Читать книгу: «(Не)фальшивая история», страница 3

Глава 5

Ноа

Какая же тонкая грань между "Трахни себя, Ноа Пратт" и "Забери меня, я у знака Голливуд". Но с Джиной Бруно я иного и не ожидал. Честно говоря, я не думал, что после нашего не совсем приятного разговора накануне днём эта девушка мне перезвонит и всё-таки согласится поговорить.

Но вот что мы имеем: она послала меня ко всем чертям самым грубым образом, а потом, когда я уже сообщил Коулу, что план дерьмо, она сама мне позвонит и даже не попросит, а рявкнет в трубку с требованием забрать её задницу черт знает откуда.

Джина никогда не запоминала названия улиц, что было для меня чертовски плохо в сложившейся ситуации. Я объехал три раза эти проклятые голливудские холмы, пытаясь разглядеть хоть где-то в пустоте закоулков силуэт Джины. И не помогал тот факт, что телефон отправлял меня на голосовую почту. Я очень надеялся, что не найду её мёртвой в какой-нибудь канаве, когда последним абонентом, связывавшимся с ней, вероятно, был только я.

Спустя, кажется, целую вечность я вновь заехал на экскурсионную территорию, оплатив в третий раз въезд. И наконец-то вдали показалась фигура. Я чуть сбавил скорость, приглядываясь.

Маленькая, но с прямой, упрямо вытянутой спиной девушка шла не спеша по тротуару. На ней было длинное платье кремового цвета с высоким вырезом от бедра, темно-каштановые волосы были собраны в какой-то самодельный пучок, закреплённым не то ручкой, не то карандашом (что я разглядел уже когда был прямо позади неё) и в она была в кроссовках. Упрямица не обернулась на урчащие звуки моего двигателя. Это точно была Джина Бруно. Только эта девушка могла надеть под элегантное платье кроссовки, причем самого отвратительного чркого оттенка оранжевого, а волосы собрать чем-то вроде карандаша.

Я выровнял автомобиль ровно рядом с ней и опустил оконное стекло.

– Ты, черт возьми, слышала, что я подъехал, – прорычал я, и уголок рта Джины приподнялся, но она все еще не смотрела в мою сторону, продолжая свою прогулку, как будто это я звонил ей и просил меня забрать. – Садись в машину.

– Попроси меня вежливо, – проворковала девушка, но я услышал тихое всхлипывание.

Она плакала?

Что, черт возьми, произошло?

Когда Джина позвонила мне, я не особо задумывался о том, откуда мне ее забрать, и что время уже перевалило за десять вечера. Но сейчас это казалось мне странным. И все равно я не сжалился над ней.

"Попроси вежливо", чертов дерзкий рот.

– Если ты не сядешь сейчас же, я перекину тебя через плечо и усажу самостоятельно, – рявкнул я, отчасти для того, чтобы заглушить воспоминания о том, что этот же дерзкий рот я целовал совсем недавно и не переставал думать об этом. – Живее, мисс Совершенство, я не самый терпеливый человек.

Она искоса взглянула на меня в окно машины, приподняв бровь.

– Все еще те же пещерные наклонности, а? – усмехнулась она, ни капли не испугавшись моего тона. – Это будет считаться похищением, ты знал?

– Хорошо, что мы здесь одни, – парировал я, сворачивая на обочину и заглушая двигатель.

Я выскользнул из машины, уже намереваясь именно так и поступить: насильно посадить ее задницу в свой внедорожник, и когда уже обогнул капот, приближаясь к ней, Джина самостоятельно запрыгнула на переднее сиденье.

Я остановился ровно посередине и тяжело вздохнул.

Невероятно.

Чертова Джина Бруно станет моей гребаной погибелью.

– Что ты там бормочешь? – она нажала на клаксон, испугав меня моим же гудком автомобиля, отчего я даже подпрыгнул. – Я в машине, как ты и хотел, хватит прогуливаться, садись, у меня не так много времени для тебя.

Я точно ее задушу раньше, чем успею поведать о своем предложении.

Бросив на Джину свирепый взгляд, я вернулся на водительское сиденье и, не задумываясь о своем Hummer H3, который, как и любой другой автомобиль, несомненно, был любовью всей моей жизни, захлопнул дверцу. Джина заметно вздрогнула, но на ее лице не отразилось страха, который она, должно быть, испытала. Несколько минут мы сидели молча, ни один из нас не двигался. Мне нужно было остыть, а Джина, что ж, она, наконец, приняла правильное решение и держала рот на замке.

Я взглянул на нее краем глаза. Она выглядела довольно расслабленной, откинув голову на кожаный подголовник, и смотрела куда-то вдаль. Теперь, когда она была так близко, я, наконец, смог разглядеть тонкие полоски туши, которые она, вероятно, размазала, когда вытирала глаза, которые были немного припухшими. Я почувствовал, как в моей груди поднимается новая волна гнева. Джина редко бывала грустной, и было немного тревожно видеть ее такой затравленной. Я предпочитал ее стервозность этому. Но мы не были близки, поэтому я не мог спросить ее, что случилось. Это было неудачное свидание? Тролли в социальных сетях? Что могло расстроить такую девушку, как она? Но, конечно, я не задавал ни одного из этих вопросов. Я молча завел двигатель и в своей обычной манере сообщил ей, или поставил перед фактом, что мы поговорим у меня дома, вдали от посторонних глаз. Я ожидал сопротивления, но все, что я получил, это легкий кивок.

Я должен был бы обрадоваться, что она вдруг стала такой сговорчивой, но я не был, черт возьми рад. Выехал на пустую дорогу, лихорадочно соображая, как бы снова вывести ее из себя.

Боже, я был таким мазохистом. И противоречил сам себе.

Поездка заняла около часа, который мы провели в тишине, я даже не потрудился включить стереосистему. И когда тихие улицы сменились множеством сверкающих неоновых огней, когда мы въехали в район Беверли-Хиллз, Джина нарушила тишину:

– Серьезно? И здесь мы собираемся спрятаться от любопытных глаз? – проворчала она, указывая на толпу людей. – Ты, черт возьми, гений, Ноа Пратт.

А, вот и настоящая Джина Бруно.

– Мы еще даже не приехали, Джина, – вздохнул я. – Ради всего святого, я живу в закрытом жилом комплексе.

Мы остановились на светофоре, и я снова взглянул на чертовку, сидевшую в моей машине, которая скептически перевела взгляд с ярких огней на меня.

– Это центр гребаного Лос-Анджелеса, Ноа. Охраняемый район или нет, но эти стервятники нацелят на тебя объектив размером с обеденную тарелку, – она пренебрежительно махнула рукой, – Разворачивай свой бэтмобиль, мы едем ко мне домой.

Я приподнял бровь, услышав ее повелительный тон.

– Попроси вежливо, – я не смог удержаться, чтобы не ответить ей тем же, за что получил знакомый недовольный, но горящий взгляд.

Так держать, Ноа.

– Пожалуйста, – промурлыкала она, и на ее лице расплылась слащавая улыбка, – Разверни свой чертов бэтмобиль, ты, властная задница.

Мои губы растянулись в улыбке.

– За последние пару недель ты слишком много говорила о моей заднице, – поддразнил я ее, но все же повернул в другую сторону, точно зная, где живет Джина Бруно, потому что узнал об этом от одного из своих знакомых.

– Это было оскорбление, а не оценка твоей заднице, – пробормотала она.

– Но ты же не отрицаешь, что думала об этом?

Джина закатила глаза.

– Мне больше нравилось, когда ты молчал.

– Взаимно, мисс Совершенство, – солгал я.

– Перестань так меня называть, – снова ворчание.

– Нет, – спокойно ответил я.

– Что значит «нет»?

– Ах, это слово "нет". Простое слово из трех букв, которое может вызвать столько путаницы в стране свободных и на родине храбрых. "Нет" – это вежливый отказ. В некоторых случаях "нет" на самом деле означает "нет". Я знаю, это шокирует, не так ли? – Я перевел взгляд на Джину, которая уставилась на меня с непонятным выражением лица. Я усмехнулся, едва не подавившись воздухом от ее широко раскрытых темно-синих глаз. – Что?

– Ты идиот?

– Я предпочитаю думать, что я человек, способный к обучению и развитию.

– Господи Иисусе, – пробормотала Джина и отвернулась от меня.

Решив, что с меня хватит на сегодня таких разговоров, я из вежливости уточнил у Джины ее адрес, чтобы не показаться назойливым, и направился в действительно тихий район.

Мы припарковались на открытой, но малолюдной территории, и Джина проворчала что-то вроде "За мной" или просто скомандовала "Пошли" и направилась к десятиэтажному зданию, облицованному серым кирпичом. Мы вошли в лифт и поднялись на шестой этаж.

Квартира Джины была идеальным отражением ее владельца. Хотя она была на удивление маленькой, с двумя спальнями, гостиной и крошечной кухней, но я чувствовал прикосновение Джины в каждом уголке. У входа она чуть не споткнулась о пару кроссовок, разбросанных по полу, и вместо того, чтобы положить их на полку для обуви, просто отодвинула их ногой, чтобы мы могли пройти. По всей поверхности были разбросаны серьги и какие-то украшения, но это не было похоже на беспорядок или что-то в этом роде, нет. По какой-то причине эти маленькие вещицы, лежащие в неправильных местах, выражали хаотичную сторону девушки, которую все считали идеальной.

Она скинула кроссовки практически посреди гостиной, подняла с пола плед и бросила его на угловой диван.

– Для того, о чем ты хотел поговорить, нам нужно что-нибудь покрепче? – спросила она, слегка поворачиваясь ко мне.

– Воды? – Это прозвучало скорее как вопрос, чем как утверждение, потому что я не знал, как она отреагирует на мою просьбу, но я не хотел пугать ее раньше времени, поэтому подтвердил: – Воды будет достаточно.

Она пожала плечами.

– Как хочешь, но я выпью вина, – с этими словами она исчезла, как я полагаю, на кухне, гремя бутылками и бокалами.

Я предложил себе сесть на диван и переплел пальцы на руках, положив локти на колени. Может, внешне я и выглядел спокойным, но на самом деле я чертовски нервничал, как чокнутый подросток.

Коул, Коул, Коул, во что ты меня втянул?

Джина вернулась, как мне показалось, слишком быстро, так что я даже не успел подумать о том, как подступиться к сути всего этого.

– Держи, – она протянула мне бутылку воды, и я выпил ее почти полностью, в то время как сама Джина села в кресло слева от меня и поджала под себя ноги, делая маленький глоток красного вина, и моим спасением стал ее зазвонивший телефон, – Секундочку, это Камила.

Я кивнул и просто исподлобья наблюдал за девушкой, которая односложно отвечала своей подруге.

Джина Бруно.

Скажите мне в школе, что я буду сидеть в ее гостиной и даже предлагать то, что собирался озвучить в ближайшие несколько минут, я бы не поверил и покрутил бы пальцем у виска.

Не тогда, когда это касалось Джины Бруно.

Джина была красивой девушкой: идеальные длинные блестящие темно-каштановые волосы, в которые хотелось зарыться руками, глаза, которые напоминали не типичный спокойный океан, а скорее штормовое море – они были не голубыми, а темно-синими, я не был уверен, что в палитре цветов, что именно этот синий оттенок можно получить самостоятельно. Миниатюрная, но со своей мускулатурой, как и подобает гимнастке, которая поднимает собственный вес. Ее кожа была нежной, как теперь знали мои пальцы, загорелой, что присуще американкам с итальянскими корнями. И еще мелочи… эти чертовы мелочи всегда были заметны: в ее ушных раковинах сверкало множество драгоценных камней в серьгах-гвоздиках, маленькие золотые кольца в верхней части уха, даже возле ушной ямки был пирсинг. На ее руках было по меньшей мере два-три кольца, браслеты, ожерелья, и все это было сейчас. Она всегда любила украшения, и кто-то даже однажды пошутил, что фраза: "будет притягиваться как магнит" приобрела свой смысл, потому что действительно можно было взять магнит, и она, вероятно, невольно была бы притянута таким количеством украшений. Но что-что, а Джину очень редко можно было увидеть в элегантных и вечерних платьях, как сейчас. Эта девушка предпочитала удобную одежду, которая была ближе к спортивному стилю, и у нее была странная привычка использовать канцелярские принадлежности в качестве заколок для волос.

– Итак, приступай, – обратилась на этот раз ко мне Джина, и я моргнул, возвращаясь к реальности.

– Мне нужна твоя помощь, – начал я, заходя издалека, и Джина приподняла бровь. – Ты, наверное, видела все эти заголовки, которые пресса пишет о нас?

– Только слепой не видел их, но я уверена, что они их слышали, – саркастически заметила она. – Ближе к делу, Ноа, у меня тоже есть к тебе просьба.

Это меня заинтересовало.

– Что за просьба?

– От которой ты не имеешь права отказываться.

– Говори, – я откинулся на спинку дивана и скрестил руки на груди. Серая футболка с длинными рукавами обтягивала мои бицепсы, и взгляд девушки скользнул по моим рукам. – Джина, давай, перестань пялиться на меня, как на свой чертов десерт.

– Ты такой самовлюбленный, – фыркнула она, отводя взгляд. Я сдержал улыбку, когда заметил, что кончики ее ушей слегка порозовели. Ей понравилось то, что она видела. – Давай, ты начинай, а потом я подумаю, говорить тебе или нет. И, ради бога, не ходи вокруг да около, просто скажи, что тебе от меня нужно.

Ну, раз она так сильно этого хочет, ладно.

Я не стал заходить далеко и, мысленно зажмурив глаза, выпалил:

– Мне нужно, чтобы ты притворилась моей девушкой.

Вино выскользнуло у нее из рук. Джина закашлялась, подавившись непонятно чем, то ли воздухом, то ли собственной слюной. Красная жидкость пропитала ее красивое платье, но никто из нас не стал убирать беспорядок. Мы оба уставились друг на друга.

– Повтори? – прохрипела она.

– Мы попали в довольно сложную ситуацию из-за того поцелуя, и я знаю, что это моя вина, – мой голос был тихим и, возможно, умоляющим. – И если мы скажем, что все это было сделано специально, я не уверен, что Джей Ти или твоя сестра оставят это в покое. Я думаю, мы можем немного подогреть интерес, поскольку наш так называемый "союз" стал таким обсуждаемым, и, в конце концов, мир поймет, что мы вместе, и перестанет обращать на нас внимание. Ты знаешь, как это бывает, даже о разводе Анджелины Джоли и Брэда Питта перестали говорить. И… – Я на мгновение заколебался, но решил пойти ва-банк: – Так или иначе, отношения с тобой выставляют меня в лучшем свете. Ты нужна мне, Джина. Это не просто просьба, это мольба дать мне этот чертов шанс, чтобы они наконец оставили меня в покое и перестали распространять слухи.

Тишина.

Оглушительная, нависшая тишина окутала гостиную, когда я закрыл рот и выжидающе уставился на Джину, боясь даже моргнуть. Вот и все. Ноа Пратт дошел до предела – он умолял.

И мне ни капельки не стыдно за это, потому что, если бы вся эта чертова ложь, которую они пишут обо мне, касалась только меня, я бы и пальцем не пошевелил. Но все это коснулось и моей семьи. Даже моя мама получала гневные сообщения, потому что она, предположительно, вырастила дрянного человека.

Ну же, Джина, не держи меня в напряжении, мысленно уговаривала я ее, и, похоже, это сработало. Она схватила коробку с салфетками, вытаскивая их и вытирая платье, а когда закончила, снова обратила свое внимание на меня.

– Ну что ж… – протянула она, слегка улыбаясь. – По крайней мере, мы хоть в чем-то договорились.

– Что ты имеешь в виду?

– Я говорю, что согласна с твоей просьбой, Ноа. На самом деле, я хотела предложить то же самое, и, опережая твой вопрос, мое преимущество в том, что я хочу покончить с этой жизнью. У меня нет ничего, кроме тренировок, я всю жизнь хотела быть идеальной, но ради чего? Чтобы моя "замечательная" семья каждый раз ставила меня на один уровень с плинтусом? Нет. – Она перевела дыхание. – Я тону Ноа, я застряла в каком-то пузыре, из-за которого я даже не могу нормально выступать на ковре, а у меня Олимпиада. И я, черт возьми, не знаю, что я чувствую по этому поводу. Хочу ли я вообще ехать туда или нет? Я буду для тебя лучшей ненастоящей девушкой. И я ожидаю того же от тебя. Мои родители будут в ярости, и, скорее всего, наш спортивный директор тоже, но мне уже все равно. Я хочу начать жить.

– И ты решила начать свою новую жизнь со лжи?

– Мне нечего терять.

Глава 6

Джина

Я никогда не понимала, насколько я зависела от людей, которым я была безразлична. Я думала, что, сколько бы я ни старалась казаться независимой и взрослой, это не так. В конце концов, в двадцать три года многие девушки в двадцать первом веке чего-то добиваются, верно? Чего добилась я? Может быть, мои родители были правы, и я не так уж хороша? Черт возьми, я не знаю. Но я поняла, что никогда не задумывалась о ценности денег, когда это казалось чем-то само собой разумеющимся. Моя семья была богатой, мои друзья тоже были из состоятельных семей, так что я просто… ну, я просто не думала, что когда-нибудь у меня этого не будет.

У меня были хорошие доходы от рекламных контрактов, мне хорошо платили как спортсменке, но я не считала нужным что-либо экономить. Я жила сегодняшним днем, и теперь, глядя на свои банковские счета, я поняла, как бездумно я тратила деньги. То, что давали мне родители, я отдавала в различные благотворительные фонды, думая, что некоторым детям, которые не могут позволить себе квартиру в Беверли-Хиллз, это нужнее. А то, что я зарабатывала, уходило то туда, то сюда. Я даже не знала, сколько тратила, хотя считала себя достаточно экономной.

Лицемерка Джина Бруно, ты ничем не отличаешься от своих родителей, прозвучал голос в моей голове.

Возможно, подумала я в ответ.

Я подумала о своих лучших подругах и задалась вопросом, откладывали ли они когда-нибудь сбережения? Я никогда не задумывалась о том, сама ли Селена заплатила за свой дом на Голливудских холмах и смогла ли она сама купить свой Range Rover. А как насчет Ками? Как Ками справлялась с нашими гонорарами?

Селена коллекционировала редкие издания книг, что было довольно дорогим хобби, а Ками не могла пройти мимо бутика с винтажной посудой на Мелроуз-авеню, хотя у нас не было времени готовить и устраивать званые ужины. Но она всегда говорила, что это просто для красоты. Я же, в свою очередь, была как сорока – следила за всем блестящим. Наверное, именно туда ушли мои деньги? Кольца, броши, ожерелья, серьги (которых у меня было множество в огромных коробках, так как мои уши были похожи на решето – много пирсинга). Я могла бы купить что-нибудь из обычного материала, но мне не нравились темные пятна после ношения дешевых украшений, поэтому я покупала исключительно серебро и золото, конечно.

Боже, я была такой неблагодарной.

Почему я вообще согласилась на это? Я все еще могла бы жить своей "скучной" жизнью, без Ноа Пратта в качестве фальшивого бойфренда, но зато не беспокоилась бы о своем существовании.

Нет.

Нужно остановиться.

Не сдаваться при первых же трудностях.

Но все же, казалось, что моя жизнь, катилась под откос с той же скоростью, с которой кабриолет мчится по бульвару Сансет, судя по последним полученным сообщениям, которые обрушились на меня, после того, как нас с Ноа все-таки удалось кому-то сфотографировать.

Мама: Джина, прекрати этот бунт. Ты позоришь нашу семью. Наша PR-фирма уладит всё за тебя, как всегда.

Папа: Джина, если ты не хочешь остаться на обочине, как эти бездомные на Венецианском пляже, позвони нашему секретарю. И немедленно.

Кара, с типичным для нее цинизмом, выдала:

Кара: Боже, Джина, ты такая идиотка!

Но настоящим ударом стало официальное уведомление:

“Уважаемая мисс Бруно, Мы вынуждены сообщить, что перевод средств на ваш счёт от мистера и миссис Бруно приостановлен. Это решение принято в связи с тем, что вы не можете самостоятельно распоряжаться средствами. Вступление в трастовый фонд откладывается на неопределённый срок. Мы понимаем, что это решение может вызвать вопросы. Свяжитесь с нами по телефону или электронной почте для получения дополнительной информации. С уважением, Карла Харриетт, адвокат”.

Мама добавила:

Мама: Надеюсь, это поможет тебе принять правильное решение.

Потом пришли сообщения от Ноа и девочек.

Ноа: Ты всё ещё согласна? Если сомневаешься, мы можем прекратить этот цирк. Мне плевать на твоих родителей и их угрозы, но ты… ты другое дело.

Селена: Пахнет жареным.

Ками: Да, черт возьми!

Мир кружится перед глазами – привычное зрелище, когда я отгоняю навязчивые мысли и перехожу с высокой перекладины на нижнюю, прогибающуюся под моим весом, выполняя серию сальто, чтобы взмыть в воздух в идеальной растяжке, прежде чем вернуться на высокую перекладину. Флуоресцентные лампы спортзала, кажется, расплываются, когда я двигаюсь с привычной легкостью. Одобрительный крик Энди, нашего тренера, звучит как далекий гул, я сосредоточена на текущей задаче.

Я хватаюсь за высокую перекладину, холодный металл приятно ощущается кончиками пальцев, прогоняя все негативные мысли. Гимнастика – это то, что делает меня счастливой и значимой, на протяжении уже многих лет. Чувствуя прилив энергии, я раскачиваюсь всем телом, набирая обороты для следующего смелого движения. Мои мышцы напрягаются и расслабляются в идеальной координации.

Когда я отпускаю верхнюю перекладину и взмываю в воздух, наступает момент невесомости, мимолетное ощущение свободы, которого я так жажду. Затем, совершив точный поворот тела, я хватаюсь за нижнюю перекладину, и мои руки с неизменной точностью находят цель. Переход происходит плавно, как в плавном танце между двумя музыкальными нотами. Я выполняю серию сальто, мое тело легко вращается в воздухе. Центробежная сила давит на меня, но я держусь крепко, моя хватка непреклонна.

В последнем порыве энергии я снова взмываю в воздух, мои ноги разворачиваются под идеальным углом в сто восемьдесят градусов. На мгновение я зависаю в воздухе, описывая изящную дугу на фоне спортзала. Затем, плавно опускаясь, я приземляюсь спиной на высокую перекладину, мое тело поглощает удар с привычной легкостью. Зрители, или, скорее, вся моя команда, которая, вероятно, наблюдала за мной, взрываются аплодисментами, но я едва замечаю это. Я уже сосредоточена на следующем движении, которое завершает всю процедуру двойным сальто, и я приземляюсь на мат. Я выдыхаю. И, осознав, что приземлилась без единой ошибки, я поднимаю руки вверх, выгибаю спину и широко улыбаюсь.

Нет, мои родители были неправы. Я чертовски хороша. И если они думают, что, забрав у меня деньги, я не смогу справиться, то я докажу, что они ошибаются. Если мое тело способно на что-то подобное, то и мой разум сможет придумать способы позаботиться о себе.

– Именно такого результата я ожидаю от тебя в Париже, – тень крупной фигуры нависла надо мной, когда я снимала специальные накладки с рук, предназначенные для разновысоких брусьев. В голосе Энди звучали нотки гордости, от которых у меня по спине пробежали мурашки, а на губах появилась слабая улыбка. – Ты отлично справляешься, Джина. Я просто надеюсь, что Ноа не встанет у тебя на пути.

Улыбка исчезла при упоминании о Ноа. Почему все продолжают говорить о каком-то странном влиянии, которое он может оказать на меня и мою жизнь? Может быть, я и правда сказала ему, что он должен был помочь мне как-то изменить мою жизнь, но это был блеф. Я согласилась на этот фарс только назло своим родителям. Что, кстати, сработало довольно хорошо, к лучшему это или к худшему – я пока не знала.

Я бросила накладки на край магниевой ванны и поморщилась, вспомнив, как пробовала ее, чтобы Селена могла понять, каково это на вкус. Отвратительно. Я уверена, что даже с аносмией Селена почувствовала бы этот ужасный вкус. И не думайте, что я идиотка, Ками тоже попробовала это, так что я была не одинока в этом "преступлении".

Я повернулась к тренеру, нацепив на лицо знакомую улыбку, которую всегда надевала для Энди. Улыбка, которая, по словам моего агента Фэй, придавала мне "голливудский шарм".

– Мы с Ноа вместе уже… несколько недель, – гладко солгала я, затем указала на брусья. – И ты только что увидел, что я все еще в форме, верно?

Энди кивнул, скрестив татуированные руки на широкой груди. Я все еще не могла понять, как он мог быть когда-то гимнастом с таким телосложением. Бьюсь об заклад, мужские кольца не раз срывались с крючков, не в силах удержать этот человеческий резервуар.

– Да, – согласился он, но его взгляд не отрывался от моего лица, как бы говоря без слов: "Перестань разыгрывать меня, Джина Бруно, своей милой улыбкой". Но я продолжала очаровывать большого парня, скрывая тот факт, что внутри у меня все рушилось.

Наконец, Энди вздохнул и потер свою лысину, которая иногда блестела, словно полированный капот "Кадиллака".

– Боже, я серьезно, пожалуйста, будь благоразумна. Никто не хочет повторения того, что случилось с Селеной. Если тебе что-нибудь понадобится, если ты почувствуешь давление, приходи и говори со мной. Никто не должен вмешиваться в твое психическое состояние. Ни Ноа, ни… твои родители.

Я кивнула, с трудом проглотив комок в горле.

– Обещаю, – сказала я, похлопывая его по груди, обтянутой черной футболкой с сиреневой бабочкой. – Я в порядке. Ты же знаешь, это не первое мое родео с родителями, – напомнила я ему.

Энди был единственным, кто знал всю историю моей не самой идеальной семьи. Именно он пришел и попросил моих родителей разрешить мне заниматься гимнастикой. Он уже тогда увидел во мне потенциал. И Энди, казалось, был единственным, кто не преклонялся перед ними. Даже когда они несколько раз пытались подкупить его, когда я не могла самостоятельно попасть в список претендентов на несколько важных соревнований и угрожала разрушить весь мой центр гимнастики, чтобы меня включили в команду, он был непреклонен.

Энди и бабушка были единственными, кто был готов бороться за меня, и, кажется, даже вместо меня, за мои мечты.

Он пытался сделать из меня гимнастку, которая оставила бы след в этом виде спорта, а мои родители превращали меня в товар, которым можно было бы похвастаться на красной дорожке в Голливуде.

Тогда почему они все еще считали этот товар бракованным, было выше моего понимания.

После того, как мои слова были услышаны, тренер отошел в другой конец спортзала, где парни тренировались на параллельных брусьях. Я собиралась пойти и поболтать с девчонками, так как они все выходные разрывали мой телефон, пытаясь отделить факты от вымысла во всех онлайн-статьях. Конечно, я изложила им всю суть дела в короткой версии – запятнанная репутация Ноа внезапно стала блестящей только потому, что он якобы встречается со мной, – но всегда проще изложить все лично.

Я оглядела зал, но моих друзей не было видно на нашем обычном месте. Селена снова боролась с бревном, вызвав у меня тихий смешок, когда я наблюдала, как она свалилась с него, ударила по снаряду, бормоча проклятия, посмотрела на деревянную перекладину так, словно это было разумное существо, а затем вновь взобралась на него.

Бревно, как она всегда говорила, было ее заклятым врагом, но это не помешало Селене стать лучшей в команде. Она была сильной девушкой, и я всегда восхищалась ее упорством и самообладанием. Никто никогда не видел Селену Янг плачущей, за исключением того единственного случая в больнице после аварии, когда она призналась в вечной любви своему парню Хантеру.

Я мечтательно про себя вздохнула, как Золушка, выглядывающая из окна своей темной мансарды. Она нашла свою любовь самым неожиданным образом. Настоящая, искренняя любовь. А я здесь, застряла с фальшивым парнем, моей школьной любовью, который смотрел на меня не так, как Хантер смотрел на Селену – как будто она была воплощением солнца (хотя Селена была полной противоположностью солнечного света), – а скорее как будто я испортила его идеальный день, как кричащий ребенок в самолете или раздражающий рингтон на старом мобильном телефоне.

О, черт возьми, мне нужно перестать пытаться описать это так странно. Селена и ее аносмия сводят меня с ума.

Мой взгляд упал на Ками. Она была смелой, обладала отличным чувством юмора и была нашей мамой-медведицей. Ками всегда старалась, чтобы нам было комфортно, придумывала идеи, как мы могли бы расслабиться и избежать неприятностей. Готова поспорить, если бы я была с Камилой на том благотворительном мероприятии, то я, вероятно, не оказалась бы в полицейской машине с Ноа Праттом.

Но Камилы не было рядом.

И что случилось, то случилось.

Никаких сожалений, верно?

Камила кивнула в ответ на указания хореографа и отошла в дальний угол ковра, по пути поправляя купальник. Да, эта чертова гимнастическая одежда была проклятием существования каждой гимнастки. Однажды меня даже оштрафовали за то, что во время одного из выступлений моя ягодица появилась в неположенном месте.

В зале заиграла энергичная музыка, как раз подходящая для Камилы, и она бодро приступила к хореографии, которую мы разучивали для вольных упражнений, которые нам предстояло исполнять на Олимпийских играх во Франции. Ками двигалась грациозно и в то же время игриво, как озорной чертенок, который что-то задумал. Сочетание танцевальных и акробатических элементов было настолько синхронным и дополняющим друг друга, что мои плечи опустились.

Нет, конечно я была счастлива, что моя подруга добивается успеха, но…

У меня защемило в груди, когда я подумала о своей собственной хореографии. Черт возьми. Мне нужно было разобраться со всем тем хаосом, который я сама себе устроила, и вернуться к тренировкам. Раньше я стремилась завоевать место на пьедестале почета, чтобы мои родители гордились мной. Заметили меня. Похвалили. Но, думая о сегодняшнем дне, я больше не была уверена, зачем мне место в национальной сборной. Не было никого, кто мог бы увидеть и заметить, что я чего-то достигла. Только… Я все еще не хотела покидать мир гимнастики, который принял меня.

Вздохнув, я поправила два пучка на голове, радуясь, что они не развалились полностью во время моих упражнений на брусьях, напоминающих центрифугу. Я направилась к снаряду для опорных прыжков, но, сделав шаг, остановилась как вкопанная.

Ноа стоял у трибун, небрежно облокотившись татуированными предплечьями на ограждение, которое не допускало зрителей на площадку во время соревнований. Одетый в рубашку-поло от Lacoste, брюки-чинос и мокасины, он выглядел так, словно весь спортивный комплекс принадлежал ему. Мужчина рядом с ним, скрестивший руки на груди, мог быть его телохранителем, возможно, из тех, что обычно дежурят у входа в ночные клубы на Сансет-стрип.

Митчелл что-то сказал Ноа, на что второй коротко кивнул, и оба мужчины пристально посмотрели на меня.

– Ты закончила, зефирка? – прогремел его голос, эхом разнесшийся по спортивному залу. Мои щеки вспыхнули, когда я почувствовала множество пар глаз на себе.

И…

Какого черта?

Зефирка?

– Что? – пропищала я в недоумении. Мы не договаривались о том, чтобы встретиться сегодня. И его визит в мое убежище был абсолютно неожиданным. – Куда? – как идиотка спросила я.