Читать книгу: «Хенкан. Последний эксперимент», страница 2

– Сората, ты… Ты спишь, что ли?

Закрытые веки дрогнули, Кимура с видимым трудом открыл глаза и болезненно сощурился.

– Генри? – Он оперся о его руки, чтобы устоять на ногах, но почти сразу обмяк. – Холодно… Куда ты меня ведешь?

Генри на мгновение растерялся.

– Никуда. – Он взял его за плечи, поддерживая. – Ты не говорил, что начал ходить во сне, а следовало бы предупредить. Пошли, лунатик.

Он потянул его обратно к кровати и аккуратно усадил.

– Я не хожу во сне. И никогда не ходил, – сказал Кимура с сомнением и покосился на дверь. Он что-то чувствовал, Макалистер был уверен в этом наверняка, Сората всегда был очень восприимчивым к тому, чего не мог увидеть.

– Ты спал, это совершенно точно, если, конечно, тебя не загипнотизировали, – Генри замялся, не зная, стоит ли говорить о своих подозрениях. Решил, что все же стоит. – Есть еще один вариант. Это призрак.

То, что Кимура желанен для всяческих потусторонних сущностей, Генри понял со времен жизни в «Дзюсан». Духи так и липли к нему, а дни, проведенные на Синтар после, лишь утвердили Генри в этом мнении. Он ждал реакции Сораты.

В коридоре скрипнули половицы, словно кто-то остановился под их дверью и прислушался, убедился, что в комнате тихо, и ушел. Сората закрыл лицо руками.

– Ненавижу, – простонал он, но тон его тут же переменился. – Если это действительно так, значит, меня куда-то вели.

Генри не хотел говорить об этом сейчас, потому что достаточно хорошо знал Сорату: под маской деловой отстраненности плескалась настоящая паника. Он поднялся и велел:

– Засыпай. Я пока не хочу спать, посмотрю, чтобы ты больше никуда не собрался.

– Спасибо, Генри, – Сората улыбнулся ему, зевнул и зарылся в одеяло по самую макушку.

Генри вернулся в постель, развороченную, со съехавшим на пол одеялом и твердой, плоской подушкой. Засыпать он действительно не собирался, учитывая, что за час сна ему приснился кошмар, который он не мог вспомнить. Макалистер перевернулся на живот и подтянул подушку под подбородок.

Их окружала обычная ночная тишина, наполненная негромкими тревожными скрипами и шорохами, которые, прислушавшись, можно было услышать в любом старом доме. Но все-таки здесь чувствовалось нечто иное, какая-то особая напряженность. Генри мог видеть призраков, но понять, что в этой гостинице не так, был не в силах. Повернув голову, он посмотрел на спокойно спящего Сорату. Сейчас было самое удачное время, чтобы перейти на теневую сторону и посмотреть на так удачно приютившее их место оттуда. Генри встал с кровати, медленно выдохнул и, пытаясь абстрагироваться от холода, кусающего за пятки, перешагнул через границу живого и мертвого. Но несмотря на легкость перехода, Генри сразу почувствовал себя странно. Теневая сторона никогда не баловала его яркими ощущениями, но сейчас – он готов был поклясться – пахло кровью.

Он пошел к двери, взялся за ручку, и когда уже собирался выйти в коридор, перед ним возник темный силуэт. Генри отпрянул, и только это спасло его от тянущихся к нему костлявых рук. Теневую сторону заволокло едким не то дымом, не то туманом, но это жуткое нечто все еще было где-то тут, совсем рядом. В панике Генри попытался вернуться, и вдруг невыносимо захотелось спать. «Нельзя!» – подумал Генри, и веки отяжелели…

Сората проснулся в холодном поту, резко сел, хватаясь за горло заледеневшими пальцами, и огляделся, но в комнате никого постороннего не было.

Приснилось. Просто сон.

Сквозь замерзшее стекло почти не проникало света, и не разобрать по серым хмурым сумеркам тесной комнаты, наступило утро или еще нет. Сората немного успокоился, облизнул сухие губы и обернулся на спящего Генри. Тот выглядел бледным и больным, дышал так тихо, что в первый момент Сората застыл в ужасе, вначале не расслышав его вовсе. И если бы не бегающие под веками зрачки, ударился бы в панику. И Сората не стыдился в этом признаваться, потому что на самом деле он был напуган. Серьезно напуган.

– Генри, – тихо позвал он, но Макалистер не пошевелился. Воздух был стылым и сырым, тонкая прозрачная занавеска на окне вздымалась и опускалась от сквозняка. Сората потрогал кончик носа и подышал на руки. Холодно. Казалось, здание не отапливали всю ночь, и теплый свитер и – спасибо Генри – шерстяные носки слабо защищали. Сората вообще часто мерз, особенно после событий в академии «Дзюсан», но тогда его жизненные силы были подорваны потусторонним вмешательством. Сейчас же он замерзал по вполне прозаичным причинам.

Наверное.

В коридоре раздались шаги. Сората вцепился в край одеяла и весь превратился в слух. Кто-то прокрался мимо, скрипнули старые половицы. Потом между дверью и косяком появилась тоненькая щель, и Сората нырнул под одеяло и зажмурился, притворяясь спящим. Судя по звуку, дверь открылась достаточно, чтобы в нее войти, и на лицо Сораты упала тень. Первая мысль, которая посетила его, – Джону Дэвису плевать, что перед ним мужчина. Это и напугало, и разозлило одновременно, но Сората не успел ничего сделать, потому что почувствовал щекочущее прикосновение длинных волос к коже. Следом за этим нос уловил металлический запах крови и морозную свежесть. Выдержка подвела, и Сората распахнул глаза.

По комнате гулял сквозняк, тянущийся от окна к приоткрытой двери. И снова никого.

– Генри, – уже громче позвал Сората, потом сполз с кровати и буквально навалился на Макалистера. – Проснись!

По телу Генри прошла дрожь, как будто он силился преодолеть оцепенение, потом дернулся и проснулся.

– Сората? – Голос у него был хриплым, невнятным. – Что случилось?

Он слепо зашарил по тумбочке между их кроватей в поисках своих наручных часов, с которыми нигде не расставался. Сората перехватил его руку, привлекая внимание.

– Генри, тут кто-то был. Только что.

– Дэвис? – мгновенно отреагировал Генри.

– Не уверен. Мне кажется… – Сората замолчал, вдруг осознав, как бредово звучат его слова.

– Кажется?

– Кажется, это была женщина. У нее точно были длинные волосы.

Про запах крови он решил не говорить, он вполне мог ему почудиться.

– У тебя тоже были длинные волосы, – рассеянно заметил Генри. – Хотя здесь у всех мужчин короткие стрижки.

Он подтянулся, чтобы сесть, и Сората забрался на его кровать с ногами. Деревянный каркас жалобно застонал, резное изголовье ударилось о стенку.

– Я ничего не слышал, спал как убитый, – наконец, сказал Генри и взъерошил волосы. – Только что, говоришь?

Сората неуверенно кивнул. Пару минут назад он мог поклясться, что все происходит на самом деле, сейчас же начал сомневаться.

– Прости, я обещал покараулить, но, похоже, вырубился.

– Все в порядке, – успокоил Сората. – Ты же не робот, и тебе тоже нужно было отдохнуть.

– Знаешь, это просто наваждение какое-то, – внезапно пожаловался Генри. – Мне опять снились кошмары, но я не помню какие, не помню даже, когда успел заснуть. Перед тем, как ты пошел лунатить, было то же самое.

– Мне тоже снились кошмары, – сказал Сората и зябко натянул на ладони рукава свитера. – И я тоже их не помню. Генри, мне это совсем не нравится. Что, если опять призрак?

Лицо Генри смягчилось, он положил ладонь Сорате на плечо и уверенно сказал:

– Пусть так. С тобой ничего не случится.

Его рука была теплой, несмотря ни на что, и Сората покачал головой.

– Ты все такой же дурак, Генри. И все так же не понимаешь: мне важно другое. Я не хочу, чтобы что-то плохое случилось с тобой.

«Я этого не выдержу», – мысленно добавил Сората, потому что постоянно повторяемая вслух правда рано или поздно начинается казаться фальшью. Сората слишком дорожил тем, что связывало их с Генри, чтобы позволить этому обесцениться.

Генри же со временем научился без стеснения говорить то, что думает. Он нахмурил светлые брови и упрямо наклонил голову.

– Я поклялся, что рядом со мной ты всегда будешь в безопасности, и это самое важное в моей жизни.

– Генри…

– И я знаю все, что ты можешь сказать, и мне плевать. Пока я тебе еще нужен.

Сората низко опустил лицо, но пальцы беспокойно комкали край одеяла.

– Прекрати уже, – прошептал он. – Я все и так знаю.

Тогда, когда Генри вернул его душу в мертвое тело на мокром причале, и когда Сората помог ему найти путь из закоулков иного мира, их жизни окончательно переплелись, и это невозможно было объяснить словами. Попробуй Сората рассказать кому-то и будет если не осмеян, то подвергнут осуждению. Их особенную связь могли понять только они двое.

– Половина шестого. – Генри все-таки посмотрел на часы. – Для завтрака, наверное, рановато. Можешь еще поспать, а я пока просто поваляюсь.

Сората кивнул, вернулся на свою кровать и уже там услышал слова Генри:

– И я верю тебе. Постарайся быть осторожен и не теряй меня из виду. Вдвоем безопаснее.

Вопреки всему Сорате и правда удалось заснуть, хотя какая-то часть его продолжала прислушиваться к окружающим звукам и запахам, но в тишине были слышны только дыхание Генри и скрип старой кровати под ним. Когда он поднялся, Сората тоже сразу сел и нашел его взглядом.

– В чем дело?

Одновременно с этим хлопнула соседняя дверь, и Сората уже был готов к появлению на пороге Джона Дэвиса.

Так оно и случилось.

– Эти кровати сильно скрипят, да? – с мерзким смешком спросил Дэвис и подмигнул Сорате. – И узковаты, как на мой вкус.

– Я плохо спал, – сказал Генри с напором. – Прости, если сильно мешал.

– Да ерунда. Давайте лучше поедим и после глянем, что там с вашим снегоходом.

Сората воспрял духом, но не спешил вылезать из-под одеяла, пока американец так смотрит. У него был скользкий неприятный взгляд, пускай агрессии в нем Сората и не ощущал. Хотя за свою жизнь сталкивался с самыми разными людьми и научился не сразу доверяться внешнему виду.

Генри порылся в рюкзаке и достал темно-зеленый свитер крупной вязки. Этот тоже должен был стать сувениром из заснеженной Швеции, но сейчас оказался нужнее по прямому назначению. Пока Генри утеплялся, Сората причесался и собрал волосы в хвост. Безумно хотелось умыться, но сомнительно, чтобы в такой глуши были желанные ему удобства.

– У меня изо рта пахнет, – пожаловался он. – Как думаешь, тут есть где-нибудь уборная?

– Подожди меня, поищем вместе.

Сората вынужденно согласился, хотя в туалет бы все-таки предпочел сходить в одиночестве, к тому же его не отпускало дурное предчувствие, что для этого придется выходить на улицу. Однако повезло, и нужное место нашлось внизу под лестницей, хотя привыкшего к цивилизации Сорату оно в первые секунды и повергло в шок, потому что представляло собой просто дыру в деревянном возвышении, а вместо раковины над тазом висел рукомойник. Впрочем, выбирать не приходилось, и Сората запер за собой дверь.

Дожидаясь Генри, он тщательно продезинфицировал руки. Желание поскорее убраться из этой глуши росло с каждой минутой. Напряжение так прочно поселилось в теле, что почти физически было больно, и Сората чувствовал себя очень уставшим и вялым, хотя только недавно проснулся.

– Готов? – Генри появился рядом, а Сората умудрился слишком задуматься и не заметить его.

– Давай покончим со всем сегодня, – слабо улыбнулся он и пошел точно за Генри, след в след, надеясь, что сегодня удастся избежать пристальных взглядов и попыток себя разговорить. Конечно, для местных он был диковинкой, но такая роль ему не нравилась. Под прикрытием широкой спины друга Сората чувствовал себя увереннее.

В большом зале, занимавшем почти весь первый этаж, за столом уже собрались все вынужденные постояльцы гостиницы. Сората чуть позорно не замер, когда они в едином порыве подняли головы и посмотрели на них.

– Доброе утро! – юный Габриэль широко улыбнулся. – Садитесь, пока не остыло.

Генри поблагодарил его, и вездесущий Дэвис подскочил и отодвинул для Сораты стул.

– Я вчера так и не понял, Кимура – это имя?

Сората честно смотрел непонимающим взглядом – благодаря идее Генри, можно было без стеснения уклоняться от диалогов, едва ли среди этих мужчин найдется знаток восточных языков.

– Как же вы общаетесь? – обратился Дэвис с Генри.

– На японском.

– Да ладно, что можно понять в этой его тарабарщине?

Генри пожал плечами, и Сората послал ему благодарный взгляд, большего себе позволить не мог.

– То есть он нас не понимает? – уточнил Эскиль.

– Не понимает, – уверенно подтвердил Генри.

– Тогда скажите ему, – влез Дэвис, – что он красивый. Я много путешествую, но до Японии пока не добрался. Если там все такие, надо поскорее выбираться из Швеции и лететь на восток.

Генри посмотрел на Сорату и не моргнув глазом сказал:

– Обязательно передам.

Сората произнес на японском:

– Что ж, можешь передать прямо сейчас.

Генри улыбнулся и ответил в том же духе:

– Мне придется переводить тебе комплименты, пока мы отсюда не уедем. Это, знаешь ли, может быть утомительно.

Сората в который раз отметил про себя, что японский Генри стал если не идеальным, то очень даже хорошим, сказывалась практика, но при этом совершенно не вязался с его внешностью и нравом. Он уже редко путал слова и умел быстро составлял довольно длинные фразы, хотя прежде старался их избегать.

Их переглядывания, похоже, затянулись, потому что Дэвис вертелся на стуле, пытаясь привлечь к себе внимание.

– Так все-таки, имя или фамилия?

– Фамилия.

– Значит, Сората – это имя, – продемонстрировал Дэвис чудеса памяти. – Надо подложить дров в камин, иначе Сората замерзнет.

Становилось все сложнее делать, непонимающий безмятежный вид.

Дэвис подложил дров в камин, и пламя разгорелось ярче, заполняя комнату уютным потрескиванием. Должно было стать теплее, но Сората продолжал мерзнуть. Только бы не заболеть, не доставить Генри новых трудностей.

– Вы мало едите, – Эскиль махнул рукой, обводя стол. – В здешнем климате нужно больше есть, чтобы не замерзнуть.

Сорате кусок в горло не лез, поэтому он больше налегал на чай – густой, мутный, пахнущий травами. От него становилось теплее внутри.

– Мы сейчас сможем посмотреть снегоход? – спросил Генри.

– Разумеется, – ответил Дэвис. – Вижу, вам не терпится продолжить путь, Генри?

То, с какой легкостью он называл чужих людей по именам, не нравилось Сорате, и дело не в менталитете и другом воспитании. Словно таким образом Дэвис вторгался в личное пространство, причем с заметным удовольствием.

– Верно. У нас еще много дел… в других местах. Нам давно пора было вернуться домой.

– Домой, – повторил Дэвис задумчиво. – Это в Англию или в Японию?

– Дом не обязательно должен находиться в одном месте.

– А вы интересный человек, Генри, – усмехнулся Дэвис. – Что ж, тогда не будем тянуть.

Он поднялся из-за стола, и вместе с ним это сделали Фрэд и Кристоф. Юный Габриэль вскочил, готовый помочь, даже не зная толком, с чем. Сората тоже вышел из-за стола, но когда Генри позвал его, покачал головой.

– Идите без меня.

– Все в порядке?

– Да, в порядке. На улице слишком холодно, да и я едва ли сильно вам пригожусь.

Генри подошел ближе и, чуть наклонившись, тихо сказал:

– Тогда иди в комнату и не высовывайся, ладно? Я постараюсь вернуться быстро и с хорошими новостями.

– Буду ждать, – улыбнулся Сората и, как только мужчины пошли одеваться, отступил к лестнице. Промелькнувшая там женская фигура успела исчезнуть, но даже секунды хватило, чтобы понять – это не хозяйка. Другая женщина с длинными распущенными волосами. Значит, Сорате не приснилось и он не начал сходить с ума от переохлаждения. Убедившись, что за столом остался только массивный ленивый Эскиль, Сората быстро поднялся по крутой лестнице. Второй этаж состоял из прямого коридора с низким потолком и одинаковыми дверьми по обеим сторонам. Спрятаться можно было только в одной из комнат, или…

Половицы отчаянно скрипели, когда он шел к последней двери, заколоченной досками крест-накрест. Накануне Сората не обратил на нее внимания, но сейчас что-то буквально влекло его к ней.

Доски оказались прибиты не до конца, и гвозди легко вынимались из косяка. Сората аккуратно опустил обе доски и толкнул дверь. В лицо дохнуло горячим воздухом, запахом сена и еще чем-то, неуловимо неприятным. Так могла бы пахнуть очень давно забытая в коробке еда. Сората поежился, но вошел и прикрыл за собой дверь. За ней начинались грубо сбитые деревянные ступени, и Сората натянул рукава на ладони, чтобы не схватить занозу. Вероятно, над ним был чердак, потому что в итоге голова уперлась в люк, и Сората, откинув тяжелую крышку, выглянул из него.

Сначала темнота казалась непроглядной, но мерцание огня сквозь решетку печи быстро разогнало мрак. Тепло шло от нее. В жарко натопленной комнате никого не было, и Сората выбрался из лаза и отряхнулся. Запах стал навязчивее, от него засвербило в носу и начали слезиться глаза. Сората вытер их краем рукава и подошел ближе к печи, от его осторожных легких шагов пол чуть поскрипывал, но гул ветра в трубе был громче. Сората протянул озябшие ладони к огню. Казалось, он промерз насквозь и согреется, только если сунет их прямо в пламя.

Интересно, как дела у Генри?

На чердаке имелось одно окно, выступающее вперед, с широким подоконником, на него пришлось встать коленями, чтобы дотянуться до замерзшего стекла. Сората потер квадратные стеклышки, пока на них не появились прозрачные места, сквозь которые стало видно темное тяжелое небо и медленно падающий под сильным наклоном снег. И тень, которая легла сверху, накрыв собой Сорату.

Когда ладонь зажала рот, а рука перехватила поперек груди, Сората так испугался, что даже не подумал сопротивляться, только смазано царапнул ногтями по стеклу. Надо звать на помощь, но горло будто пережало спазмом, он мог только мычать, не в силах выдавить из себя крик. Навалилась тяжесть, пахнущая потом и луком. Это будто придало сил, и Сората отчаянно дернул головой и вцепился в чужую ладонь зубами. Тяжесть немного отпустила, и он извернулся, переворачиваясь на спину, и изо всех сил пнул нападавшего ногами в живот. Однако то ли сил не хватило, то ли размаха – Сората понял это, когда к нему снова потянулись руки. Фигура загораживала и без того тусклый свет от печи, и Сората не представлял, кто на него напал. Все, о чем он мог думать, – как не угодить в тиски рук, каждая из которых могла сломать его пополам.

Кристоф? Фрэд? Эскиль?

Имена кружились в голове, пока Сората пинался и толкался, зажатый в узкий прямоугольник оконного проема. С улицы никто не мог этого увидеть, звать на помощь бессмысленно, почти все ушли вместе с Генри к снегоходу. Он был тут один, и из глубин памяти поднялся уже знакомый ему животный ужас, парализующий, лишающий воли к сопротивлению. Пока он полностью им не завладел, Сората бросился вперед и вниз, буквально просачиваясь у нападавшего под мышкой, но тут из глаз брызнули слезы, и невероятная боль взорвалась внутри головы белыми искрами.

Его схватили за волосы и потянули назад. Пальцы без жалости вцепились в пряди у самых корней, лишая даже малейшей возможности вырваться. Слезы застилали глаза, Сората отчаянно пытался ослабить натяжение, но его вздернули в воздух, как котенка, и бросили на шкуры, сваленные в темном углу. От удара помутилось сознание, Сората слабо застонал, попытался перевернуться на спину, но его грубо прижали за шею. Что-то жесткое и холодное обхватило горло, стянуло почти до боли, дышать стало сложно. С каждым слишком глубоким вдохом кадык упирался в преграду. Сората снова попытался подняться, но тяжесть не исчезла, только на несколько секунд ослабла, чтобы с новой силой навалиться на ноги и поясницу.

Внутри все скрутило от ужаса, и Сората все-таки закричал.

– Нет! Нет!!! Пусти!

Тело налилось свинцом, Сората словно перестал им управлять, и оно дергано двигалось по своей собственной воле. И когда тяжесть сверху исчезла, он даже не сразу заметил.

Звякнула цепь.

Сората провел дрожащими пальцами по звеньям и с трудом сел. Ошейник мешал дышать, и легкие сдавило от нехватки кислорода. Он старался держаться за мысли о Генри, чтобы не дать панике захватить его целиком. Ветер за окном усиливался, гулко шумело в трубе, трещало пламя в печи. Сората сел на колени, упираясь руками в шкуру под собой. Вдруг пальцы задели край чего-то твердого, и странный запах стал сильнее. Сората сдвинулся, чтобы не перекрывать себе свет, и зажал рот ладонями.

В углу валялись мертвые тела.

Вьюга преследовала их по пятам, и как только из сугроба показался край снегохода, она ударила с новой силой. Генри надвинул капюшон пониже, а шарф повыше, но это не помогало спрятаться от колючего ледяного снега.

Оставляя Сорату одного, Генри переживал. Все в этом месте казалось неправильным, словно глаза показывали одно, а чувства – другое. И эта бесконечная метель, скрывающая следы сразу же, как только нога отрывалась от земли. Генри не привык к такому количеству снега и к такому морозу, возможно, это и было главной причиной его беспокойства. А может, и нет. Он и правда не мог вспомнить, как уснул вчера. Кажется, он собирался сделать что-то важное, но в памяти будто черная дыра.

– Как вы попали сюда? – спросил он у Дэвиса, помогающего ему откопать снегоход из сугроба, наметенного за ночь. Американец ответил не сразу.

– Я путешествовал по Северной Европе, но эта часть Швеции оказалась более дикой, чем я ожидал. Немного странная погода для октября, как ни посмотри.

– Октября?

– Что? – отозвался Дэвис. – Говорите громче, пожалуйста! Эта чертова метель…

– Какое, по вашему, сегодня число?

– А? – Дэвис пожал плечами. – Двенадцатое октября, какое же еще? Боже, Генри, сейчас не время для шуток.

– И вы пробыли в гостинице четыре дня?

– Да, я же говорил.

Во рту ощущался привкус талой воды. Генри приподнял сползший с подбородка шарф и продолжил молча вызволять снегоход из плена. Когда дело было почти закончено, он резко выпрямился и обернулся.

– Где Кристоф и Фрэд?

– Кто?

– Те два здоровых шведа, которые нашли нас вместе с вами вчера.

Дэвис оттянул края шарфа и посмотрел на него с подозрением.

– Какие два шведа? В гостинице, кроме меня, больше нет постояльцев. Эй, с тобой все в порядке?

За пеленой снегопада ничего не было видно, и только бледное лицо американца выступало из нее, как привидение.

– Сегодня двадцать второе ноября, Джон, – сказал Генри. – И в гостинице действительно нет постояльцев. Только я и мой друг.

Заледеневшие брови Дэвиса сошлись, он открыл рот, но не произнес ни слова. Метель заметала снегоход за его спиной.

– Я не понимаю.

– Вы мертвы, Дэвис, – грустно сказал Генри. – Уже больше месяца, я полагаю. Вы еще слишком похожи на человека.

Все, наконец, встало на свои места. Генри ощущал мертвые души, но не видел их, потому что они постоянно были перед глазами, и что-то – он пока не понимал что – делало их не отличимыми от живых даже для таких, как Генри. Словно оно играло ими, как куклами.

– Это… шутка… – пробормотал Дэвис, но его голос тускнел, как и лицо, сквозь которое просвечивали парящие снежинки.

– Как ты умер? Расскажи мне.

Дэвис растерянно моргнул, и Генри ободряюще ему улыбнулся. Жалость и тоска заполняли его сердце, когда он смотрел, как меняется взгляд Дэвиса. Призраки часто не понимают, что давно мертвы, но память… память никуда не исчезает.

Жарко натопленная печь. Слабые отблески красного сквозь чугунную решетку. Воздух густой, травяной, тяжелый. Под ногами скрипят половицы, но сил обернуться нет. Слишком много времени прошло, слишком мало осталось желания сопротивляться. Это путешествие не должно было закончиться так. Только не так.

– Асмунд, – нежный голос обволакивал, усыпляя разум. Он столько раз его слышал, что уже не вздрагивал. – Мой милый Асмунд.

Щекочущее прикосновение волос к коже. Хочется дернуться, но цепь гремит, и тело вмиг перестает повиноваться.

– Ведь… ма…

Она вздыхает и мягко касается губами щеки. Ее поцелуи пахнут кровью и на вкус, как полынь. Он бы и не хотел этого знать, но его держала не только цепь, пристегнутая к грубому ошейнику.

Она и впрямь ведьма. Красивая, молодая, теплая на ощупь, но насквозь ненастоящая. Ему бы не хотелось опять видеть, какой она была на самом деле.

– Потерпи, Асмунд. Скоро мы будем вместе. Снова.

Генри не заметил, как ладони духа легли на его щеки, и поток воспоминаний прошел сквозь него. Было холодно не только снаружи, но и внутри, казалось, ветер продувал Генри, минуя толстый слой теплой одежды. И Генри вспомнил, что вечером ходил на теневую сторону, и тварь, превратившая гостиницу в ловушку, выгнала его оттуда и одурманила.

А Дэвис исчез. Наверное, он нашел в себе силы уйти.

Генри рванул обратно к дому.

Было страшно не успеть, ведь если с Соратой что-то произойдет, Генри никогда себе этого не простит. Можно будет вообще не возвращаться. Черный монолит дома выплыл из белой дымки внезапно, и свет горел только в одном окне – под самой крышей. Генри остановился на мгновение, потом забежал в дом и, на ходу избавляясь от мешающего пуховика, ринулся наверх. По пути он не встретил ни одной живой души, как и ожидалось – тут их просто не было. Грязь и запустение завладели этим местом, словно Генри отсутствовал не час, а несколько месяцев. Генри стряхнул с себя парализующий страх от этой мысли и остановился возле двери их с Соратой комнаты. За ней было пусто, их вещи лежали на местах. Генри ударил кулаком по косяку и вышел. Тишина давила на уши, а ветер бесновался за стенами, как дикий зверь.

Дверь в конце коридора оказалась призывно приоткрыта, и Генри застыл, удивленный тем, что раньше этого не заметил. Ему было не впервой спасать Сорату, они и прежде попадали в ситуации, в которых каждая секунда могла стать последней, но только сейчас Генри понял, что за ними всегда стоял кто-то, на кого можно было положиться. Руми, Курихара, да даже Масамуне. Сейчас на много миль вокруг только снег и лед.

Генри стиснул кулаки и решительно толкнул дверь.

На чердаке остро пахло сухими травами и смертью. Генри не знал, почему ему пришло в голову именно это сравнение. А еще было темно, только рядом с растопленной печью воздух мерцал оттенками красного и рыжего. Следовало помнить об осторожности, но имя уже сорвалось с губ.

– Сората? – позвал он негромко. – Ты здесь?

Сквозь треск пламени и вой ветра прорвался тихий стон, и Генри выбрался из люка и кинулся на звук.

– Нет… – услышал он слабый шепот. – Не подходи.

Генри не подчинился, упал на колени и развернул Сорату лицом к себе. Тот открыл тяжелые веки и слепо сощурился.

– Генри?..

– Господи, Сората! – от облегчения внутри будто взорвалась бомба. – Ты жив!

Ледяные пальцы сомкнулись на запястье, и Сората облизнул губы и что-то прошептал.

– Не слышу.

Сората повторил, и Генри пришлось наклониться к самому его лицу, чтобы расслышать. В нос ударил сладковатый запах гнили и мертвых лилий.

– Она. Здесь.

Сората обмяк на его руках, он был таким холодным, а дыхание – таким слабым, что сердце замирало.

– Сората!

Генри чуть встряхнул его, и зазвенела цепь. Голова Сораты откинулась назад, открывая полоску грубой кожи, перехватывающей горло. От нее звенья тянулись в темноту, где друг на друге лежали тела мертвых мужчин. Они казались мумифицированными, с сухой кожей, обтягивающей скелет.

Огонь в печи ярко вспыхнул, вырываясь за границы решетки. Генри обернулся, и на глаза легла теплая женская ладонь.

– Асмунд, – прошептали на ухо. – Асмунд.

Генри перестал чувствовать свое тело. Это было странное ощущение, сродни сильному опьянению: голова плыла, мысли путались, и как он ни старался пошевелиться, все усилия растворялись, не добравшись до цели. Он словно стал пленником внутри самого себя.

Мягкие руки гладили плечи, касались шеи, перебирали волосы. Генри не мог обернуться, только ощущал присутствие и слышал дыхание и шорох ткани. И он перестал видеть Сорату, но знал, что он все еще тут, где-то у ног, скованый и беспомощный. Это знание придавало сил.

Генри мотнул головой, скидывая ласкающую его руку.

– Пусти, – процедил он сквозь стиснутые зубы, и ощущение близкого присутствия перестало давить на нервы. Вернулся и контроль над телом. Генри не представлял, что от странного паралича будет так болеть каждая мышца, и вместо того, чтобы встать на ноги, он лишь завалился набок и оперся на руку.

Их чем-то опоили, иного варианта у Генри не было. Возможно, во время завтрака, потому что еда аппетита не вызывала, а чай они с Соратой пили, чтобы согреться. Другие, те, кто были до них, делали так же, и их иссохшие тела сейчас валялись, как мусор, на старом чердаке. Генри поднялся на ноги и нашел взглядом фигуру, застывшую возле печи.

– Кто вы? – спросил Генри. Женщина стояла к нему спиной. Темное платье по краям было подсвечено огнем, словно горело. – Что вам от нас нужно?

Других живых людей он не видел и не чувствовал, но у женщины мог быть сообщник, например, неразговорчивая хозяйка гостиницы, поэтому Генри встал между ней и Соратой.

– Отвечайте же, черт возьми!

– Она… не говорит, – слабо прошептал Сората, – по-английски.

– Но… – Генри запнулся. В воспоминаниях мертвого Дэвиса звучали чьи-то слова, и Генри их понимал, как понимал их и Дэвис.

Но, с другой стороны, к тому моменту Дэвис уже мог быть мертв, а для мертвых не существует преград.

– Не бойся, я что-нибудь придумаю.

Сората не ответил, но цепь тонко звякнула, как будто бы от кивка.

В помещении становилось все жарче, по лицу катился пот, майка под толстым свитером пропиталась им насквозь. Генри провел по глазам, смахивая влагу, но туман не рассеялся. Стало трудно дышать. Женщина отвернулась от печи, в ее руках тлели связки сухой травы, в полумраке и дыме слабо пульсировали огоньки и пеплом опадали на пол. Это зрелище завораживало, и Генри поздно заметил, что женщина приблизилась слишком быстро.

От нее пахло кровью и полынью.

«Они лишь походили на него, а ты – нет. Ты и есть мой Асмунд».

– Асмунд? – Генри не мог отвести взгляда от смутно белеющего перед ним лица. – Но я не Асмунд.

Он только понял, что слышит голос внутри своей головы и понимает каждое слово. От этого в затылке родилась тупая боль.

«Останься, и этот человек не пострадает. Я слишком долго тебя ждала, Асмунд… Я слишком долго ждала».

Не призрак и не человек. Сквозь испарину и жар печи Генри бросило в дрожь. Он ничего не знал об этой земле, о том, что могло ее населять, а сейчас от его решения зависела жизнь Сораты.

«Почему ты молчишь?»

Генри пытался выдавить из себя согласие, но страх был слишком силен. Горький дым медленно наполнял легкие.

– Я… – Он закашлялся. – Подожди, я…

Движение за спиной он заметил лишь тогда, когда что-то твердое ударило его по голове. Генри шагнул вперед, пытаясь удержаться на ногах, и второй удар пришелся уже по спине. Генри рухнул на колени, и рядом с ним упала доска, испачканная в его крови. Он пытался удержать себя в сознании, но комната плыла перед глазами, стены находили друг на друга, и тлеющие огни взрывались искрами внутри его головы. Два вытянутых силуэта стояли так близко, что переплетались между собой, и непонятно было, это борьба или объятия.