Читать книгу: «Хенкан. Последний эксперимент», страница 3

Холодная рука впилась в щиколотку. Генри обернулся и встретился взглядом с расширенными зрачками Сораты.

– Не рискуй ради меня. Пожалуйста!

Его голос долетал будто издалека. Генри помотал головой, и звук внутри черепной коробки разбился на острые, ранящие осколки.

– Генри… Пожалуйста.

Он слышал и другие звуки, нет, точнее, голос. Он кричал, и в нем не сразу угадывалось что-то знакомое.

– Ты обещала! Ты говорила, что это я! Что это я тебе нужен!

Генри сосредоточился и заставил себя смотреть и слушать.

– Ты сказала, если я убью того американца, мы останемся вместе! Тогда почему?! Почему он еще жив?!

На несколько секунд зрение прояснилось, и Генри увидел женщину с длинными светлыми волосами и юного Габриэля напротив нее. Парень кричал, как сумасшедший, размахивал руками, угрожал и умолял поочередно. Генри совсем перестал понимать, что происходит, но в миг, когда горячая кровь из разорванного горла брызнула на доски рядом с ним, мир померк.

Габриэль стоял в пустой комнате и смотрел перед собой невидящим взглядом. Теневая сторона уже затянула его, но он сам еще не понимал, что случилось. Генри видел такое несколько раз – внезапная смерть словно оглушала душу, и той требовалось время, чтобы разорвать все нити, связывающие ее с телом.

Генри поднялся на ноги, не ощущая боли и головокружения. На теневой стороне не было его физической оболочки, и боль накатит позже, когда он вернется. Он не рискнул сходить с места, просто огляделся, пока не нашел взглядом широкоплечую фигуру, застывшую на фоне серого прямоугольника окна, почти сливаясь с ним. Генри смотрел на потерянную душу, та смотрела на него, а потом резкий толчок выкинул Генри в реальность, где он споткнулся о тело Габриэля.

Женщина оказалась перед Генри внезапно, обхватила липкими ладонями лицо и надавила на виски.

– Asmund! Återkomma!⁵ – закричала она. – Återkomma! Återkomma!

Кровь Габриэля на ее руках начала остывать. Генри отшатнулся, но сумасшедшая держала крепко, и Генри, наконец, рассмотрел ее лицо. Безумными глазами на него уставилась дряхлая старуха.

От неожиданности Генри оступился и был вынужден схватиться за костлявые запястья сумасшедшей. Она продолжала выкрикивать одно и тоже слово, пока он ее не оттолкнул. Дым снова скрыл очертания предметов, а потом ласковый женский голос позвал из темноты:

«Разве ты не хочешь спасти его? Верни мне Асмунда, и он сможет уйти».

В легких образовалась пустота, Генри не мог сделать вдох и схватился за грудь. Из туманной завесы то появлялось, то снова исчезало круглое девичье личико в обрамлении копны светлых волос. Генри уже не знал, галлюцинация это или колдовство. Просто хотел вдохнуть.

Сората толкнул его в бедро, и наваждение схлынуло. Генри протер глаза и отступил еще на шаг.

– Хочешь своего Асмунда, ведьма? Хочешь? Тогда получи!

Генри никогда не делал этого раньше, более того, был уверен, что не сможет, но в этот самый момент вдруг почувствовал – ему это по силам. И он позволил занять свое тело… Это было похоже на погружение в холодную воду. Генри нырнул с головой, и кто-то другой, кто-то, бывший живым слишком давно, посмотрел на мир его глазами. Но и Генри ощутил его чувства, как свои. Больно, грустно, одиноко и холодно. Дальше Генри постарался не проникать.

Он рисковал. Он мог быть обманут, мог остаться в плену своего тела навсегда, мог не найти пути обратно сам. Но Генри никогда не умел отказывать душам, которые просят о помощи. Даже если они молчат.

Где-то далеко-далеко кто-то назвал имя – Асмунд. И все стихло.

* * *

Было холодно.

– Генри! Генри! Давай, еще немного.

Генри переставил ногу, за ней вторую.

Движения давались с трудом, словно он ходил впервые.

– Давай, Генри. Обопрись на меня.

Лицо горело, пахло жженым деревом и копотью. Стрелял шифер.

Генри держался за чужое плечо, пока их обоих не покинули силы. Снег ощущался пуховой периной, и Генри погрузил в него лицо. Холода он не почувствовал.

* * *

Третий проблеск сознания разбудил боль, и Генри зашипел и выругался. Повсюду был снег, а на нем черные хлопья пепла.

– Сората!

– Я здесь. – Ладонь успокаивающе легла на плечо. – Я здесь. Не дергайся, у тебя сотрясение.

Генри завел руку назад и потрогал затылок. Точно. Его же ударили доской.

– Откуда пепел?

Сората кивнул, Генри поднял голову и увидел вдалеке огненные всполохи. Это догорал старый деревянный дом. Они с Соратой достаточно отошли, чтобы не опасаться огня, но на смену жару пришел мороз. Верхняя одежда догорала в доме, некогда белоснежный свитер Сораты зиял дырами, сам Генри выглядел не лучше. Они стояли по колено в снегу, держась друг за друга, рядом валялись два рюкзака, спасенные Соратой.

Генри отвел взгляд от пожара и посмотрел на шею Сораты, покрытую синяками и кровоподтеками, но уже без ошейника.

– Когда ты был Асмундом, ты снял с меня цепь, – пояснил Сората, заметив его интерес. – Генри, ты нас спас.

– Не я, – покачал он головой, тут же об этом пожалев. – Не я. Та женщина искала своего Асмунда, она его нашла.

– Я не все понял из того, что случилось.

– Я тоже.

Сорате приходилось буквально держать его, хотя и сам едва стоял на ногах. Со светлеющего неба сыпался легкий снежок, сквозь облака проглядывало солнце.

– Я не должен был оставлять тебя одного, – сказал Генри. – Если бы я настоял, ничего бы этого не было.

– Она бы не дала нам уйти, и ты это знаешь, – возразил Сората. – Ей был нужен ты.

– Нет, – Генри покачал головой. – Другой мужчина.

Черный дым поднимался к небу, и Генри подумал, что все улики останутся там, в объятиях беспощадного пламени. Да и нужно ли, чтобы их обнаружили? Что-то подсказывало: безумная хозяйка гостиницы если и была человеком, то очень давно, и людской суд против нее бессилен. Она сошла с ума, когда убила своего возлюбленного Асмунда и долгие годы искала ему замену, не понимая, что мертвого не вернешь. Может, Асмунд ждал кого-то вроде Генри, чтобы напомнить ей об этом.

– Так почему дом горит? – спросил Генри. Он не помнил ничего с того момента, как передал контроль Асмунду.

– Она… Та женщина увидела в тебе что-то такое, что ее сильно напугало. Она начала метаться и кричать, а потом я сам не заметил, как сухие доски занялись от этих ее травяных пучков. Может, и из печи что-то выпало, – Сората замолчал. – Может… Может, это сделал ты.

Генри ничего не ответил. Адреналин начал спадать, тело затряслось крупной дрожью, от ветра и снега лицо казалось деревянным. Сората взвалил руку Генри себе на плечо, и, обнявшись, они пошли прочь от пожарища. С самого начала тут не было ничего по-настоящему живого, и Генри испытывал облегчение от того, что огонь унесет память о творящемся здесь кошмаре.

Через полчаса над головой загудели лопасти вертолета спасателей. К тому моменту Генри уже просто машинально переставлял ноги, а Сората все чаще спотыкался. Их ни о чем не спрашивали, только имена и маршрут следования. Генри ответил, и их усадили в кабину, закутали в одеяла, дали по термосу с чаем и обещали как можно скорее доставить в ближайшую больницу.

– Что там горит? – спросил кто-то удивленно.

– Развалины дома вдовы Линдстрём. Правда, там уже мало что осталось.

Генри посмотрел вниз, на вьющийся дымок.

– Вы там были? – крикнули ему. Генри покачал головой.

– Ну и хорошо, что сгорела. Дурное было место. Там обитали духи.

– Это правда? – спросил Сората. Необходимость притворяться отпала.

Один из спасателей рассмеялся:

– Конечно, нет! Но вокруг Лотты Линдстрём еще в те времена ходили слухи. В соседних деревнях ее называли сейдконой, это, по-вашему, ведьмой, или хюльдрой. Мой дед из этих краев, он рассказывал, что сам видел у нее коровий хвост.

– Ваш дед?

– Ну, это было давненько. Потом ее муж, Асмунд Линдстрём, пропал, и Лотта распродала хозяйство и открыла гостиницу. Правда, просуществовала та недолго. Люди начали пропадать, в том числе и постояльцы, а потом и сама Лотта исчезла. Тела не нашли. Наследников у Линдстрёмов не было, поэтому вскоре усадьба превратилась в руины. Наверное, кто-то из местных развел там костер, чтобы укрыться от метели, и выжег все дотла.

Генри закрыл глаза, пытаясь уложить информацию в голове, но от холода, боли и стресса его тошнило и тянуло в сон. Сората сидел рядом, и от него исходило привычное тепло живого тела. Генри позволил себе немного передохнуть и погрузился в темноту.

Там он увидел Джона Дэвиса, поднимающего большой палец.

«Неплохо повеселились? – спросил он, но Генри не мог ответить. У него не было голоса. – Берегите то, что считаете важным, Генри, но и себя тоже. Жаль, я так и не попаду на восток».

– Генри? – Сората потряс его за плечо. – Мы прилетели.

Швеция с ее снегами и страхами скоро останется позади, и Генри это радовало.

– Хочу домой, – сказал он, и глаза Сораты на миг блеснули тревогой. Потом он улыбнулся и похлопал его по руке.

– Я тоже, Генри. Я тоже.

* * *

Они не боялись быть замеченными – здесь, среди остатков былого великолепия, не бродили даже бездомные. Солнце садилось, и заросшую сорной травой территорию заливало красным, точно кровью. С моря тянуло свежим, пропахшим солью ветром, и с той же стороны небо медленно затягивалось тяжелыми дождевыми тучами. Обстановка самое то для их с Дикрайном дела, лучше и не придумаешь.

– Что ты здесь делаешь?

Легок на помине. Йенс затянулся в последний раз и бросил окурок под ноги. Дурная привычка, надо бы завязать. Может, потом, когда все закончится. Он повернулся к Дикрайну и лениво ответил:

– Ничего. Есть еще вопросы?

Далеко над морем, на самом горизонте, сверкнула молния. С возвышенности, на которой они находились, вспышку было хорошо видно.

– Мне не нравится, как ты разговариваешь. – Старик вышел из тени и уставился на Йенса тяжелым взглядом, который даже ему казался немного сумасшедшим, что говорить о нормальных людях.

– Тогда будь добр, не разговаривай со мной. Делай свою работу, образец я тебе доставил, и он куда лучше Кимуры Сораты.

– С чего ты взял?

– Просто поверь на слово. – Йенс сунул руки в карманы тонкой кожанки и усмехнулся: – Что, никак не можешь успокоиться, что упустил Кимуру?

– Ты тоже там был! – разозлился Дикрайн. – Мог бы хоть попытаться остановить этого… этого… мерзавца!

Даррел Дикрайн, талантливый ученый и алхимик, отвергнутый научным сообществом и обманутый своим лучшим творением, и правда давно был не в себе. Но Йенс все еще помогал ему, потому что желал первым увидеть мощь, которую он пытается создать. Быть простым медиумом Йенсу всегда было недостаточно. Быть просто вторым учеником сильного учителя – недостаточно.

Остаться чьим-то прошлым – слишком мало. Йенсу никогда не станет всего довольно.

– Кстати, – вспомнил он. – Я собираюсь пригласить гостей.

Разумеется, ученый сразу вспылил:

– Ты с ума сошел?! Мы вообще-то скрываемся! Какие еще гости?

Вдали снова вспыхнуло белым – раз, другой. Закатный зловещий свет постепенно тускнел, вытесняемый сумерками и надвигающейся непогодой. Воздух будто подрагивал от напряжения, как наэлектризованный.

– Я не лезу к тебе в душу, а ты не лезь ко мне, – угрожающе спокойно произнес он. – Я привез тебе то, что нужно, так занимайся им. Со своими делами я сам как-нибудь разберусь.

– Но…

– Они нам не помешают. Наоборот… – он мечтательно улыбнулся. – Один знакомый много мне задолжал. Пора спросить с него долг.

Дикрайн вернулся в здание неубежденным, но Йенсу было на него плевать. Пока он уверен, что эксперимент увенчается успехом, может ворчать сколько угодно. Риан Валентайн должен появиться здесь, у него нет выбора. Йенс давно его знает, изучил его слабости, которые он научился мастерски скрывать. Самый сильный экзорцист Англии, значит? С тех пор, как они оба покинули Японию, Йенс тоже не сидел сложа руки. Он докажет, что учитель выбрал не того, докажет, что они оба ошибались. Что Риану никогда не найти того, кто будем ему ровней, – никого, кроме Йенса.

До места, где он стоял, наконец донеслись глухие раскаты грома. Прогноз обещал на завтра ясный день, так что буря наверняка пройдет стороной. Йенс обернулся и посмотрел на их с Дикрайном убежище, вновь ощущая, как тревожится дар медиума, и достал телефон.

После долгих гудков он улыбнулся и сказал:

– Мальчик уже передал мое приглашение?

В гостях у вишневых деревьев

Я пробыл ни много ни мало:

Двадцать счастливых дней.

(Мацуо Басё)

«Все еще не знаю, как правильно начать.

Наверное, у меня все хорошо.

Так хорошо, что иногда среди ночи

я открываю глаза, чтобы убедиться,

что не сплю. Но на самом деле это

лишь еще одна часть моего сна, и он все

продолжается. Этот водоворот тянет

меня ко дну. Я думаю о том, думаешь ли ты

обо мне, и это тоже часть водоворота,

в который превратилась моя жизнь».

(из неотправленных писем Генри Макалистера)

История первая,
в которой приносят дурные вести

Им предстояло покинуть остров сразу после рассвета.

Наверное, поэтому Сорате и пришла в голову эта странная мысль – встретить восход солнца на пустом диком пляже, вдвоем. Своеобразная дань их общему прошлому: печальному, трагическому, опасному – невероятно яркому прошлому. Возможно, отсюда, с этой отправной точки, начнется новое настоящее. По крайней мере, Сората хотел в это верить.

Конкретно здесь и сейчас он чувствовал себя счастливым.

– Ты собирался что-то сказать? – спросил Генри обескураживающе прямо. Он стоял, широко расставив ноги, надежный и крепкий, как скала, несмотря на то, что за три недели комы успел похудеть. Черты лица заострились, четче проступили линии скул и подбородка. Немного странно было видеть, что одежда, которую он ни в какую не желал менять на новую, самую малость висела на плечах. Но во всем остальном это был тот же Генри. Его Генри.

Сората опустился на колени и перевел взгляд на спокойную гладь океана. Прилив вот-вот должен был начаться, но пока вода не спешила лизать коричневато-желтый песок. Мир пребывал в полнейшей гармонии.

– Нет, с чего ты взял? – с опозданием ответил Сората и расслабленно улыбнулся. Легкий соленый ветерок бодрил, и запах моря оседал на волосах, уже заметно отросших. В обществе Сората убирал их в хвост, в особых случаях пользуясь невидимками, чтобы короткие пряди не выпадали из прически. Но чаще предпочитал распускать, наслаждаясь все прибывающей тяжестью, по которой, похоже, успел соскучиться.

Генри опустил голову, находя его взглядом.

– Ты весь день мотался по этажам, как угорелый, даже ночью ни разу не порывался пошататься по пустым коридорам, – Генри, как всегда, был внимателен, но несколько прямолинеен. – А тут с утра пораньше тащишь меня на пляж. Ну не купаться же. Март на дворе.

Возможно, со стороны поведение Сораты и казалось Генри странным, но именно перед ним он мог вести себя нелогично. Ведь Генри его все равно поймет, рано или поздно.

– Необычно теплый март. Но купание отложим до более удачного времени, – рассудил Сората, скрывая улыбку. – Я просто подумал, что встретить тут рассвет очень символично. Ты так не думаешь? Меньше, чем через месяц приют откроется, и у нас станет гораздо меньше времени наслаждаться видами.

Генри пожал плечами, неуверенно переступил с ноги на ногу, сбивая в кучу песок, и все-таки сел. Японская манера ему не давалась, тело быстро затекало, поэтому он сел по-турецки, наклонившись вперед и уперев локти в бедра.

– Ты так говоришь, как будто через пятнадцать минут жизнь закончится.

Сората поднял голову, любуясь медленно меняющимся цветом неба и моря.

– Меньше, – сказал он и уточнил. – Меньше, чем через пятнадцать.

– Все-таки мне не понять японцев, – усмехнулся Генри, и Сората качнулся влево, боднув его головой в плечо.

– Тебе и не нужно, Генри. Ты будешь заниматься тем, чем захочешь. Я сделаю тебя своим помощником? Как тебе?

– Замдиректора, что ли?

– Вроде того.

Генри фыркнул.

– Ну уж нет, спасибо.

– А кем ты хочешь быть? Охранником, завхозом, да хоть учителем?

– Ты знаешь.

– Должность коменданта тебя по-прежнему устраивает?

– Более чем. Ты пойми, большая ответственность – это не для меня.

Он опустил голову, и первый робкий луч заскользил по воде, быстро настигая их двоих, и зарылся в волосы Генри, зажигая в них пожар. Сората тронул друга за колено.

– Смотри. Зарождается новый день.

Он не убрал руку, вместе со светом просыпающегося солнца впитывая тепло такого важного для себя человека.

В Швеции, куда они вылетели из Токио ближайшим же рейсом, получив письмо Акихико Дайске, их постигла неудача. Увы, след никуда не привел, точнее, он уже остыл. К тому времени, как они добрались до поселка, в котором прятался «полоумный» мужчина, схожий по описанию с Даррелом Дикрайном, уже было слишком поздно. Он снова ускользнул.

Сейчас Сорате даже думалось, что это скорее к счастью, нежели к сожалению.

– Красиво, – просто сказал Генри. Он посмотрел на Сорату, и тот с улыбкой отвернулся от моря.

Они еще немного посидели, но земля пока недостаточно прогрелась от зимы, и Генри первым поднялся на ноги. Отряхнулся и протянул Сорате руку. Его высокая фигура заслонила солнце, но красный пожар волос сам был как маленькое солнышко.

– Вставай, иначе придется ловить попутку, – сказал он, и Сората легко рассмеялся незамысловатой шутке.

Время до весны пролетело незаметно. Вот только недавно они вернулись с Синтара, чудом вырвавшись из пасти разъяренного мононокэ. Те дни сейчас казались то ли вымыслом, то ли просто дурным сном. Обманутый дух ненадолго завладел телом Сораты, и о тех минутах у него сохранились лишь обрывочные воспоминания, застланные кровавой пеленой, болью и затянувшейся агонией. На память об ударе ножа на животе остался небольшой белый шрамик, неестественно крошечный для той ужасающей раны, что он сам себе нанес. Но то была лишь одна сторона медали. На другой вел свою борьбу Генри, и она окончилась победой и тремя долгими неделями комы.

Сората не знал, как сумел пережить их. Правду говорят, что раны, нанесенные дорогим сердцу людям, болят сильнее, нежели собственные. Тогда Сорате казалось, из него самого утекает жизнь, медленно, мучительно, по капле в день.

Он смотрел на бледное до синевы лицо и говорил, говорил, говорил. Что угодно, лишь бы не дать Генри навсегда потеряться в лабиринтах своего сознания. То была расплата за дары аякаси – самоназванного бога острова Синтар. Но боги всегда берут с людей лишь ту плату, которая им по силам.

Потом была холодная зимняя Швеция, снег и лед, ветер и горы. И поиски, закончившиеся ничем. Дикрайн снова оказался хитрее.

Сората помотал головой, прогоняя воспоминания. В вынужденном безделье, которое влекло за собой морское путешествие, пусть и не особо долгое, он вечно начинал бередить память, анализировать, хоть чем-то занимать голову. Катер мчался по волнам, оставляя за собой пенный шлейф и гул мощного мотора. Генри укачивало, поэтому он не был настроен на разговоры. Сората не мог не смотреть на него, как будто где-то в глубине души боялся, что однажды забудет его лицо. Этот подспудный страх расставания слишком плотно в нем залег, чтобы не всплывать на поверхность даже в такие безмятежные и радостные дни, как те, что царили сейчас. Приближалась середина марта, в апреле прибудут первые дети, и Синтар заиграет новыми красками, и Академия станет такой, какой она и задумывалась.

Станет домом, а не тюрьмой.

Сората удовлетворенно откинулся назад, любуясь чистым, по-весеннему светлым небом.

Наверное, он настолько отвык от спокойствия, что готов изыскивать малейшую тень, чтобы подготовить себя к неудачам. Это так глупо, если подумать…

– Мы превратим Синтар в рай, да? – спросил он то ли у Генри, то ли у бесконечной синевы над головой.

– Чертов идеалист, – фыркнул Генри и со стоном прижал ладонь к лицу, а Сората рассмеялся.

Генри, в сущности, прав. Но сейчас так хотелось отпустить все прошлые беды и наслаждаться тем, что имеешь. Уж им ли не знать, какими краткими бывают мгновения тишины, когда слышно, как бьются сердца. Сората хотел слышать это биение и верить, что все наконец наладилось. Что все будет хорошо не у всех – а именно у них.

Казалось бы, они отсутствовали каких-то несколько дней, но дел в центральном офисе накопилось немерено. Сората сразу угодил в их липкую паутину, вникая во все вопросы с профессиональной быстротой, которой от него ждали. Масамуне до обеда должен был устроить несколько инспекционных выездов в недавно открытые точки, оценить качество обслуживания, а Сората провел с поставщиками две встречи подряд. Вообще-то он уже начал передавать помощнику все полномочия, готовясь посвятить себя делам приюта, но это не быстрый процесс.

К обеденному перерыву разболелась голова, и даже сваренный заботливой секретаршей кофе не унял этой надоедливой тупой боли в висках.

– Кавагучи-сан, зайдите, пожалуйста, – попросил он, зажав кнопку громкой связи.

Секретарша отреагировала мгновенно, не успел он убрать палец. Эту девушку наняли недавно, она отлично справлялась с работой, была сообразительна, расторопна и общительна, но в последнее время длина ее юбки стремительно укорачивалась.

– Эмм… Кавагучи-сан, мой помощник не оставлял для меня никаких сообщений? – спросил он.

Обеденный перерыв уже закончился, а Масамуне еще не вернулся с инспекции. Сората чувствовал себя без него, как без рук. Интересно, в чем причина задержки?

– Нет, никаких.

Сората сложил ладони под подбородком и переплел пальцы в замок. Возможно, это влияние головной боли, но он чувствовал тревогу, и она изрядно мешала работать.

– Хорошо. Можете идти.

Девушка поклонилась и попятилась к двери. Сората бросил еще один взгляд на стройные бедра и все-таки не сдержался:

– И, Кавагучи-сан, нельзя сказать ничего дурного о вашей работе, но в нашей компании есть строгие правила офисного дресс-кода. Изучите этот вопрос, пожалуйста.

И сам удивился, как резко прозвучал его голос.

Кавагучи рассыпалась в извинениях и выскользнула за дверь. Сората перевел взгляд на открытую страницу ежедневника и убедился, что минут двадцать в запасе есть. Непонятно откуда взявшееся раздражение требовало выхода, но Сората точно знал, как его унять.

Подойдя к окну, он набрал номер Генри. Гудки тянулись слишком долго, мучительно долго, но вот, наконец, друг ответил.

– Алло, – со странным облегчением отозвался Сората. – Все нормально?

– А почему ты спрашиваешь?

– Можешь просто ответить?

– Нормально, – голос Генри выдавал подозрительность. – Но все-таки? Ты же сам говорил, не звонить в течение рабочего дня. У тебя что-то случилось?

Сората отвлекся на голоса в приемной.

– Прости, мне надо возвращаться к работе. Увидимся вечером.

Он отключился и вовремя повернулся к двери, чтобы встретить Масамуне.

– Господин, – Иноске поклонился. – Как ваша поездка?

К идее открытия приюта он все еще относился настороженно, но после возвращения с Синтара что-то в его убеждениях точно изменилось.

– Все хорошо, – ответил Сората. – Спасибо за усердную работу. Надеюсь, в скором времени увидеть все отчеты.

Масамуне открыл рот, чтобы что-то сказать, но передумал. Вместо этого перевел разговор на рабочие темы, и до самого вечера Сорате было некогда отвлекаться на ерунду вроде смутных дурных предчувствий.

Дорога до района Камигава была не длиннее обычного, за стеклами автомобиля мелькали пестрые ленты неоновых огней, однако ближе к дому их становилось все меньше, яркие точки одиноких фонарей вспыхивали через равные промежутки и гасли, оставшись позади. На Киото опустился вечер, густо-темный, по-весеннему острый. Сората попросил водителя высадить его немного раньше, чтобы прогуляться пешком хотя бы десять минут. Воздух Камигамо был совершенно особенным, пропитанным древними молитвами. В нем как будто без конца шелестели бумажные фонарики с предсказаниями, которые вывешивали в храме Камигамо, и звенели струны сямисэна, тронутые пальцами музыканта.

Сората чувствовал волнительную дрожь, и ее легко перепутать с ознобом. Он не рассчитывал на пешую прогулку и недостаточно тепло оделся, скорее всего, дело было в этом, но щеки все равно пылали жаром, причины которого Сората понять не мог. Он лишь чувствовал, что одновременно и стремится домой, и оттягивает возвращение, как подросток, боящийся родительского наказания.

Все это было очень странно, ведь буквально недавно он испытывал ничем не омраченную радость. Видно, расплата за безмятежность настигла его слишком быстро.

Он вошел в калитку и поздоровался с дежурным охранником. Тот рассказал, что днем приходила женщина по имени Курода Хидеко, вела себя нервно, требовала встречи по личному вопросу. Охранник счел ее подозрительной и прогнал.

– Ей не было назначено, – оправдался он. Кимура задумчиво кивнул. Имя показалось ему знакомым, но в то же время оно не такое уж редкое, и его обладательница могла быть кем угодно.

– Если эта женщина придет снова в мое отсутствие, попробуйте узнать, кто она такая и чего именно ей от меня нужно. Спасибо за вашу работу.

Он направился прямиком в старую часть дома. Мама на пару недель переехала в их дом в Токио, чтобы пройти ежегодное медицинское обследование, все-таки она уже была немолода, и они с Генри фактически остались тут вдвоем, не считая прислуги. Наверняка Генри сегодня маялся от скуки, пока Сората наверстывал дела, оставшиеся без его внимания те несколько дней, что они провели на острове Синтар. При мысли о друге Сората снова почувствовал укол беспокойства. Было уже довольно поздно, время ужина прошло, однако встреченная им Аями заверила, что готова накрыть на стол хоть сейчас. Оставалось найти Генри и поздороваться.

Макалистер обнаружился на террасе своей комнаты, сидел, свесив ноги, и пил чай. Черный.

– Добрый вечер, – издалека приветствовал Сората. Утром они не виделись, Сората уехал очень рано. – Извини, задержался на работе.

– Я так понимаю, у вас это в порядке вещей, – отозвался Генри и похлопал по полу подле себя. Сората незамедлительно воспользовался приглашением.

– Такой уж мы народ, японцы, – усмехнулся он. – А начальник вообще должен уходить последним. Ты голоден? Аями обещала подать ужин через полчаса.

– Я хорошо пообедал, – ответил Генри и нахмурился. – Тут, пока тебя не было, приходила какая-то женщина. Хотела с тобой поговорить.

– Да, охранник мне сказал. Понятия не имею, кто это может быть.

– Поклонница? – пошутил Генри.

– Если и да, то я о ней прежде не слышал. Хотя, я так понял, она была очень настойчива.

Сората поймал на себе его испытующий взгляд, однако не мог сообразить, кому так понадобился. Это ставило в тупик.

– К тебе не пробиться, – хмыкнул Генри, явно вспоминая свой прошлый визит. – Без предварительной записи хоть ты голос сорви, так и будешь у ворот стоять.

Сората пожал плечами.

– Это для тебя я такой, какой есть. Для остальных я серьезный человек и публичная особа.

– Звучит внушительно.

– Я рад, что ты оценил.

Послышался шорох седзи, и Аями объявила о своем появлении.

– Кимура-сама, я подготовила для вас горячую ванну. Макалистер-сан будет купаться с вами?

Сората поднялся и обратился к Генри:

– Что скажешь? Мы не часто посещаем купальню вместе, а она того стоит. Ты же не против? Горячая вода очень расслабляет.

Генри не был против, и Сората с облегчением выдохнул, ожидая отказа. Они вдвоем многое пережили, а вот отдохнуть вместе почти не доводилось. Сората представил эти минуты совместного блаженства и невольно улыбнулся, получив в ответ недоуменный взгляд Генри.

– Чему ты улыбаешься? – спросил он.

– Ничему особенному. Разве сегодня не чудесный вечер?

– И не поспоришь, – усмехнулся Генри и склонил голову к плечу. Сората, любуясь тонким золотистым месяцем, светящим из-за деревьев, чувствовал, как Генри в это время не сводит взгляда с него.

– На что ты так смотришь? – спросил Сората.

– На тебя, – честно ответил Генри. – Знаешь, иногда мне кажется, что все не по-настоящему и вот-вот исчезнет. И ты тоже.

– Хватит, я никуда не исчезну, обещаю, – отмахнулся Сората. – Идем купаться. Готов поспорить, тебе понравится.

Он поднялся первым и, не оборачиваясь, покинул террасу. Генри тяжелой поступью пошел за ним след в след, и его взгляд буравил затылок. Сората прикусил губу и снова улыбнулся, беспричинно чему-то радуясь, как ребенок.

Он привел Генри в самую дальнюю часть старого крыла, где гостеприимно распахнул перед ним двери домашней купальни – онсэн. Сорате очень нравилось здесь – довольно небольшое помещение, отделанное молочно-белой плиткой, несколько мест для мытья с миниатюрными табуреточками и просторный бассейн. Но самое интересное ждало дальше, за раздвижными прозрачными дверями. Там прятался еще один резервуар с водой, имитировавший настоящий минеральный горячий источник. Декоративный камень вместо бортиков, много зелени, навес на бамбуковых сваях – здесь можно было лежать часами, просто слушая шелест листьев и пение вечерних птах.

Но прежде чем войти, следовало подготовить себя к принятию ванны.

– В онсэн нельзя входить в одежде, – пояснил он. – Вот здесь можно раздеться и оставить вещи. Полотенца и все необходимое есть, за это не переживай.

Он посмотрел Генри в глаза и увидел в них сомнение.

– Это традиция. Я не думал, что тебя это…

– Все нормально. Сюда, да?

Генри прошел в раздевалку и взялся за пуговицы рубашки. Сората повернулся к нему спиной, быстро скинул одежду и обвязал бедра полотенцем. Волосы он сегодня мыть не собирался, поэтому забрал повыше и стянул резинкой, хотя несколько прядей у шеи все равно выпали.

Он поманил Генри за собой и показал, с чего начать, сам помог ему смыть пену и под конец вывел на улицу, где под открытым небом их дожидалась горячая ванна. Был поздний вечер, и воздух сильно остыл, но от воды поднимались клубы пара.

Сората снял с себя полотенце, отложил и осторожно перешагнул через бортик.

– Когда-нибудь я обязательно свожу тебя на горячие источники острова Хатидзё, – пообещал Сората. – Говорят, это настоящий субтропический рай. Я там никогда не был, но с тобой с удовольствием бы наведался.

Он быстро разомлел от тепла, закинув руки на темные камни за спиной. От влажных испарений челка намокла и прилипла ко лбу. Свет фонарей отражался от воды, оставляя на ней цветные пятна.

Генри был более скован, влажные жесткие волосы непослушно торчали у висков. Он сидел далеко от Сораты, и тот не знал, как помочь ему расслабиться.

– Что именно тебя смущает? – наконец, спросил он.

– Ничего такого, – помотал Генри головой, но все же признался. – Вообще-то, это первый раз, когда я принимаю ванну с кем-то.

– Ты не ходишь в баню?

– Нет. Мне достаточно душевой кабины.

– Так дело в том, что мы купаемся вместе? Ты… – Сората, наконец, понял свою оплошность. – Прости, я не подумал, что это только наша традиция. Я не должен был тащить тебя сюда, ничего не объяснив.