Читать книгу: «Заключённая», страница 3

Глава 5

Кайл

У меня пересохло в горле. Я не могла глотать. Каждый раз, когда я пыталась, я задыхалась от распухшего языка. Он распух, прилип к нёбу. Вкус был хуже, чем утреннее дыхание. Скорее, как многодневное утреннее дыхание с примесью желчи.

Я тёрлась щекой о подушку, не понимая, почему она такая твёрдая. Почему она не поддаётся. Почему она ощущается как мышца, а не перья или пух.

– Не открывай глаза слишком быстро, – сказал мужчина. – То, что нам дали, оказалось тяжёлым дерьмом.

Я оттолкнулась от того, на чём лежала моя голова, и открыла глаза, садясь.

– Ой! – закричала я, прикрывая их предплечьем.

Он был прав; мне не следовало открывать их слишком быстро. Свет жёг и отдавал пульсацией в голове. То немногое, что я могла разглядеть, было размытым и кружилось, будто я находилась в стиральной машине на полной скорости. Кожа покрылась потом. Рот наполнился слюной. Меня вот-вот должно было вырвать.

– Дыши глубже. Станет лучше, – сказал он.

Я откинулась на то, что, должно быть, было изголовьем кровати, и набрала побольше воздуха, прежде чем выдохнуть через нос и вдохнуть ещё. Я узнала голос, который продолжал со мной говорить. Пусть он и изменился за эти годы, я никогда его не забуду. Теперь он стал глубже. Более сексуальным. Я просто не понимала, как он мог разговаривать со мной. Сегодня рано утром у меня был рейс обратно в Тампу, и не было причин его пропускать.

Может, я уже лечу, а он решил лететь со мной. Может, кружение в голове на самом деле было из-за турбулентности. Но тогда почему я не помню, как регистрировалась в аэропорту?

– Скажи, что мы в самолёте.

– Нет.

– Скажи, что я не опоздала на рейс.

– Ты опоздала.

– Чёрт. – Всё ещё прикрывая глаза, я опустила голову между коленями и попыталась сделать поглубже вдох. – Я что, настолько пьяна? – В животе заурчало. – Не отвечай. Я не хочу говорить о том, что я пила. Слишком больно.

– Мы оба были изрядно пьяны.

Я помнила, как мы оба пили. Помнила, как заказывала ещё. Больше я ничего не помнила, кроме… того, как он меня целовал. Было немного неясно, но я могла представить себе коридор, в котором мы находились. Я прижалась спиной к стене. Его руки обнимали моё горло, он кусал меня за губы, вгонял язык и стонал.

Много стонов.

Мы сделали что-то ещё? Я наклонилась и потёрла бёдра. На мне были брюки. На ощупь они были похожи на те, что были на похоронах. Я пошевелила ягодицами и почувствовала, как меня тянет из трусиков. На мне были рубашка и бюстгальтер.

Это не значит, что я не была голой в какой-то момент. Я втянула в себя стенки своей киски, пытаясь ощутить ту знакомую нежность, которая обычно возникала на следующий день после секса.

– Мы не трахались.

Откуда он знал, о чём я думаю?

– Если бы я трахнул тебя, Кайл, тебе бы не пришлось вспоминать об этом. Это было бы единственное, о чём ты думала.

Я потёрла виски, пытаясь унять пульсацию.

– Немного самоуверенно, да?

– Я хотел тебя трахнуть с пятнадцати лет. Если бы у меня наконец-то появился шанс оказаться в тебе, у меня было бы пятнадцать лет, чтобы всё исправить. И это было бы то, чего ты никогда, никогда не забыла бы. Так что нет, я не самоуверен. Я просто знаю, на что способен и что хочу тебе дать.

Мне было всё равно, насколько это больно или как всё кружится в моей голове, я должна была увидеть выражение его лица. Итак, я медленно растопырила пальцы, впуская понемногу света.

Пот на коже начал высыхать, и влага в воздухе обдавала меня прохладой.

– Почему у тебя включён кондиционер? – спросила я. – Здесь холодно.

– Кондиционера нет.

Я держала один глаз открытым, сосредоточившись на нём, и постепенно открывала другой. Теперь, когда я могла видеть, всё болело ещё сильнее, но это не умаляло его прекрасного лица. Лицо с длинной щетиной и спутанными волосами, прислонённое к стене.

Стена… не изголовье кровати.

А под ним был цементный пол цвета грязи.

– Где мы? – спросила я, медленно оглядывая комнату.

Слева от меня был туалет с тумбой на пьедестале, оба из ржавого металла. На раковине лежали бутылка мыла и тюбик зубной пасты. В двери напротив нас был квадратный вырез по центру, зарешеченный толстыми ржавыми прутьями. В следующей стене, прямо под потолком, находилось прямоугольное окно. Никаких красок, никакой плитки. Только металл, ржавчина и грязный цемент.

– Это твоя ванная? – спросила я, хотя он так и не ответил на мой первый вопрос.

Он покачал головой.

– Нет.

Моя ванная в «Сердце» была лучше, чем в отеле Гарина, что показалось мне очень странным.

– Тогда где мы, Гарин?

– Нас взяли.

– Взяли? Взяли куда? – Всё внутри меня вдруг затряслось, включая голос. Пот вернулся, тошнота подкатила с новой силой. Вся комната закружилась. Почему мне так холодно?

– НАША КАМЕРА?

Я оттолкнулась от пола и обхватила живот руками. Грудь тяжело вздымалась, пульс бешено колотился. Воздух сжимался. Казалось, чьи-то руки сжимают горло. А во рту появился этот ужасный привкус, словно я сосала кусок твёрдого пластика. Но между губами, на шее ничего не было.

Только я, Гарин, эта комната, столько незнакомого, и воздуха почти не хватало.

Перестань сопротивляться, Кайл.

– Я не могу дышать.

Я попыталась сдернуть воротник с горла, но майки там и близко не было. От этого движения стало только теснее. Три неуклюжих шага – и я у раковины, плеснув холодной воды на лицо и сделав глоток. Не помогло. Я всё ещё не могла дышать.

Крошечные вспышки света мелькали в уголках моих глаз, пока я ходила по маленькому кругу. Они были некрасивыми; Они были предупреждением о том, что я сейчас потеряю сознание. Мне нужно было дышать. Ничего не входило и ничего не выходило.

Вдох.

Руки Гарина лежали у меня на плечах.

Вдох.

– Какой самый худший дизайн ты когда-либо делала?

– Что? – задыхаясь, спросила я, глядя вверх сквозь упавшие на глаза пряди волос. Я держалась за грудь, потому что горло было слишком сжато, чтобы до него дотронуться.

– Худший дизайн, – сказал он. – Расскажи мне о нём.

Расслабься, Кайл.

Я покачала головой. Привкус пластика был не таким сильным, напряжение начало немного ослабевать.

– Это должна была быть калла.

– И?

Дрожь прекратилась, и комната больше не вращалась.

– Больше похоже на тюльпан. – Я вдохнула носом и медленно выдохнула ртом. – Клиенту не понравилось. Заставила переделать, и второй был таким же ужасным.

– Почему? – Он схватил меня за плечи ещё сильнее.

– Я не умею рисовать цветы. Никогда не умела.

– Слишком подробно?

– Я просто не фанатка.

– Никогда раньше не слышал, чтобы женщина так говорила.

Я пожала плечами, чувствуя, как его пальцы впиваются в меня.

– Они слишком быстро умирают. Я бы предпочла что-то, что останется подольше.

– Значит, без шоколада?

Я рассмеялась, наслаждаясь теплом, которое исходило от него, потому что не знала, как долго оно продлится.

– О нет, шоколад остаётся. Он попадает прямо в мою задницу, где, возможно, останется навсегда.

– Ты снова дышишь.

– Знаю.

Чтобы убедиться, что так и будет, я сосредоточилась на Гарине. Он был в той же одежде, что и на похоронах, но теперь рубашка была расстегнута, а на брюках пятна. Его щетина определённо стала гуще, а взгляд стал глубже. Так же глубоко, как когда он целовал меня.

– Сколько мы здесь? – спросила я.

– Как минимум ночь. Может, больше. Я проснулась всего на несколько часов раньше тебя. Тебе потребовалось больше времени, чтобы отойти от лекарств.

Он что-то об этом упоминал раньше, но я проигнорировала. В тот момент мне показалось, что я в его номере отеля. Хотелось бы вернуться к этой мысли. Этот образ был идеален.

– Как ты думаешь, что они нам дали?

Он усадил нас на пол, повернувшись ко мне лицом. Его рука покинула моё плечо. Я по ней заскучала в ту же секунду, как она исчезла.

– Не знаю, но что-то достаточно сильное, чтобы они смогли перенести нас, не разбудив.

Воздух полностью вернулся в мои лёгкие. Теперь я никак не могла расслабить желудок.

– Кто они?

– Я видел только одного парня. Не знаю, кто он.

В Гарине было больше двухсот фунтов мышц. Не один парень накачал нас обоих наркотиками и перевёз. Должно быть, их было как минимум несколько. Если они нас забрали, значит, им от нас что-то нужно. А если им что-то нужно, что-то подсказывало мне, что они пойдут на всё, чтобы это получить.

На всё.

Сколько времени я потеряла в этой камере? Сколько дней я пролежала на этом грязном цементе, пока наш похититель наблюдал за нами, планируя, что он собирается сделать?

Я взглянула на свои руки. Они казались такими жёлтыми в этом тусклом свете. Жёлтые, болезненные, немытые и дрожащие.

Меня снова трясло.

Этого не могло быть.

Я бросилась к двери, обхватила прутья решётки и потянула их изо всех сил. Ни единого движения. Ни малейшего сдвига.

– Закрыто. Я уже пробовал. Этот ублюдок совсем не поддаётся.

– Нет! – закричала я. Я приподнялась, пока ступни не уперлись в дверь, и потянула изо всех сил. – Нас здесь не заперли. Нет причин. Мы ничего плохого не сделали. Мы…

Не было никакого «мы».

Гарин ничего плохого не сделал.

Была только я.

– Это отходняк. Когда они полностью пройдут, тебе станет лучше. Я пытался, Кайл. Поверь мне, дверь не откроется. Не трать силы, они тебе ещё понадобятся.

Он сидел напротив, глядя мне в глаза, его лицо было невозмутимым.

Мои ноги опустились на пол, и я повернулась, чтобы прижаться спиной к двери. Металл жёг ладони, а ржавчина окрасила их в тёмно-оранжевый цвет. Я чувствовала, как падаю, пока моя задница не стукнулась о цемент.

– Иди сюда.

Я покачала головой.

– Иди сюда, Кайл.

Он видел человека, который приходил к нам в камеру. У него было несколько часов, чтобы осмотреть каждый угол этой комнаты, каждый дюйм пола, каждую пылинку, каждую ржавчину. Может, у него и не было ответов, но у него было время, чтобы осмыслить.

Мне нужно было время, и мне нужно было как-то осмыслить.

– Кайл, иди…

– Что? Ты собираешься дать мне немного своего тепла? Или снова похолодеешь? Я не выдержу ни того, ни другого, Гарин. И я не могу двигаться. – Должно быть, из-за наркотиков мои конечности стали такими тяжёлыми, а голова – такой туманной. Я видела, слышала, чувствовала, но всё это было нечётким, и казалось, что я ничего не контролирую.

Наконец, тепло озарило его прекрасное лицо, он поднялся с пола и подошёл ко мне. – Иди сюда. – Он больше не просил. Он говорил, что собирается сделать: поднять меня с пола и посадить к себе на колени.

Я прижалась к его телу, пока не уткнулась в его грудь, а он обнял меня.

Я больше не чувствовала ни сырости в воздухе, ни безжалостно твёрдого пола.

Я больше не чувствовала его холода.

Я просто чувствовала его.

Вся я чувствовала его.

– Я снова чувствую себя ребёнком, застрявшим в Сердце, и твоё утешение обещает мне выход.

– Не могу этого обещать.

Я вздохнула.

– Знаю.

Я наконец почувствовала его запах. Его кожи, одежды – что бы это ни было, это был вкус. Вкус чего-то восхитительного в безвкусной комнате. Вкус, который напоминал мне о годах воспоминаний. Они обнимали меня так же сильно, как и он.

– Ммм, – проворчал он мне в макушку.

Мне это было нужно… даже если я этого не заслуживала.

– Не знаю, почему мы здесь, но я рада, что нас не посадили в отдельные камеры.

– Я тоже, – прошептал он.

Я медленно посмотрела на его лицо.

– Я никогда раньше не писала перед мужчиной. Не даже перед тобой, когда мы были детьми.

Выражение его лица не изменилось, но хватка ослабла.

– Прости.

– Прости за что?

– Что ты никогда не чувствовала себя достаточно комфортно с мужчиной, чтобы пописать при нём.

Он был прав; мне никогда не было достаточно комфортно.

– Ты так сильно меня сжимаешь. Мой мочевой пузырь вот-вот лопнет.

– Тогда вставай и иди в туалет.

– Да, я услышу.

Учитывая, где мы находимся и что произошло, это должно было волновать меня меньше всего. Проблема была в том, что я волновалась обо всём сразу.

– Перестань зацикливаться, Кайл. Просто подойди к унитазу, спусти штаны, сядь и пописай. Я не буду смотреть.

Я вывернулась у него из колен и подошла к унитазу. Крышки не было, только большое отверстие и ручка для смыва. На полу лежал единственный рулон туалетной бумаги. Я не знала, дадут ли нам ещё, и подкладка съела бы его слишком много, поэтому я спустила брюки и села, подложив под себя руки.

Я почувствовала его взгляд на себе, но ответа не последовало.

Глава 6

Гарин

Два года назад

Я отодвинул стул, откинулся на мягкую спинку и закинул ноги на край стола. Впервые за двенадцать часов я присел, а виски из бара не хватало, чтобы заглушить пульсирующую за глазами боль.

День выдался чертовски долгим.

Мой директор по маркетингу уволился с утра – ушёл в казино в конце Стрипа, нарушив своё неконкурентное обязательство всего за месяц до крупнейшего покерного турнира, который когда-либо проводил мой отель. Официантку подвергли домогательствам, когда она принимала заказ у одного игрока. Пальца, которым он водил по её киске, на его руке больше не было. Когда моим людям этого показалось мало, они отпилили ему всё запястье. А в довершение всего, три игровых автомата за последние шесть часов выплатили джекпоты на сумму больше десяти миллионов. Марио, едва увидев цифры, тут же набросился на меня. Каждый вечер он получал подробный отчёт о моих результатах. Эти цифры затем отправлялись всем остальным боссам в Атлантик-Сити. Совет был для видимости; боссы – вот кто на самом деле управлял казино. Они командовали из дому, а я следил, чтобы их решения выполнялись. Раз уж они были так далеко, мне было что скрывать. Грёбаные цифры – точно не из этого.

И когда боссы злились, они не пачкали руки.

Они забирали жизни.

Кому-то достанется, потому что три джекпота за шесть часов – это ненормально. Обычно мы столько выигрывали за неделю. Значит, кто-то либо лазил в моих аппаратах, либо они сломались. Я заставил всех искать ответ.

Но пока его у меня не было, нужно было отвлечься. Может, позвать одну из танцовщиц снизу, чтобы поднялась ко мне в апартаменты на верхнем этаже. Приковал бы её к кровати и облил её сиськи скотчем. Её сочащаяся тугая попка и хмель помогли бы притупить эту головную боль.

Я взял телефон, чтобы позвонить в клуб, но он зазвонил у меня в руке. На экране – имя Билли.

– Не лучшее время…

– Никогда не лучшее время, – он выпустил в трубку клуб дыма. – Разве там не одиннадцать? Тебе бы по уши в какой-нибудь шлюхе сидеть, раз ты не отвечаешь.

– Тогда почему просто не написал?

– Потому что знал, что ответишь. Ты всегда так делаешь. Слушай, я поговорил с парнями на набережной и кое-что выяснил.

Это не делало мой день легче. Ребята с набережности были обычными уличными бандитами, которые спали на пляже и питались из помойки. Если Билли тусовался там, что-то подсказывало, что он и сам там ночует.

– Не поэтому я звоню, Гарин.

– Твою маму выселили? – спросил я.

– Она жила у какого-то типа, вот и перестала платить за аренду. Арендодатель вышвырнул все наши вещи. Не так уж плохо тут, на пляже.

Он остался без дома, а через несколько дней, когда тот тип выгонит его мать, и она окажется на улице. Я не мог этого допустить. Поли не было в живых, чтобы помочь им, и больше не было никого, кому бы не было всё равно. У Билли была своя гордость, я уважал это, но меня это не остановило.

– Позвони арендодателю завтра утром, первым делом. Он либо даст тебе ключи от старой квартиры, если, конечно, успел поменять замки, либо от новой.

– Мне не нужна благотворительность.

– Отвечай мне.

Он снова выпустил в трубку облако дыма, и наступила долгая пауза. Я чувствовал, что он под кайфом. Слышно было по голосу.

Я слышал это всегда.

И каждый раз чувство вины терзало меня всё сильнее. Я был ответственен за то, что он подсел на наркотики. Из-за меня он стал наркоманом. Его голос стал моим наказанием, и мне приходилось с этим жить.

– Знаю, – наконец сказал он. – Но всё равно хочу, чтобы ты разобрался. Спроси своих, видели ли они Поли там. Может, вспомнят что-нибудь.

После смерти Поли мы все везде спрашивали, пытались выяснить хоть что-то. Я начал с жителей Сердца, потом с тех, кто торговал на улицах. Никто ничего не знал, а полиция ничего не делала. Мы с Марио пришли к выводу, что убийца работал один, потому что в этом городе никто не умел держать язык за зубами, а всё было подстроено так, чтобы не осталось свидетелей. Снова расспрашивать для Билли не дало бы ему того, чего он хотел, но я бы сделал это для него.

– Я позвоню.

– Спасибо, чувак. Когда приедешь домой, в гости? Давно не виделись.

– Давно. Сейчас тут напряжёнка.

– Марио скоро приедет? Может, подбросить?

Когда кто-то из боссов приезжал, я встречался с ним в Финиксе, Санта-Фе или Денвере. Если бы комиссия по азартным играм узнала, что они в Неваде, нашу деятельность прикрыли бы, и мы все оказались бы в тюрьме. Марио привёз бы Билли в одно из таких мест, попроси я его, но я не мог позволить ему остаться здесь. Не с его привычкой колоться целый день, выжимая каждый доллар, который попадался под руку.

За годы в наркобизнесе я научился никогда не доверять наркоманам. Билли был не лучше любого из них. Я не мог доверять ему в этом городе и уж точно не мог доверять ему в своём казино.

– Он и не собирается, – сказал я. Я ненавидел лгать ему. Это терзало меня почти так же сильно, как и чувство вины. – Слушай, сестра сказала, они только начали проводить собрания Анонимных Наркоманов в старой церкви…

– Я знаю, где это.

– Ты бывал там?

– Нет. Когда буду готов завязать, я знаю, куда идти. Не волнуйся, у меня всё под контролем.

Я слышал это годами. Это было просто отговоркой. Отговоркой, которая в конечном счёте стала причиной его смерти.

– Не говори мне не волноваться.

– А почему? – Он рассмеялся. – Я о тебе не волнуюсь. Думаю, худшее, что с тобой случится, – попадёшь в какую-нибудь мерзкую киску. Сразу выскользнешь оттуда и сбежишь домой. – Он снова рассмеялся, но смех перешёл в глубокий кашель. – Так же и я выберусь из этого. Ничто – ни наркотики, ни киска – меня не сломит.

– И это ты называешь «всё под контролем»? – Я не смог сдержать гнев в голосе. – Потому что это уже сломало тебя, Билли. И это тащит тебя на дно.

Мне докладывали ребята с улицы – не отбросы с набережной, а те, кто им продавал. Те же, у кого Билли брал свой хлам. Так что я знал, сколько он покупал, сколько продавал и сколько употреблял.

И я знал, что он употреблял больше, чем продавал.

– Я не хочу, чтобы ты оказался там же, где и Поли. Продолжаешь в том же духе – так и будет.

– Хочешь подраться с кем-нибудь, вот и всё? – рявкнул он в ответ. – Ладно, дерись со мной. Говори что хочешь, выплёскивай всё. А как только я повешу трубку, я сделаю то, что хочу, ты будешь продолжать волноваться, и ничего не изменится.

Как и стресс из-за джекпотов или директора по маркетингу, которого нужно было заменить. Даже покерный турнир, который должен был привлечь рекордную толпу, не волновал меня сейчас.

– Пошёл ты.

Я не хотел злиться и казаться, что нападаю на него. Но какого чёрта он не хотел помощи? Почему не боялся передозировки? Почему вёл себя так, будто был неуязвим, хотя видел, как многие такие же, как он, умирали на улицах?

Глава 7

Кайл

Услышав щелчок замка, я резко выпрямилась и рванула головой в сторону двери – она медленно открывалась. Впервые в камере раздался звук, который не издавали Гарин или я. Впервые за всё время с моего пробуждения здесь появился кто-то другой.

В проёме возник мужчина – выше Гарина, с плечами почти во всю ширину дверного косяка. Его майка обнажала руки, вдвое шире моих бёдер, сплошь покрытые пёстрыми татуировками. С подбородка свисала окладистая борода – черта, которую я когда-то считала невероятно сексуальной, пока не увидела её на лице тюремщика. В его руках было два подноса, заваленных комками коричневой похлёбки.

– ¡Ещё! – рявкнул он таким низким голосом, что стены задрожали.

Два года испанского в старшей школе мне не помогали. Я знала от силы десять-пятнадцать слов.

– Что он сказал? – спросила я Гарина, не ожидая ответа.

– Велит нам есть, – ответил тот.

Позже я спрошу, откуда он знает язык, но сейчас всё моё внимание поглотил бородач. Он швырнул подносы на пол и пнул их в нашу сторону. От резкого движения коричневый соус расплескался по краям.

В животе заурчало, и меня дико потянуло подползти и слизать лужу с грязного цемента. Я не знала, сколько времени прошло с последней еды, но голод так яростно терзал внутренности, что я едва сдержала стон.

Гарин поднялся и шагнул к бородачу.

– Скажи, какого чёрта мы здесь и когда нас выпустят?

– ¡Siéntate!

– Нет, не сяду! – крикнул в ответ Гарин. – Я хочу знать, зачем мы здесь! И когда, чёрт возьми, нас выпустят!

Бородач расстегнул один из двух пистолетов в кобуре и навёл его на Гарина.

– ¡Que te sientes carajo!

Я обхватила живот, пытаясь сдержать давление. Дышать не получалось. Я панически боялась оружия. Не могла его видеть. Не после того, что случилось, не после того, как его направили на меня.

– Гарин, вернись! – закричала я. – Сделай, как он говорит, пока он не нажал на курок!

– Siéntate, – повторил Бородач.

– Господи Иисусе, – проворчал Гарин, плюхаясь на пол рядом со мной.

Прошло несколько секунд, прежде чем Бородач направился к двери. Мне нужно было попытаться разговорить его. Может, ласковый подход сработает лучше, чем грубость Гарина.

– Ты здесь главный? – спросила я.

Он схватился за дверь и уставился на меня. Его глаза были чёрными и пустыми, а рот приоткрылся, будто зубы вот-вот вонзятся в мою плоть.

– Я хотела бы поговорить с тем, кто главный… если это не ты, – мой голос звучал так слабо, что я его почти не узнала. – Я хочу спросить, почему мы здесь, и…

– ¡Cállate! – рявкнул он.

– Он говорит тебе заткнуться, – перевёл Гарин.

Но я не пыталась быть властной. Я даже не умничала. Я просто хотела ответов. Неужели несколько вопросов – это слишком, учитывая, что я заперта в камере без единого воспоминания о том, как сюда попала?

– Но…

– ¡Cállate! – резко повторил он.

– Le voy a dar lo que se merece y después se muere, – прорычал Бородач, пятясь из камеры.

Замок щёлкнул, и эхо пронзило всё тело. Резкая боль вонзилась в живот. Это был не голод. Чувство голода вдруг исчезло.

Я выждала несколько секунд и повернулась к Гарину.

– Что он сказал?

Тот стиснул зубы, а его чёрные глаза стали такими же ядовитыми, как у Бородача.

– Гарин?

– Ты получишь то, что он тебе даст.

Если бы это было всё, Гарин не скрежетал бы зубами. Не ломал бы пальцы и не смотрел на дверь так, будто хочет проломить её головой.

– Что ещё он сказал, Гарин?

– Неважно.

Я поднялась, держась за живот, и посмотрела на него сверху вниз.

– Нет, это важно. Ты не сможешь защитить меня здесь, так что будь хоть честен. Не оберегай меня. Я выдержу правду.

Он медленно поднял взгляд. Гнев и ярость сменились чем-то другим. Я чуть не ахнула, поняв, что это.

Страх.

Он обхватил меня за талию и прижал спиной к своей груди.

– Они не убьют тебя. Ты им нужна. Поэтому ты здесь.

– Но… – это было единственное слово, которое я смогла выдавить сквозь рыдания.

– Я отсюда не выберусь, – мой голос крепчал, и я не понимала почему. Ни в чём не был виноват Гарин, но винить я могла только его. – Это ты перевёл его слова. Это ты сказал, что я умру. Ты не можешь всерьёз думать, что я отсюда выйду, Гарин.

– Если не будешь есть, у тебя не будет сил бороться. Нам нужна энергия, Кайл. Мы должны взять всё, что они дают, и придумать, как отсюда выбраться.

Я не стала ждать, пока он договорит. Вырвалась из его объятий и отползла в другой угол камеры, втиснувшись в узкое пространство между унитазом и раковиной. Подтянула колени к груди, обхватила их руками и начала раскачиваться.

– Даю тебе минуту посидеть и пожалеть себя. Потом я подниму тебя, усажу сюда и запихну в тебя еду, – он уселся на воображаемый стул, вытянул ноги и скрестил лодыжки. – Минута пошла.

– Думаешь, она отравлена? – спросила я, поставив поднос на колени и уставившись на бурую горку посередине. За время моей жалостливой истерики – или как там Гарин назвал мой срыв – она успела остыть и осесть.

– Нет, – он обмакнул палец в соус и лизнул. – Вполне съедобно… если тебя не смущает привкус соли и металла.

Поднос был разделён на три секции, как в школьной столовой. Бородач не дал нам приборов, и мне пришлось ковыряться в еде пальцами. Гора оказалась измельчённой говядиной с толстой прямоугольной лапшой, залитой коричневым соусом. В следующем отделении лежала булочка. Снаружи – твёрдая и чуть заплесневелая, но внутри достаточно мягкая. В последнем – четыре консервированных персика, плавающие в соке куда более красном, чем обычно.

– Хватит с ней играть, ешь, – сказал Гарин.

Я зажала несколько лапшин между пальцами и отправила в рот. Он был прав: лапша отдавала солью и металлом, будто её мариновали в консервной банке. Когда привкус ослаб, по рту разлился аромат пластика.

Я задержала дыхание, пытаясь его перебить, и сглотнула.

– Кажется, я была голоднее, чем думала.

Гарин поднял взгляд, слизывая с пальца последний кусочек персика – единственный, что у него остался.

– Я бы и пять таких подносов умял.

– Интересно, как давно мы ели?

– Не хочу знать, – он пнул свой поднос к двери и подошёл к раковине помыть руки.

Я собрала лапшу, смешала с крошками от булки. Коричневый соус стекал по пальцам. Я чувствовала его в уголках рта, а говядина застревала в зубах. Но мне было всё равно. Мой желудок отчаянно требовал пищи.

– Помедленнее, Кайл. Дай желудку привыкнуть.

Я проигнорировала его и принялась за персики, разминая их во рту, прежде чем проглотить. Я отправляла один за другим, пока на подносе не остался один сок. Он был не просто красным, как у вишен. Он был кроваво-алым. Слишком ярким, чтобы его пить.

Я отодвинула поднос и прислонилась к стене, потирая живот, – еда медленно переваривалась. Гарин присел рядом, и я понимала, что надо встать и помыться. Пальцы были липкими, а лицо покрыто слоем грязи. Но я была слишком сыта, чтобы двигаться.

– Как самочувствие? – спросил он.

– Слишком быстро ела. Во рту – пластмасса, а стена – жёсткая, – на этом всё не заканчивалось. Мне не хотелось признаваться в остальном, но умолчать было бы ложью. – И мне очень страшно.

– Иди сюда.

Он похлопал по груди, и я припала к ней, чувствуя его дыхание на своей шее. Он был куда мягче стены. Гораздо теплее. Гораздо нежнее. Но его ласка не могла скрыть правды.

– Я получу то, что он даст, а потом умру.

Дрожь пробежала по телу, слова Бородача засели в голове, повторяясь снова и снова.

– Ты получишь то, что он тебе даст… а потом умрёшь.

О смерти Гарина он не сказал ни слова. Только о моей.

Да и присутствие Гарина здесь не имело смысла. Может, его подсадили ко мне, чтобы утешить перед казнью. Может, похитители решили, что я выдала ему какой-то секрет.

Но одно я знала точно: он оказался в этой камере из-за меня.

Его жизнь под угрозой… из-за меня.

Во рту скопилась слюна, и я почувствовала, как еда подступает к горлу.

– О Боже, – прошептала я, и слюна капнула с губы.

Я оттолкнулась от его груди и бросилась к унитазу. Изо рта, будто из шланга, хлынули непереваренные куски. С каждым спазмом я сильнее сжимала живот, боль была невыносимой, равно как и жжение в глотке. Когда желудок опустел, я подставила лицо под кран, и ледяная вода остудила обожжённую кожу. Я не отходила, пока всё тело не затряслось от холода.

– Что я могу сделать? – спросил он.

Но я волновалась.

– Я тебе доверяю, – мне нужно было отвлечься, пока страх не свел меня с ума окончательно. – Чем бы ты занимался, окажись сейчас на свободе?

Он посмотрел на окно. Ни один лучик не пробивался сквозь него. Единственным источником света была лампочка над головой, которая гудела и временами мигала.

– Наверное, ещё работал бы.

– Я тоже.

– В магазине или в офисе?

Я рассказывала ему о своей работе, когда мы встретились в баре. Он же не собирал обо мне информацию, как я о нём гуглила… разве что притворялся, и уже всё знал.

– В офисе, – ответила я. – Мои сотрудники общаются с клиентами и работают в магазине. Я занимаюсь крупными заказами и всем, что делается на заказ. Не использую готовые макеты, всё рисую сама.

– Тебе нравится, – сказал он так, будто уже знал ответ. Иронично, ведь мне и вправду пришлось над этим задуматься.

Искусство было единственным, чем я хотела заниматься, а колледж научил, как превратить хобби в работу, а не прозябать в неудавшихся художниках. Бизнес-составляющая нравилась меньше, особенно когда твой деловой партнёр – родной брат. Он высасывал всю радость и вытравливал страсть.

– Да, – наконец ответила я. – Творческая часть мне нравится.

– Случались неудачные сделки?

– Было несколько, – я посмотрела ему в глаза. – А что?

– Думаю, это может быть причиной нашего заключения.

Как бы мне ни хотелось в это верить, звучало оно бессмысленно. Споры из-за цен и неподходящих цветов не могли привести меня в тюремную камеру.

– Тогда почему мы здесь вместе? – спросила я.

Гарин всегда был лидером; он никогда не терял контроля над ситуацией, если только его не запирали в камере с вооруженным охранником. Его края были остры, а взгляд – непоколебим. У такого человека наверняка были враги. Достаточно серьёзные, чтобы запереть нас здесь.

Я смотрела прямо перед собой, не в силах скрыть вину с лица.

– Уверена, причин, по которым мы здесь, может быть бесконечно много.

– Откуда ты знаешь?

Он возненавидит меня, когда поймёт, что это из-за меня.

Я возненавижу себя.

Уже ненавижу.

– Вау, – вырвалось у меня.

– Я вытащу тебя отсюда, – сказал он. – Говорил же – не волнуйся. Значит, не волнуйся.

– Ты снова начинала паниковать. Нужно было тебя остановить.

– Откуда ты знаешь, что я в панике?

– Хватило ситуаций, чтобы научиться.

– Но что, если…

Он двигался так быстро, что я едва успела среагировать. В следующий миг я уже сидела у него на коленях, зажатая в крепких объятиях.

Я не могла оторвать от него взгляд. Застыла. Между нами повисло напряжение.

– Ты снова начинала паниковать. Мне нужно было тебя остановить.

Было так странно – снова видеть его лицо, лицо, которое я знала с детства. Но теперь на нём лежали резкие морщины и мелкие шрамы – свидетельство прожитых лет.

Глаза, смотревшие на меня, были не детскими. Это были глаза взрослого мужчины.

Желающего мужчины.

– Остановил, – наконец сказала я.

Он опустил взгляд, и я почувствовала, как кожа заливается румянцем, а соски медленно твердеют, проступая сквозь тонкую ткань. Он заметил это и так же медленно поднял глаза на моё лицо. Его erection упирался в мою промежность, а мой рот приоткрылся от его размера.

– Если тебе нужна минутка – бери, – сказал он. – Сейчас.

– Я…

Его взгляд был таким же жгучим, как и прикосновения. Прикосновения, которых я не заслуживала. Прикосновения, которые должны были быть сжаты в кулаки вдали от меня, потому что я была такой трусихой.