Читать книгу: «Обритая орбита Бабы-Яги», страница 7

Но после ее внешности, самым завораживающим, были те самые, померещившиеся Явине – щупальца, которые на самом деле, оказались руками! А если еще точнее, то – четырьмя раскинутыми, по две на каждую сторону, руками, – будто готовящимися к объятьям.

Верхняя правая, держала ладонь в приветственном и благословляющем жесте, который в избытке одаривал благами материального и духовно характера. Эта благодать, технически, в своем божественном проявлении, простиралась и воздействовала на всех и вся, испуская волны неукротимой милости. Но, была маленькая хитрость, которая корректировала степень касания ее благости вопрошающего. И крылась она в правой нижней руке, державшей Мухомор.

Именно он, холодным и беспристрастным наблюдателем, взирал на бесцеремонные попытки некоторых особей – незаслуженно, на халяву, пристроиться под неиссякаемый водопад ее изобилия, бескорыстно исполняющий любые желания.

Внешне, вел себя Мухомор открыто и ярко – как и положено грибному красавчику с ярко-красной кожей на полусферическом голове, которая была усеяна антеннами, внешне выглядевшими как белые ватные хлопья. Но при таком вызывающем наряде настоящего лесного денди, действовал он на чужой рассудок незаметно и филигранно – выявляя сильные и слабые места психики, – незаметно разгоняя ее до болезненной гиперактивности, или замедлив до максимально-критической отметки, блокирующей возникновение вообще какой-либо связной мысли. При этом то, что несло в себе здоровое зерно здравого рассудка и развитости души, всегда нерушимо оставалось посредине. Тогда как, болезненные инсинуации психики индивидуума, распадалась на части и каким-то невероятным образом самостоятельно размещалась на невидимой обычному глазу, шкале нитей логарифмической спирали, в народе называемой – паутиной. И сразу становилось ясно, что из себя представляет живое существо!

Если перевести всю эту многомерность в обыденную плоскость, то и сам Мухомор не нашелся бы как объяснить, с чем можно сравнить эту систему распознавания нутра личности, – так как ни гуманитарными, ни точными науками – не владел!

Две левые руки божественной формы, тоже не дремали.

Нижняя рука сжимала метлу из березовых прутьев, которую при надобности вертела в разные стороны, используя как боевое оружие. Каждое ее положение имело особое значение. Когда метла была опущена вниз, то для вопрошающего это было знаком, что для него лучше не тратить свое время попусту на мольбы, – а улепетывать, подобру-поздорову! Мол, злое у него сердце и умысел такой же – для него, в итоге, всё плохо обернется!

Если же при запросе на благо и удачу, длинный черенок смотрел вниз, а связанный пучок прутьев вверх, то это считалось знаком благоприятным.

Когда метла смотрела вправо – то по верному жизненному пути идет душа, а ежели влево, то не по своему предназначению движется!

Ну и завершала этот фантасмагорический образ, верхняя левая рука, державшая ведьмовскую Черную книгу. В ней хранились всевозможные заговоры, все колдовские тайны, собранные за тысячелетия существования магии! Такая книга была мечтой любой мало-мальски приличной ведьмы или колдуна, но, кроме Бабы-Яги никому не была доступна в полном своем объеме!

Все предметы в руках божественной формы были волшебными и колдовскими, они сами по себе обладали своим собственным развитым интеллектом и волей. Каждый артефакт, по отдельности, мог помогать, или же чинить препятствия в исполнении желаемого.

Обратившись напрямую к Мухомору, можно было познавать иные слои бытия с удивительными тайнами вселенной. Он обладал способностью искусственно вводить разум в измененное состояние сознания. Мог просветить мудростью, чтобы личность самостоятельно, без вспомогательных средств, была способна наблюдать за играми собственного ума и корректировать правила игры, согласно своим запросам. Мухомор высвечивал потребности души и сердца настолько ярко, что индивидуум рано или поздно, научался слышать их, и впоследствии, появлялась возможность стать самому себе великим учителем. После чего, можно было запросто отказываться от чужих советов, интуитивно предохраняясь от разносчиков «истины в последней инстанции». Почувствовав мощь собственных ног и ту самую Силу под своими ногами – выбросить любезно подсунутые глиняные костыли из чужих надежд и чаяний, которые от малейшей непогоды способны размокнуть и превратиться в квашу.

Подружившись с Метлой, можно было не только интересно провести время, летая на ней по красочным, волшебным снам, но и прогнать любую назойливую мыслеформу, или даже вымести из жизненного пространства, саму нечистую силу! Под привычной и незамысловатой формой Метлы скрывалось могущество, превосходящая и четверговую соль и окуривательные травы!

Книга же, обладала полномочиями даровать, если не сам заговор, то передавать ощущение и нужное состояние, окутавшись в которые, можно было даже обычный шепоток, при сильном намерении – превратить в магический инструмент огромной силы! А обычного обывателя, не искавшего магии, но почитающего хранящиеся в ней знания – от души одаривала проницательностью и житейской мудростью!

И даже костяная нога, пардон, – нога змеиная, выглядевшая весьма неприглядно и даже угрожающе, – поблескивая змеиной кожей – могла увести от опасных жизненных путей, выводя на благие и безопасные тропы. Но только тех смельчаков, которые не побоятся упасть ей на хвост, или на след, если кому так угодно.

^{Глава 15. Избушка и все-все-все}

– Неужели это мы с тобой, или это какие-то другие, более древние экспонаты… – ревниво обратилась к Ступе Метла. Обе переглянулись, и в другую секунду смутившись, поняли, как неуместны такие разговорчики и как, на самом деле, они зациклены на себе любимых.

Ведь они вошли в число тех избранных, перед которыми была разыграна такая уникальная божественная игра Явины. Они увидели такие чудеса, которые бывают раз на десятки тысяч лет, но даже теперь – думают лишь о себе!

Тем временем, похоже лишь один Леший, сидя на ветке Дерева Душа, по достоинству оценил увиденное. И взяв контроль над эмоциями, вполголоса поинтересовался у формы: – Как же тебя звать-то, как величать прикажешь?

– Как-как, Триединая Яга, конечно же! По совместительству – Лесная Богиня! – резюмировала Ступа.

– Ну, кто тебя за язык тянет, деревянная ты башка! Разве тебя спрашивали! – возмутился, укоризненно потрескивая языком и качая из стороны в сторону деревянной головой, Леший. Но услышав всеобщий смех, перестал гневаться и вопросительно глянул на трехглавую форму, ища подтверждение заявлению Ступы.

– Ну вообще кайф, имя придумали какое ёмкое! – радостно подпрыгнула форма. – Смышленая у меня свита!

– А кто тогда такие, вооон те кадушка с веником, которые рядом с тобой? Это ведь не мы… – снова включив режим ревности, и косясь из-подо лба, в сторону огромных метлы со ступой, пробубнила Ступа.

– Ну как же это не вы?! – засмеялась Яга. – Пишут ведь умные книжки, что время не линейно и все события, в виде, настоящего прошлого и будущего, происходят одновременно. И в этом трисплетении не ясно – то ли это прошлое творит будущее, то ли настоящее влияет на прошлое с будущим, но факт остается фактом – это всё вы! Только собраны из разных воплощений и обогащенные невообразимым пережитым опытом!

– Батюшки, слов нет! Да-да, в голове не умещается – как такое возможно! – всё причитали в умилении собой из будущего, подруги. Но, их радость с восторгом, совсем не разделял кто-то третий, о ком они в этой суматохе совсем забыли.

– Нууу вот, а как же я?? – прозвучал откуда-то сверху протяжный голос с оттенком обиды. Тень, укрывавшая головы Метлы со Ступой, принадлежала Избушке, а значит, без всяких сомнений это была именно она!

Все как-то замялись и приникли в жалости к ней. Ведь действительно, ее формы, даже приблизительной, вокруг Триединой Яги не наблюдалось. Естественно, вывод напрашивался весьма тривиальный, и в умах собравшихся возник двусмысленный вопрос: «А действительно, за что так несправедливо и холодно обошлась Явина с Избушкой, или, быть может, от них что-то утаивают или недоговаривают??»

А Триединая Яга, словно выдерживая театральную паузу, никак не реагировала на вопросительную горячку обращенных на нее глаз. И в этот миг, далеко не каждый понял бы, в чем смысл ее затяжного молчания, эта нарочно подогреваемая чужая подозрительность. Ведь всем в такие напряженные моменты бытия, сразу захочется ясности, а не интриги. В минуты эмоционального накала, не особо охота потрошить реальность, выискивая какие-то новые для себя смыслы, выращивая при этом шестое чувство, которое к слову, только и проращивается при подобном накале страстей. Но справедливости ради, стоит отметить, что подобные паузы и существуют, чтобы подчеркнуть важность момента и усилить эффект от сказанных в последствии слов. Потому что в мире Явины, просто-напросто не могло существовать каких-то упущений или несправедливости, особенно в отношении к своей незабвенной и во все времена любимой свите!

– Случится так, что ты, Избушка лишишься своей формы… Ты просто перерастешь своим сознанием любые предначертанные, положенные твоей сущности, формы, – мягко произнесла Явина. – Потому-то возле меня и нет тебя в твоей обычной конфигурации, ведь тело – той, другой тебе – без надобности! Ты, в своем высшем воплощении в этом мире – развоплощенный древний Дух! Ты – шаманский Онгон, творящий не только свою собственную вселенную, но и чужую реальность! Ты – мягкая, теплая колыбель! Ты – родной дом и оплот! Ты – негаснущий, окармливающий очаг! Ты – глубокая, упокоевающая страдания, могила! Ты – полностью свободна, и одновременно, тотально жертвующая всё свое время, на помощь всему живому! А это значит, что ты рядом со мной и ты навечно в моем сердце!

Избушку, от услышанных слов, перестали держать курьи ножки, и она свалилась на заднее место, не в силах вымолвить ни слова, не зная – верить ей всему сказанному, или нет. Слезы счастья залили оконные стекла, и даже ставни были не в силах сдерживать их. И в какой-то миг, она почувствовала, как что-то большое, теплое и невидимое подняло ее над землей, закружив в своих объятьях. В этот момент и она, и все окружающие ее друзья знали наверняка, что это ее собственный, невидимый для глаз Дух, одновременно из всех временных потоков, передает ей пламенный привет!

Когда Избушка мягко приземлилась на землю, все радостно бросились к ней, в том числе, прискакала и Явина, приняв к этому времени свой обычный облик! Все обнимались, целовались и строили планы на будущее!

Всё это поистине грандиозное зрелище с Триединой Ягой и ее свитой, которая была представлена как эманация, проистекающая – то ли от сложного к простому, то ли наоборот – ошеломляла! Но выглядело это так, будто эти три головы одной личности со своей свитой, существовали в тонком плане, даже до рождения самой Бабы-Яги с Избушкой, и Метлы со Ступой. Но никто ничего не хотел больше осмысливать, ведь все до единого, в этот самый момент ощущали ту самую, пресловутую мистику.

***

Что могло быть прекраснее этого эпичного момента, казалось бы – НИ-ЧЕ-ГО! Так оно, собственно, и было! Но, ведь случается же иногда, что следом за одним невообразимо прекрасным моментом следует другой, полностью отличающийся от предыдущего, но также, не менее потрясающий. И это был тот самый восхитительный день с чередой изумительно-прекрасных моментов! Но только вот точкой входа в него, опять послужила неразбериха и паника, будто следуя по проторенной дорожке самостоятельно сформировавшейся традиции.

Да, в небе стояли крики! Кто кричал, разобрать было нелегко. Ветер доносил – то скрежет пилы с кряканьем, то тут же, фальшивя – трубный глас оглушал небесное пространство, а иногда, прорезался рёв лося, с примесью каких-то жутких, потусторонних звуков. Было крипово слушать эти крики, и Ступа с Метлой уже намылились слетать в разведку, – как из кромки леса, цепляя кроны сосен, изо всех сил маслая крыльями, теряя по пути перья – мчались Гуси-лебеди! Обычно, Лебеди летали, мягко взбивая воздух, не прорезая его, а словно гладя крыльями воздушные потоки, а тут – шум да гам, да наэлектризованный воздух!

С шумом приземлившись, они наперебой выкрикивали: «Пииить, ееесть, где тут у вас рыыба, ряски дайте, хлееба!»

И действительно, вид у лебедей был растрепано-задрипанный, все гуси были усталые и общипанные, словно они голодранцы какие, а не холеные и степенные слуги Чащи. Пока все охали да ахали, Леший, словно заправский ликвидатор чрезвычайных ситуаций, бросился уже было за кадушкой с водой да за ряской из ближайшего озера, но, на полпути притормозил от пронзительного детского смеха.

Догадка, как это иногда бывает, осенила всех и сразу, но никто не решался даже вслух ее вымолвить, не то, чтобы приблизиться к источнику звуков. И тут снова на помощь пришел Леший! Он отважно бросился вглубь возмущающейся и шипящей стаи Гусей-лебедей, и растолкав их, увидел на одном из них, сидящую маленькую улыбающуюся девочку, сжимающую в своих крохотных кулачках гусиные перья! Теперь-то стало ясно, кто распотрошил бедных птиц.

«Характер! Какой характер, какой дух! Вах! Вылитая Ягуся!», – с умилением констатировал Леший, подхватив маленькую девочку на руки. От переизбытка чувств, он расцеловал ее в обе перепачканные щечки и подбросил пару раз в воздухе, после чего, усадил себе на плечи. Гуси-лебеди, уважительно расступившись перед ними, перестали кричать и истерично хлопать крыльями, и Леший гордо понес малышку на самый центр поляны, где все уже собрались и чуть не лопались от нетерпенья!

Слезы… слезы радости блестели у всех на глазах, но никто не позволял себе расплакаться, или еще как-то истерично блеснуть переполняющими его эмоциями. Все боялись встревожить или вспугнуть маленькую Ягусю, ведь теперь они были ее новой семьей, и каждому хотелось быть для нее самым лучшим и близким другом. Хотелось баловать и потакать желаниям маленькой девочки с искристыми голубыми глазками, со щечками покрытыми рыжими веснушками и улыбающимися губками-ягодками. Ведь она теперь – будущая Баба-Яга, ведунья и защитница их леса!

Аккуратно сняв Ягусю со своих плеч, Леший пошел кормить голодную стаю, приговаривая ласково: «Выкрали! Ай да какую, мои Гусята-лебедята, лапушку нам выкрали! Слышу-слышу, сбегали от детройтских погранцов-поганцев, вижу-вижу, сквозь сети их натянутые прорывались…», – и насыпав им полное корытце ряски, вперемешку с головастиками да карасиками, с благодарностью обнял каждую птицу, разглаживая своей мозолистой, усеянной занозами рукой, их скомканные чьими-то маленькими ручонками, перышки.

А маленькая Ягуся, не дожидаясь приветствий и приглашений, сама поскакала навстречу своей новой семье! Подбежав к Ступе и обняв ее, она высыпала в нее из своих кулачков выщипанные по дороге у лебедей перья, вперемешку с листьями да ветками Лешего, – которые умудрилась надергать из его головы, пока тот нес ее на горгошах. Потом подскочила к Метле и схватив ее за березовый прутик, попыталась отломать его, а когда тот не поддался, тут же принялась его отгрызать!

Восхищение вперемешку с нежностью, не сходили с лиц всей честной компании. Милоты к ее образу добавляло беленькое платьице, расшитое мухоморами, морошкой, да дубовыми листиками. Все разводили в умилении руками и поддакивая друг другу, констатировали, что мол – очень правильно развивается ребеночек, и что нет для малютки лучших игрушек, чем деревянные! Только архаика и аутентичность, никакого пластика и плюша!

Время шло к закату, маленькая Ягуся, за несколько часов пребывание в лесу, успела вдоль и поперек облазить всё Дерево Душа, вдоволь накачавшись на ее ветках и перепробовав почти все росшие на ней плоды. А когда уже вовсе стемнело, громко зевнув, она протянула свои маленькие ручки к Явине, и забравшись к ней на колени, сладко уснула.

^{Глава 16. Выход}

Лесовичек отпил из кружки пару глотков воды и присел на пень. Все лесные жители смотрели на него как завороженные, не в силах глаз отвести. Это было поистине самое необыкновенное выступление. За время его рассказа, не было никакого праздного шатания, никто ни разу даже не вышел в туалет, не говоря уже о том, чтобы улизнуть на перекур! Да что там, даже комариного писка было не услышать! Ведь эта история, так или иначе, касалась всех лично!

Рассказ подошел к концу, и Ступа, выступающая 9Д-проэктором сузила луч, растворяя в пространстве блуждающую между зрителей экранизацию всей рассказанной Лесовичком истории.

Лесовик заметно занервничал, и снова встав на ноги, срывающимся от волнения голосом, трагически огласил: «Друзья мои! Дорогие мои друзья! Баба-Яга умерла, – и выдержав паузу, торжественно добавил: – Да здравствует Баба-Яга!!!».

Шквал аплодисментов с криками: «Да здравствует Баба-Яга!», – оглушил поляну, прославляя новую Ягусю, и прощаясь со старой, всем знакомой Ягой.

Облегчая Лесовику его ношу, кто-то из толпы выкрикнул: «Да царит в веках Триединая Яга!», – и обезумевшая толпа, подхватив слова, словно эгрегориальную мантру, прокричала прославление бесчисленное количество раз!

Толпа ликовала, а Лесовик, не справляясь с нахлынувшими на него эмоциями и случайно подцепив в воздухе вирус проповедника, изрек: «Друзья, вы чувствуете, как волшебство касается вас, обволакивает, убаюкивает тихим счастьем и дает надежду? Вы видите, как загорелась большими зелеными буквами надпись «ВЫХОД»? Так вот, такая же лампочка должна зажечься внутри каждого из вас, давая надежду на то, что всегда есть решение любых перипетий и сложностей! Прекратите думать о себе, как о суповом наборчике из знакомых вам ингредиентов, рассматривать себя, как что-то неизменное! Ведь в привычном я-образе, вы не даете себе ни малейшего шанса на изменения, а чудеса, в таком затхлом кастрюльном аквариуме не заводятся!

Вы даже представить себе не можете, как может развернуться ваша судьба, если дать ей возможность хоть иногда случаться, без вашего усиленного надзора над ней, – не пачкая ее своими представлениями, желаниями и ожиданиями. Просто зажгите в своих сердцах слово «ВЫХОД» или «ВХОД» и дайте ему произойти! Не запускайте впереди себя своих старых знакомых, дохлых рыбок, ибо тогда режим «ЧУДО» точно обойдет стороной ваше аквариумное бытие!».

Толпа прыснула со смеху! Лесовичек вернувшись в себя из вирусного ченнелинга замялся, засмущался, и подключив роль всем привычного комика-стендапера, засмеялся в ответ: «Какие к чертовой бабушке рыбки с кастрюлей, о чем это я?! Друзья, выход там! Всем спасибо за внимание!», – наконец-то закончил свою речь Лесовик, и все воодушевленно переговариваясь, дружно направились к выходу! Каждый к своему.