Читать книгу: «Неправильный разведчик Забабашкин (ФИНАЛ)», страница 2

Глава 2
Условие

Моё подтверждение вызвало у визави бурю эмоций. Он сел рядом и буквально потребовал полного рассказа о героической обороне Новска, о судьбе легендарной дивизии, о которой он так много читал в последнее время.

– Только прошу вас, товарищ Забабашкин, расскажите мне об этом более подробно. Вы не представляете, какие сводки проходили через наш дешифровальный отдел. Во многие из них невозможно было поверить. Так что заклинаю вас, не упускайте ни единого момента.

Я хотел напомнить Антону Фёдоровичу, что, в общем-то, я только-только с дороги и неплохо было бы для начала подкрепиться, переместившись в какое-нибудь заведение или даже к нему в дом, однако почти сразу же отказался от этой идеи.

«Ну какой в заведении может быть откровенный разговор? Там же вокруг народ. А значит, есть немалая вероятность, что что-нибудь будет кем-то подслушано и передано в соответствующие службы. А такого, с позволения сказать, „счастья“ ни мне, ни разведчику было абсолютно не нужно».

Что же касается дома разведчика, то он меня туда не звал. И на это могли быть разные причины. Вполне вероятно, что жил не один, а значит, и там было небезопасно.

Получалось, что этот сквер сейчас был именно тем местом, где мы могли спокойно поговорить, поэтому утоление голода пришлось отложить на неопределённое время.

И я, вздохнув, начал свой рассказ. События прошедших дней я ещё не успел забыть. Множество эпизодов были печальными, но в то же время яркими. Память их хранила ясно и чётко, хотя некоторые из тех страниц жизни я бы очень хотел забыть.

За час неторопливого повествования сумел довольно детально поведать о том, что произошло на фронте со мной и дивизией, в которой волею судьбы мне пришлось воевать. После воспоминаний о боях в окружении, освобождении пленных, штурме городов и последующем вынужденном отступлении перешёл к событиям, произошедшим по прилёте в Германию, плавно заканчивая свою историю.

– Я выжил при падении самолёта и, забрав чужие документы, стал обер-лейтенантом Эрихом Хоффманом.

– И направились ко мне, – задумчиво кивнул Антон Фёдорович.

– Не сразу. Вначале я…

– А где вы остановились? – перебил меня разведчик. – Просто я вам уже говорил: вы очень молодо выглядите для своего звания, и это, без сомнения, обязательно вызовет подозрение у окружающих. Так где?

– Нигде, – ответил я, уходя от темы моих немецких похождений.

Впрочем, было видно, что в данный момент разведчика уже интересовало совсем другое. Очевидно, первый восторг от общения со снайпером, о котором ходили легенды в штабах армий вермахта, прошёл и, судя по всему, сейчас шифровальщик, вероятно, начинал осознавать, какую проблемную личность он получил себе на голову.

В общем-то, понять его было можно. Он работал себе и работал, по возможности переправляя информацию в Центр. Жил своей тихой, мирной жизнью, насколько может быть мирной жизнь в воюющей стране. И тут появился я, а значит, и новые заботы, которые по большому счёту ему были совершенно не нужны. Думаю, именно поэтому мои приключения в Третьем рейхе собеседника особо не заинтересовали и он, не дослушав, перешёл к тому, что для него являлось более важным.

– Так вы решили остаться здесь? В Германии?

– Да. Раз уж судьба занесла меня сюда, то грех этим не воспользоваться. Мне, в общем-то, всё равно, где именно бить врага. Поэтому, коль я тут, то буду делать это тут.

– Э-э… что? – запнулся разведчик и ошеломлённо повторил мои слова: – Бить врага? Гм, простите, что вы имеете в виду?

– То есть как «что»? Конечно же, физически ликвидировать противника. Что ж ещё? – удивился я, решив пояснить очевидное.

Разведчик неожиданно закашлялся. И кашлял он достаточно долго, даже покраснев лицом. А когда чуть успокоился, вытирая носовым платком выступившие из глаз слёзы, покачал головой.

– Этого тут делать не надо, молодой человек. Тут это ни к чему. Мы тут другим занимаемся.

– Гм… – только и смог сказать я.

Нет, я, конечно, понимал, что рыть траншеи и блиндажи, а потом их защищать мне, скорее всего, покамест на этих территориях не придётся. Но тем не менее какой-то фронт я всё же надеялся организовать. Ради чего, собственно, я и искал себе коллегу, который будет мне помогать, ибо снайперу без помощника тяжело.

Но, видимо, у разведчика на этот счёт были свои планы.

Он вновь спросил:

– Так где вы остановились? Вам есть куда идти?

– Нет. Пока ничего не подыскал. Вначале вас хотел найти, – честно ответил я и пояснил: – Понимаете, я в этом деле дилетант. Не знал, как правильнее поступить: снимать квартиру в частном секторе или, быть может, вообще в госпиталь заехать.

– В госпиталь?

– Так я же вам говорил, что у меня документы обер-лейтенанта, который ехал на лечение в госпиталь, в Берлин. Но, как вы понимаете, сам он по объективным причинам прибыть на лечение не может, да и ни к чему оно ему уже. Поэтому я за него.

– Да-да, – вновь кивнул разведчик и, как мне показалось, задал вопрос с подвохом: – Так почему вы туда не доехали?

Я немного растерялся. Но потом собрался с мыслями и вкрадчиво пояснил:

– Товарищ Живов, я, конечно, фашистов ненавижу, но всё-таки госпиталь, да ещё и далеко от линии фронта – в глубоком тылу…

Тот потряс головой.

– Я не то имел в виду. Я спрашивал, почему вы туда не поехали и не подлечились? Или вы не ранены? – Он указал на повязку. – Ваша повязка на шее – это бутафория для маскировки?

Я пожал плечами.

– Если честно, я не помню, ранен я в шею или нет. Вообще ран на теле у меня достаточно много, и подлечить, конечно, есть что. Но, во-первых, мне некогда валяться по госпиталям – врагов вокруг, как вы сами прекрасно знаете, намного больше, чем хотелось бы. Значит, надо работать, а не в больничке прохлаждаться. Ну и во-вторых, как вы ранее заметили, у меня документы совершенно неподходящие. Там фотография разительно отличается от моего лица. Так что проверку я вряд ли пройду. Да и сами видите же, что по возрасту я совсем не офицерского вида.

– Да-да, конечно. Вы правы. Простите, я что-то не о том… – пробормотал разведчик, наморщив лоб.

Было видно, что он несколько растерян и, вероятно, ждёт от меня дальнейшего вопроса. Но я, несмотря на то что хотел есть, решил не торопиться и уступить инициативу ему. Просто сидел и исподлобья смотрел на звёздное небо, которое тут разительно отличалось от нашего. Обоюдное молчание повисло плотным пологом. Ветер неутомимо гнал в вышине одинокое свинцово-серое облачко. Где-то далеко лениво погавкивала собака.

Разведчик ещё немного помолчал, но в конечном итоге не выдержал и, пристально посмотрев на меня, спросил:

– Так что мне с вами делать? – Он резко оглянулся и, посмотрев в темноту, прошептал: – Если, конечно, всё это не провокация.

Я успокоил собеседника:

– Не волнуйтесь, господин штабс-фельдфебель, всё, что я вам рассказал, является чистой правдой. Жильё же себе я не стал искать, потому что боялся сделать что-то неправильно. Вначале хотел спросить у вас совета, ведь в Германии я впервые в жизни. Думал, возможно, вы сможете помочь с наймом – ведь наверняка у вас есть какая-нибудь конспиративная квартира.

Штабс-фельдфебель, услышав мои откровения, вновь зашёлся кашлем. Я было предложил постучать ему по спине, но он, помотав головой, отказался от этого и даже, вероятно, немного запаниковав, отшатнулся.

– Не надо! Сейчас пройдёт. – Через минуту он наконец откашлялся и спросил: – С чего вы взяли, что у меня в наличии есть подобная квартира?

– Ну, вы же советский разведчик, а для немцев вообще шпион, – пожал я плечами. – Предположил, что по специфике работы у вас должно быть что-то подобное. Значит, я ошибся?

Тот на секунду задумался, а затем тяжело вздохнул.

– Не ошиблись. У меня действительно в имении есть, в общем-то, вполне подходящая квартира. И хотя это безумие, но я готов помочь и сдать её вам внаём, – обрадовал меня спаситель, а затем обыденным тоном добавил: – За разумную плату, конечно.

На этот раз закашлялся я.

– Чего?! За плату? Вы это серьёзно?

– Да, – удивлённо посмотрел на меня разведчик, явно не понимая моего скепсиса. И пояснил: – Тут так положено.

– Но…

– Не волнуйтесь, – перебил он меня, вероятно поняв, чем я возмущён. – Разумеется, деньги за аренду буду выдавать вам я. Это не станет для вас бременем. Вы же раз в месяц будете передавать всю сумму моей жене.

– Жене? – удивился я, пытаясь вспомнить хоть что-то об этом.

Но в памяти ничего не всплывало. В прочитанной мной биографической книге о жизни Антона Фёдоровича не сказано ни слова о том, что он был женат.

– Да, жене, – подтвердил он. Потом на пару секунд замолчал и, явно почувствовав себя немного неловко, пояснил: – Мы неофициально женаты. Там сложная ситуация, поэтому деталей раскрывать не буду. Скажу только, что фрау Лисхен – достойная женщина и очень щепетильная в денежных вопросах. Деньги, которые я вам буду выдавать, вы не должны тратить ни на что иное, кроме как на оплату квартиры. Фрау Лисхен никакой задержки с платежами не потерпит. Она только недавно выгнала двух жильцов: один курил в квартире, а другой попросил отсрочку. – Тут он немного засуетился: – Надеюсь, вы не курите?

– Не имею такой вредной и пагубной привычки, – сказал я и заверил приличного семьянина, что всё будет хорошо и я ни в чём не рассержу арендодателя.

– И ещё вот что. Раз у вас нет исправных документов, то пока я не сделаю вам более подходящие, из квартиры вы выходить не будете. Это приказ!

Если до того момента я послушно кивал, то, услышав последнюю фразу, перестал это делать и, чуть наклонив голову, удивлённо переспросил:

– Э-э, чего?

– Я говорю, документы…

– Нет-нет, я не о документах, – прервал я его. – Повторите, пожалуйста, последнюю фразу. Вы вроде бы что-то говорили о каком-то приказе?

– Гм, да, – чуть растерялся тот. – Я сказал, что вам приказываю не покидать квартиру без моего разрешения.

– Стоп машина! Возник вопрос!

– Какой?

– А с чего это вдруг вы раскомандовались?

– То есть?

– А то и есть! С чего это вы вдруг решили, что я ваш подчинённый?

– А как же иначе? – растерялся разведчик.

– А очень просто! Я ваш соратник! Я ваш товарищ по борьбе! В конце концов, ваш согражданин, брат и друг, а не исполнитель ваших желаний.

Разведчик потряс головой, нахмурил брови и недовольно произнёс:

– Но вы же сами пришли ко мне! Зачем, если не хотите сотрудничать?

– От сотрудничества не отказываюсь. Я хочу сотрудничать. Но слепо исполнять все ваши хотелки у меня совершенно нет желания. И этого я делать не буду. Уж простите, но я не хочу быть мальчиком на побегушках.

Я знал, что говорил. И знал, почему это говорю. Мне нужно было сразу же показать, что беспрекословно подчиняться я не собираюсь.

Его беспардонная попытка в первые минуты знакомства сразу же поставить меня на место подчинённого была мне хотя и вполне понятна, но очень неприятна. Более того, она меня буквально взбесила. Разумеется, я понимал, что в любой военной или военизированной структуре должно быть единоначалие. Без этого нельзя, иначе будет хаос и разброд. Но дело в том, что я в его структуре не был. И более того, быть там не хотел и не собирался.

Сотрудничать – да. Беспрекословно подчиняться – нет. Ни в коем случае!

И мой демарш был обусловлен не просто какой-то мимолётной прихотью, мол, я сам по себе и сам всему голова, а основан на вполне конкретном знании. Или даже правильнее будет сказать – послезнании. И всё дело в том, что я с почти стопроцентной уверенностью предвидел, а можно сказать – знал, что будет происходить после того, как я соглашусь с тем, что теперь моим начальником является товарищ Живов.

И чтобы увидеть те события, которые после моего согласия начнут происходить, совершенно не нужно было быть экстрасенсом или предсказателем. Достаточно просто подумать и представить последовательность будущих шагов, которые разведчик предпримет после общения со мной. И шаги эти были для меня вполне очевидными: нет сомнения в том, что как только вопрос с моим местопроживанием будет решён, партнёр-командир в самые ближайшие дни по своим каналам (вероятно, с помощью рации) свяжется с Москвой и расскажет о моём появлении. Центр, после того как придёт в себя, естественно, попросит разведчика проверить меня ещё раз. Когда же они убедятся в том, что я – это я, то примут одно из двух решений.

Первый вариант. В случае если в Центре решат использовать мои навыки непосредственно на территории Третьего рейха, то заставят меня сидеть в квартире до часа икс, а после операции срочно эвакуируют в СССР через ту же Швейцарию.

Второй же вариант был почти идентичен первому. Только по нему в Центре не захотят использовать меня как снайпера в Германии, а сразу прикажут возвращаться на Родину.

Разумеется, я точно не знал, что именно меня ждёт после возвращения, но был абсолютно уверен в одном: с того момента, как я попаду в Союз, фронта мне больше не видать никогда как своих ушей. И на этом война с непосредственным ведением боевых действий для меня будет, скорее всего, закончена, что же касаемо дальнейшей судьбы, то очень вероятно, что я стану в том или ином виде подопытным кроликом.

Я уже сто раз думал об этом исходе и всякий раз приходил к одному и тому же выводу: с такими умениями, что есть у меня, меня просто никто и никогда не отпустит из своего поля зрения никуда. Про «на войну» и говорить нечего.

Да, это будет парадокс, но всё сложится именно так. Я – человек, обладающий уникальным ночным зрением. Нет в мире людей, которые видят так же, как и я. Я – человек, способный видеть на несколько километров вдаль и различать даже мелкие детали. В конце концов, я – человек, способный стрелять на эти дальние дистанции и, более того, с почти стопроцентной вероятностью поражать цели, ведя огонь почти без промаха. А теперь вопрос: можно ли такого человека отправлять на фронт?

Кажется, что да. Ведь где, как не на фронте, такой самородок, буквально прирождённый воин, мог бы достойно применить свои навыки против врага? Однако правильный ответ был совершенно противоположным. Потому что всегда будет существовать вероятность, что противник захватит бойца со столь уникальными умениями и использует его способности против нашей страны. Переметнувшийся в стан врага снайпер, поражающий без промаха всех и вся, включая высший командный состав РККА… Думаю, от одного только такого предположения всё военное руководство СССР попадает в обморок.

Да и кроме варианта использования меня противником в качестве снайпера есть ещё один. Руководство всегда будет небезосновательно опасаться, что в случае моего пленения противник сумеет изучить мой феномен, мою технику стрелкового боя и сумеет найти методику обучения своих бойцов. То, что это невозможно, никто даже предполагать не станет. Перед глазами у начальства будет стоять картина, когда десятки или даже тысячи гитлеровских снайперов, несущих смерть в любую погоду и в любое время суток, появятся на поле боя. Разве это не страшный сон, который, по их представлению, может воплотиться в реальность?

Вот и получалось, что без полного контроля я становлюсь крайне опасен. И когда они придут к такому выводу, то боюсь, что особо церемониться со мной уже не будут. Более того, я не исключал варианта, при котором, в случае отказа от сотрудничества, меня могут попытаться увезти силой или даже ликвидировать.

«Агент, вышедший из-под контроля» – скорее всего, именно так будет сформулирован приказ о моём обезвреживании. И хотя я не был и не буду ничьим агентом, сути совсем не поменяет.

Но это, конечно, будет в самом худшем для меня варианте. К тому же если и будет, то не сейчас. Пока разведчик свяжется, пока те ответят, пока этот перепроверит… На всё уйдёт не один день. Надеюсь, мне хватит столько времени, чтобы акклиматизироваться, залечить раны и наметить свой дальнейший путь.

Но уже сейчас было очевидно одно – полностью прогибаться и сажать себе на шею начальника нельзя. Именно поэтому я пошёл на создание конфликта и сразу обозначил свою позицию: готов сотрудничать, но с оговоркой – я сам по себе.

Разумеется, такой мой демарш моему собеседнику очень не понравился.

– Почему вы отказываетесь мне подчиняться? Вы сомневаетесь в моей компетентности?

Объяснять свои соображения по этому поводу я не стал. Просто ответил:

– Вы не мой командир, и я не нахожусь у вас на службе.

– Но обстоятельства требуют… – начал было он давить.

Однако я его прервал:

– Обстоятельства тут ни при чём. Ещё раз: вы не мой командир, а я не ваш подчинённый. Предлагаю именно на этом основывать наше сотрудничество.

Тот недовольно крякнул.

– Раз вы так категоричны, то, признаться, не вижу смысла в таком сотрудничестве.

Он поднялся и всем своим видом дал понять, что разговор на этом закончен и он уходит.

Я же, видя это, не стал предпринимать никаких шагов, оставшись сидеть на лавочке.

«Уйдёт? Ну и ладно. Найду кого-нибудь другого из разведчиков. Просто нужно посидеть и, не отвлекаясь ни на какие карманные линкоры, хорошенько подумать и вспомнить, кто ещё из наших работает сейчас в Германии. Наверняка рано или поздно мне удастся это сделать и вспомнить о нужной персоне, которая… Впрочем, быть может, подобное и не имеет смысла. Очень вероятно и даже скорее всего в тот другой раз будет то же самое – попытка подчинения, ведь работа опасная и требует единоначалия. А раз так, то, быть может, стоит вообще прекратить любые поиски разведчиков-нелегалов? Все они (что естественно) на связи с Центром, а значит, будут выполнять его приказы. И тогда возникает вопрос: зачем мне связываться с кем-то, кто всеми правдами и неправдами будет стремиться отправить меня в СССР? Я и сам туда отправлюсь, когда сочту нужным. Я уже взрослый, у меня даже усы начали появляться. Так что не надо мне никаких приказов, сам как-нибудь разберусь и сам, без чьей-либо помощи, как-нибудь устроюсь! Решено: никого искать не буду. Положусь на наш фирменный авось и, открыв свой Первый Забабашкинский фронт, продолжу уничтожение нечисти, стараясь сделать это в промышленных масштабах».

Решение было принято, и на душе в мгновение ока стало намного легче.

«Всё, теперь я вновь сам по себе и действую так, как хочу!»

Покосился на нахмурившегося разведчика и, увидев в его глазах непонимание, пожалел этого замечательного человека. Он состоял на службе у государства, выполнял серьёзную работу, очень важную для страны работу, а тут я отвлёк его своим внезапным появлением. Да ещё и подчиняться не захотел. А ведь он военный и к такому саботажу, наверное, не привык. Одним словом, не нужно мне было сюда ехать.

Сожалея о сделанном, тоже поднялся и бросил на прощание:

– Извините, что потревожил. Больше вы меня не увидите. Ауфвидерзейн! – развернулся и пошёл в темноту.

Отныне я понял, что буду вести войну в тылу врага, так сказать, в индивидуальном порядке.

«Ну и ладно. Ну и пусть. Главное – как можно больше уничтожить гадов. А как уж я это буду делать – совершенно неважно!»

Глава 3
По рукам

– Подождите, Алексей, – остановил меня разведчик.

Я не стал строить из себя недоговороспособного. Сразу остановился, развернулся и как можно более безразличным тоном спросил:

– Ну?

Собеседник подошёл ближе.

– Алексей, ситуация сложная. Но давайте попробуем в ней разобраться. Вы согласны, что мы с вами друзья и не хотим причинять друг другу ни хлопот, ни вреда?

– Полностью согласен.

– Тогда давайте поступим вот как. Всё, что вы мне рассказали, просто оказалось удивительным. Об этом я должен доложить наверх. И если они не сочтут меня сумасшедшим, пришлют свои инструкции и директивы. Вы меня понимаете?

– Понимаю, – заявил я и тут же добавил: – Господин Шульц, раз уж вы будете связываться с Центром, то могу вас попросить кое-что им передать и кое о чём у них узнать?

– Конечно, Алексей. Что мне нужно им сообщить?

– Спросите, пожалуйста, долетел ли к ним самолет с остатками дивизии. И поинтересуйтесь, пожалуйста, о самочувствии бойцов, командиров и медперсонала. А еще попросите их, если у них есть связь с подпольем Троекуровска или какие-то другие возможности, то пусть поищут юго-западнее аэродрома, в болотах, лейтенанта государственной безопасности Воронцова.

– Этот лейтенант госбезопасности осведомлён об архивах в вагоне? – тут же вспомнил о своём визави.

В этот момент я понял, что сейчас мне нужно сразу же обеспечить алиби Воронцову, если, конечно, он жив. А потому заявил:

– Да откуда? Он же в тот момент на станции не был, когда вагоны взорвались. Архива он не видел. Я просто с ним при отступлении из города выходил. Он в болоте потерялся.

– Но вы рассказали о секретных документах?

– Нет, конечно.

– Почему? Вы посчитали это неважным?

– Вот именно! – честно ответил я и, пока явно беспокоящийся разведчик меня не перебил, продолжил: – Какой мне был прок от той информации? Ну вот сами подумайте. Вы просто не представляете, что там вокруг творилось в тот момент. Немчура со всех сторон летела, ехала и бежала в наступление. Разве в той обстановке меня могли интересовать какие-то бумажки?

– Но вы уверены, что вагон с бумагами уничтожен? – ещё раз затронул надоевшую тему визави.

– Сам видел! – уверенно сказал я, уже сто раз пожалев о придуманной истории. И чтобы разведчик перестал беспокоиться, более подробно поведал о том фрагменте боя. – Находясь на чердаке одного из зданий, я прикрывал отход отряда, работая в качестве ПВО. Но вражеских самолетов, задействованных в налёте, было так много, что всех я перестрелять не успел. К тому же авиационные бомбы – это, я вам скажу, далеко не пушечные снаряды. Как бахнет, так половина огромного дома сложится, а то и весь. И вот все эти бомбы сыпались на город, на вокзал и депо. И разумеется, всё это сыпалось и на железнодорожные вагоны. Так что не переживайте, насчёт архива – всё предано огню и пепел развеян. Однако когда выйдете на связь с Центром, обязательно сообщите, чтобы Воронцова поискали. Возможно, он жив. Ведь не так уж много времени прошло с нашего расставания.

– Хорошо. Я запомнил. Ещё что-нибудь?

– Да, есть ещё кое-что важное. Передайте, пожалуйста, что среди выходящих из-под Новска войск было замечено достаточно большое количество предателей и шпионов. Многих из них мы разоблачили и ликвидировали, но в суматохе и суете тех дней всё же кто-то мог ускользнуть от нашего внимания и просочиться к нам в тыл. Кроме того, сообщите, пожалуйста, в Центр, что разоблачить шпионов у нас получалось из-за ржавой скрепки и квадратных гвоздей с шипами на сапогах.

– Скрепки? Гвозди? – удивился разведчик.

Пришлось в деталях рассказать ему о методе, с помощью которого мы сумели выявить как минимум двух предателей.

Одномоментно вываливая собеседнику столь большой объем информации, я надеялся на его память. Антон Фёдорович являлся профессиональным разведчиком и вряд ли мог бы успешно работать многие годы, если бы она у него не была развита.

На всякий случай уточнил:

– Вы запомнили?

– Да. Как свяжусь со своим начальством, обязательно доложу о вас, ваших просьбах и ваших идеях… гм… со скрепками и гвоздями.

– Поверьте, это довольно эффективный способ. И конечно, его эффективность зависит от секретности.

– Я понимаю. Вы не беспокойтесь, всё передам. Посмотрим, что они скажут. А пока предлагаю мир, – вполне дружелюбно улыбнулся он.

Я прекрасно знал, что именно ответят из Москвы, но всё же улыбнулся в ответ и пожал протянутую руку.

– Мир, хотя мы, в общем-то, и не ссорились.

– Вот и хорошо, – уверенно пожал Живов мне руку. – Тогда пойдёмте в вашу новую квартиру? Тут недалеко.

Я покачал головой. Уже во время разговора, когда решил вопрос сотрудничества, я понял, что жить в его квартире не собираюсь.

Постарался донести до него эту мысль.

– Уважаемый Отто, дело в том, что ни вы, ни я не знаем, как в дальнейшем здесь сложится моя судьба. Я не профессиональный резидент, поэтому могу проколоться и засыпаться на чём-нибудь в любой момент. Одним словом, я не имею права подвергать вас риску. Если вдруг со мной что-нибудь случиться, то могут через вашу женщину, которая мне будет якобы сдавать жильё, выйти на вас. Поэтому спасибо за предложение и приглашение, но жить в той квартире я отказываюсь. Вы слишком ценны для нашей Родины, чтобы вами рисковать.

Говоря такое, я абсолютно не врал. Регулярно получаемые от него донесения Москва высоко оценит даже после войны. А это значит, что сведения, передаваемые им, очень важные и нужные.

Нельзя было его подставлять.

«Я человек горячий, мало ли что сотворю – и вся его работа пойдёт коту под хвост. К тому же и с документами у меня не всё гладко. Так что придётся поискать какое-то другое жильё».

Свои мысли я постарался донести до товарища разведчика. Я видел, что он с ними полностью согласен, но по какой-то причине, хотя и рад, отпустить меня не решается.

Наконец, внимательно дослушав приводимые мной аргументы, разведчик покачал головой.

– Нельзя вам самому искать жильё. Вы же сами сказали, что ваше лицо не похоже на фотографию в ваших документах. Хозяева квартиры могут что-то заподозрить и сразу доложат в полицию или гестапо. А если вас схватят, то вырваться оттуда будет невозможно.

– Но у вас я тоже не могу остановиться. Я же объяснил почему.

– Гм… Ладно, тогда я могу вам предложить другую квартиру. Но она менее удобная и несколько шумная. Находится в Вустермарк. Это рядом. Соседний посёлок городского типа. Отсюда – одна станция на поезде. Но можно и пешком пройти – тут километра четыре.

– А на кого та квартира зарегистрирована?

– На одного офицера, который давно находится в отъезде. Но вы не волнуйтесь, он не будет против. Так как, согласны?

Я неопределённо пожал плечами. В общем-то, на первый взгляд, как мне показалось, данный вариант подходил больше. Но для полного прояснения ситуации решил задать вопрос:

– А почему вы мне сразу её не предложили?

– Хотел поселить вас поближе к моему дому. Вы могли бы захаживать в гости к нам, пока якобы залечивали раны в отпуске по ранению. Мы бы с вами беседовали. Моя жена хорошо готовит, – пояснил он. – К тому же та квартира, о которой идёт речь, действительно не очень удачно расположена и правда очень шумная. Там ветки путей прямо под окнами проходят. Поезда часто следуют, к тому же составы там формируют. Вагоны прицепляют. Зачастую очень громко там бывает.

– Ясно, – кивнул я, пытаясь вспомнить, а продаются ли в этом времени беруши.

«А то как спать-то по ночам, если там совсем уж громыхать будет?»

Но вспомнить не сумел, поэтому решил при случае зайти в аптеку и узнать о чем-то подобном. Если, конечно, слова и опасения разведчика подтвердятся.

Чтобы не терять времени на дорогу до вокзала и ожидание поезда, решили пройти пешком.

По дороге общались в основном о фронте. Немец наступал по всем направлениям, и у нас было о чём поговорить. Разумеется, резидента в первую очередь интересовало, как воспринимают войну красноармейцы и обычные советские люди.

От задаваемых вопросов я иногда впадал в ступор, сразу не зная, как ответить. Вот, например, что можно было ответить на вопрос: «А есть ли консервированные сосиски в Красной армии?» Или: «А видели ли вы советских граждан, радующихся приходу немцев?»

Я не знал, как правильно на все эти странные вопросы отвечать, поэтому говорил правду: никого радующегося не видел, как и не встречал никаких сосисок, в выпуске которых промышленностью СССР этого времени я вообще сомневался.

Отвечая на вопросы, я, в общем-то, понимал, почему именно Антон Фёдорович интересуется буквально всем, ведь на Родине он не был более десяти лет. И хотя в середине сороковых годов двадцатого века время течёт медленнее, чем в сумасшедшем двадцать первом, но всё же прогресс накладывает свой отпечаток на изменения жизни и уклада в обществе, и собеседнику они были очень интересны. К тому же нельзя забывать, что разведчик живёт и работает в стране, которая отделена железным занавесом, где блокируется любая информация, кроме пропаганды, выгодной Третьему рейху.

Конечно, был он человек интеллектуально развитый и мог отличать зёрна от плевел. Этому способствовала и работа, обеспечивавшая его самыми разнообразными потоками информации. Однако вот так, с глазу на глаз, пообщаться с тем, кто воочию видел фронт и может рассказать, что там происходит, он смог впервые. И я, несмотря на то что был уставшим, рассказывал ему всё как есть, иногда по несколько раз пересказывая тот или иной момент, углубляясь в детали то с одной, то с другой стороны.

За разговорами мы довольно быстро добрались до Вустермарк и приблизились к стоящему на окраине двухэтажному четырёхквартирному дому, который можно было назвать коттеджем на четыре семьи.

– Вы будете жить на втором этаже. Квартира номер два. Если вас спросят, скажите, что сдал вам ее ефрейтор Ганс Моор. Сам же он уехал на Восточный фронт. Запомнили?

Вошли в подъезд и под светом тусклой лампы, горящей желтым светом, по деревянным скрипучим ступеням поднялись на второй этаж. Подошли к массивной двери, покрашенной тёмно-коричневой краской.

Прежде чем войти в квартиру, разведчик внимательно осмотрел дверь.

«Ага, проверяет заранее оставленные маяки, по которым можно понять, входил ли кто-то в квартиру без ведома хозяев или нет», – догадался я.

Через полминуты он удовлетворенно кивнул, открыл замок ключом, вошёл сам, после чего зажёг свет и пригласил войти.

Квартира оказалась двухкомнатной, с кухней и совмещённым санузлом. Никаких излишеств в ней не было, если не считать одного напольного торшера. В остальном – обычные шкафы, кровать, стулья, столы. Пузатая тумбочка в углу, блеклые обои с цветочками.

Я вошёл в большую комнату и, подойдя к окну, понял, о чем меня ранее предупреждал разведчик.

С противоположной стороны дома, метрах в двадцати, располагалась железная дорога. Точнее, первый путь этой самой дороги. Через десяток метров от первого был второй, потом третий, четвёртый… Всего я насчитал двенадцать путей. За ними стояли, приткнувшись друг к другу, длинные ангары и водонапорная башня. Левее, в километре от нас, над рельсовым полотном горбатился узкий, но длинный пешеходный железнодорожный мост. Конечно, при желании можно было пройти по нему, но я сомневался, что кому-то захочется подняться по лестнице на такую высоту, если есть возможность преодолеть железнодорожные пути без лишних физических нагрузок.

– Блин, да это прям станция Москва-Сортировочная какая-то! – расстроенно прошептал я.

– Собственно, об этом и предупреждал, – напомнил Живов.

– Было дело, – вздохнул я и, прислушавшись, добавил: – Но вообще-то не так уж и шумно, как вы сказали.

– Это пока, – отмахнулся тот и приоткрыл форточку, чтобы освежить застоявшийся воздух в квартире. – А вот как пойдут поезда да эшелоны, вот тогда вы и поймёте, что именно я имел в виду. – Он повернулся ко мне и продолжил: – И знаете что, запомните адрес: Гартенштрассе, восемь. Квартира номер двенадцать. Она находится по другую сторону от сквера, где мы с вами разговаривали. Коль почувствуете, что это жильё вам не подходит, милости прошу туда. Ключ лежит под половиком.