знак подай!» —
Кричит человек – и в подарочных лентах радуги
Господь подаёт ему май.
 
 
Человек как будто не видит. Он хмурит бровь.
Он тоскует упрямо, неумолимо —
И Господь посылает ему любовь.
Но человек, конечно, проходит мимо.
 
*
 
Вот и время зимы – в небе серая рябь,
Облаков полушубок.
Вот и время терпеть – целовать ноябрь,
Сжав замёрзшие губы.
 
 
Развестись бы с зимой! Нет, согласия не дам.
Не решусь, как обычно.
У меня к ноябрям, у меня к холодам
Не любовь, а привычка.
 
 
Но внезапно – взгляни! – мы идём по воде
И плывём в небосводе.
Это солнце в тебе, моё солнце к тебе —
Оно не по погоде!
 
 
Наши души, раздетые не по зиме.
Наши зимы без сна —
Мы цветём! Мы без правил идём по земле!
Мы, наверно, весна…
 
*
 
И шаги тишины, и дыхание темноты
Я, как музыку, слушала по ночам.
Я когда-то слышала все цветы,
Я умела им отвечать.
 
 
Это было до имени и лица,
И до этого странного сна во сне.
Я когда-то слышала все сердца —
Те, что бьются, и те, что не…
 
 
Свет, как сласти, пробовала на вкус
И судьбу написала себе, как стих.
Я когда-то совсем не боялась чувств —
Ни твоих, ни своих.
 
 
И, спеша ощутить притяженье тверди,
На снежинках летела сюда, смеясь!
Я когда-то совсем не боялась смерти.
А потом родилась…
 
*
 
У меня не осталось слов,
Вся бумага моя – бела.
У меня не осталось снов,
Я кому-то их отдала.
 
 
Ну а где-то спит твой район,
Золотыми подсвечен снами,
И ты с кем-то сидишь вдвоём
И о чём-то главном, своём
Говоришь моими словами.
 
*
 
Два незаметных крыла у меня
есть за плечами.
Кто-то качает спину, а я —
крылья качаю.
 
 
Я обязательно буду летать
в собственном стиле.
Я забываю тебя, занята
йогой для крыльев.
 
 
Пусть говорят, что я нехороша
и не крылата,
те, у кого для полётов душа
тяжеловата.
 
 
Я поднимусь над их сонными окнами —
весело, зло!
Можно наращивать ногти и локоны,
можно – крыло.
 
 
Выше всех бед, всех слепых отноше-
ний и дел!
Тот, кто мечтает летать, тот уже—
видишь! – взлетел.
 
Сердце
 
Где там у сердца память?
Как ему, сердцу, помнить?
 
 
Сердце умеет таять
И превращаться в волны.
 
 
Моря по венам танец!
И никуда не деться —
Если тебя касаюсь,
Даже в кончиках пальцев
Я ощущаю сердце.
 
 
Как мне тебя оставить?
Как мне помнить плохое?
 
 
Сердце умеет таять.
Сердце всё это смоет.
 
*
 
Вчера догоревшее чувство сегодня живёт.
И кто-то за душу себя поднимает с земли.
И в замке воздушном навеки спасается тот,
Кого все укрытия земные укрыть не смогли.
 
 
Любой, кто посмеет – пройдёт сквозь закрытую дверь.
Пред хрупкостью девочки – воин в доспехах бессилен.
И даже любовь уже здесь – присмотрись и не верь
Всему остальному! Всему, чему нас научили.
 

Бесплатный фрагмент закончился.

Бесплатно
488 ₽

Начислим

+15

Покупайте книги и получайте бонусы в Литрес, Читай-городе и Буквоеде.

Участвовать в бонусной программе

Жанры и теги

Возрастное ограничение:
18+
Дата выхода на Литрес:
07 декабря 2021
Объем:
100 стр. 1 иллюстрация
ISBN:
978-5-0055-6325-5
Правообладатель:
Издательские решения
Формат скачивания:
Текст
Средний рейтинг 4,5 на основе 2 оценок
По подписке
Текст, доступен аудиоформат
Средний рейтинг 4,8 на основе 119 оценок
По подписке
Текст, доступен аудиоформат
Средний рейтинг 4,1 на основе 176 оценок
Банковское дело
Коллектив авторов
Текст, доступен аудиоформат
Средний рейтинг 3 на основе 2 оценок
По подписке
Текст
Средний рейтинг 5 на основе 2 оценок
По подписке
Текст
Средний рейтинг 5 на основе 1 оценок
По подписке