Маленький Левиафан

14. Старик-дерево

Аврора еле дождалась, пока стемнело, и отец отправился спать. Быстро схватив на кухне первую попавшуюся еду, она помчалась к пруду.

Маленький Левиафан уже ждал её. Угощение он проглотил, но добавки не попросил и сразу стал говорить.

– Арора, я всё время думал, о чем ты рассказала. Но, – произнёс он виноватым тоном, – ничего не придумал. Я, наверное, очень глупый.

– Ты не глупый. Просто история непонятная. Я тоже не могу взять в толк, что же делать. А мы с папой в любой день можем уехать. Тогда я не смогу спасти ни тебя, ни эту Жужелину. Её тоже жалко. Своими бы руками уничтожила эту ведьму, которая такое с детьми делает!

– Как ты её уничтожишь, если ты не знаешь, где она? – резонно вопросил Доминик-Левиафан.

– В том и дело, – мрачно ответила Аврора.

Они помолчали.

– Арора, а ты понимаешь совиный язык? – неожиданно спросил Левиафан.

– Конечно, нет. А что? – удивилась девочка.

– Сегодня сова два раза сюда прилетала. И сразу улетала. Она, по-моему, там живёт, на башенке.

Интересно. Аврора стала вглядываться в темноту. Силуэт башни чернел на фоне ночного неба. Сейчас не было видно, но девочка знала, что у этой башни имелось всего одно небольшое окно, на самом верху, под остроконечной крышей. Только там могла гнездиться сова. Вообще непонятно, для чего было сделано окно там, где в него некому смотреть. Отец на её вопрос когда-то ответил, что это декоративный элемент.

Пока Аврора напрягала зрение, чтобы разглядеть хоть что-то в темноте, внезапно её лицо ощутило лёгкое дуновение, и на каменный парапет совершенно бесшумно приземлилась крупная серая сова. Она пронзительно посмотрела своими жёлтыми глазами на Аврору и улетела в сторону башни.

– Видишь, – прошептал Левиафан. – Она тебе что-то сказать хочет.

Сова вернулась. Всё повторилось, как в первый раз, только сова два-три раза выразительно ухнула.

Третий прилёт выглядел более эмоционально. Сова приземлилась на плечо к Авроре и довольно больно клюнула её повыше уха. Потом она взлетела, сделала несколько кругов вокруг девочки и, наконец, сев на бортик водоёма, оттопырила крыло, указывая им в сторону башни.

– Она меня туда зовёт. Я пошла, – сказала Аврора.

– Осторожнее будь. Если хозяйка там, вдруг она тебя превратит во что-нибудь?

– А что ты предлагаешь? Другого-то варианта нет. Ладно, будем надеяться, что пронесёт.

Сова то улетала к башне, то возвращалась. Она явно звала Аврору за собой. Через пару минут они достигли подножья башни, и вблизи та выглядела намного больше и выше, чем казалась издали. Вершина башни терялась в темноте. А сова всем своим поведением показывала, что надо подняться наверх.

– Понимаешь, я ведь не инсектум. По отвесным стенам бегать не умею. И крыльев, как у тебя, у меня тоже нет. Никак я не могу наверх подняться!

Сова ухнула, и вдруг прицепилась когтями прямо к отвесной каменной кладке. Аврора чисто инстинктивно протянула руку и… вдруг нащупала невидимую горизонтальную скобу, а выше – ещё одну, а там – ещё. Одним словом, это была лесенка, невидимая, очень опасная. Но, возможно, по ней удастся забраться наверх. Надо просто сказать себе, что не страшно. Девочка подёргала за скобки. Вроде держатся крепко.

«Не страшно, не страшно», – твердила Аврора перебираясь всё выше со скобы на скобу. (На самом деле, было страшно, и даже очень).

«Если я благополучно вернусь на землю, то составлю список всего, чего я боюсь: темноты, высоты, колдуний разных… И буду со своими страхами бороться! Сейчас, главное, не смотреть вниз и не думать про то, что я могу свалиться»…

За этими рассуждениями Аврора в конце концов доползла до заветного окошка, перекинула внутрь ноги и уже хотела спрыгнуть с подоконника, как вдруг услышала голос:

– Оставайся на окне, здесь нет пола. Спрыгнешь, провалишься на самое дно башни. Там тебя никто не спасёт. Да и спасать будет, собственно, некого. Здесь высоко. Но ты, молодец, Аврора, добралась.

Голос звучал ясно и чётко, но было совершенно непонятно, мужской он или женский.

«Ой, неужели это Грандила?» –: пронеслось в голове у Авроры.

– Не бойся. Я твой друг. Я сейчас всё объясню, и тебе, наконец, станет понятно, что здесь происходит. Ты сможешь спасти детей, которых колдунья превратила в свои орудия. А если ты всё сделаешь, как надо, я смогу тебе помочь и в твоей личной беде…

– Извините, а где вы? И кто вы? – осмелилась, наконец, спросить Аврора.

– Я прямо перед тобой, – был ответ.

Глаза Авроры постепенно привыкали к темноте. Да ещё и луна показалась из-за туч. И в её свете Аврора увидела перед собою… дерево. Да, башня была построена вокруг ствола какого-то высокого и мощного дерева. Почти все ветви кроны были обломаны, и их остатки упирались в кровлю. На одной из веток, той, которая была поближе к окну, виднелось даже несколько листочков.

– Осторожнее. Не повреди этих листьев, – сказал голос, видимо поняв, что девочка их рассматривает. – Ты ведь знаешь, что листьями растения ловят солнечный свет, и это даёт им жизнь. Но, впрочем, моя жизнь подходит к концу. И ты появилась вовремя. Я хотел бы перед своим уходом увидеть, что зло уничтожено, а все ошибки исправлены… Сам я уже ничего не могу сделать. Но можешь ты, Аврора. Ну как, решишься?

– Да, конечно! – не раздумывая, согласилась девочка. А потом всё же полюбопытствовала: – Так значит вы – говорящее дерево? Я не знала, что такие бывают.

– Я не дерево, Аврора. Чтобы ты всё поняла, выслушай меня. Усаживайся поудобнее и держись крепче. Рассказ мой будет длинным, такая уж это история. Но я постараюсь всё рассказать до наступления рассвета, потому что днём лестница, по которой ты сюда залезла, исчезает.

15. История, с которой всё началось

Я был самым обыкновенным человеком, Аврора. Правда, это было очень давно, около двухсот лет назад. Мои детство и юность прошли в небольшом городке неподалёку отсюда. Семья наша была зажиточной, даже богатой. Родители любили меня, своего единственного ребёнка, без памяти и ни в чём мне не отказывали. Я мог бы вырасти светским повесой, беспечным прожигателем жизни, кутилой и весельчаком, душой любой компании. Но знаешь ли ты, что душу человека могут поработить даже самые хорошие, казалось бы, устремления. Я с ранних лет полюбил не разгул и пьянство, а науки. С упоением проглатывал я все научные трактаты, которые попадались мне в руки. Я одинаково восторгался физикой, химией и астрономией, историей, географией и медициной, языками (их я знал с десяток). математикой и ботаникой. Но особенно меня восхищали труды философов. Я не заканчивал курса университета, но, прочитав достаточное количество научных сочинений, стал считать себя кладезем знаний и захотел, наконец, сказать миру и своё слово, оставить свой след в сокровищнице науки. Сейчас я понимаю всю свою глупую самонадеянность. Родители мои к тому времени уже умерли, семьёй я не обзавёлся (я считал, что жена и дети могли бы мне помешать в моих научных трудах).

Однако работа не клеилась. Мне бы подумать об отсутствии таланта, но я вообразил, что виной – многочисленные обстоятельства, то и дело отвлекающие меня. То мне кто-то наносил визит (очень часто это были мамаши, имеющие дочерей на выданье: ведь я был богат и считался завидным женихом), то, напротив, я был должен явиться к кому-нибудь с визитом, и не было никакой возможности отказаться. Бесконечная череда светских увеселений: балов, званных обедов, премьер театральных постановок не давали мне полностью отдаться любимому делу. Да, к тому же, в родительском доме, где я жил, имелся большой штат прислуги, над которой требовался неусыпный надзор. Жизнь проходила день за днём, год за годом в житейской бессмысленной суете.

А философы рисовали в своих трудах совершенно иное, счастливое и безмятежное устройство жизни. Какое счастье, обретаться где-нибудь на лоне природы, имея только самое необходимое, в маленьком домике, стоящем посредине заброшенного парка, наслаждаться красотой, тишиной и одиночеством, разделяя свои мысли только с автором какой-нибудь мудрой книги.

Наконец, я решил от грёз и мечтаний перейти к делу. Через посредников я приобрёл участок земли с маленьким домиком. Я находил, что это место полностью соответствовало моему идеалу. В домике было всего две комнаты – побольше и поменьше, и кухня. Домик окружал запущенный плодовый сад. Маленький родничок удовлетворял мои потребности в воде, Недалеко находилось село, жители которого с готовностью согласились поставлять мне провиант. Но главное, посредине моей усадьбы росло огромное дерево с раскидистой кроной. Я велел соорудить под ним скамейку и предвкушал уже, как отрадно будет здесь сидеть с интересной книгой.

И вот, свершилось. Я продал свой дом и почти всё имущество в том городе, где родился и прожил всю свою жизнь, рассчитал прислугу, дав ей хорошие рекомендации, и переселился в мой домик отшельника, как я назвал моё новое жилище. Только книги, мои истинные друзья, остались со мной от прежней жизни.

Не скажу, что мне на первых порах было легко. Приходилось самому беспокоиться о пище, одежде и дровах, топить печи и таскать воду. Но я был ещё довольно молод, достаточно силён и справлялся пока неплохо. Пару раз в месяц я закладывал коляску и отправлялся в ближайший городок к букинисту, с которым свёл знакомство, и который припасал для меня все самые интересные книги. Так прошло, наверное, лет пятнадцать, и тут произошло событие, положившее начало всем нынешним бедствиям.

16. Дар

Как-то, выйдя от букиниста в самом прекрасном настроении со стопкой книг, которые давно мечтал прочитать, я забрался в коляску (верх её был поднят) и вдруг обнаружил сидящую там пожилую женщину, вернее, даже – старуху. Одета она была скромно, но не бедно, и не была похожа ни на нищую, ни на простолюдинку.

Моё хорошее воспитание не позволило мне возмутиться. В самом деле, возможно женщине просто стал плохо, другого места не нашлось, и она решила немного посидеть в моей коляске.

– Сударыня, – вежливо обратился я к ней. – Сударыня, вы, должно быть, ошиблись. Это не наёмный кэб, а частный экипаж. Но я с удовольствием доставлю вас, куда пожелаете.

– Благодарю вас, господин N, – ответила она. – Вы очень любезны. Но у меня пока ещё крепкие ноги, живу я недалеко, так что в этой услуге я не нуждаюсь. Нет, я села в вашу коляску, чтобы поговорить с вами. У меня к вам дело. Но это дело такого рода, что оно не терпит посторонних глаз.

– Вот как? Какое же это дело? И откуда вы меня знаете? – в замешательстве спросил я.

(Хочу заметить, Аврора, что я и здесь, и дальше, буду называть себя только господином N. Я не хочу, чтобы кто-то знал имя, которое мне дали родители. Слишком тяжело мне думать, что я мог бы стать виновником многих бед, и все люди произносили бы это имя не иначе, как с проклятием).

– Я желаю преподнести вам некий дар, и очень надеюсь, что вы от него не откажетесь. Я несколько лет следила за вами, наводила справки и поняла, что лучшей кандидатуры мне не найти. Вы человек учёный и образованный, что важно. Жизнь ведёте скромную и замкнутую, хотя, по-видимому, имеете достаточно средств. Не подвержены дурным привычкам и порокам. Наконец, у вас нет родственников, сами вы ещё достаточно молоды, и долго сможете хранить у себя то, что я вам сейчас подарю.

Я сгорал от любопытства, но, произнеся слова благодарности, заметил однако, что мало интересуюсь материальными богатствами.

– Это вещь вам понравится, – сказала дама. Она раскрыла ридикюль, лежавший у неё на коленях, и извлекла книгу.

Знаешь ли ты, Аврора, что несколько тысяч лет назад книги выглядели совсем не так, как сейчас. Это были свитки из пергамента, накрученные на особый стержень. Хранились эти свитки в специальных футлярах. Вот такой футляр прекрасной сохранности и был передо мной.

Что чувствует такой любитель книг, как я, увидев подобную редкость? Мой тогдашний восторг описать невозможно.

Я раскрыл футляр и извлёк свиток, сплошь покрытый письменами. От раскручивания свиток предохраняло деревянное кольцо, похожее на браслет, также с нанесёнными непонятными значками. Я побоялся, что кольцо выпадет из моих слегка дрожавших от волнения пальцев, и хотел надеть его на руку.

– А вот этого делать нельзя. Ни в коем случае. Я вам после объясню, почему, – и дама забрала у меня кольцо.

Я немного развернул пергамент и стал пристально вглядываться в знаки, которыми он был мелко испещрён. Одни значки были красными, другие – коричневыми. Они то тянулись строчками, то выстраивались в различные фигуры. Удивительным было то, что эти значки даже отдалённо не напоминали мне ни один знакомый алфавит. Это не был ни иврит, ни арабский, ни фарси, ни хинди… Я терялся в догадках. Наконец дама взяла у меня из рук свиток, скрутила его, надела кольцо и положила в футляр, а тот – в свой ридикюль.

– А теперь выслушайте меня, – сказала она. – Этот свиток переходит из рук в руки не одну тысячу лет. Его владелец, он же хранитель, несёт ответственность за то, чтобы все условия неукоснительно соблюдались. Я не могу сказать, что случится, если владелец свитка поступит самоуправно, но точно знаю, что пострадают многие люди, а может быть, и всё человечество. Скажу о том, что мне известно. В этой книге содержатся все колдовские заклятия, которые только были изобретены тёмными силами. Тот, кто сможет их прочесть, будет наделён огромной, неодолимой силой и властью. «Что здесь страшного?» – спросите вы. Порядочный человек не станет использовать подобную силу во вред людям. Да и не сможет никто прочесть содержание манускрипта, поскольку единственный в мире документ написанный на этом языке – вот этот свиток – и расшифровать его невозможно. Однако, способ есть.

Вы удивились, когда я предостерегла вас от того, чтобы случайно не надеть кольцо на руку. Если сделать это, то для такого человека письмена станут понятными, и он сможет пользоваться заклинаниями из свитка. Однако, с человеком произойдёт и другая метаморфоза. Если в его душе есть хоть что-то плохое, даже одна капля, она в тот же миг заполонит всю его сущность, вытесняя навсегда всё хорошее. Человек становится подлинным исчадием ада, и даже невозможно себе представить, что он способен сотворить.

Вы спросите, почему бы, в таком случае, не уничтожить этот опасный предмет? Увы, это пытались сделать много раз. Его жгли, топили, рубили топором… Всё бесполезно. Уничтожить свиток можно только после того, как он будет открыт. А открывший человек попадает под его власть, и становится, по сути, рабом свитка. Он его никогда не уничтожит.

Вот почему требуется надёжный владелец и хранитель свитка. Не подверженный порокам, не алчный, не злобный и умеющий хранить тайну. Только такой человек годится для того, чтобы передать ему этот дар.

Я уже стара, из всех наследников у меня только внучатый племянник. Он неплохой юноша, но легкомысленный и несерьёзный. К тому же он игрок. Я ему никогда не показывала свиток и не открывала его тайну. Если он унаследует эту вещь, то может натворить в своём неведении много бед. А если я ему поведаю секрет свитка, то тогда беды точно не избежать.

Вот, я вам всё объяснила. Если вы согласны принять на себя заботы об этом свитке, скажите об этом вслух, и свиток признает вас своим владельцем. Берегите его от посторонних глаз и от плохих людей. И не забудьте заранее приискать себе надёжного наследника, чтобы было, кому в конце жизни передать эту ответственность. Итак, я готова отказаться от владения этим свитком в вашу пользу. Теперь дело за вами.

Слушал я, Аврора, эту даму очень внимательно, запомнил всё, что она сказала. Но вот верил ли? Мне хотелось только одного: поскорее получить в дар удивительный древний свиток, чтобы дама, чего доброго, не передумала.

Поэтому, как только она замолчала, я сразу же воскликнул:

– Да, я согласен принять в дар этот древний свиток и стать его владельцем и хранителем! Обязуюсь выполнять асе поставленные условия! Благодарю вас!

Дама передала мне футляр и сказала, как мне показалось, с сомнением в голосе:

– Благодарить меня незачем. Тяжёлая ответственность с этой минуты легла на ваши плечи.

Я был настолько упоён разглядыванием футляра, что даже не заметил, как дама покинула мою коляску.

Ты представить себе не можешь, Аврора, что я чувствовал в тот момент! Даже, если бы кто-нибудь предложил мне целый дворец, полный сокровищ, в обмен на свиток, я бы ни за что не согласился! Редчайший, уникальный, единственный в мире манускрипт, словно перенесённый волшебством из древнейших времён принадлежал отныне мне!

И я был убеждён, что смогу расшифровать его. Мало ли, что говорила дама, мало ли, что никому это ещё не удалось! Так ведь и не попадал никогда этот свиток в руки крупного учёного (каковым я тогда себя мнил).

Я без устали подгонял свою бедную лошадку, которая и так неслась во весь опор.

Достигнув, наконец, своего одинокого жилища, я выскочил из коляски, сжимая в руках драгоценный футляр и даже забыв распрячь уставшую лошадь и оставив в коляске свёрток с книгами, которые ещё недавно так меня радовали.

С благоговейным трепетом я извлёк свиток из футляра и снял кольцо, отложив его в сторону. И перед моими глазами снова были эти письмена – таинственные значки, не похожие ни на один алфавит, который я знал.

Несколько лет, Аврора, я бился над тайной свитка. Я погрузился в изучение древних языков и даже заглядывал в книги по чёрной магии. Должен сказать, Аврора, что я совершенно не верил ни в какое колдовство, заклинания и подобную чепуху. Эти предметы совершенно не сочетались с моим трезвым научным мировоззрением. Но поскольку дама мне сказала, что свиток содержит какие-то древние заклинания, то мне надо было хотя бы в общих чертах ознакомиться с темой.

Итак, несколько лет ушло на бесплодные попытки разгадать тайну свитка. Не скрою, несколько раз меня охватывал большой соблазн надеть на руку деревянный браслет, который вроде бы давал возможность уразуметь древние письмена. Но всякий раз меня останавливало вот какое соображение. Если волшебные свойства, приписываемые кольцу, выдумка (а это, полагал тогда я, несомненно так), то ничего и не случится. Содержимое манускрипта так и останется для меня неразгаданным. Но если вдруг (один шанс на миллион, но всё же…) окажется, что, и вправду, кольцо волшебное, то не запущу ли я цепочку ужасных событий, не выпущу ли на свет разрушительные тёмные силы? Я решил не искушать судьбу. Тем более, что дал моей предшественнице слово никогда этого не делать. А я высоко ценил своё слово.

Иногда у меня возникало желание показать свиток учёным, специализирующимся на изучении древних рукописей. Но останавливал страх, что они заберут свиток, как ценнейший памятник древности, в какой-нибудь музей или хранилище рукописей, и я его больше никогда не увижу.

А порой меня посещала мысль, что свиток – это ловкая фальсификация, а вся история с ним – розыгрыш кого-то из моих знакомых. Разумеется, ни подтвердить, ни опровергнуть эту догадку я не мог, поскольку не располагал возможностью провести научную экспертизу.

Через несколько лет мой энтузиазм стал слабеть, я устал от бесплодных попыток расшифровать письмена. Я мог бы с закрытыми глазами в любое время дня и ночи изобразить каждый значок манускрипта, но это ни на дюйм не приближало меня к его пониманию.

«Мне надо переключиться на что-то другое, – решил я. – Пусть свиток пока полежит, я вернусь к нему позже».

Я приобрёл саквояж из кожи с замочком, запирающимся на ключ, и поместил туда свиток. Сам саквояж я поставил на самую верхнюю книжную полку.

Странно. Мне даже в голову не пришло, что для хранения такого предмета требуется более надёжное хранилище, например, тяжёлый сундук, окованный железом.

Итак, я спрятал свиток в саквояж, а ключик от саквояжа повесил на цепочку от часов, которые всегда были со мной.

17. Мелисса

Я не без удовольствия вернулся к прежнему образу жизни. Простое существование на лоне природы, чтение книг, размышления и мечты вносили покой в мою душу, измученную безрезультатными попытками расшифровки свитка. Это походило на выздоровление после тяжёлой болезни.

Вернулся я и своему трактату. Работа шла с трудом, пока я, наконец, не понял, что нет в ней ничего от меня, а всё написанное не более, чем мысли, надёрганные из трудов других авторов. Я честно признался себе, что я никакой не мыслитель, и ничего нового человечеству от своего имени сказать не смогу. В своём возрасте я уже не питал иллюзий на свой счёт. Ну что же. У меня иная стезя. Я хотя бы воплотил в жизнь идеи людей, книгами которых восхищался. Жизнь в единении со всем, живущим на Земле, отказ от всего лишнего, отягчающего человека, постижение мудрости великих людей через чтение их книг. Не так уж и мало.

Так прошло ещё несколько лет. Жизнь моя текла спокойно и размеренно. Огорчало меня только то, что я стал стареть. Боли то тут, то там посещали меня регулярно. Глаза постепенно теряли зоркость. Частенько слабость мешала заниматься привычными делами. Я стал задумываться о том, что рано или поздно придётся покинуть этот уголок, где я провёл самые лучшие свои годы, и переселиться поближе к людям.

Но делать этого не пришлось. В моей жизни появилась Мелисса.

Дело было поздней осенью. Который день лил холодный дождь, иногда пополам со снегом. Ветер гнул деревья, обрывая с них последние листья. За окном было темно, ведь осенью темнеет рано.

Что может быть прекраснее в такие вечера, чем тепло камина, кружка горячего чая и интересная книга? Я вкушал всё это блаженство, когда в дверь неожиданно постучали.

Сказать, что я удивился, значит не сказать ничего. Я не мог припомнить, когда хоть кто-нибудь наносил мне визит. С крестьянами у меня была договорённость, что я им заранее оплачиваю всё, что мне потребно (продукты и дрова), а они привозят мне всё это в условленные дни и оставляют на крыльце под навесом. Беспокоить себя я им запретил. Из города я всё привозил сам. А ни одному из прежних знакомых моё теперешнее местожительство известно не было.

Стук тем временем повторился. Я зажёг фонарь и распахнул дверь.

На крыльце стояла девушка. Совсем молоденькая, лет восемнадцати-двадцати. С неё потоками лилась вода. Как её занесло сюда, в эти пустынные края? Я подумал, что она будет просить милостыню или ночлега. Но девушка посиневшими от холода, дрожащими губами произнесла:

– Сударь, вам служанка не требуется?

Услышав отрицательный ответ, она склонила голову, повернулась и побрела прочь. Смотреть на это было невыносимо.

– Девушка, куда же вы? На ночь глядя, да ещё и под проливным дождём?

– Мне сказали, что здесь неподалёку есть большое село. Там, может быть, требуются работницы…

– До села ещё несколько миль. Вы замёрзнете по дороге. Или заблудитесь в темноте. Давайте, сделаем так. Вы можете сегодня переночевать в моём доме, обогреетесь, высушите одежду. А утром пойдёте дальше.

Девушка молча кивнула и шагнула через порог.

– Благодарю вас, сударь, – прошептала она.

Я устроил нежданную гостью на кухне. Не мог же я её пригласить в свою спальню или в кабинет, где хранились мои главные сокровища – мои книги. Но и на кухне девушке было хорошо: печка жарко натоплена, на полу – толстый матрас, который я снял со своей кровати. Я угостил незнакомку тем, что ел сам и удалился, пожелав ей спокойной ночи. С вечера я спал не слишком хорошо: кровать без матраса оказалась очень жёсткой. Но под утро сон сморил меня, и, проснувшись, я не сразу вспомнил о вечерней посетительнице.

Однако, в моём домике чувствовалось что-то новое, иное. Я встал, накинул халат и выглянул в коридор. Из кухни тянуло чем-то давно забытым, невыразимо вкусным и ароматным.

Девушку я застал за хлопотами возле плиты. Вместо унылой каждодневной отварной говядины на плите скворчало восхитительное жаркое под луковым соусом с пряными травами, под крышкой в кастрюле томилось овощное рагу, а на сковороде подрумянивались лепёшки с сыром.

Увидев меня, девушка присела в глубоком реверансе и произнесла:

– С добрым утром, сударь! Простите меня за моё самоуправство. Я не решилась вас будить. И уйти, не попрощавшись, тоже сочла невежливым. Без дела я сидеть не умею, вот и решила приготовить вам завтрак! Если не угодила, простите.

И она поступила глаза. А я разглядывал свою гостью. Если вчера она показалась мне похожей на намокшего птенчика, выпавшего из гнезда, то сегодня, обсохшая и отдохнувшая, она выглядела намного лучше и, даже, увереннее. Обхождение у неё было вежливое, речь правильная, одежда хоть и небогатая, но явно городская. Эта девушка знавала лучшие дни.

– Благодарю вас за заботу о моей персоне, но, право, это лишнее, – ответил я. – Понимаете ли, я добровольно избрал скромность в быту и в питании, живу так уже много лет и отвык от разносолов. Но, поскольку вы этого не знали, я с удовольствием поем того, что вы приготовили, если вы разделите трапезу со мной. Она немного поотнекивалась, но потом согласилась.

За завтраком мы рассказали друг другу о себе.

Девушку звали Мелиссой. Ещё недавно она была горничной в одной зажиточной семье. До этого место горничной молодой хозяйки занимала мать Мелиссы, но когда той не стало, место унаследовала дочь. Хозяева были довольны девушкой. Она получала неплохое жалование, плюс подарки от господ, да ещё питание и крыша над головой. Чего желать более? Но на беду молодой горничной у домоправительницы была дочь, ровесница Мелиссы. И ей очень хотелось занять выгодную должность. Тут как раз у молодой хозяйки исчезли очень дорогие серьги, к тому же – подарок жениха. Домоправительница поклялась господам, что своими глазами видела, как Мелисса стояла ночью около покоев своей госпожи и что-то рассматривала. Что-то маленькое. А потом положила это в карман и быстро убежала. Наутро хватились пропажи. Серёжек не нашли, но домоправительница настаивала, что уже не в первый раз замечает: молодая горничная нечиста на руку!

Мелиссу выгнали. Без рекомендаций и с позорным пятном на репутации. Слуги быстро разнесли сплетни о Мелиссе по всему городу. Никто не захотел взять на работу девушку, уличённую (это считалось доказанным) в воровстве.

Мелисса рассудила, что в дальних сёлах о ней ничего не слышали, возможно там удастся заработать кусок хлеба и крышу над головой.

– Неудачное время для найма на работу, – заметил я. – Обычно дополнительных работников в сельской местности нанимают весной, либо в конце лета. Сейчас все сельскохозяйственные работы уже завершены, вряд ли вас кто-то возьмёт.

– Я сама всё это понимаю, – прошептала девушка. – Но больше мне надеяться не на что…

Она помыла посуду, убрала со стола, а после потянулась за жалким подобием плаща (скорее, это была летняя лёгкая накидка, не спасающая ни от дождя, ни от порывов холодного ветра).

– Благодарю вас, сударь, за приют и угощение. Не знаю, пережила ли бы я эту ночь, если бы не ваша доброта.

Непогода на улице продолжала свирепствовать. Мокрые хлопья снега залепили всё окно, а на улице и так было темно, словно в сумерки. Ветер выл в трубе и колотил по стенам и крыше.

Сердце у меня сжалось от жалости. В самом деле, было бы величайшей жестокостью выставить человека на улицу в такую непогоду и в таких обстоятельствах.

– Послушайте, я вас не отпущу никуда. Смотрите, что творится за окном! Если с вами что-то случится, этот грех останется на моей совести.

Она сперва отказывалась, но потом вынуждена была согласиться с моими резонами.

– Сударь, – сказала она. – Я всегда буду помнить вашу доброту. Обещаю, что ничем не стану вам докучать. Я сумею быть незаметной и безмолвной и постараюсь отплатить за ваши благодеяния всем, чем только могу.

И в самом деле, Мелисса ни минуты не сидела без дела. Мыла полы, чистила печи, вытирала пыль, готовила и стирала… Вскоре я с удивлением заметил, что моя холостяцкая берлога стала преображаться. Я вдруг ощутил всю прелесть домашнего уюта, порядка и чистоты. В молодости я сам справлялся с домашними заботами, но с возрастом запустил своё жилище. Что стараться? Мне и так хорошо, а посторонних в моём доме не было. Стараниями Мелиссы я вдруг осознал, как прекрасно, когда всё сверкает чистотой, около камина и печи сложены сухие дрова, а кадка с водой при любой погоде и в любое время суток заполнена до краёв.

Мелисса удивлялась моему скромному, почти аскетическому образу жизни.

– Сударь, вы монах? – спросила он как-то.

Я улыбнулся:

– Нет, я скорее философ, мыслитель. Я придерживаюсь той идеи, что человек должен жить просто, довольствоваться самым необходимым и уметь находить радость в самых обычных вещах.

– Я никогда не встречала таких людей, как вы, – тихо промолвила девушка.

За дождливой осенью наступила холодная зима, и уже ни Мелисса, ни я не заводили разговора об её уходе. Я настолько привык к трудолюбивой и скромной девушке, что даже не представлял себе, как же я раньше без неё обходился?

Ей очень шло её имя. Ведь в переводе с греческого «мелисса» означает «пчела». Она и была трудолюбивой и хлопотливой, как пчёлка, никогда не сидела праздно, всегда знала чем себя занять. А ещё мелиссой называется ароматная травка, растущая в садах. Если добавлять её в чай, она оказывает успокаивающее действие. Вот и моя Мелисса вносила покой и умиротворение в мой дом одним своим присутствием.

Надо сказать, что Мелисса никогда меня не называла господином или хозяином, а только сударем. И я никогда не думал о ней, как о прислуге. Скорее она была моей помощницей.

Моё хозяйство теперь содержалось в полном порядке. Я мог совершенно не думать о житейских проблемах и целиком посвящал всё моё время общению с книгами. Смирился я и с послаблениями в моём питании. В самом деле, я уже давно не молод, в моём возрасте полезно слегка разнообразить рацион.

Постепенно сфера деятельности Мелиссы расширялась. Нет, она не любопытствовала, но где-то через месяц, я допустил её в своё «святая святых» – в кабинет.

– Сударь! Сколько же у вас книг! – с удивлением воскликнула она. – И сколько пыли… – прибавила она шёпотом.

И я разрешил ей навести порядок на полках, предупредив, что ни в коем случае нельзя менять порядок расстановки книг, и что обращаться с ними следует очень бережно.

Я остался доволен её трудами, давно уже мой кабинет не блистал такой чистотой.

А девушка с благоговением взирала на ряды книжных корешков.

– Сударь! Неужели все эти книги вы прочли? – с удивлением спросила она.

– Да, конечно. Некоторые даже не по одному разу.

– Вы такой мудрый. А я даже не обучена грамоте… – она загрустила и поникла головой.

– Хочешь, я научу тебя читать? – спросил я, впрочем сомневаясь, что ей будет легко освоить грамоту.