Читать книгу: «Сокрушители большого жука. Былина первая», страница 5

А ещё, путешествуя по Дремучему лесу, Искра много училась. Правда, знания она получала совсем не так, как в Славгороде. Её новые учителя не смотрели поверх, не подыскивали слова, не любили себя в речах своих. Добренькой снисходительностью не страдали, на глаза поволоку мудрости не накидывали. Всё было проще:

– Тятя Горыня, могу ли я откушать плода сего?

– Если хочешь неделю не вылезать из кустов – валяй.

Доходчивей не придумаешь.

– Тятя Кощей, у меня уже щёчки вельми болят смолу берёзовую жевати…

– О, милая, ну конечно, выплёвывай! Зубы – это ж не ноги или голова, о них заботиться не надо, пусть гниют. Кстати, напомни, сколько ты знаешь царевичей, которые женились на гнилозубках? М?

Искра была ещё мала и неопытна, поэтому страстно хотела замуж (что с возрастом обычно проходит), поэтому засовывала смоляной комок обратно в рот и жевала яростнее прежнего.

Она быстро выучила лихоборский. Поначалу язык казался ей сложным, потому что изобиловал заморскими словами. Горыня рассказывал, что иностранщину в Лихоборы занесли тугаринские и один легионер с далёкого запада. Он называл себя центурионом из какого-то Рома. Солдатика прозвали Ромкой. Ромка мечтал научить местных виноделию и забацать в городе водопровод. Но лихоборцы оказались народом консервативным и запекли Ромку на собственном щите.

Искре в изучении языка помогало то, что оба его носителя не затыкались, бурно обсуждая всякую ерунду. Раз, к примеру, Кощей зацепился сапогом о поваленное дерево и растянулся на земле.

– Осторожней, – бросил ему Горыня походя.

– Хорошо, спасибо, – поблагодарил Кощей, выравнивая сломанную при падении руку. – Но погоди, я не вижу больше поваленных деревьев на нашем пути. Зачем мне проявлять осторожность?

– Я прошлое дерево имел в виду, балда.

– А зачем мне быть осторожным с деревом, которое я уже оставил позади себя?

– Совершенно незачем. Просто так говорят, вот и всё.

– Но это же тупо – предупреждать об опасности, которая уже произошла. Наверное, полная фраза должна звучать так: «Будь осторожней в следующий раз, когда тебе повстречается поваленное дерево».

– Да, так и есть.

– Но ты так не сказал.

– Я сократил. Всё? Ты удовлетворён?

– Не совсем.

– Боги!

– Не злись. Ты убрал очень важную часть, главный посыл предостережения. И теперь это твоё «осторожней» воспринимается как насмешка. Или презрительный укор.

– Знаешь что? Я устал от тебя. Не будь осторожен никогда, мне плевать, сломай себе хоть все кости, которые будут вечно не срастаться!

– Ну вот! Вот! Можешь же развёрнуто и без экивоков передавать смыслы, которые закладываешь!

– Н-да? И какой же смысл я заложил, скажи на милость?

– Что ты отвратительный и никчёмный друг.

– Ой, да пошёл ты к чёрту!

– А ты – к трём чертям!

– А ты – к сотне!

– Сколько бы ты ни назвал чертей – иди на десять тысяч больше!

Искра сперва не понимала сути такого вида отношений, поэтому как-то на привале она спросила Кощея:

– Почто вы с тятей Горыней друг дружку словами обидными величаете? Разве ж можно так?

– Понимаешь ли, в чём дело. – ответил Бессмертный. – У каждого живого существа, пусть даже самого доброго, иногда возникает потребность кого-нибудь оскорбить. Не в мыслях, не в спину, как все делают обычно и в большом количестве. А вот прямо в глаза.

– Зачем?

– Хм. Представь, что внутри головы есть телега, гружённая мешками со злобой и гневом.

– Кто ж её в голову поставил?

– Многие уверены, что это дело рук богов, внешних супостатов и власти на местах. Но на самом деле они её сами туда засунули и ежедневно догружают. Так вот: когда ты кого-то поносишь на чём свет стоит, ты словно мешок с телеги хватаешь и через рот выбрасываешь. Разгружаешь её. И становится легче. Но! Каждому встречному не разгрузишь – могут и лик раскрошить. А друг поймёт, что тебе это надо. И ты его поймёшь. Это, разумеется, не главный смысл дружбы, но довольно приятное дополнение. Попробуй!

– Тятя Кощей, ты дурак!

– Сама ты дура! Ха-ха! Ну как, понравилось?

– Нет…

– Хм. И мне нет. Даже немного обидно. Скорее всего, с милыми девочками это не работает.

Общаясь с «тятями» на равных, Искра чувствовала себя взрослой, коей давно (и весьма опрометчиво) мечтала стать. Девочка знала, что взрослые, кроме очевидных преимуществ типа ложиться спать когда захочешь, имеют ещё кое-какие обязанности. Поэтому на девятый вечер похода, накануне третьего сеанса связи с Ягой, она безапелляционно заявила:

– Сегодня суп буду готовить я.

Друзья переглянулись.

– А ты умеешь? – с недоверием спросил Горыня.

– Конечно, умею. Что я, по-вашему, супов никогда не варила, что ли? – ответила Искра с возмущением никогда не готовившего человека.

– И какой будет супчик? – поинтересовался Кощей.

– Это… мой собственный рецепт. Мне нужно немного времени на сбор… ну… всякого. А вы вскипятите-ка пока воду.

Искра часто крутилась вокруг славгородских кухарок. Она видела, что они бросают в большие котлы всякие овощи. В лесу овощи не росли, но девочка рассудила, что, если найти нечто похожее по форме или хотя бы по цвету, то оно будет похоже и по содержанию. Ну а уж если вообще ничего не найти, то можно добавить красивое! Ведь то, что вкусно глазу, то и рту по душе обязательно будет, подумала Искра. Главное, всё хорошо помыть, что и сделала девочка в ледяной воде ключа.

Получившийся суп действительно имел удивительно красивый цвет. На его сиреневой поверхности с ярко-синими прожилками весело лопались оранжевые пузыри. Пока взрослые болтали с женщиной из котелка, Искра смастерила из молодой коры три черпака-ложки.

– Давайте все к столу! – бодро скомандовала девочка после того, как абонент «отключился».

– Хм. Аромат изысканный, – принюхиваясь, доложил Кощей.

– Смачно вам покушать! – пожелала всем маленькая кормилица и присела в волнительном ожидании, понравится им блюдо или нет.

Едоки съели по первой ложке и вытянулись.

– Ну? Как вам суп?

– М… м-м… – ответил Кощей и покосился на Горыню.

Богатырь молчал.

– Вкусно ли тебе, Горынюшка? – спросила Искра.

Горыня беззвучно заплакал. Во времена похмельной жажды он мог пить воду из канавы с ряской и мертвецом. Да, не хлебный квас, но было хотя бы терпимо. Но то, что сейчас омывало его рот, было… было…

– Не… неописуемо… – выдавил из себя Горыня.

Кощей первый раз в жизни пожалел о своём бессмертии. Неопределённо махнул рукой, резко надул щёки и убежал. Вернулся он минут через пятнадцать с блаженным видом и возможностью говорить.

– Оригинальное блюдо, Искрушка. Весьма. Весьма. Правда, друг мой?

– О… о, да, – пробулькал богатырь и с завистью посмотрел на товарища, в отсутствие которого навернул ещё четыре ложки.

– Спасибо! – кивнула девочка. – Кушайте ещё.

На богатырском лбу проступила испарина.

– С превеликим удовольствием! – воскликнул Кощей. – Где же моя ложка? Ой, вон же она!

Бессмертный ринулся за черпаком и совершенно случайно врезался ногою в котелок, отчего тот слетел с крюка и перевернулся. Суп быстро впитался в чёрную землю, из которой тут же полезли умирающие черви. Кощей ещё никогда не видел столько благодарности в глазах друга.

– Как же я неловок! – всплеснул руками Бессмертный.

– Ничего-ничего, я сварю ещё! – пригрозила Искра.

– О, нет-нет, это совершенно излишне, уже поздно, а наедаться на ночь не очень-то и полезно! – наперебой затараторили суповые жертвы.

– Тогда я приготовлю его завтра утром, – не унималась девочка.

– Так, – твёрдо произнёс Горыня. – На правах самого сильного, а значит, мудрейшего из нас я принял решение. Я всё-таки богатырь, адепт справедливости и пример мужественности. И я не позволю себе и Кощею сидеть на шее у маленькой женщины. Поэтому вот вам новый график дежурства по кухне: неделю готовит Бессмертный, потом – я.

– Забавная деталь, – отозвался Кощей. – С учётом того, что до Славгорода осталось идти не больше недели…

– Заткнись и прими трудности как мужик, – укорил его Горыня. – Тебе же, малявка, объявляю благодарность за инициативу и усердие. Твой суп сделал своё дело: всего пять ложек – и жрать абсолютно не хочется. Всем готовиться ко сну. А я пока на минутку загляну туда же, где только что был Кощей.

Искра очень обрадовалась богатырской похвале и заснула самой счастливой девочкой в Яви…

…Чтобы встретить самое ужасное утро в своей пока ещё недолгой жизни.

***

Начало юбилейного, десятого дня путешествия выдалось чудесным – тёплым и солнечным. Искра проснулась на ложе из мягких еловых лап, заботливо собранных друзьями прошлым вечером. Она не открывала глаз – слушала утренний лес. Он пел птицами, скрипел сосновыми ветвями, постанывал спящим Кощеем. Был ещё переливчатый храп – это дежурил Горыня. Идиллия.

Ну, почти.

Что-то всё-таки было не так.

Искра поморщилась: кажется, её нос несколько потяжелел. Как странно, удивилась девочка и открыла глаза.

На её носу спал жук. Даже не жук. ЖУК. В чёрном панцире с зелёным отливом. С длинными усами и страшными челюстями. В теории Искра могла смахнуть его со своего носа, но руки неожиданно превратились в безвольные верёвки.

Жук проснулся и уставился на ребёнка. Оба немного помолчали, и Искра на правах дамы решила завопить первой:

– А-а-а-а-а-а-а!

– Ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж! – испуганно зажужжал жук. В теории он мог тут же улететь, но его крылья вдруг стали каменными и неподъёмными.

– Угроза! Угроза! – вскочил Кощей, побегал по кругу, врезался в дерево и проснулся.

– Спаси меня! – взмолилась Искра, скованная страхом.

– Я бы с радостью и от чего угодно, но не могу. На тебе сидит кошмарный жук! Я их боюсь до жути!

– Я тоже…

– Так, Кощ, посторонись, – деловито произнёс подошедший Горыня. – Ща папочка со всем разберётся.

Богатырь вытащил меч и прицелился:

– Моли о пощаде, тупое ты насекомое!

– С ума, что ли, сошёл?! – Кощей повис на богатырской руке. – Она ж не я, обратно не срастётся!

– Действительно, – ответил витязь и с сожалением возвратил меч в ножны. – Ну не рукой же его брать. Он такой мерзкий.

– Сделайте что-нибудь! Не то он укусит – и у меня почернеет лицо… – простонала девочка. В её детских кошмарах жучиный укус действовал именно так.

Горыня наклонился над жуком.

– Так. Уважаемый. Ты давай это… – Богатырь неопределённо махнул рукой. – Уматывай отсюда.

– Добавь «подобру-поздорову», – подсказал Кощей, выглянув из-за спины. – Чтоб он понял, что с тобой шутки плохи.

– Он, думаешь, такой тупой, что ли? Подай мне листик какой-нибудь.

– Вот, возьми два калиновых.

Горыня осторожно поднёс ладонь с листьями к самому жуку. Тот не был семи пядей во лбу, но догадался, что покинуть территорию девочки – значит тут же погибнуть. Превратиться в размазанное по земле месиво в это прекрасное утро он не планировал. Поэтому бешено завертел усами и хаотично заметался по сарафану.

– А-а-а-а-а! – закричала девочка.

– Боги! Твою ж!.. Я чуть не обделался! – отпрянул Горыня.

Поняв, что стратегия работает, жук набрался храбрости и почувствовал, что страх отпустил крылья. Он разбежался по правой ноге чада, оттолкнулся от носка и улетел, осыпая противника жучиными проклятиями.

– Давай, трус несчастный, улепётывай! – орал ему вслед Горыня. – А ещё мужик, называется! Тля ты позорная, а не жук!

– Он улетел? Он точно не на мне? – никак не могла успокоиться Искра.

– Да, свалил, – отозвался Кощей, выглядывая из-за дерева.

– Аж пятки засверкали! – поддакнул богатырь. – Всё, можем дальше спокойно продолжать путь.

Но путь всё равно получился неспокойным. Несмотря на все уверения взрослых, что жук скорее сам бросится в клюв какой-нибудь придурошной сойке, чем вернётся к Искре, девочке постоянно казалось, что он у неё в волосах или заполз за шиворот. В конце концов своими паническими атаками она заразила Кощея, и Горыня медленно, но верно стал приходить в ярость. Бессмертный с малявкой останавливались каждые пять минут, чтобы проверить, не прячется ли в их причёсках подлое насекомое и не меняют ли они цвет лица на угольный.

Привал сделали на берегу ручья. Искра куда-то отлучилась, а вернулась с таинственным видом и рукою за спиной.

– А ну-ка, закройте глаза и не подглядывайте, – приказала она взрослым.

Горыня с Кощеем чувствовали, как она водит маленьким пальчиком по их щекам и творчески сопит. Через некоторое время оба обнаружили на своих лицах жучка, выполненного черникой.

– У каждого крепкого братства должно быть название и символ, – пояснила Искра. – Богатыри славгородские именуются «Победители Змея». На щите Огнеслава змеиная глава влево смотрит, на щите Могуты – вправо, а со щита Белояра – прямо.

– Ой, тоже мне, креатив, – буркнул Горыня. – Тупо и в лоб.

– Зато прост и доходчив в восприятии, – возразил Кощей.

– У нас тоже такое быть должно, – продолжила девочка. – Мы будем зваться «Победители Жука»! Но щитов у нас нету. Поэтому символ будет у нас на ликах!

Девочка замолчала, явно ожидая положительной реакции на свою презентацию.

– Ладно, поржали – и хватит, – подвёл итог Горыня. – Пойду умою харю в ручье.

– Тебе не нравится? – скуксилась Искра.

– Гордиться тем, что победил насекомое? Честно говоря, не очень.

Горыня направился к ручью, но на его пути вырос Кощей.

– Зачем ты обижаешь ребёнка?

– Она первая начала. Измазала мне морду ерундой какой-то.

– Ты совсем не понимаешь, что ли? Девочка старалась…

– Если бы старалась, жук выглядел бы правдоподобней.

– Боги, какой же ты тупой! Она считает нас своими друзьями. Так что не порть тёплую атмосферу в коллективе!

– То есть ты предлагаешь мне, богатырю, навалявшему самой Хозяйке Медных Гор, которого варяги прозвали Славгородский Отморозок, заявиться в столицу с рисованной букашкой на хлебале? Может, венок ещё на башку напялить, как все эти солнечные звездодуи, которые за мир во всей Яви хороводы на пустырях водят?

– Во-первых, ты был всегда против системы, поэтому насекомое на морде в твоём случае вполне оправдано. Во-вторых, согласен, над названием надо поработать.

Оба вернулись к насупленной Искре.

– Так, Искрёныш, – деловито произнёс Кощей. – Мы тут с членом нашего братства обсудили твоё благое начинание и решили вот что. Оно великолепно.

– Правда? – обрадовалась девочка.

– О, да, – кивнул Горыня, пытаясь спрятать сарказм.

– Разумеется, у нас есть пара-тройка комментариев. Первое: точно надо заменить «победители». Не будем повторять за тремя…

– …дебилами, – вставил витязь.

– Тремя богатырями. Жука мы обратили в бегство. Может, будем «изгнателями»?

– Нет, мне не нравится, – поморщился Горыня. – Изгнание звучит как полумера. Я хочу быть «сокрушителем».

– Я тоже! – согласилась Искра.

– Но мы не сокрушили жука, – возразил Бессмертный. – Он просто улетел домой.

– Улетел с сокрушённым видом, – парировал богатырь. – Я это точно заметил.

– Ладно, – сдался Кощей. – Два голоса против одного. Итак, отныне мы – «Сокрушители Жука».

– Нет. Слишком мелко, – возразил Горыня. – Больше похоже на название тупой детской сказки, где все добрые и постоянно поют. Давайте так: «Сокрушители Большого Жука». Чтобы придать вес.

– Я согласна! – одобрила Искра.

– А я против! – запротестовал Кощей. – Жук был совсем не большой!

– Как это «не большой»?! Здоровенный жучара! Да, малявка?

– Да, он был огромен.

– Вы обманываете и себя, и будущую аудиторию нашей былины! Уже в самом названии! Так же нельзя!

– Слушай, Кощ. Однажды какие-то ухари под Славгородом построили деревеньку, которую пафосно назвали Княжьи Чертоги. Только это не чертоги совсем, а пять халуп из навоза и прутьев, и князя там никогда не было. Так что приврать в названии – это нормально. Считаю этот вопрос закрытым.

Далее новоиспечённые Сокрушители обсудили черничный логотип. Горыне не нравилось, что жук улыбается и вообще выглядит настолько безобидным, что его сокрушение не имеет никакой ценности. Но его убедили, что это не улыбка, а хищнический оскал, и Горыня сдался, потому что очень хотел спать. Кощей нарисовал жука на щеке Искры и, естественно, назапоминал столько мигов, что пришлось выкинуть из своей памяти несколько сот предыдущих.

***

К обеду одиннадцатого дня Сокрушители достигли конца Дремучего леса. Впереди раскинулась широкая долина, подпёртая слева и справа зелёными горбами холмов.

– Добро пожаловать в Туманную лощину, – размеренно произнёс Горыня, осматриваясь. Это место было ему знакомо.

– А-а-а… – округлила глаза Искра и тут же включила нудную «заучку»: – Место, где сошлись в последней битве войско славгородское с ордами нечисти поганой, ведомыми Вием Ужасным! И билися они три дня и три ночи! А после сошлись в поединке на вершине Грозового холма Белояр с полководцем нечестивым, и поразил богатырь Вия насмерть, вернулся с победой в Славгород и насадил голову Виеву на кол у Красных ворот, чтоб каждый супостат, к Славгороду с войском подступавши, в сей голове судьбину свою узрел!

Искра довольно посмотрела на взрослых, явно ожидая похвалы.

– Ты шутишь, что ли? – недоумённо спросил Горыня, и девочка догадалась, что одобрения не последует.

Богатырь устало опустился на пень, нахмурил брови, устремил взор в прошлое:

– Всё было не так…

– Шёл дождь… – произнёс Кощей, предвосхищая героическую историю витязя.

– Что? Нет, не было никакого дождя, – возразил богатырь. – Почему все думают, раз битва, значит, обязательно должно лить как из ведра? Что за идиотский штамп! Была совершенно обычная погода. Небольшой ветерок, переменная облачность, стрижи какие-то летали…

– Но народу-то много полегло? – с надеждой спросил Кощей.

– Ну ясен пень, это ж битва, а не гулянья ярмарочные.

– Да-да, – кивнула Искра. – Каждый год в день Битвы в Туманной лощине славгородские плакальщицы грустно поют о наших убиенных воинах и клянут нечисть поганую, что их живота лишила.

– Чего? Каких воинах? – возмутился Горыня. – С нашей стороны были только я, Блондинка, Пузырь и Огонёк. Да летописцев ещё увязалось штук двадцать. Может, конечно, кого из них кондратий и хватил, они пили всю дорогу, как обычно.

– А, прости, Блондинка, Пузырь и Огонёк – это Белояр, Могута и Огнеслав? – уточнил Кощей.

– Ну да.

– Хм. Ума не приложу, почему они с тобой не сдружились.

– Я сам без понятия. Наверное, заносчивые слишком. Не важно. Началось всё с того, что мне один прикормленный упырёк нашептал, мол, нечисть в лощине кучкуется. Ну, я князю весточку послал и сюда прискакал, это ж моё направление. Мне навстречу Вий вышел. А у нас с ним такие нормальные были отношения, уважительные. Мы на берегу договорились не беспределить. Они людей не трогают, а я за это их на куски не рублю. Бывало, конечно, что черти залётные парней на сенокосе помнут, так Вий их сам мне с потрохами сдавал. А так… Ну, как в засушливый год зверь в дебри уйдёт, залезут, бывало, вурдалаки к бабке какой в хлев и корову сожрут. Так что теперь, убивать их, что ли? Жрать-то всем хочется. Их по-другому наказывали: они этой бабке в полночь дров наколют, редьку прополют, лисичек из лесу напритаскивают – и все довольны, конфликт исчерпан. В целом проблем у меня с ними не было. Даже, помню, дни нечестивой культуры проводить думали по хуторам… А тут, смотрю, подходит Вий ко мне, и я вижу, что он на нервяке. Я ему говорю: что это у вас за собрание? А он мне: Гар, мы тут решили объединиться и вооружиться до клыков, потому что земля слухами полнится, мол, остальные богатыри нашего брата изводят ни за что по тихой лавочке. Я ему: ты это, не нагнетай, ты ж меня знаешь, я слово держу. Если ты по правилам играешь, то и я тоже. Так что отставить паникёрство. Пока я – Южный Страж, ни одна шерстинка, ни одна чешуйка с вас не упадёт. Дал ему честное богатырское. Он обещал подумать, пошёл к своему шатру. Ему оттуда старшая жена таз с козлиной кровищей вынесла – чтоб умыться там, руки помыть, короче, гигиена, – и ей прямо меж трёх глаз вот такая толстенная стрелища штр-р-р-р! И добрый вечер. Я оглядываюсь, смотрю – на холме сладкая троица стоит: Блондинка, Пузырь… Огонёк новую стрелу из колчана вытаскивает. Он мне потом говорил, что в Вия целился, да конь под ним всхрапнул. Скорее всего, это правда, Огонёк из них троих один был хоть с какими-то принципами. Короче, я их по матушке: вам солнце шлемы перегрело, вы что творите? А они лыбятся. Я только потом узнал, что князь Светозар, батя Мирослава, их в лощину послал, чтоб они всю собравшуюся нечисть оптом почехлили. Но в тот момент мне, знаете ли, было не до разборок. Потому что Вий берёт на руки тело своей старшей благоверной…

– …и кричит в небеса протяжное «Не-е-е-е-е-ет!»…

– Да ни фига он не кричал, Кощей, не перебивай! Молча просто жену откидывает, у них в последнее время наметился кризис в отношениях… В общем, смотрю, у него веки поднимаются. И я понимаю, что всё – дипломатия уже не поможет, мужику башню напрочь оторвало. Его, конечно, тоже понять можно: не каждый день твою жену стрелой в лобешник наповал укладывают. Да ещё в довесок ко всему у него в башке какая картина складывается? Я перед ним клятвами да честными богатырскими рассыпаюсь, а сам камень за пазухой держу в виде этих трёх дебилоидов! Короче, получаюсь то ещё мурло. Он, значит, расправляет свои кожистые крылья, меня когтями за грудки хвать! И ввысь. Поднял саженей на сорок, языком шею обвил и давай душить. Не дал даже попробовать объяснить ситуацию.

– Почему ты не отсёк язык своим мечом?

– Ой, Кощей, как жаль, что тебя не было рядом! Твой мудрый совет был бы весьма кстати, ведь я – сказочная лошадка, поющая на радуге, и, когда меня схватил страшный Вий, я немного стушевалась! Разумеется, дубина ты бессмертная, я бы так и поступил, если бы он вторым языком не сорвал меч с пояса и не бросил вниз. Меч в какой-то камень священный воткнулся, я его потом еле вытащил. Так вот! Придушил он меня в полёте знатно, но я ему двоечку выписал, вижу – он «поплыл». Я язык ослабил и головой ему в бубен – н-н-на! Рухнули мы на холм. Он атакует, я влево ухожу, подсечку – и на болевой, крыло ему заламываю, и, казалось бы, всё, проси пощады.

– А он?

– А он не просит, потому что веки подняты, процесс необратим, если отпущу – он деревни три сожрёт, пока не поймаю. Так что выбора у меня не было. Вырвал я ближайшую сосну и лупил его с полчаса где-то, пока у него зенки не потухли. Устал я тогда очень. И тут откуда ни возьмись Белоярка наша нарисовывается. Копьечишком своим по шее дохлого Вия – шмяк, башню ему аккуратненько так отсёк и давай по холму с ней в руках скакать: «Я Вия одолел! Я Вия одолел!» Как дурачок, ей-боги! Летописцы проспались и наперебой эту его великую «победу» запротоколировали. Ну и про Пузыря с Огоньком не забыли – эти ж два воина, пока мы с Вием в небе кувыркались, пошли лощину зачищать. Уйму нелюдей положили, остальные по лесам разбежались. Вот так дело было, малявка. Малявка?

Искра молча смотрела на Горыню. Затем подошла, улыбнулась по-доброму, провела ладошкой по богатырской щеке.

– Тятя Горыня. Обещай мне, что больше не будешь по ночам ползать под дикими вишнями и есть забродившие ягоды. Ты из-за них плохие сказки выдумываешь.

Горыня раскрыл было рот пошире, чтобы ответить что-то очень громкое и длинное, но сдержался.

– Ладно, я понимаю, – сказал он. – Ты, как все дети, любишь сладкое, в том числе и враньё.

– Я прошу прощения! – вклинился Кощей. – А про пьяные вишни можно поподробней? У нас тут сухой закон вообще-то!

– Это было один раз, – огрызнулся богатырь. – Может, два или, не знаю, восемь, надо было победить бессонницу!

– Ты честное богатырское дал!

– А вот тут стоп! Это ты сказал: «Дай честное богатырское».

– А ты кивнул головой!

– Я не кивал! А махнул головой так, знаешь, неопределённо! Слушайте, мы с этими посиделками уже выбились из графика. Так что подрываем свои подхвостья и чапаем, не останавливаясь, до темноты.

…Солнце уже коснулось вершины Грозового холма, а Сокрушители не прошли и трети пути по угрюмой Туманной лощине. Кощей с опаской и интересом осматривал быстро темнеющую долину.

На знаменитой битве Бессмертный не присутствовал. Он вообще был из других мест и оказался в Лихоборах, можно сказать, случайно: речные пираты, у которых Кощей пребывал в рабстве, отдали его Яге в качестве платы за стоянку в Сомовьей заводи. Бессмертный, конечно, знал обе версии битвы – лихоборскую и славгородскую – и, как существо неглупое, полностью не доверял ни одной. Но в любом случае Туманная лощина была местом знаковым, поэтому Кощей запоминал её миги с удвоенным усердием и безупречным балансом белого.

– Хм! Какой очаровательный курганчик! – воскликнул он и ринулся к большому конусообразному возвышению. – Надо его обязательно запо…

Кощей резко остановился. Принюхался, сморщил нос:

– Сокрушители! У нас проблема!

Перед ним был не совсем курган. Скорее, гора из свежих комьев земли и глины. От неё исходил липкий запах мертвечины.

– Кто и зачем накидал тут столько земли? – поинтересовалась Искра и тут же скривилась, почуяв аромат тухлятины. – Ф-у-у-у.

– Трупожоры, – ответил Горыня. – И не накидали, а выкопали снизу. Они под землёй живут и трапезничают мертвецами. Тут же жмуров была полная лощина. Вот они сюда и понаползали. Видать, кто-то здесь обосновался: до сих пор землю роет, пожрать ищет. Вон, дальше тоже кучки такие же.

– Нам надо срочно менять маршрут, – посоветовал Кощей.

– Ничего мы менять не будем, – отрезал Горыня. – Нам просто нельзя спать и напиваться, вот и всё. Айда.

Горыня уверенно зашлёпал дальше, остальные Сокрушители засеменили за ним. Запах усиливался, и девочка повязала косынку на лицо.

– А почему нельзя спать? – полюбопытствовала Искра.

– Трупожор чует неподвижную плоть, поэтому может перепутать. И давайте болтать погромче – трупожоры ненавидят шум. Тут когда-то специальное ветряное колесо с трещотками поставили, чтоб оно их отгоняло. Даже люльки плетёные на него повесили, чтобы люди на праздниках за деньги крутились и поражались, как необъятно выглядит их родина сверху.

– Ой, я бы хотела покататься на такой диковине! – мечтательно заявила Искра.

– Так многие захотели. В день открытия народ съехался со всего княжества, телегу кинуть было негде. Очередь выстроилась вёрст на десять. Скоморохов ленивых завезли, гусляров каких-то неизвестных, кругом вялые хороводы, снедь втридорога – короче, торжество с целью причинить веселье. Посадили в люльки княжью родню да бояр, колесо красной бичевой обвязали, чтоб сам князь серебряным мечом её перерубил и всё красиво закрутилось. Он так и сделал, но то ли ветер был сильный, то ли зодчие неправильно рассчитали – в общем, сорвалось колёсико и катилось с орущими властями вёрст пятнадцать. Говорят, столько счастливого люда на гуляньях Славгород ещё не видывал. Виноватых нашли, втихаря на дыбе пожурили, а в бересте за август написали: мол, это черти порчу навели. Окрестили колесо «чёртовым» и больше таких не строили. Так что трупожору здесь раздолье.

– Стой! Есть ещё один важный нюанс, – вспомнил Кощей. – Нам ни в коем случае нельзя наступать на вырубовик.

– Вырубовик? Что это? – не поняла Искра.

– Это гриб, малявка. Гриб вырубовик. Когда на него наступишь, он дымок выпускает. Вдохнёшь его – и вырубишься на несколько минут. Всё видишь, всё слышишь, а сделать ничего не можешь, лежишь как дурак и слюноточишь.

– А он розовый, этот вырубовик? – уточнила девочка.

– Точно так.

– И дымок, который он испускает, сиреневый? С такими малюсенькими блёстками?

– О, Радогой грибы в школьную программу включил, что ли?

– Нет. Просто ты, кажется, на него наступил. Видишь дымок из-под правого шлёпанца?

– Да нет, тебе показа…

Горыня не договорил, пустил по бороде струйку слюны и срубленным дубом рухнул в траву.

– Как можно быть таким невнима… – недоупрекнул друга Кощей и улёгся рядом.

Искре стало не по себе. Сначала она тоже приготовилась упасть, выбрав участок земли помягче. Но падение всё никак не приключалось – косынка, закрывающая нос, доблестно отразила газовую атаку вырубовика.

– Сокрушители! Вставайте, родненькие… – лепетала девочка, умом понимая, что слова взрослых не поднимут. Надо было что-то делать. Но что? Искра не находила решения и мелко задрожала от страха. Но быстро поняла, что страх здесь совершенно ни при чём.

Дрожала земля.

В глубинах Туманной лощины к Сокрушителям приближалось нечто большое и очень целеустремлённое. Подземные толчки становились всё сильнее и сильнее, лёгкую Искру стало подбрасывать, поэтому она опустилась на четвереньки.

И тут толчки прекратились. Наступила тишина, и Искра слышала, как её сердце колотится с такой силой и частотой, будто собирается вырваться из груди и доскакать до самого Славгорода.

«Может быть, он передумал?» – с надеждой подумала девочка.

Но увы, трупожоры не передумывают.

Толстый слой дёрна словно взорвался изнутри. Взвизгнувшую Искру отбросило далеко в сторону. Из образовавшегося котлована полезли тонны песка, камней и глины, словно землю выворачивало наизнанку. За считаные мгновения перед Сокрушителями вырос здоровенный холм.

«Какое же подлое свинство этот сухой закон, – подумал Горыня. – И жить-то в трезвости погано и утомительно, а помирать – так вообще ни в какие ворота».

На вершину холма легли широкие кротообразные лапы с когтями-крючьями, и на поверхность вылез трупожор. Гигантского роста, аршин десять, а то и выше.

«Самец, – определил про себя Горыня и сексистски обрадовался. – Ну, хоть не от бабы сгину, и на том земной поклон».

Трупожор по-собачьи отряхнул от песка свою чёрную шкуру, опустил к земле безглазую морду, повёл белёсым пятаком, шумно принюхался, радостно завилял коротким хвостом – учуял манящий аромат неподвижной плоти. Подошёл к «блюдам» вразвалку и раскрыл свою огромную, полную больших и малых жерновов пасть. Жернова завертелись, разгоняясь всё быстрее и быстрее. Полетели во все стороны остатки предыдущих трапез – осколки черепов, костей, труха рогов и копыт, наконечники стрел и копий.

«Он меня в такие специи перемелет, что я никогда в жизни обратно не соберусь, – взгрустнул Кощей. – А даже если это и произойдёт, кожа лица будет уже не та. Так что давай, стирай меня в пыль, скотина – ещё сто лет капустных масок я просто не выдержу!»

Кощей зажмурился, готовясь ко встрече с пастью-трупомолкой. Но вместо этого вдруг почувствовал на груди сапожок Искры.

Одной ногой девочка стояла на Бессмертном, второй – на Горыне и бесстрашно, даже с любопытством смотрела на приближающуюся пасть трупожора. Будучи примерной ученицей, Искра запомнила всё, что рассказали ей друзья о подземной зверюге. Трупожор чует недвижимое? Значит, надо перебить запах. Чем? Движимой собой.

Трупожор закрыл пасть и принюхался, пребывая в некотором смятении.

«Ерундистика какая-то, – подумал он. – Буквально только что здесь так волшебно благоухало недвижкой!.. А теперь несёт отвратным живчиком, тьфу! У вдруг у меня опухоль мозга? Ё-моё, у деда такая же беда была. Помер довольно молодым ещё мужиком…»