Кто ты, Иуда?

Глава 3

– Кто? – вытаращила я глаза. – Какой еще парень?! Вранье! Игорь – просто следователь, который занимался делом Костика Стрельцова.

– Гриша уверяет, что тебе поступило предложение, если не руки, то сердца, – прищурилась мама.

– Больше слушайте! – вышла я из себя. – Был такой разговор, но я отказала, тема исчерпана. Ну Гришка, ну болтун! Жаль, что я не занимаюсь боксом, как Мира, а то бы врезала ему хорошенько!

Гришка Ярополов – мой двоюродный брат. Так уж вышло, что он был свидетелем нашего предыдущего расследования. В результате той истории он нашел возлюбленную – женщину вдвое старше себя, которую моментально возненавидела вся родня. Теперь братец поддерживает отношения только с нами, и я уже начинаю жалеть, что нам оказана такая честь.

– Ты не ругайся, – примирительно попросил папа, уловив в выражении моего лица нечто угрожающее. – Ева, отстань от ребенка. Ну, подумаешь, про парня умолчала. Не все ж тебе докладывать.

– Да нет у меня никакого парня! – взревела я и вытряхнула содержимое сумочки, чтобы найти телефон. От злости пальцы тыкали не туда, и я с трудом набрала номер кузена.

– Але, – прочавкал Гришка, хрустя каким-то фруктом.

– Ты что про меня понаписал, Конан Дойл фигов?!

– Да ничего особенного.

– Приплел мне своего приятеля!

– Это же просто авторский вымысел, – оправдывался брат. – Понимаешь, в любом произведении должны быть высокие чувства, иначе выйдет скучно.

– Рассказал бы про себя!

– Так я ж не главный герой.

– Но почему пострадала именно я? Придумал бы Мире какого-нибудь ухажера.

– Я что, похож на самоубийцу? Между прочим, у меня до сих пор лицо болит – у нее кулаки, как гантели.

– Сам виноват: нечего было шуршать пилкой в нашей калитке – тебя перепутали с домушником, вот и получил. Я бы сейчас охотно добавила пару затрещин лично от себя.

– Не злись, сестреныш, – заныл Гришка. – Зато ты прославишься! У Шерлока Холмса имелся доктор Ватсон, а у вас я.

И что на это скажешь? Остается только надеяться, что он проиграет в конкурсе другим, более удачливым писателям. Я сбросила звонок, не попрощавшись, и повернулась к родителям. Оба притихли и укоризненно посмотрели на меня.

– Не стоит делать из мухи слона, – назидательно сказала мама. – Лучше сходи в библиотеку и позови Юлю обедать – она с самого утра сидит там безвылазно.

Библиотекой мы называем небольшую комнатку, где теснятся разномастные шкафы и стеллажи, забитые книгами. Мы любим читать и не хотим расставаться с обожаемыми произведениями, коих скопилось немереное количество, поэтому выделили для них отдельное помещение. А чтобы придать ему более-менее жилой вид, поставили туда письменный стол, кресла и стационарный компьютер. Вот за ним сейчас и работала мамина двоюродная сестра Юля: одной рукой она стучала по клавиатуре, а во второй держала пончик, политый вареньем.

– Привет, – сказала я. – Ты есть не хочешь?

– Машка! – завопила она, игнорируя мой вопрос. – Как здорово, что ты здесь! Я написала уже три главы, ну-ка, почитай и честно ответь: нравится или нет.

Пришлось занять ее место и просмотреть опус. Должна признаться, я не поклонница любовных романов, никогда ими не интересовалась. Лишь однажды мне попалась какая-то книга с интригующей обложкой, но уже на десятой странице я утонула в ванильных соплях и бросила чтение. Юлино творение мало чем отличалось от аналогов: здесь было много неотразимых мужчин и женщин, страданий, самокопания и эротических сцен, плавно переходящих в порнографические. Восприятие сильно затрудняли местоимения «он» и «она», употреблявшиеся вместо имен собственных.

– Ну как? – затаив дыхание, спросила Юлька.

– Превосходно, – покривила я душой. – Удивительные повороты сюжета. Очень захватывающе.

На самом деле, удивляло только одно: где Юлька, с семнадцати лет живущая с одним мужчиной (тихим и скучным), обрела такие познания в сексуальной сфере? Она всегда казалась мне примерной женой и матерью, слегка сдвинутой на своем потомстве. К тридцати годам двоюродная тетя превратилась в уютную домашнюю женщину, поглощенную исключительно бытовыми хлопотами. И вот, пожалуйста, оказывается, в ее душе кипят нешуточные страсти.

– Надо сейчас же позвать Еву: пусть проверит и исправит ошибки. А то Сонька скоро тоже придет, – недовольно проворчала Юля. – Со своей фантастикой. Полнейшая бредятина: гномы, эльфы, древние цивилизации.

По мне, так лучше читать про гномов, чем про истеричных теток, оплакивающих свою любовь, но я не высказала своего мнения вслух. Соня и Юля – двойняшки. В отличие от нас с Мирой, они не дружат между собой и всегда соперничают, хотя похожи и внешне, и по характеру. Обе коренастые брюнетки, обе рано вышли замуж, родили детей и даже работают в одном салоне красоты: Соня стрижет, а Юля делает маникюр.

– Эх, я от волнения пончики не распробовала, – с жалостью констатировала родственница, слизнув с пальцев остатки варенья. – Еще есть?

– Не знаю, – пожала я плечами. – Только приехала, в кухню не заходила.

Юлька сохранила документ, скинула его на флешку и поспешила в столовую, где мама накрывала стол к обеду. У него уже стояла Сонька с раскрасневшимся лицом и пачкой бумаги.

– Вот, – сказала она, плюхая кипу на тумбочку. – Распечатала две главы.

– Зачем? – удивилась мама. – Прислала бы мне в WhatsApp. Только зря потратила краску.

– А то я тебя не знаю! – пропыхтела вторая тетушка, высвобождаясь из куртки. – Будешь до вечера тянуть, а мне сегодня сдавать. Я уже себе и псевдоним придумала: Урсула Бовари.

– Что? – возмутилась Юля. – Это же моя идея! Я хотела быть Урсулой Бовари! Подходящее имя для любовных романов. А ты можешь остаться Софьей Корзинкиной, тупица.

– Сама оставайся Юлией Дубинкиной! – отрезала сестрица. – Жирная неудачница.

– Девочки, успокойтесь! – потребовала мама. – Вы ссоритесь из-за ерунды!

Но не тут-то было: двойняшки, как по команде, набросились друг на друга и принялись орать, лягаться, кусаться и выдирать волосы. А мы бестолково бегали вокруг и старались разнять их, но не преуспели. Папа и дядя Витя, словно нарочно, куда-то исчезли и не реагировали на наши призывы о помощи.

– Давай, польем их водой? – робко предложила я. – Где-то слышала, что это приводит людей в чувство.

Мама сбегала на кухню и вернулась оттуда с пятилитровой бутылкой. Я от всей души надавила на пластмассовые бока и выплеснула содержимое на озверевших родственниц, но они не обратили на холодные струи никакого внимания.

– Я тебе покажу, как псевдонимы воровать! – выла белугой Юлька, тыча сестру носом в ковер. – Кто тебе рассказал про него? Отвечай!

– Я сама придумала! – настаивала Сонька, пытаясь пнуть соперницу.

– Не ври! У тебя деревянные мозги!

И они снова покатились по полу, как две мокрые дворовые собаки, случайно проникшие в чужой дом.

– Что теперь будем делать? – испугалась мама.

– Ничего, – разозлилась я. – Пусть себе сражаются, раз им охота, а мы попьем чаю. Ну, еще можем сыграть: как ты думаешь, кто победит? Я готова поставить соточку на Юльку.

Мама неодобрительно посмотрела на меня и продолжила бессмысленные увещевания. Я же намазала хлеб маслом, полила клубничным вареньем и приготовилась хорошенько перекусить. Давно поняла: люди, рвущиеся в драку, надеются, что их разборонят. В этом случае поражение можно списать на помехи извне. «Да я бы порвал тебя на куски, если бы на моих руках не повисло трое!» – заявляют «храбрецы», получившие крепких колотушек. Поэтому первое правило эгоиста, к коим меня причисляет Мира: не влезай в разборки. Двум дурам и в голову не приходит зайти в интернет, просмотреть разные имена и выбрать подходящие для книжной обложки. Их заклинило на Урсуле Бовари.

– Что тут происходит? – послышался грозный голос.

Я повернула голову и увидела Мирославу в спортивном костюме и с сумкой через плечо. Выглядела она уставшей, а на лбу красовался здоровенный синяк. Волосы были туго заплетены в косички, связанные на затылке в пучок – так всегда делают перед боем.

– Привет! – крикнула я. – Можно поздравить?

– Да, – улыбнулась сестра и тут же сморщилась: видимо, губа у нее тоже болела. – Нокаут. А это еще что такое?

Я вкратце рассказала историю с литературным конкурсом. Мира схватила за шиворот Юльку и встряхнула. Та попыталась вывернуться и тяпнуть мою сестру за палец, но не вышло. Мирослава отвесила ей оплеуху и толкнула на софу. То же самое она проделала с Сонькой и гаркнула:

– Ну-ка угомонились! Взяли тряпки, собрали воду, вынесли ковер! Два раза повторять не стану!

Через пять минут столовая приобрела почти первозданный вид. Двойняшки, напряженно сопя и гневно зыркая глазами, поглощали котлеты. Одну мама переодела в свой халат, а другую – в старую пижаму.

– Не день, а чума, – пожаловалась Мира, вяло ковыряя вилкой салат из огурцов и помидоров. – Сначала соревнования переставили на пять часов раньше, потом бой растянулся на восемь раундов, я еле живая приехала домой, думала, отдохну в тишине, и что? Совсем рехнулись, графоманки?

– Сейчас еще дядя Витя придет и зачитает поэму про дракона, – хихикнула я.

Словно услышав меня, папин брат материализовался в столовой с блокнотом. Кажется, он даже не обратил внимания на появление Миры, наспех ликвидированный разгром и расцарапанные физиономии Юльки и Соньки.

– Я долго думал над последними строками, – заявил он. – И слегка переиграл. Вот, послушайте: «И пусть взойдет моя звезда! Она капризна иногда, но я надеждою наполнен, хоть луч ее слегка бесформен».

– А где дракон? – не поняла Мира.

– Я от него избавился, – отмахнулся дядя. – Без грифона он не желал рифмоваться. Ой, у вас котлетки! С картошечкой! А давайте включим телевизор? А то как-то скучно.

С этими словами он схватил пульт и щелкнул на новостной канал. Все протяжно вздохнули. Теперь побеседовать не удастся: громовой голос ведущей заполнил все пространство.

– «Известие, повергшее нас в шок», – так новый губернатор Новолесинской области прокомментировал гибель писательницы Артемиды Юзик и интернет-маркетолога издательства «Буковка» Людмилы Блаблас, – нахмурив брови, озвучила диктор. – Сегодня, в 9.30 утра, обе женщины вышли из магазина «Все для рукоделия», сели в машину, и она взорвалась. Полиция обнаружила два трупа и следы самодельной взрывчатки. Эксперты все еще работают на месте происшествия.

Пока девушка говорила, на экране мелькали кадры: обгоревший остов иномарки, совершенно черный, невозможно даже разобрать первоначальный цвет, осколки стекла, толпа зевак, люди в форме, кинологи с собаками…

– Это конец, – прошептала Юля и закрыла лицо руками.

Глава 4

На некоторое время повисла тишина, прерываемая только всхлипами Дубинкиной, потом мы разом отмерли и бросились ее утешать.

– Я так надеялась! Хотела стать писательницей, выиграть конкурс. Думала, что прославлюсь! – сокрушалась она, вытирая слезы салфеткой. – Салон мне надоел до жути, но куда деваться с двумя детьми?

– Маникюрша – тоже творческая профессия, – заверила мама и протянула кузине стакан воды.

– Ага, – скривилась Юлька. – Ты думаешь, нам дают как-то развиваться? Такая публика приходит! Просят наращивание на типсы, представляешь? Подавай всем когти по пять сантиметров, да расписные: с букетами и бабочками. Такое уже лет пятнадцать не в моде.

– А у меня иногда требуют химическую завивку, – поддакнула Соня. – Из прошлого века. Трендовые прически никто не хочет: боятся экспериментов.

Двойняшки, прежде готовые убить друг друга, обнялись и заревели в голосину. Дядя Витя тоже поник. Правда, он не истерил, сидел тихонечко, но вид у него был совершенно потерянный.

– Ну вот что, прекращайте, – распорядилась Мира. – Женщины погибли такой мучительной смертью, а вы о конкурсе волнуетесь. Им намного хуже, чем вам. Это во-первых. А, во-вторых, свет не сошелся клином на челлендже: дописывайте свои гениальные труды и сдавайте в издательство на общих основаниях. Раз «Буковка» ищет новых авторов, значит, у вас есть шансы.

– Ты полагаешь? – усомнился дядя.

– Конечно!

– Интересно, кто и за что их убил?.. – задумалась я.

– Конкуренты, наверно, – пожала плечами Соня.

И тут затрезвонил мой телефон. На линии висел Гришка, тоже получивший жуткое известие.

– Ты видела? – завопил он. – Кошмар! Жесть! Плохая была затея, неправильная!

– Ты о чем? – насторожилась я и включила громкую связь.

– Артемида Юзик начала новую книгу, основанную на реальных событиях, – тараторил брат. – Что-то связанное с тюрьмой и предательством. На онлайн-уроках зачитывала нам отрывки и заодно учила, понимаешь?

– Не очень, – вмешалась Мира. – Что за историю она использовала для романа?

– Какое-то старое дело… – неуверенно пробормотал Гришка. – Еще советских времен. Вроде бы одного мужика несправедливо осудили, потом реабилитировали. Но он так и не узнал, кто написал на него донос. А Артемида выяснила и уверяла, что создаст бестселлер.

– А где все происходит-то? – крикнула я.

– Да у нас, в окрестностях Новолесинска. По-моему, Юзик даже фамилии не поменяла.

– Так-так, – протянула Мирослава. – Старые грехи отбрасывают длинные тени?

– Точно, – вздохнул брат. – Конечно, у киллера могли быть и другие мотивы: деньги, личная неприязнь или месть. Но я почему-то сразу вспомнил о новой книге. Маш, ты бы позвонила Изранову, а? Спроси, что там к чему.

– Почему я?! Он же твой друг!

– Знакомый, – поправил Гриша.

– Ладно. Самой интересно. Только попозже, у него сейчас в гостях мамаша – жуткая тетка…

Я осеклась. Мама и Мира подозрительно посмотрели на меня, а кузен хрюкнул в трубку, попытавшись подавить смешок.

– Мы уже болтали рано утром по телефону, – не моргнув глазом, соврала я. – Ты лучше пришли отрывки из романа Юзик, которые она вам демонстрировала.

– Не вопрос, – мгновенно отозвался родственник. – Сейчас скину.

Едва мы простились, как тренькнул WhatsApp, и я получила файл под названием «Иуда». Текст был достаточно коротким и содержал лишь пролог. Я жадно прочла все пять страниц и помрачнела.

– Что там? – шепотом спросила мама.

– Ничего, – махнула я рукой. – Покойная Артемида решила удержать интригу, поэтому так и не назвала имени главного героя: отделалась общими определениями. Я поняла лишь, что он возглавлял колхоз и вляпался в какую-то историю. И что ей стоило написать нормально? Нет же, напустила тумана. Вот, пожалуйста, сотрудник КГБ, пытавшийся посадить председателя, так и зовется Михаилом Федоровичем Бойченко – ясно и четко. Прокурор и секретарь райкома партии тоже представлены по всей форме.

– Дай посмотреть, – резко сказала мама и выхватила у меня смартфон.

Она никогда так не делает, поэтому я слегка обалдела и проблеяла:

– Бери-бери, только не нервничай.

– Бойченко, Токин, Пилипчук, – перечислила мама севшим от волнения голосом. – Я знаю их! Да ведь это же папино дело! Вашего дедушку посадили в тюрьму, обвинив его в хищении государственной собственности. Прокурор сразу уволился, а секретаря вызвали на очную ставку и на следующий день нашли мертвым – якобы, он застрелился.

– Господи, – пробормотала Сонька и перекрестилась.

– Расскажи все последовательно, – попросила Мира.

Конечно, мы знали, что дедушка сидел, но он никогда об этом не упоминал, не повествовал о тамошних друзьях, порядках, каких-то смешных или страшных случаях. У него даже не было наколок! Многие люди, попавшие на зону, сначала испытывают шок, потом привыкают, а на свободе изредка ностальгируют по временам заключения, рассказывая, каким уважением они там пользовались. В 90-е вообще судимость считалась чем-то вроде знака почета, дедушка мог бы этим воспользоваться, но отчего-то не захотел. Я ни разу не слышала от него ни единого слова на «фене»: кошелек он называл кошельком, а не «лопатником», ложку – ложкой, а не «веслом».

– Папу осудили несправедливо, – начала мама. – Он был председателем колхоза «Красный рассвет» в селе Сребриново. Обычно им давали план, в соответствии с которым хозяйство брало на себя обязательства предоставить по истечении указанного срока определенное количество овощей, фруктов, молока, яиц, мяса и тому подобного. Но в конце восьмидесятых появилось ноу-хау: несколько колхозных полей теперь могли взять в аренду частные лица или кооперативы. Они тоже продавали свою продукцию государству – не всю, но большую часть. Естественно, цены на нее устанавливались в соответствии с реалиями того времени. Так в «Красный рассвет» пришла артель братьев Лим – очень хитрых и жадных корейцев. Они вырастили лук, морковь, картофель, заплатили какие-то смешные деньги за использование земли, а овощи отдавать отказались, ссылаясь на неурожай. Потом выяснилось, что Лимы торгуют ими на черном рынке, запрашивая по двадцать рублей за килограмм лука. Чтоб вы понимали, это равнялось почти четверти средней зарплаты.

– И их не наказали? – поразилась я.

– Полагаю, таким путем зарабатывала не только артель, но и высокопоставленные чиновники. Наверное, львиная доля продуктов уходила за границу, потому что в те годы овощи в нашей области стали дефицитом.

– Что же сделал дедушка? – спросила Мира.

Мама усмехнулась:

– Вы ж его знаете: стал возмущаться и добиваться справедливости. В конце концов, на него натравили и КГБ, и прокуратуру, и партию. Суд растянулся на целых два года, мама, папины бывшие подчиненные, друзья, любовницы и просто знакомые попали под колоссальный прессинг. Всем угрожали, требовали конкретных показаний, но напрасно. Ваш дедушка тоже не сдавался: наотрез отказался признавать вину. Только один человек оказался предателем, но его личность до сих пор остается тайной.

– Можно попросить дядю Женю раскрыть инкогнито крысы, – подала идею Мира. – Он служит в ФСБ, наверное, имеет доступ к архивам.

Мама отмахнулась и вздохнула:

– Сто раз к нему обращалась. Мой брат либо ничего не знает, либо помалкивает.

– Сейчас сама ему позвоню! – подскочила я, потом уселась обратно и решительно взяла со стола телефон.

– Алло, – раздался усталый голос. – Уже боюсь, когда вижу твое имя на дисплее. Что случилось?

– Папа Женя! Ты должен нам помочь! – выпалила я.

– Прямо-таки должен?

– Ты же мой крестный!

– Да уж, угораздило так вляпаться.

– Скажи, ты изучал дедушкино дело?

– Ну… как-то раз, – поразмыслив ответил он.

– Кто написал на него донос?

– Некий Иуда.

– Мне нужно настоящее имя, – теряя терпение, заявила я.

– А нет его.

– Как нет?! Но ему ведь платили вознаграждение, оформляли разные бумаги, не мог же он так и числиться в них под кличкой!

– Увы, – грустно ответил крестный, прекративший, наконец, испытывать мои нервы на прочность. – Как только появилась возможность покопаться в архивах, я досконально осмотрел все бумаги, но ни имени, ни фамилии этого Иуды там нет. Кстати, за свою подлость он получил не особенно много – всего лишь тридцать рублей.

– Ты говоришь правду? – усомнилась я. – Но дедушку реабилитировали, был суд, неужели на рассмотрение дела не вызвали всех фигурантов?

– Клянусь, – торжественно провозгласил папа Женя. – Зачем мне скрывать имя урода? Если б я что-то выяснил, то немедленно рассказал бы Еве. А суд… Подумай, о каких годах ты говоришь! СССР только распался, многих реабилитировали скопом: в одно заседание принималось решение о судьбе десятка заключенных.

– Ладно, – сдалась я и попрощалась.

– Ну что? – безо всякой надежды спросила мама.

Я покачала головой.

– А как тогда Артемида раскрыла личность негодяя? – внезапно подала голос Сонька. – Если уж ФСБ о нем ни сном, ни духом.

– Да очень просто, – хлопнула в ладоши Мира, но ее лицо осталось мрачным. – Она наверняка встречалась с участниками тех событий, беседовала, и кто-то себя выдал. Прошло много лет, Иуда успокоился, расслабился, выпил с писательницей домашней наливочки, ударился в воспоминания, да и сболтнул лишнего. А она намотала на ус и решила издать книгу-разоблачение.

Все замолчали. Тишину прервало тявканье Василисы и появление в столовой двух совершенно одинаковых мужчин в костюмах цвета хаки, дутых куртках и вязаных шапках – мужья Соньки и Юльки явились за своими благоверными.

– Пойдем домой, – одновременно сказали они, переглянулись и снова синхронно продолжили. – Дети орут и скачут, сил нет.

Корзинкина и Дубинкина, ворча, поднялись со своих мест, переоделись в успевшие высохнуть вещи и отправились восвояси. Мама, обычно провожавшая гостей, сейчас сидела, о чем-то задумавшись.

– Что с тобой? – спросила я и обняла ее.

– Папу предал кто-то из близких, – глухо сказала она. – Возможно, я до сих пор продолжаю улыбаться этому человеку и считать его другом. От этой мысли мне не по себе.