Читать книгу: «Остановка: Созвездие Близнецов. Книга 2. Оружие света», страница 3

Часть девятая

Глава 49

Желание – во что бы то ни стало заполучить Фёдора – лишило Валентину покоя. По ночам подстерегала бессонница, да и сон не приносил облегчения. Зов плоти, угасший с тех пор, как уверовала и забывалась молитвами, наваливался мучительными видениями. Они появлялись в том чёрном провале ожидания сна, когда мысли отступали, но мозг ещё цеплялся за их обрывки, создавая живые образы.

Добрые подслеповатые глаза Фёдора оказывались в трепетной близости, мягкие губы касались её щеки, шептали любовные признания. И вдруг что-то горячее, грубое вторгалось в её лоно и хозяйничало там в напористом, неукротимом бешенстве. А она, обессиленная, не смела оттолкнуть, хотя знала, что это не он, не он… Разбуженная резким звуком, не могла прийти в себя, не соображала, где она, кто с ней рядом.

Так нет же никого, только скомканные влажные подушки да назойливое пиликанье будильника. И тяжесть, резь внизу живота… Под холодный душ – и всё пройдёт. Валюха шла босиком на застеклённую веранду, где ещё с осени рядом с туалетом пристроила ванную комнату, поместив туда стиральную машину и высокую тумбу с зеркалом на дверце.

Холодный душ помогал. Окончательно проснувшаяся и успокоенная, Валька пила на кухне кофе, заедая бутербродами с салом, копчёной колбасой, машинально разворачивала конфетные обёртки. Последнее время очень хотелось жирного и сладкого. До тряски, до озноба, до вкусовых галлюцинаций.

Она всегда любила поесть, но старалась сдерживать себя. Как-то в ольховской бане встала на весы и поскорее соскочила, увидев, что стрелка перешла за сотню. Нет, с этим надо кончать, вертелось в голове, и Валюха вряд ли бы сумела уточнить, с чем конкретно. С обжорством и зимним берложьим валянием на диване? С бессонницей и похотливыми снами? Так нет же – с тоскливым ожиданием момента, когда ей, наконец, отдадут любимого.

Голова распухла от планов, проигрывались диалоги, иногда вслух, и Валька ловила недоуменные взгляды. Прежде всего, надо ещё раз поговорить с Зоей. Ладно, она готова поехать в Карелию, но только вместе с Фёдором. Сыграют в центре свадьбу, потом отправятся на служение. Иначе – нет резона ждать. Возраст поджимает, надо подумать о ребёнке. С операцией сестра обещала Фёдору помочь. Валюха была уверена – если дело дойдёт до дела, Марго не откажет.

На самом деле, ни в какую Карелию она ехать не собиралась. Да и Фёдора туда не отпустят. Он им здесь очень нужен, каждую неделю его возят в Питер, там залы побольше, чем в области. Умеет Фёдор зажечь аудиторию. А когда в конце протягивает руки и, сверкая линзами очков, восклицает: «Аллилуия!», – публика впадает в экстаз и готова отдать последние деньги с кошельком.

Но разговора не получалось. Вечно вокруг толпились люди, либо Зоя очень спешила. Говорить об этом по телефону Валентина не хотела. Важные вопросы надо решать глядя в глаза. Фёдор обещал обсудить с начальством досрочное завершение программы – досрочное освобождение, как мысленно уточнила Валюха – но по разным причинам это не удавалось.

И тогда она решила сама поговорить с главным, преподобным Марком, который дал ей разрешение проповедовать. Марк Давидович выслушал её доброжелательно, понимающая улыбка не сходила с его крупного, смуглого лица. Ответить сразу не может, должен посоветоваться с непосредственными контактёрами Шулепы… врачами, наставником… Потом пристально взглянул на Валентину и добавил: «Уйти из центра он может в любой момент, написав заявление, у нас не тюрьма. Но вас же, наверно интересует операция? Думаю, дня через два-три будет ясно».

Ничего не оставалось делать, как только ждать. Валентина рассказала Фёдору о разговоре с Марком и по его реакции поняла: он поступит так, как ему скажут. «Пятидесятники» лишили его воли, превратили в послушного исполнителя. Только не учли, что любовь – не к Господу, а простая любовь мужчины и женщины – может иметь огромную силу.

Они сидели в своём уголке в кафе центра, и впервые Валюха взяла для себя кофе. В ней бурлил дух протеста. Фёдор удивился: «Ты вроде кофе не пьёшь?». Валя пожала плечами – хочу пью, хочу – не пью. Разговор не клеился, Фёдор явно был чем-то озабочен, Валентина злилась.

Их краткие свидания её больше не устраивают, в конце концов, они не дети. Но и не видеться с ним, пропустить хотя бы одну встречу – невозможно. Даже мысль об этом доставляла физическую боль. Воспалялась носоглотка, стреляло в ушах, астматический кашель будил среди ночи. Ничего не помогало, только увидеть, дотронуться, прижаться щекой к его губам.

Наконец, Фёдор заговорил. В среду у него два выступления в Гатчине, между которыми – час времени. Он уже предупредил, что проведёт этот час в кафе у вокзала. Уточнять, с кем, не требовалось – все в центре знают об их отношениях. Валюха обрадовалась: лишнее свидание! Как раз до среды должно всё решиться. Два-три дня – так обещал Марк.

Но прошёл вторник, настала среда, известий не было. С утра Валентина несколько раз звонила в центр, Преподобный ещё не появлялся. Телефон Зои был хронически занят, и это настораживало – никогда подруга не скрывалась. Хотя… сейчас от неё помощи ждать нечего. Да и не подруги они теперь.

Из Ольховки Валя выехала заранее. Путь не близкий: сначала до Луги, потом по трассе в Гатчину. Полтора-два часа минимум, если не будет дорожных ремонтов. На счастье, помех не оказалось, и Валентина подъехала к кафе раньше времени. Взяла двойной капучино, половинку пиццы и села напротив входа.

Проповедь должна вот-вот закончиться, и с минуты на минуту высокая, плотная фигура Фёдора возникнет в проёме двери. Но вот уже половина третьего, а его всё нет. В три его должны отвезти на другую площадку. Если не успевает, должен был позвонить. Валя набрала номер. Недоступен… видно, забыл включить после выступления.

Фёдор появился, когда часы показали без четверти три, и по той поспешности, с которой он метался между столиками, Валька догадалась, что он её не видит. Она помахала ему рукой и, пока он шёл к ней, цепляясь за металлические ножки стульев, поняла: что-то произошло.

Он сел напротив, в глазах стояли слёзы. Слава Господу, ты не ушла, – произнёс в волнении, сжимая Валюхины руки. Что? Что? – твердила она, представляя всякие ужасы. Нет – просто полоса неудач. Автобус, на котором его должны были привезли, отправился за каким-то грузом. Хотел ей звонить, обыскался – нет телефона. Где-то выронил… А слёзы… это от счастья, чесслово, так обрадовался, увидев свою Валюшку.

Всё это ей не нравится. Бросивший Фёдора автобус, потерянный телефон и то, что надо срочно мчаться «на вторую площадку», иначе он опоздает… Но вдруг простая и ясная мысль голубиным пером спустилась с неба. Никуда мчаться не надо. Сейчас сядут в её жигулёнка и поедут домой, в Ольховку. Там и будут ждать решения. Нет, не ждать, а просто жить. А здесь без него обойдутся. Преподобный Марк – отличный проповедник.

Фёдор смотрел на Валентину преданным взглядом. Как солдат, получивший новое указание из штаба в момент, когда ситуация казалась безвыходной. Это из-за отсутствия телефона, он будто сорвался с поводка, потерял связь с центром. Лишь бы за ним не приехали…

Они вышли из кафе, сели в машину. Фёдор всё оглядывался, когда они отъезжали со стоянки, потом успокоился, закрыл глаза и беззвучно шевелил губами – молился. До поворота на Ольховку добрались почти за час, потом тряслись по разбитой просёлочной дороге и к дому подъехали в сумерках.

Держась за руки, прошли тёмные сени. В прихожей Валюха зажгла свет и сразу почувствовала, что теперь она не одна. Когда с ней жили Родик и Сеня, она всё равно ощущала одиночество. И вот прямо сейчас оно исчезло. Рядом был самый любимый, самый заботливый, самый главный человек в её жизни. И она никому его не отдаст…

За ужином позвонила Зоя: «Фёдор у тебя?.. Понятно…». Прервав Валькины объяснения, произнесла резко, как плюнула: «Идиотка!». И отрубилась. Фёдор так и застыл с непрожёванным куском. А Валюха – ничего, только рукой махнула: ну их всех!

До полуночи сидели и разговаривали. Фёдор всё переживал, как там без него на второй площадке, что говорить в оправдание. Валька посмеивалась, твердила: вали всё на меня. Поминутно бегала на кухню: то чайник подогреть, то в холодильнике что-то взять. А сама ждала, что за Фёдором вот-вот приедут.

И такой боевой задор накатил на Валюху! Вот пусть только сунутся, она им всё выложит. Говорите, в любой момент можно уйти из вашего центра реабилитации, а на самом деле эксплуатации? Так вот – Фёдор Шулепа больше вам неподвластен, он выбрал свободу! Нужно заявление – да хоть сейчас напишет.

Но Валентина сомневалась, что Фёдор станет писать. Он в растерянности, он боится, это видно по его моргающим глазам и рукам, всё поглаживающим край стола, будто пытаясь загладить вину. Появись здесь сейчас Преподобный Марк, без слов пойдёт за ним.

Глава 50

Пробило полночь, но никто так и не приехал. И никто не звонил. На следующий день тоже. Валентина ненадолго сбегала в клуб и, сославшись на головную боль, уже к обеду вернулась домой. По дороге вспоминала прошедшую ночь, не зная, как относиться к тому, что произошло… вернее, не произошло. Она даже толком не успела разглядеть Фёдора, да и он не увидел её тело, упакованное в длинную итальянскую ночнушку из гуманитарных сумок.

Родственные объятия, шёпот, вздохи, нежные словечки, мимолётные поцелуи – и вот они уже засыпают. Валькина рука на груди Фёдора, а он чуть похрапывает, зарывшись носом в её плечо. Ничего, это от усталости и нервов, потом всё будет как надо, ведь они любят друг друга. Лишь бы не приехали и не забрали Фёдора в её отсутствие…

Ещё издали она увидела свет в окне кухни и мелькнувший силуэт, а в прихожей почувствовала запах жареного лука. Фёдор возился у плиты: в одной руке крышка от кастрюли, в другой поварёшка.

– Я правильно сделал, что заправил бульон? – спросил не оборачиваясь.

Валя подошла сзади и обняла его плотно сбитое тело. Её полнота – совсем другая: мягкая, как у младенца, со складочками в потаённых местах. И тут на Вальку накатила горячая волна, бегущая снизу через всё тело. Не выпуская из рук хозяйских символов, Фёдор повернулся к ней лицом и тут же поймал губами раскрытые губы, в то время как её руки расстёгивали рубашку.

Всё случилось совсем не так, как в её снах. А если честно, она еле ощущала внутри себя тот орган, которому суждено было зачать в её лоне новую жизнь. Но семя пролилось, и Валюха, затаив дыхание, прислушивалась к ленивому току внутри. Горячая волна нехотя отступала, оставляя её, дрожащую, лежать на берегу.

– Прости, не удержался… давно ничего не было…, – Фёдор целовал её сомкнутые губы, а глаза его, увеличенные толстыми стёклами, смотрели нежно и обеспокоенно. «Очки забыл снять», – шепнула Валюха, будто этот факт объяснял его неудачу.

Суп не убежал и не выкипел, картошечка отлично разварилась. Сели за стол, оба голодные и возбуждённые близостью. Беспричинно улыбались друг другу, Валюха краснела, как потерявшая невинность девушка, Фёдор ласково поглядывал, то и дело дотрагиваясь своей лапищей до её бедра, плеча, шеи.

Именно эта близость – за столом, в случайном касании рук, неторопливых разговорах – стала для Валентины настоящей, любовной близостью. А ночью они занимались главным делом: зачатием ребёнка. Закрыв глаза, Валюха представляла себе ту напористую силу из грешных снов, которая грубо вторгается в её лоно. И тогда оно раскрывалось, готовое принять семя…

Дни проходили в ожидании. Но никто так и не позвонил, не приехал, о них как будто все забыли. В субботу съездили в ЗАГС, подали заявление. Совершенно случайно у Фёдора оказался при себе паспорт. Обычно при выезде за пределы Лужского района паспорт выдавали старшему группы. А в тот раз отдали Фёдору.

И Валентина твёрдо знала – Господь помог. Теперь Фёдор независимый человек, может жениться, устроиться на работу. Через месяц они распишутся, станут мужем и женой, и никто уже не сможет указывать Фёдору Шулепе, что он должен делать: ни наставник, ни врачи.

Если бы она раньше знала, что это так просто, давно бы жили вместе. Ведь они сразу понравились друг другу. А так целых девять месяцев встречались урывками, ходили, как школьники, держась за руки. За это время можно было ребёночка родить! Ничего, наверстают, лишь бы знать, что их оставили в покое…

В природе тоже шли изменения. За какие-то три дня на Ольховку обрушилась настоящая весна. Ещё недавно повсюду лежали сугробы, и вдруг с неба полило, целые сутки без перерыва шёл дождь. А следом вышло солнце, растопило остатки снега, подсушило асфальт. И сразу закопошился, засуетился в огородах народишко. Наводили порядок, жгли прошлогодние листья, навоз раскладывали ровными кучками на грядах, рассыпали печную золу.

Валентина с Фёдором тоже вышли в огород, и тут обнаружилось, что будущий муж не знаком с сельским трудом. Ничего в нём не смыслит, даже копать толком не умеет, ветку спилить и ту не смог. Поставила его за тачку, чтобы мусор и навоз возить – так опрокинул. Валентине-то не привыкать, с детства на полевых работах, а на безмужичье и пилить, и дрова рубить навострилась.

Ну, не приходилось ему этим заниматься, жил в городах, выучился на повара и везде работал по специальности. На зоне тоже на кухню определили: сперва посуду мыть, овощи чистить, потом баланду с кашей для братвы варил, под конец и для охранников обеды готовил, даже начальник не брезговал. А последние годы, в центре, только проповедовал.

Как же быть? – размышляла Валюха, – что соседи подумают? Здоровенного мужика завела, а толку никакого. Ей-то плевать на соседей, но Фёдору могут сказать что-нибудь обидное или при нём станут над ней подшучивать.

Но волновалась Валька зря. Оказывается, пока она отлучалась в клуб, Фёдор успел со всеми соседями перезнакомиться. И всем понравился. Как-то возвратившись с работы, она застала дома целое собрание. В гостиной за столом сидело трое ольховских, а Фёдор что-то писал.

– Вот, Валентина, составляем коллективное ходатайство, чтобы водопровод в порядок привели, – сказала соседка Галя, та, что жила за стенкой.

Они не разговаривали со дня похорон матери, соседка тогда обиделась, что не сообщили о её смерти. На всю деревню, как сорока, стрекотала: мать родную бросила из-за своих сектантов… Валька даже крыльцо в огород перенесла, чтобы и глазами с ней не встречаться.

А тут Галька сама пришла, сидит за её столом приветливая такая, трезвая. И все одобрительно поглядывают на Фёдора: грамотный мужик у тебя, Валентина, все законы знает и ловко так излагает – должны власти прислушаться.

С водой у них в Ольховке уж лет десять непорядок. Рыжая идёт, никакая очистка не помогает. Вроде геодезисты виноваты – какой-то горизонт проткнули, когда протягивали новую ветку. Жалоб писали много, да толку никакого. Но Фёдор-то откуда порядки знает? Поваров этому не учат.

Прочла заявление – будто юристом написано, даже ссылки на параграфы законов. Присутствующие подписали, а Галька побежала по деревне остальные подписи собирать. Фёдор сам поедет в Райсовет, проследит, чтобы всё правильно оформили. Такой уверенный, на подъёме, совсем не тот, что рохлей за тачкой плёлся.

Смотрит на Валюху лукавым глазом: что, не ожидала, мол? На зоне было время законы изучить, и не только уголовный кодекс, но и гражданский. Назначили старостой, все к нему, если прошение или объяснительную надо составить. Настропалился адвокатские телеги писать. Да и вода ржавая достала…

Всё же огород посадили. Наперекор всему. Только вместе выйдут, за дело возьмутся – кто-нибудь из деревенских мимо идёт. И сразу к Фёдору: давай покурим. Тот не курит, но уже на лавочку ведёт, а там беседа. Мимо кто идёт – зацепится. И стала Валька понимать, что Фёдор и тут ведёт свои проповеди. Ведь его за это и любили слушать, что он о жизни говорил, о том, что всех касается, а уж попутно про Христа.

Свадьбу сыграли тихую. В ЗАГС пришли только Танюха с Иркой да ольховские подружки Лидка с Верой. Марго так и не приехала, хотя обещала. Валентина очень надеялась, что поговорит с ней Фёдор напрямую, не откажет она ему в помощи, оплатит операцию. Но радость от того, что всё позади и для всего мира они теперь муж и жена, – эта радость перебивала обиду.

Тем же вечером позвонили из центра, и хотя Валентина слышала только слова Фёдора, сразу поняла – зовут обратно. Села на лавку и слезами залилась. Больно уж вид у него был довольный, лицо от улыбки так и расплылось. Потом, конечно, всё объяснил: зовут читать проповеди по воскресеньям, а ей, дурочке, уж самое плохое померещилось.

В эту ночь Фёдор был особенно нежен, не спешил, и Валюхе удалось наконец-то освободиться от томительной тяжести в низу живота. А, главное, по-настоящему проникнуться единством плоти. Потом они пошли пить чай и ещё долго разговаривали, планы строили, лишь под утро уснули.

И приснилось Валюхе поле, что за деревней перед лесом. Будто идёт она вдоль него по дороге, кого-то ищет. А над полем низко-низко птицы летают, что-то в траве выискивают. Трава высокая, по пояс. И вдруг оттуда выходит маленькая девочка, прямо к ней идёт и руку свою даёт – веди, мол.

Девочка снится к диву, – так бабушка Лампия говорила. А Валюхе мнится: девочка снится к девочке. Пока не получилось, но обязательно получится. Фёдор, правда, считает, что надо просто горячо молиться. Если Господу угодно, он даст им ребёночка. А если нет, старайся-не старайся, ничего не получится. Только горечью сердце изойдёт.

Но Валентина уверена – стараться надо. Она ещё молодая, здоровая, сильная – должна родить девочку.

Глава 51

Не зря говорят: женишься или выходишь замуж за одного, но в итоге получается – за всю семью. Филиппу нравилась семья Ирины. Особенно тёща, Татьяна Александровна: добрая, весёлая, моложавая. К тому же, готовит – язык проглотишь. Отец, Павел Петрович, тоже человек приятный, спокойный, готов помогать. Жаль, что они в разводе.

Ещё питерская тётя имеется, которую все называют Марго. Раньше владела модным бизнесом, теперь на покое, в Луге поселилась недавно. С ней Филипп пока не встречался, со слов Ириши – дама с характером, но может быть полезной, если деньги срочно понадобятся.

Ему это без разницы – не привык одалживаться у женщин. Даже у своей тёти Риммы, которая растила его как мать. Он уже взялся за постройку ей домика на дачном участке. К концу лета должен завершить, и тогда они с Ирушкой смогут перебраться в тёткину питерскую квартиру и зажить наконец-то семьёй. Пока у них гостевой брак: он всю неделю пашет в ресторане, вечерами, как сыч, прозябает в коммуналке, Ирка и Тёма – в Луге.

С мальчиком у Филиппа не складывается. Тёма ни в грош его не ставит, к матери ревнует, так что встречи по выходным доставляют мало радости. Хорошо хоть Ириша иногда сама приезжает в его каморку, и они, как молодожёны, без помех принадлежат друг другу.

Вот тут он повязан полностью. Никогда прежде не приходилось ему встречать такую женщину. Ещё увидев её аватарку на сайте знакомств, понял, что пропал. И вся дальнейшая канитель: переписка, звонки, видео-чаты, – лишь усиливали безысходность. Мысль о том, что он может ей не понравиться, ошпаривала и угнетала. Вот почему все её условия принимал без раздумий. И даже антипатию Ирины к его сыну Юрке раз и навсегда простил и принял.

Пожалуй, с детьми у них симметрия: Юрик тоже на Ирину глядит исподлобья. Он гораздо старше Тёмы, но та же ревность и неприязнь. Спасает характер: сын весь в него – спокойный, неконфликтный. Так что с мачехой у него ровные дипломатические отношения.

Зато Юрку полюбил Тёма, вернее, полюбил с ним возиться. Юрик мечтает провести выходные с папой, а ему подсовывают мелкого прилипалу. Только уступая просьбе отца, он соглашается час-другой поиграть с названным братцем, но при этом вид у него унылый. А на обратном пути демонстративно молчит или с матерью по телефону разговаривает, давая понять отцу, что там у него семья, а тут он так, мимоходом.

Но Филипп знает – не сладко ему дома. Равнодушный к нему отчим, занятый бизнесом, пискля-сестрёнка, с которой приходится сидеть, когда мать уходит на спорт или шопинг. Бедный мальчишка! Хорошо хоть Татьяна Александровна нашла к нему подход – специально к его приезду вкусности печёт, до них Юрка большой охотник.

Что касается его родных, тут всё сложнее. Ему бывает стыдно за мать. Человек она добрый, уступчивый, но… Временами у неё случаются запои, и тогда с ней лучше не связываться. Становится фурией, хоть из дому беги. Вот почему он после развода предпочёл коммуналку, хотя его комната пустует.

Иру привёл знакомить, когда точно знал: запой у матери только что прошёл, можно на месяц-другой выдохнуть. Иришка проявила такт, включила всё своё обаяние, мать тоже старалась, даже к их приходу борщ сварила. Правда, пересолила, но Ирина дипломатично не заметила. Потом мать сказала: тебе мало одних рогов? А Ирка – ни слова о ней.

Зато знакомство сватьей – так это, вроде, называется – прошло на ура. Они реально друг другу понравились. В первую встречу, когда Татьяна Александровна приехала из Ольховки, он понял – будущая тёща выпить тоже не промах. Потом прекращает на время. Ирина сказала – химзащита на год. Вот бы мамашу уговорить…

Филипп ехал в Лугу на недавно купленной старенькой «Ниве» – тётя Римма навязала, чтобы стройка быстрее шла. Как раз с дачи он и ехал, удрал от скандала. Там сейчас вовсю бушует, он свою порцию упрёков и оскорблений получил, теперь за него тётка отбрехивается.

Предупреждал же он Иришку, чтобы к Ольге не лезла. Но как же, с роднёй ей надо подружиться! И ведь знает, что сестра с его бывшей на короткой ноге, так всё равно в сети переписку затеяла. Он тоже лоханулся: сказал матери, что Тёму собирается усыновить, та эту новость разнесла, и вот результат! Как ему теперь достраивать тёткин дом?

Последнее время мать с сестрой еле слова цедили, а сегодня как с цепи сорвались. Мол, и замуж она за тебя, дурака, пошла с этой целью – чужого ребёнка на шею повесить, по ней видно, что распутная дрянь. Словцо покрепче было сказано, но повторять даже в мыслях не хочется.

Если честно, ему самому не очень-то приятна эта тема. Женаты чуть больше года – да и не живут толком вместе, встречаются – и вдруг: усынови да усынови. Отказать никак невозможно, какую он назовёт причину? Не нравится мальчик? Не готов к такой ответственности? Предлагал погодить немного, вот достроит, переедут, тогда и решат. Так на него зыркнула! А потом две недели к себе не подпускала. На измор брала.

И всё ведь в фамилию упирается. Мол, если с материнской, сразу ясно – безотцовщина. Пришлось пообещать. Записались на приём в ЗАГС, да он тогда заболел. Совершенно реально, с температурой. Месяц напоминала, опять записались – он паспорт забыл, снова сорвалось. И вот теперь этот скандал с родичами. Обложили со всех сторон…

Придётся, видно, усыновлять. Потому что без Иришки теперь не жизнь. Он неделю на одних воспоминаниях едет: её тело, прикосновения, слова бесстыдные, глаза невинно-порочные, – как вживую перед взором мысленным крутятся… в голове жар, слюней полный рот – ну, не бесовщина ли? А и пропадай душа, сладкой смерти ожидая!

Филипп свернул на знакомую улицу и ещё издали заметил красную «Мазду» тёщи, выезжающую из гаража. А когда подъехал ближе, разглядел за лобовым стеклом Ирину. Ну конечно, она же теперь с правами, и доверенности не надо – страховка без ограничений. Фил помахал рукой, но «Мазда» проскочила мимо, а Иришка даже головы не повернула в его сторону. Но и в профиль было ясно – плакала.

Начинается! Он так и знал – опередит его молва. И ведь ни в чём не виноват, самому тоже досталось. Эх, надо было сразу позвонить, всё рассказать… Теперь придётся оправдываться, заглаживать вину. Ладно, купит путёвку дней на пять в Турцию, она давно мечтает. Возьмёт «всё включено», номер люкс, Иришка любит холодное шампанское.

На крыльце его встретила тёща. Вот душа-человек! Улыбается, обнимает, и ни словечка о плохом. Он ей подарок привёз: кофе свежей обжарки, какой она любит. С тех пор, как при ресторане открыли «Кофе с собой», он там за бариста. Пока совмещает, но шеф обещал отдать на откуп, если дела пойдут. Разговор сам начал, пока Татьяна Александровна салатик строгала и грела борщ. Про скандал, затеянный сестрой: воспользовалась, мол, тем, что мамаша в запое. Одна тётка в этом дурдоме человек.

Когда принялся за еду, Татьяна с чашкой кофе рядом устроилась и рассказала, что у них произошло. Сестрица его прислала Ирке оскорбительное сообщение. Через слово: стерва, потаскуха, шантажистка и ещё похуже, матом. Но самое ужасное, что Тёму обозвала по-разному, его-то за что, в чём мальчик виноват? Растёт без отца, заступиться некому.

Последние слова, пожалуй, больше всего проняли Фила. И чего он так упирался, ведь давно обещал усыновить… Вроде, и сам предлагал, ещё вначале, до свадьбы. Тогда и не то готов был пообещать, лишь бы согласилась. Что же, разве он не хозяин своего слова? Завтра же пойдут и всё оформят.

Оказалось, это не так просто. Он должен представить документы о заработке, о жилищных условиях, а если живёт в одной квартире с родственниками, их согласие. Ирина сама была обескуражена такими требованиями, даже перестала дуться. Ну, положим, доходы у него неплохие, а вот с жильём и, тем более, согласием родственников, вряд ли получится.

Но можно получить свидетельство об установлении отцовства. Тогда никаких справок не требуется. Так сказала эта молоденькая коза в окошке приёмной. И тут же добавила: по факту никаких различий нет, формально вы становитесь отцом ребёнка. А сама так хитро на него посмотрела: влип ты, мужик.

Ну и ладно! Зато ждать ничего не надо, от него только паспорт и подпись в трёх местах: что признаёт себя отцом Тимофея Фомичева, такого-то числа и года рождения, что согласен дать ему свою фамилию Максимов, что действует без принуждения…

Филипп как сомнамбула везде расписался, и им вскоре выдали готовый бланк свидетельства, с водяными знаками, печатями и подписями ответственных лиц. Так они и вышли с Иришкой из ЗАГСа, она с заветной бумагой в сумочке, он – с глупой улыбкой на губах, сжимающих сигарету.

Ирка торопилась к парикмахеру и сразу уехала на «Мазде». А он, безлошадный, спустился в подвальчик напротив и отметил это дело в одиночестве. Отключенный в телефоне звук оградил его от чужих влияний, иначе он бы узнал много интересного от Антона Корха, первого мужа Ирины, от матери и даже от Вероники, бывшей супруги, которой, как он считал, до него нет никакого дела.