Читать книгу: «Колесница Аполлона», страница 2

– Я не сплю, – сказала она, озираясь, как будто оказалась тут впервые. – Еще кофейку?

– Спасибо вам огромное, Лилия Францевна. Простите, что засиделась. Мне пора, – боюсь, бабуля волнуется. И вам тут мешаю, – скороговоркой тараторила Аня, продвигаясь к прихожей.

– Что ты, милая. Совершенно не мешаешь. Приходите с бабушкой, как она поправится или одна, когда тебе удобно. Только не очень рано. Я часов до десяти сплю, с вечера не уснуть, а иногда полночи брожу… – басила Лилия Францевна вслед засидевшейся гостье.

К сожалению, часто выбираться к гостеприимной подруге бабушки не удавалось, подошла сессия и, в срочном порядке, был дописан и сдан курсовой. Анфисе удалось договориться с дипломным руководителем насчет темы выпускной работы, та очень заинтересовалась фотографиями и источниками, на которых, благодаря Лилие Францевне основывалась Анфиса, формулируя тему.

Наконец, уже ближе к Новому году, они с бабушкой собрались к ней в гости с большой коробкой, в которой была электрическая гирлянда, и конечно, неизменной шарлоткой в объемном свертке.

– Здравствуйте девочки! Я так рада, так рада! Даже сподобилась кое-что приготовить! Будем пить вино, пировать и вспоминать былое! А молодежи со старухами скучно, поэтому я приготовила Анфисе еще залежные углы для раскопок, – так многословно и возбужденно басила Лилия Францевна, встречая их на пороге.

– Здравствуй, дорогая! – подруги горячо расцеловались. И вскрикнули хором. – Только не через порог!

– Мне очень интересно с вами! – пыталась возражать Анфиса, но хозяйка уже потянула ее в комнату, где на столе, видимо давно, было накрыто угощение. Стол, вопреки обыкновению, был полностью освобожден от книг, газет, коробочек и прочего хлама и накрыт огромной кружевной скатертью. В центре высилась бутылка красного вина и супница европейского фарфора. Пахло еловыми ветками, стоящими в вазе.

– Не знала куда положить мясо по французски и положила его в супницу, чтобы не остывало, – счастливо забулькала, давясь смехом, хозяйка. И выглядела она как эта супница, невероятно нарядно и изысканно, в кремовой креп-жоржетовой блузке с тонким кружевом, а ее грудь украшала крупная камея.

Пир удался. Все трое давно нигде не были, и это спонтанное камерное торжество оказалось очень веселым и интересным. Анфиса услышала много интересных и смешных историй из их детства, щеки у всех покраснели от вина, интерьер напоминал театральную декорацию с облаками дыма от папиросы хозяйки.

– Детка, можно я буду звать тебя Фисочкой? Или как то по-другому? Может – Фи? Или – Анфи? Аня – это совсем другое имя! А оно у тебя необычное, колоритное, – рассуждала хозяйка подкладывая «девочкам» мясо с каперсами под майонезом и луком.

– Можно! – с готовностью, согласилась Анфиса с любым вариантом, не разбираясь. Не то чтобы ей нравилось предложение Францевны, просто казалось неловким возражать, ей это было непринципиально. Имя свое она не любила и совершенно не понимала, почему ее так назвала мама, никогда в жизни ей не доводилось встречать свою теску.

На улице уже давно стемнело, когда бабушки перешли к просмотру фотографий, а «Фисочка» извлекла очередной альбом по архитектуре, и из него выпало на пол старое письмо в конверте без марки.

– Ой, письмо! Подписано 1929 годом…

– Дай-ка сюда, милая, – хозяйка протянула руку за письмом, как бы, не узнавая его. – Сейчас посмотрим. Она развернула всего одну страницу, в которой было не так много строк и начала читать вслух по французски.

– Как интересно! Вы знаете французский? – удивилась Анфиса.

– Конечно, как и твоя бабушка. Нас учили в детстве нескольким языкам, а там некоторые, по желаю, еще изучали язык самостоятельно. У меня был основной немецкий, и еще немного испанский и, конечно, французский. Его я утратила полностью, – рассказала хозяйка. – Я вспомнила! Это письмо принесла мне кухарка, которая помогала мне по хозяйству. Звали ее Ольга Кузьминична. Она не понимала по французски и вообще, была уже не молодая и боялась всего. Это письмо передали ей люди, приехавшие из Европы, дипломаты, еще до волны репрессий, но уже тогда было опасно поддерживать связи с людьми «оттуда». Всю свою жизнь она проработала у потомков известного в Санкт-Петербурге купца Бельского, то ли золотопромышленника, то ли он занимался чем-то еще, не помню. И в этом письме ее хозяйка просит поискать вещи в их старом доме, которые они спрятали, уезжая в Париж, и переправить им с тем господином, что привез письмо. Он приезжал на месяц. Ольга так испугалась, тем более в том доме, по ее рассказам, уже или была оборудована контора, или живут люди, а вещи уже, наверняка уже нашли. Она, конечно, ничего не собиралась искать, чтобы не накликать на себя беду, и просила меня сжечь это письмо. Почему я не сожгла? Наверное, по рассеянности. Не ожидала, что оно еще хранится. Прямо карта сокровищ! Хочешь, забери его. Кстати, я вам приготовила подарочки к Новому году.

– Зачем ты беспокоилась! Подарки совершенно излишни, неудобно, – засмущалась бабушка, но взяла из рук Лилии Францевны картонную коробочку, открыла ее и обнаружила там удивительную фарфоровую вазочку, воздушную, как из переплетающихся лент и цветов.

– Это еще моей бабушки. Очень хочу, чтобы ты хранила ее. Будешь смотреть, и вспоминать о своей подружке детства, – эти слова еще больше растрогали бабушку.

– Как будто без нее я тебя и не вспомню… – застеснявшись выступивших слез, нарочито ворчала Катя.

– А это Анфисочке, я заметила, тебе это понравилось, смотри, – и с нетерпением, с каким дарят подарки только люди широкой души, следила, как Анфиса открывает маленькую коробочку.

– Ах, это стрекоза! Спасибо! Как живая! – растерянно радовалась Анфиса и как будто ждала бабушкиного окрика: «Верни назад! Мы не можем это взять!», но Лиличка опередила Катю и сказала:

– Милые мои, у меня кроме вас никого нет. Доставьте мне удовольствие, возьмите это и еще ту стопочку книг, которая стоит у входа – я ее крепко связала бечевкой. Сколько мне осталось? Набегут псы, будут рвать и растаскивать… Хочу, чтобы вам досталось, на память. Как сил наберусь, оставлю на вас завещание, – и, переводя все в шутку, уже весело добавила.

– Я богатая невеста! Может, еще в жены возьмут, – и заколыхалась всем телом, утробно хихикая и, пытаясь разлить по бокалам остатки вина.

Анфиса, перебирая дома книги, не верила своему счастью, какое богатство ей досталось! Она рассматривала акварели, в паспорту, вложенные в дореволюционные альбомы по изобразительному искусству, замечательные издания по архитектуре Петербурга и многое другое. «Стопочка» оказалась огромной и тяжелой, в тот вечер они еле дотащили ее до дома. Нет, конечно, она не позволяла бабушке помогать ее нести, но та все время пыталась помочь, хватаясь сбоку за бечевку, царапая об нее себе пальцы.

Анфиса не утерпела и принесла одну из книг в институт, показать дипломному руководителю и показала подружке – Свете.

– Какая старая книга 1913 года, еще до революции! Фантастика! – искренне восторгалась Светка.

– Если хочешь, я тебя познакомлю с необыкновенным человеком, только сначала спрошу у нее разрешения, и мы сходим к ней. Пойдем? – Анфисе не терпелось поделиться со Светой той особой атмосферой, атмосферой ушедшей эпохи в квартире Лилии Францевны. – Она была знакома с Анной Ахматовой!

– Конечно, пойдем! Только сдадим истмат. Так боюсь провалить! Читаю, читаю, и даже повторить не могу, – жаловалась Света.

Анфисе исторический материализм давался легко, поэтому, спустя неделю после Нового Года, она снова собралась к Лилие Францевне, купив в Метрополе булочки со сливками, ее любимые.

Настроение было прекрасное, и она быстро поднялась по лестнице на четвертый этаж и остолбенела, увидев, что дверь в квартиру приоткрыта. Может Лилие Францевне плохо, и она вызвала скорую? В квартире у нее телефон последнее время, как на беду, был сломан и, может быть, у нее кто-то ждет скорую, например, соседка. Но никого не было слышно. Анфиса нерешительно постучала и медленно зашла в квартиру, которая поразила ее какой-то мертвой тишиной.

– Лилия Францевна! Это Анфиса! – голос раздался гулко в прихожей, но ответа не последовало.

Анфиса медленно прошла по длинному коридору в гостиную и распахнула двух створчатую дверь – никого. Страшный беспорядок вокруг! Ящики письменного стола выдвинуты и валяются на полу. Цветы в горшках разбросаны по полу, книги и одежда исторгнуты из чрева шкафов, как потроха из брюха мертвого кита.

– Лилия Францевна! – снова позвала Анфиса. Ее голова независимо от нее выдвигала разные версии «Что-то искала и убежала», «Был обыск и арестовали», «Похитили»…

Она снова вышла в коридор и пошла во вторую комнату, в которой она ни разу не была. Распахнув дверь в спальню, она увидела на широкой кровати хозяйку квартиры в белом кружевном белье. Можно было бы подумать, что она спит, если бы не сбитое постельное белье и неестественная поза – поперек кровати. Лицо ее казалось спокойным и каким-то умиротворенным. Глаза открыты. «Может, она еще жива?!» Анфиса, встав коленями на высокую кровать, почему-то пыталась ее приподнять. Но почувствовав холод, исходящий от тела, и увидев пятно крови на простыне, поняла, что жизнь покинула это тело уже давно.

Странно, что слез не было, ее охватил ужас и полная растерянность. Она застыла, так и стоя на коленях на кровати. Тут же ее посетила мысль, что убийца может еще быть в квартире, и она медленно сползла с кровати, нарушив ее белоснежный порядок, оставив на простыне борозду как на той снежной горе, где она любила кататься на лыжах. Пятясь спиной к выходу и не отрывая взгляда от жуткой картины, величественностью напоминающей пышные надгробия, она больно ударилась об дверь, что привело ее в чувство. Выбежав на лестницу, она стала кулаками барабанить сначала в соседние двери, а потом спускаясь все ниже, с этажа на этаж. Раздался грохот открывающихся дверей.

– Пожар?

– Что случилось?

– Кто ты?

– Чего надо?

Небольшая горстка соседей собралась на лестничной площадке возле открытой двери. Более активные граждане пытались пройти в квартиру, остальные с любопытством заглядывали в темный проем открытой двери.

– Лилию Францевну убили. Пожалуйста, у кого есть телефон, вызовите скорую и милицию, – твердо, взяв себя в руки, попросила Анфиса, перегораживая дорогу самым ретивым и любопытным, – Ничего здесь не трогайте! Вы хотите, чтобы вас обвинили в убийстве?

Любопытствующая публика попятилась, но не расходилась, обсуждая событие.

– Ой, горе-то какое! – заплакала какая-то старушка, прикрывая рот.

– У нас ведь уже такое было! Помните – из подвала все дрова растащили? Так и не поймали никого! – торжествующе выпятила грудь маленькая востроглазая брюнетка, как будто ее достижением было то, что никого не поймали.

– Ну при чем здесь это? Дрова! Убийств у нас не было! И обокрали, небось? Надо посмотреть все ли на месте! – с любопытством заглядывал в дверь щуплый мужичок в полосатой пижаме с профессорской бородкой клинышком, – Лиличка была не бедной дамочкой.

– Дамочка? Уфф. Старушка! – не унималась брюнетка.

– Барышня, если вы ее родственница, вам придется с милицией описать все имущество и выявить краденое! – вставил свое мнение осанистый, с объемным животом и залысинами гражданин, явно из номенклатуры, обращаясь к Анфисе. И все с любопытством уставились на нее, как будто ожидая от нее каких-то действий прямо сейчас.

– Нет, я не родственница. Знакомая. А милиция, думаю, сама разберется, что нужно делать! – уверенно ответила Анфиса, что удовлетворило публику, и внимание всех переключилось на подъехавшую милицию.

– Идут, идут! – сказала маленькая старушка в папильотках, стоящая у окна. Она поднималась снизу, так и осталась стоять между этажами.

Анфису удивило, что кучка народа стала стремительно таять, только двери хлопали. Кроме Анфисы остались только двое – осанистый господин и молодая, но какая-то бесцветная, похожая на домохозяйку, женщина от которой сильно пахло жареным луком, видно она что-то готовила, когда ее отвлекли.

3. Кладоискательницы

Неделя минула с похорон Лилии Францевны, а Анфиса никак не могла сосредоточиться на учебе и все думала о несчастной женщине. Кто мог убить ее, пережившую революцию, репрессии и блокаду? Такая несправедливая судьба! Анфису очень удивило, что бабушка довольно спокойно отреагировала на смерть подруги: «Всем нам скоро туда собираться. Жалко Лиличку!» – и все. Больше она переживала за Анфису, которую мог увидеть убийца. Анфиса вспоминала их новогодний праздник, Лилия Францевна как будто чувствовала, что смерть близко. Может она знала, что ей что-то угрожает?

В тот злосчастный день Анфиса много времени провела в милиции, давая показания. Потом ее еще пару раз вызывали для уточнения фактов и, как показалось Анфисе, дело застряло на месте, как телега в весеннюю распутицу. Выяснилось, что у умершей было много ценных вещей, никто не мог сказать каких именно, и если бы это были грабители, забрали бы все, а квартира ломилась от дорогих картин, мебели и ценных «безделушек». Скорее всего это не ограбление.

– Понимаешь, Света, у нее не было ни родственников, ни врагов. Может ее убили по ошибке? – делилась Анфиса с подругой.

– Скажи еще, что ее перепутали с толстым начальником, который жил напротив? Ха! – ерничала Света. Глаза ее горели, ее очень заинтересовало это из ряда вон выходящее событие. Она представляла себе, как они с подругой сами вычислят преступника и помогут милиции. – Может, украли что-то одно, маленькое, конкретное? Кольцо с огромным бриллиантом? Или в ее шкафчиках есть секретная полка, где хранились письма императрицы? Ведь ты говорила, что ее двоюродная тетушка служила фрейлиной…

– Ну ты, выдумщица!!! – смеялась Анфиса, и вдруг осеклась. – Письмо!

– Что письмо? Императрицы?

– Нет, конечно! Письмо, которое она отдала мне за ненадобностью. Помнишь, я его тебе показывала! Оно на французском. Лилия Францевна его пересказала, но нам нужен точный перевод. Попросим бабушку. Хотя она и так сильно волнуется за меня, а в письме речь идет о кладе! Боюсь, что она без практики совсем забыла французский. Лучше бы перевести самим! – перешла на шепот Анфиса.

– Давай попросим Юрку, помнишь, из параллельной группы? У него бабушка учительница французского. Думаю, ей нетрудно перевести для нас страничку. Скажем, из книги списали… – фантазировала Света.

– Нет, про это не поверит, но мысль правильная. Вряд ли старушка заинтересуется чужими тайнами. Надо еще подумать, – хмурилась Аня.

На следующий день они с трудом отыскали долговязого Юрку, который курил, прячась в тупичке лестницы у чердака. Занятия уже начались, но он явно не собирался идти на живопись.

– Юр, у нас к тебе дело. Может ли твоя бабушка помочь нам с переводом? Там совсем немного, всего пара листиков, а то и меньше. Поговоришь с ней, поможешь? – сразу же, без предисловий выпалила Светлана и состроила жалобную мордашку. Света чем-то была похожа на Мальвину, кукольным личиком и огромной копной вьющихся светлых волос.

– Это, смотря как вы меня задабривать будете, – хитро ухмылялся он, глядя на девчонок и растирая по полу окурок ботинком видавшим виды.

– А что тебе надо? Боюсь и представить, – спросила Анфиса.

– У меня хвост по философии. Напишете за меня контрольную? Там не много, всего пара листиков, – очень похоже он скопировал интонацию Светы.

– Ну ладно, договорились, напишу, – согласилась Анфиса.

– Листик у вас с собой? Давайте, отнесу, – с готовностью протянул руку Юрка.

– Нет, письмо ценное, мы хотели бы сами поговорить с твоей бабушкой. Пригласишь в гости? – напирала на него Света.

– Ну, это я поговорить с ней должен. Завтра встретимся, все скажу. Или позвоните, у вас есть мой телефон? Дать? – едва успел договорить Юра.

– Юрка, ну, сколько можно ждать? – снизу по лестнице через две ступеньки поднимался Дима, черноволосый, с копной вьющихся волос. – Так я и знал – с девчонками застрял! А мы там его ждем! Пошли скорее, Сеня и Миха уже на улицу вышли.

– Пока девчонки! А то пошли с нами? – бросил, не оборачиваясь, голенастый несуразный Юра и вместе с Димкой поспешил вниз.

– Договорились? Нам на начерталку еще надо, – крикнула вслед Света, не надеясь получить ответ, но Юра крикнул уже снизу:

– Ага! До завтра!

– Прогульщики! – ворчала вслед убежавшим ребятам Света, забывая то, что они сами не на занятиях. – Может, и правда еще успеем на начерталку?

– Попробуем.

Подружки, тихо приоткрыв дверь, пытались незаметно зайти в аудиторию со старыми кульманами и высокими чертежными столами. Им казалось, что в этом «лесу» можно остаться незаметными для преподавательницы. Но, увы!

– Интересно, как можно так опаздывать? Что случилось? – строго глядя на них, через очки, вещала пожилая дама, стянутая полосатым костюмом так плотно, что напоминала или гусеницу или колбасу.

– Извините Ангелина Ивановна! Опоздали! – повторила очевидное Света, глядя в потолок в поисках оправдания.

– Я вижу, что опоздали! Быстро доставайте свои эпюры и – за работу!

– Спасибо! – Света была рада, что ей не пришлось по обыкновению врать. Делала она это изысканно и виртуозно.

И девчонки, нарочито деловито, зашуршали бумагой и спрятались от строгих глаз Ангелина Ивановны за высокими столами.

– Отлично, вроде договорились с Юркой! – шептала Света, пытаясь прикрепить ломающимися кнопками, упорно скручивающийся, лист ватмана.

– Не подвел бы, шут! – тоже шепотом ворчала Анфиса.

Анфиса как в воду глядела – на следующий день Юрка в институт не пришел, и через два дня найти его тоже не удалось.

– Дима! – Света увидела в коридоре уплывающую за угол кудрявую макушку Димы и бросилась вслед за ним, а огромная папка, висящая у нее на плече как якорь, то больно хлопала ее по боку, то цеплялась за встречный народ, отвечающий ей ворчанием.

За поворотом, она чуть не сбила Диму с ног, с разбегу наткнувшись на него. Он стоял, замерев у статуи Лаокоона, как будто впервые ее заметил. Казалось, он невероятно впечатлен борьбой старца и его сыновей с огромными змеями, и замер в одухотворенной позе.

– Ты что? Раньше не замечал Лаокоона? Конечно, он же маленький, как заметить,– с издевкой заметила Света.

– Какого Лаокоона? – как будто пробудился Димка. – Самая умная? Я просто задумался.

– Где Юрка? Он нам нужен, – наседала на него Света.

– Я сам его искал, – рассеянно ответил Димка, но потом разоткровенничался со Светой. – Похоже, к какой-то бабке уехал, в деревню. Там и застрял. Хорошо хоть вчера позвонил.

– Так его выгонят, прогульщика. Нашел время бабку навещать.

– Надо было торопиться, бабка ему, говорят, икону завещала, старинную. Вроде умерла она, или нет, я не понял. Только Юрка сказал… – но тут из-за угла неторопливо появилась Анфиса, и Дима замолчал и заторопился назад.

– А не сказал, когда вернется-то? – пытаясь ухватить его за рукав, допытывалась Света.

– Вроде завтра, но я не очень понял, – уже из-за угла донесся голос Димы.

– Симпатичный парень, но какой-то странный! И этот олух – Юрка! Представляешь, уехал в область к бабке! – ворчала Света.

– Ты говорила его бабка тут, в Ленинграде?

– Это какая-то другая. Может даже умерла! А ему икону или несколько оставила – сбивчиво объясняла раскрасневшаяся подруга Анфисе.

– Он что, верующий?

– Думаю, нет. Вообще ничего не поняла.

И действительно, на следующий день Юрка раньше всех появился в еще пустых коридорах института, постоял немного в задумчивости и пошел наверх курить. Его уже несколько раз ловили за этим занятием, наказывали, заставляли подметать всю лестницу, но это его нимало не расстраивало. Именно там и нашли его девочки.

– Ой, ой! – опередил он их. – Привет! Совсем забыл про ваше письмо. Вот увидел вас и вспомнил. Но были важные дела. Сегодня обязательно скажу бабушке, и завтра пойдем.

– Неделю из-за тебя потеряем! – сердито хмурилась Анфиса.

– Завтра пойдем, обещаю.

И действительно, на следующий день они вчетвером, еще и с Димой, уже шли домой к Юрке. Раньше им не доводилось там бывать. Уже совсем на подходе, Дима развернулся и, манерно раскланявшись девчонкам, пошел в другую сторону. Видно было, как Света расстроилась, уж было открыла рот, чтобы как-то задержать его, а его уже и след простыл.

– Он тут неподалеку живет. Мы с ним с детства дружим, даже в одну школу ходили, – пояснил Юра.

Почему-то Анфиса представляла себе бабушку Юры похожей на Лилию Францевну или, в крайнем случае, на Ангелину Ивановну, непременно в костюме, в очках, с кружевным воротничком. А бабушка выглядела совершенно иначе – круглолицая, приветливая, в большом ситцевом переднике, волосы повязаны газовой косынкой поверх бигуди. Родители, как говорил Юра, уже больше года были в длительной командировке во Вьетнаме, поэтому бабушка успешно замещала их в выполнении родительских обязанностей.

– Проходите девочки! Чай пить будем, я блинов напекла, – и бабушка расставляла на столе большие чашки с красными маками.

Видно было, что Юрка совершенно растерялся и очень смущался. Дома он стал совершенно другим человеком, чем в институте.

– Сажай наших гостей, Юрочка. Юра редко кого-то приглашает, чаще сам где-то болтается. А мне грустно тут, радуюсь, когда кто-то приходит, – хлопотала вокруг стола бабушка.

– Мы по делу Марья Ивановна, – решила сразу перейти к просьбе Анфиса, немножко неуклюже пристраивая на угол тесного стола коробку «Белочки».

– Не стоило, зачем? – смущенно глядя на коробку, перебила ее хозяйка. – Потом, все сделаем. А пока ешьте блинчики с черничным вареньем. Мы чернику сами собирали.

– Еще скажи, что я собираю, – смущенно бубнил Юра, но с удовольствием макал блин в хрустальную розетку с вареньем.

Выпив чай, бабушка аккуратно вытерла руки об передник и спросила девушек:

– Так что вас ко мне привело? Какое дело?

– У нас есть старое, дореволюционное письмо, но оно на французском языке. Очень просим, переведите его, пожалуйста, – к концу своей фразы Света сделала жалобное лицо, а Анфиса развязала тесемки зеленной картонной папки и извлекла оттуда пожелтевший лист, сложенный вчетверо.

Марья Ивановна водрузила на нос очки и стала, шевеля губами про себя, читать письмо, а потом широко улыбнулась и сказала:

– Понятно, клады искать вздумали? Только вот клады-то уже все давно найдены. Пишите, сейчас задиктую, – у девочек лица вытянулись, они не могли скрыть своего огорчения по поводу того, что их раскусили, а Юра при этих словах встрепенулся и перестал жевать. Он один остался у стола и продолжал уничтожать уже невысокую горку блинов.

– Клады?… – задумчиво повторил он.

Анфиса достала из той же папочки чистый лист и приготовились писать.

– Оленька, дорогая! – начала диктовать Марья Ивановна. – Прошло уже столько лет, как мы уехали, и главное, что нас здесь, на чужбине, постоянно преследует – это неизбывная тоска по России и вечная, унизительная нужда. Все мы работаем, как можем. Ты же понимаешь, если бы у нас был выбор, то мы, несомненно, бы остались. Но выбора не было.

Сразу перейду к делу: у меня огромная просьба – отправь нам наше фамильное столовое серебро. Если ты не помнишь то, потайное, место в подвале, то попроси Трофима, он поможет найти, он точно знает. Надеюсь, что наш верный Трофим еще жив? Себе возьми сахарницу и чайные ложечки в память о нас.

Все любезно согласился провести Анатоль, который передал тебе это письмо. Он – русский, наш друг, ему можно доверять.

И еще – Юлечка спрятала в своей комнате, в каминной вытяжке, свою старинную шкатулку. Помнишь ее, серебряная, с колесницей Аполлона? Там памятные и дорогие ей вещи, если удастся найти – тоже передай с Анатолем.

Кланяюсь вам, Елена Львовна Бельская,

14 ноября 1929 г.

В комнате все затихли, глядя на Марию Ивановну, одна Анфиса торопливо дописывала последнюю строчку письма.

– Какая грустная история! Наверное, за эти годы и ее участники состарились и умерли, а клад, если не раскопала эта Ольга, то наверняка уже нашли. Я тут недавно слышала о найденном огромном кладе с серебром. То ли монеты, то ли посуда… – морщила лоб, пытаясь вспомнить, бабушка Юры, – Может, это было серебро Юсуповых, точно не помню. Надеюсь, вы не собираетесь клады искать? Здесь и адреса-то нет… Лучше сосредоточьтесь на учебе.

После последних слов она строго посмотрела на замершего в задумчивости Юрку.

– Спасибо вам огромное, Мария Ивановна! Нет, конечно, не собираемся искать, – лукавила Анфиса, бережно убирая в папочку ветхий листик. – Просто интересная история, стало любопытно, что там в письме. Почему она писала своей служанке на французском? Непонятно… Вряд ли она знала французский.

– Может, не хотела, чтобы письмо по дороге было прочитано случайными людьми?

Посидев еще немного, девочки засобирались домой.

– Уже темно, нам пора, – бормотала Света вставая.

– Юра, проводи девочек, – подталкивала к двери уже полусонного Юру бабушка. Из коридора открывался вид на кухню и еще в две комнаты. Юра был один из их немногих знакомых, у кого была отдельная квартира. Большинство ленинградцев жили в коммуналках или в общежитии. В общежитии ютились и все приехавшие из области или других городов.

На улице стало очень морозно, снег громко скрипел под ногами, а изо рта вырывались клубы пара.

– Не обидитесь девчонки, если я не пойду с вами дальше? Не боитесь? Мне к Димке нужно зайти, он меня ждет, – притопывая ногами от холода, спросил Юра.

– Расскажи, что там за бабка у тебя с иконой? – любопытствовала Света.

– Это я так всем сказал, что родственница, а на самом деле – мне просто предложили икону по дешевке, а я купил. Там, в деревне не понимают ее ценности. Икона старая – ХVIII век вроде, – разоткровенничался парень.

– Облапошил народ? Что, продавать будешь? – с осуждением спросила Анфиса.

– Да, продавать. Тоже мне, честные нашлись! Некогда, потом поболтаем! – и, усмехнувшись добавил. – Пока, кладоискательницы!

Под фонарями снег блестел как осколки елочных игрушек, которые в детстве Анфисы наклеивали на вату под елкой. На улице было безлюдно, и девушки прибавили шагу. Говорить было слишком холодно, мороз обжигал нос и горло. Только на эскалаторе метро Света спросила, заглядывая в лице Анфисе:

– Возьмешь меня на поиски клада?

– Вот фантазерка! С чего ты решила, что я буду искать клад? Ты слышала – Мария Ивановна сказала, что все уже найдено, и вряд ли мы что-то найдем? – Анфиса сняла шапку и стряхивала с нее подтаявший снег прямо себе на сапоги.

– Ага, значит, все-таки будем искать?

– Я этого не говорила! – рассердилась Анфиса, она не терпела, когда на нее кто-то давил. – Во всяком случае, сначала надо прочитать все о купцах Бельских, выяснить, где они жили в Петрограде, накануне революции. Придется порыться в библиотеке. А дальше будет видно.

– Можно, ты это сделаешь? Я ненавижу библиотеки! Никогда там ничего не могу найти! Как только туда попадаю, сразу хочу есть, или уйти. Тоска! – усмехнулась Света.

– Да, я после сессии этим займусь.

– Может не стоит откладывать?

– Знаешь, что? У меня тоже долг по начерталке! Пока все не сделаю, не смогу вырваться.

– Ладно, пока. Завтра увидимся, – уныло сказала Света. И дальше они пошли в разные стороны – Свете нужно было проехать еще одну станцию до общежития, а Анфиса пошла на выход.

Подходя к дому, она увидела перед входом знакомую фигуру – бабушка, притопывая ногами, ходила взад-вперед у парадной, похлопывая руками по плечам. Брови и край мохерового шарфа, у ее лица, были покрыты лохматым инеем.

– Бабуля! Что ты тут делаешь? Холодно! Пойдем домой, – Анфиса обняла бабушку и увлекла ее в тепло парадной.

– Знаешь, я вдруг подумала, что если убийца Лилички тебя тогда увидел, и тебе угрожает опасность. Думала, думала и так себя накрутила! А тебя все нет! Вот и решила встретить. Ты не звонила… – запыхавшись, объясняла бабушка. В ее голосе не звучало упрека, а лишь радость оттого, что внучка, ее единственный любимый близкий человек, вне опасности и снова с ней.

– Прости, ба! Мы со Светой неожиданно собрались к юркиной бабушке, – уже раздеваясь в прихожей, рассказывала внучка. Муки совести заставили ее выплеснуть на бабушку все подробности их похода к Марии Ивановне уже под горячий чай с бутербродами с сыром.

– Я надеюсь, вы не собираетесь искать семейные сокровища Бельских? – у бабушки тут же улетучилось хорошее настроение. – Это же может быть опасно! Ты не допускаешь, что Лилию Францевну убили из-за этого письма?

– Нет, это вряд ли. Я так не думаю… – глаза у Анфисы начали слипаться.

Усталость быстро накопилась, уже пару ночей приходилось спать урывками, особенно сложно было сдавать «Историю искусства», объемы были колоссальны.

Преподаватель раскладывала перед студентом карточки с репродукциями картин из советских и зарубежных музеев. Нужно было определить автора и название картины в рамках изучаемого периода. Если не узнаешь одну – две карточки, приходишь снова, узнаешь – получаешь билет. Так многие и ходили по несколько раз. Но Анфисе удалось сдать сразу и на «отлично», она чувствовала себя превосходно и с утра самозабвенно возилась с акварельной отмывкой эпюры, разложив на половину комнаты свои инструменты – огромную доску, листы ватмана, краски, кисти и губку.

– Ой! Что у нас тут творится? Как гостей будешь принимать? – зашла раскрасневшаяся бабушка, запыхавшись с улицы с мешком покупок. – Хорошо хоть торт купила, чаю попьем.

Из-за спины бабушки вышла Света, широко улыбаясь.

– А я еще не бралась, – растягивая слова говорила Света, рассматривая эпюру и одним глазом косясь на бабушку. Когда бабушка вышла, прихватив собой чайник на кухню, торопливо затараторила. – Зато у меня такие новости – закачаешься!

– Что за новости? – рассеянно спросила Анфиса. Было видно, что она раздосадована, что пришлось прерваться. И теперь неизвестно, когда удастся доделать. А оставалось не так много.

– У меня есть знакомая, историк, водит экскурсии. Она человек интересующийся, и много времени провела в библиотеках. Так вот! Спросила я ее про купцов Бельских, и она мне дала изображение дома, где жили Бельские, и фото всей улицы с домами. Пойдем? Поищем? – с горящими глазами она потянула Анфису от эпюры.

– Это куда вы собрались? Сейчас чай пить будем, – и бабушка сняла картонную крышку с маленького тортика.

– Да, от тортика я отказаться не смогу, – Света с готовностью села на шаткий венский стул поближе к столу. А Анфиса на скорую руку пыталась прибраться, складывая в кучу обрывки газеты, тряпки и ставя доску с эпюрой вертикально, листом к стене.

Обжигаясь, горячим чаем, и слизывая торт с ложечки маленькими кусочками, Света рассказывала о своей знакомой – экскурсоводе, которая знает каждый дом в нашем городе, его историю и предыдущих владельцев: