Читать книгу: «Язык цвета. Все о его символике, психологии и истории», страница 3

Маленькое черное платье

Именно Габриэль Шанель, как правило, отдают должное за то, что она вывела черный цвет из темноты с помощью платья, которое появилось в американском издании Vogue в октябре 1926 года. Сшитая из черного крепдешина, модель 817 плавно ниспадала от плеч до талии, где слегка расширялась в свободной манере блузона, характерной для бескорсетных платьев-чарльстон. Единственный декоративный элемент – шевроны из складок ткани – привносил динамичность эпохи джаза.

Месяц спустя французский Vogue прозорливо назвал платье «униформой современной женщины»³². Вскоре оно стало считаться модным эквивалентом автомобиля Ford: все бы хотели иметь его, а черный превратился в стандартный цвет. За почти столетие, прошедшее с тех пор, культовое «маленькое черное платье» адаптировали к современным реалиями множество дизайнеров – у каждого десятилетия было свое. Его неизменная актуальность означает, что практически нет таких шкафов, где мы бы не нашли хотя бы одно, а также то, что в какой-то момент в XX веке черный цвет, как и предсказывал Vogue, оказался неотъемлемой частью современного гардероба.

Однако когда-то женщина, одевающаяся в черное, шокировала публику. В Европе конца XIX века считалось, что светские дамы, носящие черное вне траура, выходят за рамки дозволенного. На картине Джона Сингера Сарджента «Портрет мадам Икс», 1884, портрете американской эмигрантки Виржини Амели Авеньо Готро в черном платье, внимание сосредоточено не только на внешности героини, но и на социальной тревоге, вызванной ростом количества независимых, самостоятельных женщин, которые чувствуют себя комфортно в своей физической форме. На этом полотне зритель практически не видит никаких традиционных добродетелей – мадам Готро не излучает никаких эмоций, свойственных матерям, сестрам, дочерям, женам или святым.

В викторианских траурных украшениях часто сочетались черные камни и пряди волос умершего.

Если чернота вдовьего траура была лишь легким напоминанием о том, что женщина не является девственницей, то платье героини намекает на это во весь голос. Оно не выглядит ни скромным, ни покорным, ни траурным. Его цвет – чувственный, интимный цвет черной ночи, а вырез довольно сильно выставляет напоказ бледную кожу мадам. Удлиненные линии шеи и рук, намек на затененное декольте, подчеркивающее вырез платья, даже положение левой руки – все это явно сигнализирует о чувственности, что подтверждается образом жизни Готро. Ее внебрачные связи, а также шокирующее в то время использование лавандовой пудры, призванной подчеркнуть бледность, и хны для улучшения цвета волос широко обсуждались в парижской прессе. Картина Сарджента напоминает нам – то, что не прикрыто черным платьем, может быть важнее, чем сам наряд. Вечный спор о том, насколько низким должен быть вырез и насколько высоким подол, производит особенный эффект, когда речь идет о черном цвете, позволяя сосредоточить внимание не на самом платье, а на той, на ком оно надето.

Одновременно с этим по другую сторону Ла-Манша черноокая британская красавица Лилли Лэнгтри³³ в платье, отделанном кружевом, соблюдающая полутраур после кончины брата, захватила лондонское общество, добилась успеха на сцене и неоднократно побывала в свадебной часовне. Она также внесла свой вклад в то, чтобы одежда в черном цвете стала считаться шикарной, а не только траурной. Прекрасная Анна Каренина, одетая в черное на балу вместо более сдержанного лавандового, привлекает внимание графа Вронского и заставляет развиваться сюжет романа Льва Толстого 1878 года о браке, неверности и о том, к каким рискам приводит нарушение правил.

На исходе XIX века черные одеяния покрывали (или, напротив, обнажали) не только плечи профессиональных красавиц. Эффективные синтетические анилиновые красители, изобретенные в 1856 году и позволившие получить устойчивые к стирке вещи, способствовали появлению практичной полностью черной униформы для женщин, работающих в магазинах и богатых домах. И когда она стала нормой в большинстве стран Европы и США, черный цвет также стал основным элементом рабочего класса. Изучение его возможностей в контексте траурной одежды дало результаты, достаточно интересные и красивые для того, чтобы их можно было воплотить в других нарядах, – и то же самое произошло и с черной униформой. Появились самые разнообразные вариации маленьких элегантных платьев с относительно простыми деталями, способные пережить интенсивную носку и многократные визиты в прачечную.

После Первой мировой войны и последовавшей за ней пандемии испанского гриппа улицы наводнили женщины в трауре и в рабочей униформе, и в продаже появилась огромная масса черной одежды. Она превратилась в неотъемлемую часть жизни и хотя по-прежнему несла на себе груз скорби, но все больше и больше ассоциировалась не только с функциональностью, но и с силой и самостоятельностью. Даже в условиях повсеместного мужского доминирования, ограниченных прав и дискриминационной практики женщины, получающие зарплату и прокладывающие себе дорогу, были фигурами независимыми и сильными. Вычурная женственность «Прекрасной эпохи»³⁴ казалась слишком декоративной и пассивной для женщин, которым в XX веке нужно было налаживать собственную жизнь. Хорошо сшитое маленькое черное платье Габриэль Шанель 1926 года как нельзя лучше соответствовало моменту, возможно, потому что она была одной из тех, кому хотелось жить дальше. В какой-то степени она и сама носила траур после ранней смерти капитана Артура «Боя» Кейпела, богатого британского игрока в поло, с которым у нее были страстные любовные отношения.

На фотографии Коко Шанель запечатлена в 1935 году в одежде и аксессуарах собственного дизайна. Она сыграла важную роль в развитии женской моды в XX веке благодаря использованию удобного хлопкового трикотажа, практичных форм, роскошных деталей и классического черного цвета.

После бедного детства, часть которого прошла в сиротском приюте, управляемом монахинями Святейшего Сердца Иисуса, Коко не могла сидеть сложа руки и ждать, пока жизнь все решит за нее. Монахини научили девочку шить и, возможно, своими черно-белыми одеяниями показали ей холодную красоту черно-белого гардероба, в то же время прочно укоренив мысль о том, что нет ничего необычного в том, что женщины руководят обществом. Используя навыки шитья и работая с черным, белым и другими свежими и незатейливыми нейтральными цветами, Шанель сделала себе имя, известное каждому и по сей день. По общему мнению, Мадемуазель, как ее трепетно называли на протяжении десятилетий, близко к сердцу принимала идею женского авторитета: она железной рукой управляла ателье и бутиками.

С Коко на посту главного дизайнера и исполнительного директора бизнес превратился в глобальную силу в области моды, ювелирных изделий, ароматов и вообще доминировал в вопросах трендов. После ее смерти в 1971 году состояние некогда бездомной сироты составляло 100 миллионов долларов – на сегодняшний день это примерно 670 миллионов долларов. Ее маленькое черное платье остается эталоном – и никакое другое не смогло занять его место.

Как и в случае с сексом, каждое поколение считает, что именно оно открыло черное платье. Баленсиага обращался с ним как со скульптурой. Диор переосмыслил его, добавив осиную талию и пышные юбки в послевоенном стиле New Look. Грейс Келли вернулась к простому силуэту в фильме 1954 года «Деревенская девушка»³⁵. Одри Хепберн в черном коктейльном платье с вырезом на спине от Юбера Живанши пошла по более радикальному пути в фильме 1961 года «Завтрак у Тиффани»³⁶. Донна Каран подарила нам уверенность открытых плеч в 1993 году, а Версаче в 1994 году едва смог удержать платье с помощью золотых булавок. В XXI веке Вера Вонг предложила использовать детали из прозрачного материала, а Ральф Руччи однажды отделал черное платье колючей проволокой из узловатой кожи. Японские дизайнеры продолжают исследовать визуальные эффекты наслоения теней на плиссированных, лоскутных и войлочных черных платьях.

С этим бесконечным парадом нарядов возникает соблазн поверить, что мы продолжаем жить в модной вселенной, созданной Шанель. Настойчивый призыв двигаться дальше оказывается совместимым с чувственностью, весельем, интеллектом, красотой и многим другим. Кажущийся бесконечным потенциал черного цвета как символа возможностей – всего того, что вот-вот произойдет – по-прежнему остается в силе. Шанель была бы довольна тем, что мы по-прежнему видим ее автором этой главы в истории черного цвета: «Я ввела в моду черный. И он господствует, потому что черный затмевает все»³⁷.

Это маленькое черное платье со смелым вырезом на спине было создано Юбером Живанши для Одри Хепбёрн, снимавшейся в ленте «Завтрак у Тиффани» в 1961 году.

Элегантные мужчины

Однако на арене мужской одежды пристрастие Шанель к черному цвету в повседневной одежде не являлось чем-то новым или экзотическим. Когда Бальдассаре Кастильоне, граф Казатико и посол из Урбино при папе Льве X, написал книгу Il Cortegiano («Придворный»³⁸) в 1528 году, в некоторых частях Европы уже укоренилась тенденция на мрачную сдержанность в мужских костюмах. В обсуждении того, какие одеяния следует перенять из конкурирующих стилей Испании, Франции и Германии, Кастильоне советует выбрать «средний путь» и не потворствовать ни тщеславной кичливости, ни блеклой строгости. Такая элегантность, продуманный баланс во всех вещах является портновским идеалом мужского образа Кастильоне: умный, опытный, красноречивый, скромный и способный хорошо справляться со своими обязанностями в любых обстоятельствах.

Если не принимать во внимание праздничные наряды, то идти по этому «среднему пути», о котором говорит граф, лучше всего было в черном. «В одежде черного цвета я нахожу больше изящества, чем в любой другой. А если и не черная, то пусть все-таки в ней преобладают черные цвета. <…> В остальное же время предпочитаю, чтобы она выказывала ту сдержанность, которая так идет испанцам; ведь внешнее часто свидетельствует о внутреннем»³⁹. Портрет Кастильоне 1514–1515 годов кисти Рафаэля демонстрирует, что он придерживался того, что проповедовал: его со вкусом подобранная черная одежда дополнена серыми и белым оттенками.

Хотя у нас может возникнуть соблазн трактовать слова графа так, будто бы одежда воспринималась как способ выражения себя, а не просто как обозначение ранга, но на самом деле иерархическая природа европейского общества того времени не позволила бы разделить эти идеи. Да, наряд отражал личное настроение и вкус, но также указывал на класс, а зачастую и на профессию. Почему же Кастильоне считал черный цвет подходящим выбором?

Черные рясы

Черный цвет играл важную роль в католической церкви, где означал покаяние. За что? Конечно, за грехи, совершенные сознательно, но также и за саму человеческую природу, которая, согласно догме, несет в себе первородный грех. По определению церкви, быть человеком – значит быть грешником (исключением является Дева Мария). Потому что всегда есть в чем каяться, всегда есть повод отнестись к телу и душе со смирением, чтобы принять низшее положение человечества по отношению к Богу. Черный цвет – своего рода коленопреклонение как перед недостатками, так и перед обязанностями людей.

В ранней католической церкви монахи и рядовые священники предпочитали неприкрытую простоту неокрашенных шерстяных волокон, хотя упоминания черного паллия или мантии встречаются у раннехристианских святых Иустина Философа (100–165) и Мартина Турского (316–397), что указывает на глубокие корни черного цвета.

Когда в 529 году святой Бенедикт Нурсийский (480–547) основал свой первый монастырь, одеяния монахов были сшиты из шерсти естественного белесого и серого цветов. Он считал, что одежда должна быть произведена из скромных, доступных материалов. Однако «второй Бенедикт» внес некоторые изменения. Святой Бенедикт Анианский (747–821) был уполномочен императором Священной Римской империи реформировать монашескую жизнь в Западной Европе. Частично его усилия касались одеяний, и монахов-бенедиктинцев стали называть «черными монахами» из-за темных ряс, ношение которых было предписано новыми правилами. Бенедиктинское аббатство в Клюни, насчитывавшее около двух тысяч населенных локаций, стало известным центром обучения и культуры, а черная одежда благодаря бенедиктинцам приобрела некоторые ассоциации с «башней из слоновой кости». Темные и объемные академические мантии родились из связи мира науки с религией.

На пике популярности бенедиктинцы обзавелись меховыми нарядами для сохранения тепла, штанами для упрочения скромности и нижним бельем для улучшения гигиены. В XII веке реформы цистерцианцев отвергли все вышеперечисленное во имя возвращения на путь святого Бенедикта Нурсийского⁴⁰. Некоторое время бенедиктинские черные и цистерцианские белые рясы выясняли разногласия в переписке, каждый орден объяснял собственные и критиковал порядки другой стороны. Оба ордена существуют до сих пор, как и сутаны.

Бенедиктинцы были не единственным монашеским орденом, обратившим внимание на черный цвет. В 1255–1256 годах папа римский Александр IV созвал несколько небольших групп, живших в религиозной изоляции в Тоскане, чтобы сформировать нищенствующий орден Августинских братьев. Его члены одевались в длинные, подпоясанные черные рясы, традиционные для объединившихся отшельнических общин. Как и бенедиктинцы, августинцы влияли на образование, и их авторитет рос.

В XVI веке черный стал цветом роскоши, вкуса и власти при дворах как Италии, так и других стран. Аньоло Бронзино.

Портрет Бартоломео Панчиатики. Около 1540–1545.

Инициатор реформации Мартин Лютер (1483–1546) сохранял отвращение к черной одежде монаха-августинца даже после разрыва с Ватиканом. Портрет работы мастерской Лукаса Кранаха Старшего. Около 1532.

Почти три века спустя облаченный в черное августинец по имени Мартин Лютер коренным образом изменил христианство. Изучение Библии и трудов покровителя ордена, Блаженного Августина, постепенно привело богослова к тому, что он стал оспаривать роскошь и авторитет церковной иерархии и даже саму природу душеспасения. В 1517 году мужчина прибил на двери Замковой церкви в Виттенберге список язвительных критических замечаний в адрес католических практик, и его «95 тезисов» положили начало Реформации. Отлученный от церкви папой Львом X в 1521 году, Мартин Лютер отделился от древней религии, и раскол между протестантами и католиками, ставший источником смертельных конфликтов, вспыхивающих на протяжении веков, до сих пор является одной из главных особенностей современного христианства.

Когда Лютер отошел от католицизма, он забрал с собой черную августинскую рясу, Библию и собственные убеждения. Черный цвет также присутствует на личной печати, созданной для него в 1530 году, и символизирует умерщвление плоти, призванное очистить сердце – тернистый путь, который, по мнению Лютера, необходимо пройти душам, ожидающим, когда Бог раскроет свои намерения. Черный символизировал несколько отстраненное отношение к земным вещам, устанавливая пространство между владельцем и искушением.

Его ряса, известная как ряса Лютера, позже была упрощена кальвинистами и стала сдержанной и благородной женевской мантией⁴¹, а цвет сохранился в протестантском движении как символ постоянства и серьезности, а также траура, выступая связующей нитью с католической церковью. Протестантские черные одеяния попали в Новый Свет вместе с пилигримами и пуританами XVII века, чьи проповедники и судьи носили их как нечто само собой разумеющееся – хотя и не только их. Несмотря на иллюстрации, созданные в XX веке и изображающие ранние празднования Дня благодарения, пилигримы были слишком бедны, чтобы иметь много черной ткани, а пуритане, даже будучи «детьми Реформации» Лютера, носили больше цветной одежды, чем допускают современные стереотипы. Кроме того, хотя их намерения идти простым и прямым путем, возможно, достойны восхищения, отрицание не всегда является путем к здравию души или избавлению от грехов.

Демонстрация власти

Как отметил Кастильоне, испанский двор славился пристрастием к черному цвету. Все начинается с Филиппа, герцога Бургундского, который в 1419 году объявил траур по своему убитому отцу. Он никогда не переставал носить черный, ставший знаком его сыновней преданности, а также свидетельством религиозности, серьезности намерений и сильного характера. Стоит отметить, что, как это часто бывает, видимое и настоящее часто не соответствуют друг другу, если учесть, что у него было 18 незаконнорожденных детей и он вел роскошную жизнь, будучи правителем одного из самых богатых западноевропейских государств того времени. Тем не менее Филипп известен как Филипп Добрый.

Внучка правителя Мария вышла замуж за представителя Габсбургов и привезла с собой черный гардероб. Ее внук, Карл V, коронованный императором Священной Римской империи в 1530 году, являлся также испанским монархом и, таким образом, управлял первой империей, владения которой простирались по всему свету и над которой, как говорили, никогда не заходило солнце. Придворные и чиновники Карла V везли за собой по миру черный как цвет власти и влияния, призванный, по образцу Филиппа Доброго, продемонстрировать честность и веру.

Габсбурги, правящие Испанией, признавали черный цвет цветом благочестия и власти, распространяя его влияние по всему миру. Тициан (Тициано Вечеллио).

Император Карл V. Современная копия с оригинала XVI века.

Черная кожаная одежда, символизирующая жесткость и бунтарство, была (и остается) важной частью гардероба панков. На этом фото, сделанном в 1987 году, британский панк запечатлен в лондонском районе Ковент-Гарден.

Однако гардероб испанского двора на самом деле проецировал иное послание. Карл V был главой государства, формировавшего и поддерживавшего жестокую, убийственную колониальную политику под началом вице-королей и других чиновников, поскольку Испания устанавливала господство над коренными народами по всему миру и извлекала из этого огромные богатства. Тот факт, что великолепные, блестящие черные ткани были дорогими в производстве и сложны в уходе, повышал привлекательность этого цвета среди богатых и влиятельных людей.

Влиятельная роль черных одеяний как за кафедрами, так и в креслах политических властителей дошла и до растущего купеческого класса Западной Европы, о чем свидетельствуют портреты уверенных в себе северных бюргеров и преуспевающих южных банкиров. Рабочие также носили много черного – зачастую менее дорогие вариации дамаста и бархата. Списки вещей умерших, найденные в Венеции, Флоренции и Сиене, говорят, что в XVI и XVII веках более 40 % одежды всех ремесленников было черного цвета⁴², что делало ее чем-то вроде униформы среди совершенно разных классов и людей с разными целями в жизни.

Случайность ли, что рост популярности черной одежды и становление гуманистического мировоззрения эпохи Возрождения происходят в одно и то же время? Помогает ли ношение черного как-то отделить нас от порой едва уловимых, порой буйных, порой катастрофических изменений мира природы? Способствует ли осознанию того, что мы находимся в центре открывающихся возможностей, ограниченных лишь масштабами нашего воображения и усилий? Провоцирует ли чувство независимости и обособленности друг от друга? А от господствующих правил? Или ношение черного – своего рода щит, закрывающий то, что находится внутри нас, играя роль своеобразной стены уединения?

За последние сто лет различные группы населения воспринимали черный цвет как способ выразить стремление к переменам или, по крайней мере, как символ обособленности и отличия. Camicie nere⁴³ в фашистской Италии под руководством Муссолини и немецкие войска СС использовали черный цвет в качестве символа могущества, несущего преступные и катастрофические последствия. После Второй мировой войны бит-поколение⁴⁴ выразило усталость от мира в черных водолазках. Панк-рокеры в черных кожаных штанах и куртках, казалось, отталкивали общество, стоявшее на их пути, в сторону – как и некоторые другие более радикальные представители, например приверженцы садомазохизма во время сексуальной революции 1960–1970-х годов. В 2018 году знаменитости надели черное, чтобы выразить поддержку организации Time’s Up – группе, борющейся с сексуальными домогательствами в индустрии развлечений и на рабочих местах в целом.

В легко заметной униформе есть что-то глубоко полезное даже для тех, кто нарушает правила и стремится к переменам – особенно если она черпает свою символическую энергию из мощного спектра черного цвета. Японская икона моды Ёдзи Ямамото, можно сказать, резюмировал его привлекательность, когда пытался объяснить свою почти (пусть и не совсем) полную преданность этому цвету: «Он скромный и высокомерный одновременно <…> Черный может поглотить свет или придать вещам резкость. Но прежде всего заявляет следующее: “Я не беспокою вас, а вы не беспокойте меня”»⁴⁵.