Читать книгу: «В поисках мира», страница 2

III

Он стоял и смотрел в ночь через распахнутое окно. Морозный воздух, насыщенный влагой, порывами ударял его в лицо. Он уже просмотрел имеющуюся в интернете информацию о компании, в которой сегодня остудили его амбициозный пыл. Из отзывов понял, что она легальна, но положительных результатов зафиксировано не было. Выставку курирует, как оказалось, совершенно другая компания «Xart», а открытие должно состояться через пять дней. По скупердяйским расчетам, денег хватало на четыре дня. Девяносто процентов времени в течение осознанной жизни в голове у Саши были мысли, так или иначе связанные с деньгами. Сейчас думы его были в тех десяти процентах. Его в наибольшей степени волновало то, как попасть на выставку.

Гарольд: «Не знаю, зачем ты просидел здесь весь день, но ты должен был пойти напрямую».

Саша ответил вслух:

– Ну наконец-то! Где ты шлялся? Мне нужно было знать, что делать дальше.

Теперь он твердо знал, куда направится завтра, как только откроется «Xart». Он снова подошел к окну. Прямо перед его взором верхняя часть кроны зрелого клена. Нагие темные ветви загадочно переливаются под тусклым светом фонаря. Словно последний солдат, на самой верхней и молодой ветви одинокий лист борется с порывами хладнокровного, безжалостного ветра. В этом бою он потерял свою живительную зелень теплых дней. Соплеменники давно покинули ветви, смирившись со своей участью. Но он простосердечен и силен, и все еще здесь.

– Эй, Гарольд, на что он надеется? Думает, что переживет зиму? Саша не открывал рта, но услышал знакомый, уверенно медленный голос, полный тишины пауз и разума.

– Кто знает? Его вера сильна, и это поможет. Не исключаю, что он здесь для тебя, ты же увидел… Не иди за бутылкой, ложись спать сейчас. Поставь два будильника, один на пять, другой на полседьмого.

Саша больше не стал ничего спрашивать, он знал, что Гарольд всегда ему помогал. Он выключил свет, лег и заснул мертвецким сном.

Бесхитростная мелодия телефона разбудила его, оторвав от мытья белой собаки, найденной на улице. Пару минут он ничего не понимал, руки чувствовали приятную шерстку небольшой собаки, в голове был ее голос. Саша понял, что это был сон. Посмотрел на часы: семь тридцать три. Первый будильник, видимо, не прозвенел. Желудок звал потратить оставшиеся деньги. Саша быстро умылся, оделся, взял в руки оставшиеся работы. Пристальный взгляд говорил, что эти рисунки куда хуже тех, что вчера остались в мусорном баке. Других не было, поэтому он свернул их подзорной трубой, как у капитана дальнего плавания, радующегося каникулам, всунул во внутренний карман пиджака и вошел на улицу. Решив, что денег всегда нахватает, он направился к кафе, расположенном по пути в «Xart». К тому же желудок просил теплый сырный суп, а не бездушную магазинную еду.

Перед ним заказ, который оставит Сашу довольным, но с пустым карманом. Поодаль пустынной барной стойки у окна сидел единственный посетитель – современный, молодившийся франт. Идеальная прическа, туфли цвета дорогих сигар, рубашка и брюки ярких, но не взывающих цветов. На ровном носу очки с толстой оправой, через них он читает газету, шрифт заглавия которой говорит о себе что-то вроде «мудрость веков». Саша, чтобы не думать о предстоящем разговоре в «Xart», если он вообще состоится, попытался представить этого щеголя в своем родном городе, на районе. Эти смешные мысли прервала собака, которая снилась ему сегодня утром. Саша удивлялся, до какой степени она была реальной. Он привел ее в какой-то незнакомый, но свой дом с улицы. Она сказала, что не хочет собачий корм, а с удовольствием выпьет стакан молока. Затем Саша ее помыл, и его пальцы в жизни не держали ничего более приятного. Это было странно, но он не стал задумываться над толкованием сна, а попросил счет.

До приемной «Xart» Саша добрался довольно быстро. Интерьер модный, дорогой, но со стойким ощущением масс-маркета. Здесь его вежливо, с ощущением отстраненного холода выслушали и даже посмотрели рисунки. Затем сказали, что список лиц, представленных на выставке, был утвержден еще месяц назад. После Саша услышал фразу о сожалении, а потом, что такие слабые, примитивные и бесперспективные работы не нужны ни организаторам, ни судьям, ни даже посетителям. Унизительные слова были по-хватски вплетены в умиротворяющие обороты, голосом доброй воспитательницы детского сада.

Только выйдя на улицу, он заметил павильон, предназначенный для предстоящего действия. Саша смотрел пустыми глазами в сырую кирпичную стену, в монументальные закрытые двери, рядом с которыми красовался минималистичный баннер с цифрами – девять утра, девятое число, девятая выставка. Саша увидел себя со стороны, стоящего на шумной улице, уставившегося в закрытые ворота, подобно барану в никогда не открывающемся загоне. Он видел, как редкие снежинки падали на его горячую голову. Он знал эти девятки, они приходили в голову последние полгода, во времена, когда все считают баранов или безуспешно пытаются успокоить ход энергичных, навязчивых мыслей, мешающих уснуть. Он понимал, что не вернется к прошлой жизни, но новая никак не хотела начинаться. Простояв около десяти минут в нескончаемом потоке людей, снега и ветра, он пошел в неизвестном направлении.

Прошли часы, пальцы ног онемели от холода, но он продолжал идти среди творений возвышенных душ архитекторов и расчетливых бюрократов. Саша ждал Гарольда. Он хотел послать его куда подальше за такие шутки. Но этот надменный тип не посещал его. После мысли о Миле.

Нужно позвонить ей, все рассказать, объяснить, попросить прощения за то, что оставил, ничего не сказав.

Затем всегда побеждающий голос разума, так похожий на голос трусливого эгоиста.

С какой стати я должен ей что-то? Кто она мне? Друг? Ха-ха… Она же нашла себе какого-то там парня, говорила, что это судьба и надолго. Зачем я ей? Что я могу ей дать? Зачем она мне? Я же знаю, она не первая и не последняя. Я же знаю, когда возвращаешь все назад, то вспоминаешь, почему все оставил.

Гарольд: «Кстати, напомни, почему ты решил оставить ее? Ты же понимаешь, что это было слишком долго? Она будет вспоминать, проклинать, прощать. Ее замкнет на этих мыслях. В ней появится страх твоего ответа на ее вопросы. Ты же знаешь, что она теперь месяцами в этой западне».

Она не была моей девушкой. Я не говорил ей о любви. У нас не было с ней ярких моментов. Да и ты же сам знаешь, что со мной у нее не будет того, что ей нужно. Я видел ее глаза, кажется, он будет надежной ипотечной стеной. А вообще, какого хрена ты пудришь мне мозги? Что это было? Ты же всегда помогал мне? Что мне делать теперь?

Гарольд: «Потише. Я всегда тебе помогал, и ты знаешь это. Не говори со мной так, а то у кого-то появится еще одна нить, которую нельзя разрезать».

Саша понял метафору о связи с Милой. Он не хотел еще одну тянущую нить, сводящую с ума. С чувством смиренного подчинения начал слушать, что еще скажет Гарольд.

Гарольд: «В ночь на девятое ты будешь знать, что делать. А сейчас у тебя нет денег. Ты в темном дворе, здесь нет камер, нет людей, только вон тот бедняга, что перебрал и пожалел денег на такси. Не говори с ним, а то он начнет орать. Догони, ударь с размаху в голову. Не переживай, твой удар не убьет его, ха-ха».

Саша только сейчас понял, что на улице уже успело стемнеть. Он без лишних разговоров, как солдат, проделал все, что услышал от единственного настоящего друга в его жизни. Пьяный незнакомец не отключился от неожиданного удара, упал, но пытался встать и бормотал что-то невнятное. Саша с дикой яростью принялся вгонять подошву своих промерзших дезертов в лицо страдальцу. С пятым или шестым ударом разум вернулся. Сильный запах алкоголя и крови придавал уверенности. Он точно не вспомнит никаких примет. Саша достал платок из своих брюк и полез за портмоне во внутренний карман куртки незнакомца. Тот сопел пузырями крови из развороченного лица. Саша достал купюру, которой хватило бы на такси и бутылку дешевой водки, бросил в направлении любимчика Тюхе. Затем посмотрел по сторонам, развернулся на девяносто градусов и быстрым шагом пошел к соседним дворам. Через пару кварталов остановился. Непривычно много бумажных денег крупными купюрами. Наверное, приезжий провинциал, подумал Саша. Банковская карточка, фотография жены, дочки – все это в мусорный бак.

Успевший стать родным номер в отеле сейчас представлялся камерой одиночного заключения. Саша посмотрел на свое отражение в зеркале. Цвет лица непривычно белый, отдававший мертвечиной. Дикие глаза заполнили огромные темные зрачки. Он опустил взгляд ниже – обветренные красные пальцы рук трясутся. Саша заставил себя достать смятый комок купюр. Не с первого раза удалось пересчитать сумму – денег оказалось больше, чем было до его решения отправиться в этот город.

От неожиданного голоса Гарольда он вздрогнул.

– Неплохо подзаработал! Ха-ха! Выгодная поездочка, да? Не волнуйся ты так, все отлично, тебя никто не будет искать. Нужно это отметить, иди за бутылкой.

Дорогая водка и пластиковая бутылка, смутно напоминавшая копию трех семерок, стоят на небольшом столике. Продавец слишком долго смотрел, он мог что-то заподозрить.

– Наливай. И выключи свет. Открой окно нараспашку, свежесть тебе не помешает.

Саша так и сделал. Время остановилось, темнота и жуткий коктейль обволакивали, давая теплоту безмятежности.

– Смотри-ка, этот наглец так и не упал, – сказал Саша.

– Да, но ты же понимаешь, чем все закончится… Кстати, ты зря кинул ему деньги. Он их не увидит. Ты еще услышишь меня, когда будет нужно. Развлекайся.

Беспокойная ночь пугающих мыслей и алкоголя подарила Саше необходимый крепкий сон на весь день. Необъяснимый позыв прийти вновь в тот злосчастный двор он подавил возможностью рисовать и заказывать еду в номер. Наступило долгожданное время нирваны. Никаких тянущих на дно мыслей о прошлом, никаких эфемерных мечтаний о будущем.

Четыре сорок семь на часах. С одной стороны стекол серость, возбуждающая душевнобольных, с другой – Саша в кругу разворошенных бумаг. Он, зайдя в ванную комнату, набрал полные ладони ледяной воды и жадно вдавил ее в лицо, желая выйти из забвения. В зеркале отражался обросший незнакомец. Заметные круги под глазами, белая с оттенком нежно-зеленого кожа. Щетина бездомного, подстригшегося тупыми ножницами. Ногти – мечта человека с онихофагией. Саша подумал, сколько часов он не выходил на улицу и ни с кем не общался. Ответ так и не пришел в голову. Он вернулся в комнату к пустым бутылкам вина и исчерченным листам. Собравшись с мыслями, вспомнил, что послезавтра открытие выставки. Пересчитал деньги – хватит еще на месяц проживания в отеле. Нужно выйти на улицу, пусть уберут номер. Саша привел себя в что-то похожее на приличное состояние, посмотрел на лист клена – он на месте, такой факт улучшил настроение. Покинув давящие стены и воздух убежища, он пошел вдоль широких улиц. Свежий холодный воздух, заполнивший его грудь, придавал сил. Редкие взгляды угрюмых прохожих не раздражали его, а радовали. Он не один, он со всеми, он тоже куда-то спешит. Он шел прямо, поворачивал лишь, когда зеленый свет это советовал. Лицо, как всегда, притягивало снежинки. Но Саша не укрывался от них, ведь они дарили капли жизни. В придорожном кафе он взял горячий кофе с выпечкой. Душа не собиралась успокаиваться, настроение становилось лучше с каждым энергичным шагом.

– Как здесь все-таки красиво!

Он прошел через какой-то парк, затем свернул на небольшую улочку без машин. Легкие загадочные сумерки. Фонари уже горят и в тысячный раз открывают взору хитросплетенные сандрики над окнами небольших домов, чьи стены хранят голоса поколений. С неба, замедляя временное пространство, падают белые хлопья. Саша сам не заметил, как остановился. Он стоял посреди гармонии природы и силы искусства.

– Хорошая погода! – Саша неожиданно услышал молодой женский голос позади себя.

Яркий свет над парадным входом дома представляет привлекательную девушку в усилившемся потоке снежинок. Ее стройные ноги стоят в третьей позиции балерины, что захватывает внимание, но выглядит естественно. Из-под пушистого воротника полушубка выглядывают только игривые глаза и румяный от ветра нос. Темные, почти черные волосы собраны в прическу, подходящую популярному корейскому певцу. В ее руках прозрачный пакет, полный цитрусов. Похоже, она какое-то время наблюдала за Сашей.

– Да, прекрасная. Я бы даже сказал, новогодняя.

Девушка ничего не ответила, но по глазам можно было понять, что она улыбнулась. Саша подошел немного ближе.

– Любите апельсины?

– Да. Точнее, не то что люблю, или это мои любимые фрукты, просто сегодня почему-то захотелось. Как вы заметили, атмосфера и настроение какое-то сказочное.

– Может, на ты?

Девушка кивнула. Смотря на нее, Саша подумал – это же снежная королева в новом видении концептуального режиссера.

– Ты ждешь кого-то?

– Нет, я вот уже пришла домой и не хотела так рано заходить. Признаюсь, смотрела на тебя. Давно я не видела такой детской реакции на падающий снег.

– Да, знаешь, новая жизнь, новые места, новые люди, и какой-то ребяческий восторг. Может, тогда пройдемся, потом куда-нибудь зайдем, выпьем кофе?

– Да, давай. Только скажи мне свое имя?

Они шли по темнеющим улицам города, обмениваясь полуправдивыми, но такими сближающими фразами. И даже в неловкие секунды молчания они чувствовали необъяснимую теплоту нежности, что согревала их. Саша захотел находиться напротив, а не рядом с ней.

– Зайдем в кафе?

Задав вопрос, он остановился и повернулся к Алле. Она сделала так же.

– Я не хочу сегодня никого видеть… – она театрально прикусила свою тонкую нижнюю губу, – кроме тебя. Знаешь, мои руки замерзли, – она провела свои ладони под пальто Саши, остановив их в задних карманах его брюк. – Мы так близко… – она на мгновение отвела взгляд в сторону, Саша заметил ее точеные скулы. – Прости меня, я не такая… Но давай сегодня встретим наш Новый год вместе? Я еще успею сделать оливье, порежу апельсины. Ты же любишь оливье? Мне важно знать, что ты любишь.

Алла ненадолго остановилась. Саша ласково смахнул с ее волос медленно таявшие снежинки. Она приподняла свой подбородок. Он впервые поцеловал девушку в лоб.

Затем умиротворяющим, но счастливым голосом сказал:

– Все будет так, как ты захочешь. Нам плевать, в каком они дне или месяце делают вид, что живут. Сегодня я открою шампанское, мы совершим обряд призыва желаний, включим запись поздравления президента за любой год любой страны, затем сосчитаем до двенадцати и окажемся в новой жизни, полной новых надежд.

– А что будет потом? – Она снова отвела голову в сторону, Саша ощутил ясное желание коснуться губами ее воодушевляющих скул.

– Затем мы будем танцевать под твои любимые песни из восьмидесятых, девяностых, нулевых. Потом ты начнешь приставать, а я буду изо всех сил стараться не поддаться тебе.

Алла громко расхохоталась, достав свои потеплевшие ладони.

– Пойдем.

Новогоднее утро, восьмое число, двенадцать часов. Болят ноги, поясница и язык. Саша поднялся с постели, чтобы осмотреться. В голове одна четко сформулированная мысль – найти воду. Он неуверенным шагом добрел до кухни, открыл кран с холодной водой, насколько это было возможно, утолил жажду. Помещение было чистым, светлым и даже уютным, но Саша чувствовал себя не в своей тарелке, он уже хотел увидеть тесные стены гостиницы. На столе рядом с очищенным апельсином он обнаружил записку от Аллы. Она оставила ключ от квартиры и сообщила, что вернется к шести вечера. Также она оставила кастрюлю с супом.

– Да уж… так быстро меня в хомут еще не брали!

Саша посетил душ, сварил кофе, выкурил сигарету, поставил разогреваться суп.

– Она совершенно меня не знает, оставила у себя в квартире, да еще и с ключом. Где она работает? Ее ли вообще эта квартира? Что я делаю здесь? Ем суп? Ха-ха! Завтра выставка, а я так ничего и не придумал! Нужно срочно отсюда линять! СМС от мамы, пора позвонить и хоть что-то рассказать.

Он смотрел в зеркало на свое бледное лицо, когда говорил маме, что уже загорел и вернется через недельку. Успокоив родительскую тревогу, он оделся. Время три часа дня.

– Пора уходить. Стоит ли ей что-то написать? Она знает только мое имя, даже номер ей неизвестен.

Саша ничего не написал, потому что сам себе не мог ничего объяснить. Пересчитал свои деньги, вызвал такси, закрыл дверь со стороны подъезда. Ключ он бросил в ее почтовый ящик.

Пока Саша ехал в машине до своего номера, в его голову лезли сексуальные, эротичные кадры воспоминаний о недавней ночи с Аллой. Его поцелуи на ее игривых губах, манящих скулах, на ее небольшой, но такой чувствительной груди. Затем откуда-то из глубины вылезла ее фраза: «Кто они такие, чтобы тебе что-то запрещать! Я верю в тебя, верю в то, что ты достоин быть там!»

– Вот что нужно, наконец-то! – произнес вслух Саша, из-за чего обернулся водитель.

– Планы поменялись?

– Да, вези в ближайший строительный.

Саша в прибранном в его отсутствие номере. На кровати лежит все то, что он привез из магазина – холст с увесистой рамой, недешевая дрель-шуруповерт, баллончик с красной краской.

Весь день перед его глазами была кирпичная стена, она приводила его звериное бешенство. Переполнявшая его энергия цепкой хваткой держала часовую стрелку. Саша ждал ночи. Он думал о том, почему нет временного банка, в который можно было бы отдавать малозначимое время и возвращать его в нужные моменты. До часа ночи он отжимался и кричал в подушку. В перерывах между этими увлекательными занятиями он клевал еду и смотрел страницы девушек, с которыми раньше общался в социальных сетях. Все они выглядели лучше, чем в жизни, у всех были одинаковые песни о несчастной любви. Это показалось ему настолько забавным, что он засмеялся каким-то больным и непривычным голосом.

Как там Алла? Доела ли она свои апельсины? Ха-ха. Я здесь больше не могу находиться. Нужно идти сейчас.

Его скулы болели из-за того, что он непроизвольно сжимал их все сильнее, руки в красных, расчесанных пятнах. Он, не обращая на это никакого внимания, надел еще мокрую после стирки рубашку, затем пальто. Взял в обе руки все необходимое с кровати и направился к девятой выставке.

На улице похолодало. Он летел по белому налету тротуара, будто боялся опоздать. Решил сократить путь, свернул в совершенно незнакомый двор, из которого в потемках долго не мог найти выход. Очередной тупик, очередной резкий поворот – жгучая боль в правом колене от встречи с обледеневшим бордюром. От ядреных слов, произнесенных после падения, залаяла чья-то собака в доме. Саша с трудом, но все же поднялся, собрал все свои драгоценности, к счастью, все цело.

В три ночи он стоял на улице, противоположной павильону. Ногти на больших пальцах рук болят от студеного и влажного воздуха. Саша остановился, потому как не ожидал увидеть целую ораву бегающих рабочих и организаторов, освещенных яркими прожекторами.

Не сейчас. Придется делать это уже днем, чтобы смогли увидеть нужные люди.

Прежняя уверенность камня уступала место сомнениям бабочки, решившей перелететь через могучие воды Оби. Его зубы настукивают мелодию наркотического припадка метронома, из носа течет вода, а колено болело все сильнее.

Ну и куда ты так бежал? Да… может, не стоило так быстро прощаться с Аллой? Сейчас бы ты чувствовал себя гораздо уютней. (Болезненная улыбка на мгновение застыла на его лице.)

Саша стоял и не знал, куда ему податься. Возвращаться обратно – нет, это глупость. Он осмотрелся. Супермаркет с окнами в пол – с той стороны будет видно павильон. Саша медленно, волоча окоченевшую ногу, которая не желала сгибаться, добрел до желанной теплоты. Ранний час, в лицах редких посетителей читается молчаливое презрение. Они расплачиваются, берут раздутые пакеты, идут в прогретые машины. Когда замечают Сашу у входа, быстро отворачивают свои взгляды.

Неужели я так плохо выгляжу сейчас? Черт! Как можно было оставить деньги в номере?

Запах автомата с кофе отвел его от входа. В кармане ни копейки.

Как же ноет нога.

Он опустил на пол свои авоськи и ощупал обветрившимися руками колено – оно явно увеличилось в размерах. К автомату подошла особа с фигурой спортсменки. В животе у Саши заурчало. Молодая женщина обернулась и протянула купюру, на которую можно было купить девять с четвертью порций кофе.

– Сдачу оставь себе, – максимально безэмоционально произнесла она и покинула магазин.

Толчок в плечо.

– Если не собираешься ничего покупать, забирай свои манатки и вали отсюда! – достаточно доходчиво разъяснил ему охранник.

У Саши не было ни сил, ни желания с ним спорить. Опершись на раму, как на костыль, он вышел из магазина. Его лицо вновь встретил безжалостный ветер. Саша решил не появляться у павильона до открытия выставки, а это значило, что было необходимо как-то убить около пяти часов. Холод, ярко ощущаемый телом, прогнал Сашу вглубь дворов, где он нашел подвал – дешевое подобие провинциального бара. К его счастью, желавших излить свою душу первому встречному не нашлось. Отвратно горькая водка оказалась лечебной, жить стало легче. От улыбки счастья на лице отвлекали только пугающие мысли.

Жесть! Пару дней назад я забрал все деньги из кошелька незнакомца. Успел бросить эту скуластую особу. Приперся сюда, как какой-то псих со всем этим барахлом! Полтора часа назад меня приняли за бомжа! Дали денег из жалости, а я их пропиваю в какой-то вонючей дыре!

В одиннадцать часов он проснулся от стука швабры по деревянной скамейке в баре. Его вещи никто не стащил, а деньги остались в кассе этой больницы. Саша с трудом выволок себя на улицу. Дневной свет давил на глаза, но находиться на открытом воздухе стало проще. Саша, напрягая ватные ноги и раскалывающуюся голову, вспоминал, где тот многострадальный павильон.

Он на месте. Около входа очередь человек из десяти.

Я действительно собираюсь это сделать? Может, еще подождать? Почему так мало людей?

За дверьми явно есть сотрудники, которые сразу все услышат. В паре машин от входа остановился фургон с логотипом регионального телевидения.

– Назад пути нет. Зерна пороха начали гореть. Сейчас или никогда!

Саша направился через дорогу быстрыми и широкими шагами. Голос в голове повторял: «делай быстро и будь что будет». Посреди дороги его чуть не сбил водитель, чей день заберет множество нервных клеток. Саша, не обращая внимания на прохожих, посетителей и телевизионщиков, дошел до стены, достал дрель. Трети заряда должно хватить. Затем очистил от бумаги холст, прижал его к стене разбухшим коленом. Первый саморез, издавая скрежет, заглушающий шум колес, проезжающих по сырому асфальту, с трудом, но все же вошел в кирпичную стену, прижав треснувшую раму. Те, кто оказался здесь и сейчас, начали обступать Сашу с разных сторон, громко обсуждая, что происходит. Второй саморез выпал из рук и отскочил к ногам зевак. Саша упал на колени, шаря руками по тротуару. Бешено бьется сердце, картинка перед глазами сжалась, холод не ощущается. Потерянная драгоценность нашлась у женских ног в элегантных джодпурах. Саша настолько был не в себе прежнем, что не поднял головы, чтобы увидеть лицо незнакомки. Впрочем, непонятно откуда взявшийся луч нежно-оранжевого света лег на щиколотки, достойные кисти Камиля Писсарро. Повторный оглушающий скрежет металла о камень наконец привлек внимание сотрудников выставки.

– Кто вы такой?! Что вы здесь делаете?! Немедленно отойдите от стены! Я вызываю охрану!

Со спины подошел какой-то мужчина и бесцеремонно попытался за плечи оторвать создателя от действа. Такой поворот вызвал у Саши резкий прилив сил, смешанный с яростью и насмешкой. Он с такой силой оттолкнул глупца, что тот отлетел на пару метров и с тупым звуком упал, оставив свои попытки активности. Окружающие начали отчетливее понимать, что происходящее не задумка организаторов. Саша просчитал, что у него остаются секунды. Он выхватил из-за пазухи баллон с краской. Всеобщая суматоха усиливается, слышны маты охранников, пробирающихся сквозь стиснувшиеся спины зевак. Саша быстро вздернул крышку, искоса поверх рамы, холста и стены жирно по-английски написал «I Can». Отошел на полшага.

Красная стена и красная краска! Идиот! Нужно было брать черную!

Удар в область лопатки – жгучая боль, ноги подкосились, он на коленях. Еще удар – темно.

Очнулся Саша в палате. Первая мысль вызвала удивление, он прекрасно помнил детали – шероховатость оберточной бумаги, привлекательные ножки, треск неподатливого кирпича, яркий запах краски, все, что с ним происходило до удара по голове, вопреки историям, показанным в кино. Затем его посетил страх, из-за того, что он не смог поднести свою руку к лицу. Вот она, его фобия воплотилась в реальность – ему повредили верхние позвонки, и теперь его жизнь – жизнь овоща, неспособного самостоятельно что-либо делать.

Почему я один в палате? Хочу хоть кого-то увидеть, этот белый потолок меня раздавит.

Зашел мужчина средних лет, в очках. Даже если бы он был не в халате, можно было сказать, что он врач.

– Все хорошо, доктор. Что со мной? Мои руки такие тяжелые.

– Не переживайте, голубчик. У вас всего лишь трещина надколенника – детская забава, – его улыбка говорила, что он видел проблемы посерьезнее. – Ваше тело было истощено, мы ввели вам витамины. Побочные эффекты позже пройдут. Отдыхайте, вас будет наведывать сестра, если появится желание что-либо спросить у меня, говорите ей смело, она профессионал. Ах, да. К вам еще зайдут из органов. Если надоест отвечать на их вопросы, скажите, что устали и не можете больше продолжать беседу.

Врач дружески похлопал больного по плечу и вышел за стены цвета молодой мяты.

Саша опустил взгляд. Нога не болит, она перевязана. Он зарыл глаза, койка медленно превращалась в бездонное затягивающее облако.

Гарольд: «Я уже подумал, что ты ничего не сделаешь! Ха-ха! Насчет полиции не переживай, неважно, что ты им скажешь. Скоро у тебя появится друг. Хм, да еще сестра зайдет (Саша почувствовал его улыбку). Сейчас у тебя сон, но не надейся остаться здесь надолго».

Он проснулся от легкого прикосновения к плечу. Лицо. Взгляд. Это то, что программирует нас, то, что заставляет в первые мгновения понять, свой или чужой. Милая Даша – медсестра, работает здесь не первый год, старше Саши лет на семь – десять лет, женственна, тактична, привлекательна и профессиональна, как заметил врач. Есть то, что привносит в ее жизнь веру в абсолютное счастье – ее любимая школьница-дочь. Она из тех, кто еще верит в прекрасные идеалы, но уже не настолько глупа, чтобы окружающие это замечали.

– Как вы себя чувствуете, озорник? – тонкая ирония, кокетливость, но неприступность глаз.

– Спасибо, вроде как жив и хорошо себя чувствую. Можно на «ты», – Саша непроизвольно улыбнулся ее умиротворяющим глазам.