Читать книгу: «Это все монтаж», страница 3

3
Вкус слабости⁸

Церемония исключения начинается перед восходом солнца и тянется вечность. Мы все жутко устали. Я почти уверена, что совершила смертный грех, когда в шутку сказала пьяной Рикки, что на месте Бонни немного постыдилась бы хвастаться вторым местом в конкурсе «Мисс Техас». Надеюсь, это не попадет в эфир (зря надеялась, попало, но все равно считаю, что была права). Я стою на ступенях в ожидании момента, когда Маркус начнет называть наши имена, и, уступая минутной слабости, скольжу взглядом туда, где стоит он – Генри, – сверяя что-то на планшете в руках своего ассистента со своим телефоном, на котором он пишет то ли сообщения, то ли заметки. Ничто в нем не выглядит так устало, как я себя чувствую.

Он будто ощущает, что я на него смотрю, и поднимает на меня взгляд. Я торопливо отворачиваюсь и перевожу внимание на Маркуса. Рядом с ним Брендан и Бекка, которые, кажется, появляются, только когда где-то поблизости есть камера.

– Дамы, – говорит Бекка, – сейчас Маркус пригласит тех из вас, с кем хотел бы провести больше времени, заселиться в дом. Если вы не получите приглашение на следующую неделю, ваше путешествие закончится здесь и сейчас.

– Мне было очень приятно с вами познакомиться, – дипломатично говорит Маркус. – Я очень благодарен вам за тот долгий путь, который вы проделали, чтобы попробовать обрести со мной любовь, и даже если вы не получите от меня приглашение, я надеюсь, что мы расстанемся друзьями.

Я пытаюсь сохранять нейтральное выражение лица. Маркус отдает двадцать приглашений и отправляет пять девочек домой. Я получаю свое приглашение пятой.

– Жак, я хочу, чтобы ты осталась еще на неделю.

Приглашения вычурные, написаны замысловатым курсивом: «Маркус Беллами приглашает вас заселиться в особняк «Единственной». В конце церемонии Маркус смотрит всем, кого не выбрал, прямо в глаза и говорит:

– Извини, но ты – не моя единственная.

Я пьяная. Я ничего не могу с собой поделать. После того, как он отправляет первую девочку собирать вещи с этой фразой, я начинаю смеяться. Тихонько, но не настолько, чтобы те, кто стоят со мной рядом, не заметили. Девочки неловко переминаются с ноги на ногу, и я пытаюсь успокоиться, прячу лицо в ладони и стараюсь взять себя в руки. Мне должно быть стыдно, но мой мозг даже не пытается осмыслить эту эмоцию, и я вижу, что Маркус улыбается мне, как будто заметил, что я смеюсь, и ему это понравилось. Только Бонни, которую только что исключили, плачет, и мне очень хочется отмотать время назад. Смех – это моя психосоматическая реакция на неудобные ситуации.

К сожалению, во второй раз эта фраза звучит еще смешнее, и мое хихиканье продолжается, но, когда Маркус повторяет эти слова в третий раз, я снова себя контролирую. Наконец режиссер говорит «Снято!», и я могу выдохнуть.

Рикки, все это время практически спавшая на ногах, приваливается ко мне и устраивает голову на моем плече. Не знаю, откуда взялась эта наша потребность быть рядом, но она явно существует, и я почему-то чувствую, что хочу защищать Рикки. Осторожно убираю волосы с ее лица. Я практически уверена, что ее вырвало перед церемонией.

– Так, ребятки, – обращается Шарлотта к девочкам, стоящим на ступеньках, – сейчас мы вернемся в отель, чтобы поспать пару часиков, а потом можно будет официально заселиться в дом. Машины скоро приедут. Постарайтесь собраться и быть готовыми к пяти часам. Слышали, дамы? К пяти утра!

– Интересно, все беременные такие угрюмые? – бормочет Рикки в мое плечо.

Не знаю, слышала ли она, что нам сказали.

– Наверное, только те, которые по совместительству продюсеры и работают с двадцатью пятью женщинами по двенадцать часов в сутки, – отвечаю я. Смотрю на Шарлотту, которая собрала других продюсеров вокруг себя и что-то им активно нашептывает. – Если честно, мне кажется, Шарлотта вообще не спит, – бормочу я Рикки. Она не отвечает. Снова заснула, наверное?

Дорога обратно в отель занимает час, и к этому времени солнце уже полностью встало. Мне хочется рухнуть прямиком в кровать, но вместо этого я вспоминаю, что пытаюсь играть Настоящую Девушку, и все дела, – такую, которую парень на реалити-шоу если не полюбит, то хотя бы продержит на экранах достаточно долго, чтобы она смогла продать пару тысяч книжек любопытным фанатам.

Начинаю смывать с лица слои макияжа. Я не упустила тот факт, что большинство других девочек где-то на пять-десять лет меня младше. Да, самому Маркусу тридцать четыре, но чем его заинтересует тридцатидвухлетняя, когда вокруг полно молодых двадцатилеток? Я не упустила также, что филлеры и виниры теперь практически обязательное требование для участия в шоу, из-за чего все выглядят еще моложе. Я знала множество женщин в Нью-Йорке, которые увлекались такими ритуалами, но сама дальше ботокса не зашла.

Я вздыхаю и тянусь за рекомендованным дерматологом увлажняющим кремом. Не успеваю я закончить его наносить на лицо, как раздается стук в дверь.

Не знаю почему – вероятно, от недосыпа – я думаю, что это Рикки пришла за эмоциональной поддержкой. Но когда открываю дверь, там стоит он. Генри.

Четыре дня назад

Я проснулась в почти полной уверенности, что умираю.

На меня падал луч солнечного света из большого открытого окна, выходящего на восток. Было еще совсем рано – слишком рано, учитывая, что всю свою реальную жизнь я жила на Восточном побережье и только-только выскребала себя из постели в десять утра, но в самый раз для меня в этой жизни, где реальность перестала существовать.

Я лежала голая в незнакомой кровати, с привкусом пиццы и алкоголя во рту, и я умирала. В целом все было очень хорошо.

– Черт, – сказала я вслух. – Твою мать.

– Вчера вечером ты то же самое сказала, – легко произнес глубокий баритон. Непринужденно. Вчера вечером.

Я почти рассмеялась. Вчера вечером.

– Дерьмо, – снова выругалась я и повернулась к нему лицом.

– Доброе утро, – сказала я, стараясь звучать беззаботно. В понимании, что отношения закончились, даже не начавшись, было что-то такое, от чего делалось очень легко. Каждый раз.

– Еще слишком рано, – ответил он, зарываясь лицом обратно в подушку и непринужденно приобнимая меня поверх одеяла. Даже слишком непринужденно.

– Я живу по восточному времени, – ответила я, и он рассмеялся в подушку.

– Да, я заметил.

– Я слишком разговорчивая, – призналась я, – особенно после пары бутылок пива.

– Я из Лос-Анджелеса, – напомнил он, как будто я могла это забыть, и снова повернулся ко мне лицом. Моргнул, и на миг я и правда забыла. Почему я здесь. Вместо этого я думала только о его длинных ресницах и о том, как мне не хотелось, чтобы он исчез. – Твоя искренность – глоток свежего воздуха.

– М-м. Возможно, тебе стоит быть менее искренним, – сказала я. Судя по тому, как он рассмеялся, ему понравилось. Я выскользнула из постели и натянула через голову свою рубашку. – Мне пора. Надо помыться.

Он сел. Черные простыни, с головой выдающие в нем холостяка, собрались у его живота.

– Можешь принять душ здесь, – сказал он, – у меня есть кофе для снобов.

– Ну разумеется, – я натянула свои шорты. В ближайшие несколько недель мне такой удобной одежды не видать. – Только я не привередливая, мне хватит и «Старбакса».

Я надела небрежно сброшеные прошлой ночью сандалии. Мы оба сидели в тишине, пока я не сказала:

– Спасибо, что пригласил на ночь. Было весело.

Я оглянулась. Он смотрел на меня горящим, заинтересованным взглядом.

– Значит, на завтрак не останешься? – спросил с улыбкой. – Боже, как ты хороша в красном, – чуть ли не простонал он, глядя на мою старую поношенную майку, едва прикрывающую пупок. – Я упоминал?

– Пару тысяч раз прошлой ночью, – ответила я. Наклонилась ближе, как будто раскрывая ему тайну, которая известна нам обоим. От него пахло сексом и перегаром. – Давай, – сказала я, – ты наверняка в этом хорош.

– Неимоверно, – согласился он. – Но я решил, что надо предложить. Вчера ты была «ну просто охренеть как голодна».

Он и представить себе не может. Я улыбнулась и все стерпела.

– Сегодня возвращаюсь на диету.

Он ничего не ответил, не пытался советовать, что делать с моим телом и как оно будет лучше выглядеть. Мне это понравилось.

– Давай я тебя хоть подвезу? – сказал он.

Я улыбнулась, наклонив голову. Я запомню его таким, в солнечном свете. Как он выглядел. А потом забуду все о прошлой ночи, как и положено.

– Разве это не нарушит загадку?

Он рассмеялся.

– Знаешь, там, куда я иду, нет загадок.

– Ах да, – ответила я. – Работа, которую ты ненавидишь.

Он уставился на меня, как будто потерявшись на секунду, а потом опомнился. Вспомнил, во что мы играем.

– Ты не представляешь насколько.

– Не слишком увлекайся своим нигилизмом, Генри, – сказала я по пути к двери, на ходу заказывая такси.

Машина подъехала несколько минут спустя. Через большие окна его дома я наблюдала, как он, не скрываясь, варит кофе без рубашки, в одних брюках, пока не растворился в лучах восходящего солнца.

Он так и не поднял глаз.

4
Та самая девушка⁹

– Ну, – говорит Генри, заходя в мою комнату и закрывая за собой дверь, – зато теперь ясно, почему ты показалась мне такой знакомой в баре. Фото с кастинга.

Он останавливается за дверью, в черной майке, черно-синих «Джорданах» и темных джинсах на фоне белых стен моего номера, и мы молча смотрим друг на друга, примеряясь. У него широкие плечи и темные волосы, он на несколько дюймов меня выше. У него бронзовый загар и карие глаза, а еще от него исходит жар, какого я раньше не встречала. А вот она я: без макияжа, в халате и уставшая как никогда в жизни.

Боже.

– Я встретилась, – говорю я, – со всеми продюсерами «Единственной». Они устроили мне допрос с пристрастием, и ты, – указываю на него пальцем, – при этом не присутствовал!

– Семейные обстоятельства, – отвечает он. – В день кастинга. Тебе разве не сказали?

Да, конечно, подумала я, разумеется, сказали.

– Ага, охренительно удобно, не находишь?

Он меряет меня взглядом, как будто спрашивая: кто вообще считает семейные обстоятельства удобными?

– Кем надо быть, чтобы заводить знакомство на одну ночь вечером перед отбытием на реалити-шоу в поисках жениха? – спрашивает он, как будто вправе на меня злиться.

– Ой, да пошел ты, – отвечаю я. – Все так делают. «Найти жениха». Не смеши меня.

– Ладно, – уступает Генри. Он запускает руку в свои темные волосы с тихим отчаянием в глазах. – Ладно. Все будет хорошо. Нам не обязательно делать из этого проблему.

– Мог бы сказать что-нибудь, – говорю я. – Упомянуть, что ты продюсер на самом популярном реалити-шоу в стране, например.

Он встречается со мной глазами.

– Если я правильно помню, нам было немного не до разговоров.

Я краснею. Мне тридцать два, я не замужем и все еще творю ту же ерунду, что и в колледже. Чувствую, как меня наполняет стыд.

– Но я же спрашивала. Я узнавала, чем ты занимаешься, и тебе настолько не нравилась твоя работа, что ты все отмалчивался. – Он ничего не отвечает. Я делаю глубокий вдох и говорю: – Возможно, мне стоит просто уйти домой.

– О чем ты? Продюсеры тебя обожают.

– Да?

– Да, – со вздохом говорит Генри, – Шарлотта считает, что ты уморительно смешная. Все твердит, что из тебя получится восхитительное шоу.

– И что это значит? – настороженно интересуюсь я.

Он оценивающе на меня смотрит и наконец отвечает:

– Мы любим, когда среди участников есть суррогат аудитории. Кто-то, кто озвучивает, что мы все думаем, – это ты.

Я закатываю глаза, но на самом деле я довольна. Мы с Сарой примерно так мою роль и представляли.

– Видишь, – говорит он и заискивающе улыбается, – скептик, отдающийся на волю любви. Людям такое нравится.

– А если кто-то узнает, что между нами было?

– О, тогда тебя точно выгонят с шоу. И, скорее всего, не обойдется без женоненавистнического перемывания костей в эфире, но это «Единственная» вкратце, разве нет? – Он пожимает плечами. – Меня могут уволить. Будет зависеть от того, насколько они меня ценят.

– Что? – спрашиваю я, на мгновение отвлекаясь от собственных проблем. – Ты не знаешь, насколько для них ценен?

Он прислоняется к стене. Тянет время, прежде чем ответить:

– Я знаю, какова была моя ценность пару сезонов назад, – он снова пожимает плечами. – Мне говорили, что со временем я надоедаю.

Я смеряю его холодным взглядом.

– Интересно почему.

Он не отвечает. Я со стоном отворачиваюсь от него и сажусь на кровать.

– Твою мать. Такое только со мной могло случиться, – прячу лицо в ладонях. Мы оба молчим. Несколько секунд спустя он медленно подходит ко мне.

– Скажи… ты хочешь уйти? – спрашивает он таким тоном, что мне кажется, он меня проверяет. Поднимаю на него глаза.

– Я не знаю, – говорю, подумав минуту. – Я только-только умудрилась себя сюда затащить.

– Да, – соглашается он, – ты была в списке тех, кто «возможно, не появится», я проверял. Но ты пришла, чтобы продать свои книги, так?

Сглатываю.

– Я пришла, чтобы найти свою любовь.

– Ага, ага, – говорит он, поднимая руки. – Мы все здесь собрались чисто из-за любви к любви, – руки опускаются. – Слушай, я знаю, что тебе нужно это шоу.

Я пару раз моргаю.

– Что-то это начинает звучать как-то угрожающе.

– Я не в этом смысле, – говорит он. – Просто для нас обоих будет лучше, если мы притворимся, что между нами ничего не было, так ведь? Той ночью?

Я настолько устала, что чувствую, как будто на мне кто‐то сидит, вжимая в кровать и во все принятые мной решения, раз за разом.

– Мы бы так и поступили, – говорю я, – притворились бы, что ничего не было.

Я всегда так делаю.

Мы сидим, и эта мысль висит между нами в воздухе. Это правда, а может, и нет.

– Я должен был знать, – наконец говорит Генри. – Это моя вина. Знать, кто участник, – буквально моя работа.

Я поднимаю бровь.

– Может, ты знал.

Генри поднимает на меня взгляд, он потрясен.

– Это смелое обвинение.

– Сам посуди: все карты у тебя. Ты же сказал: я признаюсь – меня окрестят шлюхой и отправят собирать вещи. Может, Бекка и Брендан даже толкнут меня под автобус, для зрелищной финальной сцены.

В этот момент в его глазах я вижу уже знакомую мне темноту.

– Сложнее продавать книги, если ты шлюха. – Он видит, в какую историю все это превратится. Я тоже вижу.

– Почему ты хочешь, чтобы я молчала? – спрашиваю я и гляжу на него, наклонив голову. – Ты же ненавидишь эту работу.

Он медленно моргает.

– Да, – говорит он минуту спустя, – нет, я сам не знаю. Я ее не ненавижу. Я ненавижу, кем она меня делает. Как я себя от этого чувствую.

– И как же?

Он молчит несколько секунд. Размышляет. Сглатывает.

– Хорошо.

(Со временем я полюблю и возненавижу Генри за то, насколько он легко, беззаботно привлекателен, и за то, что он относится к этому как к наказанию. Неудивительно, что он с легкостью управлял женщинами: одаривал искренней улыбкой только тогда, когда ты заслуживала ее вне всяких сомнений; выпивал шот текилы, и ему даже не приходилось просить тебя сделать так же. Все в нем будто кричало, чтобы ты отдала ему все, что он захочет, ради доброты в его глазах, которую он скрывал ото всех, и в особенности – от себя самого. Генри Фостер. Темные глаза и высокие скулы, нарушенные обещания и сдержанные угрозы.)

– Послушай, – начинает он, – продюсеры на этом шоу и раньше спали с участницами. Особенно в первых нескольких сезонах, тогда здесь был практически дикий запад. Об этом не говорят, но это происходило. Мы сможем сохранить это в тайне. Мы даже не знали.

– Ты не знал, – поправляю я. – Я не могла знать.

Он так на меня глядит, будто вспоминает сейчас, как я выгляжу без одежды. Той ночью он был совсем не таким суровым, но теперь мы с ним на шоу. Он контролирует все, что со мной случится, а я пытаюсь встречаться с другим мужчиной.

– Поможешь мне? – спрашиваю я. – С Маркусом.

Он чуть улыбается.

– Конечно.

Не знаю почему – из-за воспоминания или повинуясь внезапному импульсу, – но мои пальцы касаются моей обнаженной ключицы и легко скользят по коже. Он следит за движением взглядом, а потом смотрит мне в глаза.

– Я ничего не делаю за просто так, понимаешь? – говорю я.

– Понимаю, – отвечает он и поворачивается к двери. Я смотрю ему вслед. – Постарайся поспать, Жак, – говорит он, касаясь дверной ручки. – До скорой встречи.

«Комната писателей»

Закрытый канал в «Slack»

Аника К. Райт

Автор серии бестселлеров «В твоих объятиях»

Я потеряла способность разумно мыслить или это Жаклин Мэттис в новом сезоне «Единственной»?

Бринн Райли

Пишу книжки и все такое

ахаха подруга, ее агент сказал мне в прошлом месяце, что она участвует в новом сезоне

К. Данкан

«Поймай мою любовь» выходит в следующем месяце

Я ЗНАЛА, что эта сучка на что угодно пойдет ради продаж!!!

Как думаете, сработает?

Энни Кейт

«Звезды Техаса в ночи», «Огни Род-Айленда», «Последняя остановка – Каролина»

Прошу прощения, кто такая Жаклин Мэттис?

К. Данкан

Писательница, которой заплатили миллион долларов за книжную серию, которая в результате провалилась. Издатель продавал ее в основном как двадцатишестилетнюю красавицу-инженю¹⁰. Я периодически сталкивалась с ней на веречеринках в Нью-Йорке, но слышала, она пару месяцев назад отсюда смоталась. Новость, что она на «Единственной», меня убила

Бринн Райли

«Конец дороги», это она же? Я помню, когда она издалась

К. Данкан

Там было про женскую кантри-группу или что-то такое? А в ее первой главная героиня влюбляется в какого-то парня, у них происходит много горячего секса и в конце ОНА ВЫБИРАЕТ СВОЮ КАРЬЕРУ ВМЕСТО НЕГО, И ОНИ РАССТАЮТСЯ.

Интернету это очень не понравилось, мягко говоря. Столько шума, даже говорили об экранизации, а потом такой грандиозный провал

Аника К. Райт

Я слышала, они сильно промахнулись с рекламой

К. Данкан

Во второй книге вроде как счастливый конец, но было уже поздно. Издатель ее кинул. Третью книгу в контракте отменили.

Бринн Райли

у нее высокий рейтинг на амазоне

Энни Кейт

Ооо! Мне понравилась ее книга. Химия была просто УУУХ

Аника К. Райт

Серьезно, Энни ахаха

Энни Кейт

Любовные сцены были отличные Не я создаю правила

К. Данкан

Я на 99% уверена, что она на каком-то этапе спала с редактором. Ей отчаянно нужно одобрение. Зуб даю, она думала, что слишком хороша для романтики

Бринн Райли

На всех мероприятиях она упивалась в хлам

она нереально горяча, хз, может, у нее получится

Аника К. Райт

Ну…

Онлайн ее точно ненавидят

Энни Кейт

Но онлайн всех ненавидят

Бринн Райли

нет, ну я врать не буду – если бы это помогло, я бы тоже повиляла задницей перед каким-то невнятным белым парнишкой

К. Данкан

Честно, я только что глянула превью сезона, и похоже, будет месиво

Я за!

5
Старшей школе нет конца¹¹

Рассветное солнце освещает незнакомую мне комнату, с белыми стенами и белыми одеялами, где четыре девочки устроились на односпальных кроватях, напоминая мне о студенческой жизни, которой до недавнего времени жили многие из моих соперниц.

– Проснись и пой! – говорит Рикки, одаривая меня яркой, трезвой улыбкой.

Она полностью оправилась после первой ночи. Помнится, и мне доводилось быть на ее месте, хотя я помню и то, с каким ужасом каждый раз ломала голову над всем, что успела натворить в пьяном угаре. Рикки же проснулась с уверенностью девушки, никогда не сожалеющей о своих решениях.

Как только мы приехали в особняк, Рикки сразу же попросилась ко мне в соседки, и мы оказались в одной спальне с Кендалл из Сан-Диего, которая занималась продажей ПО, и Энди-бухгалтершей. Кендалл – темноволосая, темноглазая начинающая инфлюенсерша в «Инстаграм»¹². Она выглядит как будто может меня убить и глазом при этом не моргнет. Ей тридцать, что, казалось бы, должно сделать ее моей союзницей, но пока что в мою сторону от нее только холод и еще немного холода. Зато Энди – дружелюбная, хотя довольно неловкая. Ей двадцать семь, у нее огонь в глазах, она старается изо всех сил и самую малость перебарщивает, а еще у нее такие тонкие запястья, что я легко могу обхватить их рукой. Они обе мне сразу же не нравятся, по разным причинам. Часть этих причин, возможно, ничем не обоснована.

– Ну что, по «мимозе»? – говорит мне Рикки, пока мы все старательно штукатуримся макияжем. – Я до смерти хочу «мимозу».

– Я за «мимозы»! – отвечает Энди, хотя с ней никто не разговаривал.

(Алкоголь на проекте был доступен круглосуточно, и хотя ограничения все же были, нас никогда не отговаривали от выпивки. Каждый вечер на «Единственной» был похож на прогулку через городской колледж в два часа утра.)

– Я не могу начинать пьянствовать с девяти утра, – говорю я. – Я же старая, забыли?

– Старая, – посмеивается Кендалл из постели. Я не знала, что она проснулась. – Не могли бы вы все заткнуться и свалить к чертям из моей комнаты?

Она отворачивается от нас, и Рикки тихонько смеется.

Моего терпения хватает примерно до середины общего завтрака, приготовленного Арианой и Кэди. Потом я не выдерживаю и все-таки начинаю пить – просто чтобы отвлечься от окружающей меня пустой болтовни о Маркусе и макияже и липких сиськах. Мой выбор падает на «Кровавую Мэри», потому что я пытаюсь сдерживаться. Шарлотты сегодня с нами нет, зато есть Генри, и как бы я ни старалась игнорировать его присутствие, все равно ощущаю, что он рядом.

При свете дня небрежность всего, что нас окружает, становится очевидной. Растрескавшаяся, явно нанесенная второпях краска на стенах, всегда в цветах, которые для своего дома вряд ли выберешь, но которые будут ярко смотреться по телевизору. Я слышала, что когда не идет съемка, в особняке живет какая-то семья, и их ежегодно выселяют на два месяца, чтобы превратить дом в полноценную съемочную площадку для «Единственной». Сам по себе дом открытый, с баром в фойе, перетекающим в огромную гостиную и просторную кухню. Там, где в лучшие времена располагалась бы столовая – еще одна съемочная зона, заполненная диванами. Рабочий кабинет и одна из спален в глубине дома были освобождены под ИВМ. Мебель большей частью чрезмерно мягкая и слишком яркая; ужасающий декор: занавески (не обязательно на окнах), картины, атмосферные светильники – в избытке.

На стенах местами висели камеры, но от них скрыться было куда легче, чем от микрофонов (к моменту переезда мы успели отыскать все «мертвые зоны»).

– Ну, – говорит Аалия, пока Энди моет посуду, – что нам теперь делать?

– Что хотите, – отвечает продюсер-первогодка Элоди. – Можете тренироваться, или пойти к бассейну, или… – она умолкает, будто бы в удивлении.

– Или сесть у окна и пялиться на солнце, пока мозги через уши не вытекут, – предлагаю я. Кто-то из девочек смеется, другие выглядят озадаченно, и в этот раз я знаю, что Генри смотрит на меня.

– Уже заскучала? – спрашивает он. Есть что-то электрическое в том, что мы с ним разговариваем в окружении всех этих людей, на виду.

– У меня забрали книги и компьютер, – отвечаю я, не реагируя на вызов в его словах. – Естественно, мне скучно.

Идея заключалась в том, чтобы лишить нас всего, что отвлекало бы от Маркуса. Шарлотта сказала, что я, разумеется, могу взять с собой записную книжку и пустой блокнот, «на случай, если почувствую необходимость писать», но мне сложно было представить себе нечто, способствовавшее бы творческому кризису больше, чем этот невнятный особняк.

Генри улыбается мне, и ему, очевидно, совсем не смешно.

– Ну давайте-ка тогда это исправим, – он оглядывается, смотрит на телефон. – Мне нужно, чтобы все собрались в гостиной, будем снимать материалы о том, кому достанется первое свидание тет-а-тет.

Я со вздохом повинуюсь.

Генри и его ассистенты устраивают нас на диванах в гостиной и велят нам обсуждать, кто первой пойдет на свидание с Маркусом.

– Был ли кто-то, кто, на ваш взгляд, особенно хорошо поладил с Маркусом в первый вечер? – спрашивает Генри.

Несколько девочек поднимают руки, как в начальной школе, но потом кто-то заговаривает:

– Ему понравилась Жак, – это Энди, и Генри переводит на меня взгляд.

– Да? Жак, каково было бы первой получить шанс побыть наедине с Маркусом?

Абсурдно, конечно, и я это знаю, но мне кажется, что все это – тест, который я обречена завалить. Генри знает, что я притворяюсь. Я знаю, что он это знает, но мы все равно пляшем перед девятнадцатью другими девочками. Никто не рвется мне на помощь, я под прицелом камеры, и нужно сказать хоть что-нибудь.

– Это было бы… – начинаю я, но умолкаю, беру свой бокал и делаю глоток, чтобы потянуть время. Мои мысли разбегаются, я не могу найти слов, любых слов, чтобы из этого выпутаться. – Не знаю, – говорю я наконец, – мне кажется, это не так уж серьезно. Конечно, было бы неплохо получить первое свидание, но это не главное. Победит только одна, и Маркус захочет узнать нас всех.

Али скрещивает руки и смотрит на меня с кислой миной.

– Похоже, ты просто преуменьшаешь на случай, если он тебя не выберет.

Пожимаю плечами.

– Может быть. Может, это все защитная реакция, но, на мой взгляд, у нас у всех сейчас одинаковые шансы. Если я не получу первое свидание, то буду работать с тем, что есть. – Думаю, это правильный тон. Нужно себя принизить.

Оглядываюсь на других девочек. Рикки и Энди хотя бы выглядят понимающе, но я точно заметила еще несколько кислых лиц. Генри переходит к другой девочке, спрашивает, что ей сказал Маркус. Кендалл появляется рядом со мной, как из воздуха, с идеальным макияжем. На ней легинсы и короткая майка.

– Хороший ответ, – тихо говорит она. – Они тебя видят, да?

Подозрительно на нее щурюсь.

– В смысле?

– У нас ровно столько силы, сколько нам дает камера, – говорит Кендалл, – и сейчас ты довольно-таки сильна. Не обижайся, – спешит она добавить, – это комплимент. Люди будут стараться быть к тебе поближе.

Потягиваю свой коктейль.

– Мне кажется, ты во что-то играешь.

– Да, – соглашается Кендалл. Она берет со стола стакан воды со льдом и кусочками огурца и делает длинный, размеренный глоток, глядя на меня. – Было бы глупо не играть.

Кендалл симпатичнее меня. Ее короткие черные волосы доходят до худых плеч; ее кожа – цвета слоновой кости, и она выглядит недосягаемой и невероятно привлекательной. Я не питаю иллюзий насчет своей внешности – я красивее среднего, но по сравнению с кем-то вроде Кендалл я – ничто. Все, что у меня есть, – это моя история, и меня на шоу брали именно за это. Кендалл, слишком резкая и умная, ищущая поклонников – воплощение последних этапов сезона «Единственной»; она – моя соперница.

– А ты что скажешь, Кендалл? – спрашивает Генри, глядя на сидящую рядом со мной девушку. Я чувствую, как учащается мое сердцебиение.

– О, – говорит Кендалл с хитрой улыбкой, – думаю, мы с Маркусом найдем, как провести время вместе.

Девочки вокруг нее хихикают. Генри смотрит на меня, явно ожидая реакции.

Трейлер 32-го сезона «Единственной»

Кендалл, с улыбкой: Как аукнется, так и откликнется.

Маркус, меряя комнату шагами, на фоне – горный пейзаж: Что, если я совершаю величайшую в своей жизни ошибку?

[Монтаж: Маркус целуется с женщинами в различных локациях. В конце – долгий поцелуй с Жак.]

Жак, в комнате особняка: Кажется, я влюбляюсь в Маркуса.

Ханна, у бассейна с группой девочек: Она – зло.

Смена кадра: Жак, проводя пальцами по свадебному платью: Я не такая, как другие девочки.

[Еще один монтаж: девочки в слезах. Кендалл, Аалия, и, наконец – Рикки.]

Шэй и Маркус целуются на фоне Триумфальной арки в Париже. Шэй, за кадром: Я люблю его.

[Кадр с закрытой дверью, из-за которой доносится плеск воды. Девочки ахают. Женский голос, шепотом: Отправь ее домой.]

Юнис, с другими девочками, у бассейна: Бо-о-оже мой!

Чей-то голос за кадром кричит: Ты говорила, он мне предложение сделает!

Маркус, в слезах, в темной комнате: Кажется, я больше не выдержу.

Финальный кадр: Жак на пляже, смеется. Голос за кадром: Да пошли они [би-и-ип]!

Бекка, за кадром, на экране – логотип шоу: Не пропустите ни секунды драмы в этом сезоне «Единственной».

Брендан, за кадром: Возможно, это самый скандальный сезон. Смотрите на канале NBS, каждый понедельник в 21:00, 20:00 по Центральному времени.