Глазами альбатроса

Теперь, когда отец взял на себя заботу о птенце, наступила очередь Амелии встретиться с превратностями океана, но она опытный профессионал. До сих пор ей удавалось преодолевать все капризы непогоды, опасность голодной смерти и исходящие от людей угрозы. Она поднимается в небо со взлетно-посадочной полосы и сразу же берет курс на север.

Амелия проплывает по воздуху вдоль острова, проскальзывает над лагуной и набирает высоту над вздымающимися за границами рифа бурунами. Она направляется в сторону океана, чтобы погрузиться там в завораживающую атмосферу открытого моря.

Подставив грудь боковому ветру и поймав поток воздуха, птица взмывает на нем. Затем, уже спиной к ветру, использует его силу наряду с земным притяжением для того, чтобы ускорить плавное скольжение вниз к поверхности океана. Едва касаясь воды, она вновь меняет положение тела, направляя действие движущей силы вверх и пользуясь гравитацией для подъема. Она набирает высоту с помощью ветра, а затем опускается на нем; она опускается с помощью силы притяжения, а затем поднимается благодаря ей. Этим объясняется ее ровное волнообразное покачивание в полете; крылья попеременно указывают то вверх на небо, то вниз на поверхность воды, и вам открывается то ее темная спинка, то светлая грудка. При статичных крыльях ее полет выглядит волшебством.

Наблюдая за тем, как она удаляется к горизонту, вы как никогда остро чувствуете и понимаете, что эти птицы с успехом добывают себе пищу в самых отдаленных уголках только благодаря собственным усилиям и умелому использованию совершенного строения тела. Следите за ней, пока она не уменьшится до размеров булавочной головки, которая, покачиваясь вверх-вниз и подергиваясь из стороны в сторону, летит навстречу необъятному океану. Она отправляется туда, чтобы неуклонно, милю за милей, преодолевать необъятные просторы великой стихии.

На свободу

Через час полета Френч-Фригат-Шолс окончательно скрывается из виду. Но Амелия не обращает на это внимания, как не заметили бы и вы, что ваш дом больше не виден, если бы отправились по делам. Она не осознает себя ни героем, ни тружеником. Ей вообще чужды абстрактные понятия. У нее есть цель – добыть пищу, и это она четко понимает. Как любое животное и как мы с вами во время путешествий, она знает, в какой стороне ее дом. Но в переменчивом океане у нее нет никаких видимых ориентиров. Она воспринимает пространство совершенно иначе. В придачу к точным биологическим часам, которым она, в отличие от нас, привыкла доверять, у нее в голове есть встроенный компас, а кроме того, у нее есть крылья. В океане альбатросы обычно находятся в полете и днем, и ночью, проводя таким образом до 90 % времени.

Вздымаясь и оседая, катятся под Амелией волны. Она повторяет их движения: взмывает ввысь, ловит грудью потоки воздуха, достигает гребня и проносится по дуге в нижней части траектории движения. Она часами продолжает свой волнообразный полет, расправив подрагивающие на ветру крылья.

Амелия летит со средней скоростью 24 километра в час, а иногда, если ветер усиливается, в два и даже в три раза быстрее. Выглядит она совершенно спокойной и невозмутимой. От отрешенности не осталось следа, и теперь птица предельно сосредоточена. Она летит все дальше и дальше и добывает себе пищу.

Из данных передатчика мы узнаем, где находится Амелия. Впрочем, мы можем вполне правдоподобно обрисовать в общих чертах, что ждет ее на пути.

Пусть полагаться на внешние ориентиры птице не приходится, у нее есть свои подсказки. В отличие от большинства пернатых, у которых нюх развит слабо, обонятельный аппарат птиц из семейства трубконосых исключительно чувствителен. Амелия тщательно анализирует все запахи на своем пути – с этой целью она летит близко к поверхности океана, будто морская ищейка. Да и в небе совсем не пусто. Не так уж далеко она от дома, поэтому ей есть с кем встретиться в воздухе. Время от времени ей на глаза попадаются крачки и фрегаты. Она умело распознает условные сигналы: если крачки ровной вереницей тянутся низко над водой, значит, они обнаружили место, где в изобилии есть рыба, и теперь направляются к нему. Стоит проследить за ними. Если же, подобно ей, они поднялись высоко над водой, значит, все еще ведут поиски. Надо понаблюдать за ними. Фрегаты, летающие плотными кругами в вышине, вероятно, высматривают марлина или косяк больших корифен (Coryphaena hippurus), а может, готовятся к привычному броску за летучей рыбой. Если день клонится к вечеру, пора присоединиться к группе дельфинов: вдруг они затеют охоту, и тогда ей тоже достанется немного рыбы. Стайки ныряющих крачек и олуш означают, что поблизости есть тунец, а где тунец, там и рыба, подходящая по размеру альбатросу, и вообще здесь стоит задержаться до наступления темноты и поискать кальмаров.

Скопление водорослей или плавающего мусора – отличное место, где попадаются предметы, на которые налипла восхитительно вкусная икра. Такие скопления образуются на рубеже соприкосновения огромных водных масс, отличающихся по температуре, химическому составу, биологической продуктивности (отсюда цвет) и скорости потока. Эта живительная граница буквально притягивает к себе всех, кто летает над океаном, живет на его поверхности или в глубине, потому что, с одной стороны, при снижении плотности воды в нее поступают свежие питательные вещества, а с другой – при встрече движение потоков замедляется, отчего здесь скапливаются микроорганизмы, которые составляют основу всей пищевой цепи. Если не считать того, что местоположение этих областей все время меняется под действием ветра и течения, они отдаленно напоминают пограничные приморские города с их суматохой. Пробежавший над такой фронтальной зоной ветерок доносит до Амелии запах, который сообщает ей, что где-то впереди ее ждет еда.

Синий океан, где нам с вами ничего не стоит заблудиться, для нее легко узнаваемая территория, привычная мозаика запахов и знаков. Мы знаем, что еду покупают в продуктовом магазине, поезда ходят по железной дороге, дети играют на школьном дворе, а автобусы останавливаются на остановках, а ей так же хорошо знакомы обширные и постоянно меняющиеся области океана и их возможности. Она чувствует, где не стоит задерживаться, а где терпение может быть вознаграждено.

Она продолжает путь.

Слева от Амелии в безмятежном покое гаснет солнце. Ее ровный полет не прекращается даже глубокой ночью. Считается, что в эти часы у нее попеременно засыпает то одно, то другое полушарие мозга. (Как-то раз в водах Антарктики после того, как судно совершило резкий поворот на 90°, на его палубу свалился странствующий альбатрос, который до этого много часов подряд летел за ним вслед. По всей видимости, птица глубоко заснула.) Ближе к полуночи в 180 километрах к северо-западу от своего гнезда Амелия резко меняет направление, разворачивается против ветра, выравнивает курс и летит на восток. От берегов Френч-Фригат-Шолс она скользила на попутном юго-восточном ветре, теперь же поворачивается к нему правой стороной, примерно под углом 60°, чтобы использовать для эффективного полета перекрестный поток воздуха и одновременно с этим исследовать запахи, наносимые встречным ветром. Судя по тому, что она движется, не отклоняясь от прямой, ей так и не удается ничего найти. Она следует дальше.

Утром Амелия в 150 километрах к северу от острова Терн. Суши вокруг нее нет и в помине. Но здесь, в этом месте, которое ничем не отличается от окружающих его морских просторов, чутье велит ей сбавить скорость. Амелия улавливает слабые струйки землистого запаха, отчасти напоминающего аромат едва сорванных мясистых листьев суккулентов. Если бы ей вдруг довелось понюхать нарезанный огурец, то он напомнил бы ей этот запах.

На глубине 220 морских саженей (около 400 метров) скрывается вершина гигантской подводной горы, склоны которой уходят вглубь еще на 2600 саженей (4700 метров), пока не достигают самого дна (морская сажень равна 1,8 метра, или длине разведенных в стороны рук человека). Амелия не знает, что по этим склонам подводное течение несется к поверхности и, когда всплывающая из глубоководной тьмы вода встречается с солнечными лучами, сохранившиеся в ней питательные вещества становятся пищей для одноклеточных водорослей, которым эти вещества необходимы наравне со светом. Не знает она и того, что эти простейшие растения – фитопланктон – издают тот самый землистый запах. Ей неведомо, что крошечные животные, которые называются зоопланктоном, питаются одноклеточными водорослями, а потом сами становятся пищей для мелкой рыбы, которой, в свою очередь, кормится кальмар. Она не имеет обо всем этом понятия, но ей это и не нужно. Зато ей прекрасно известно, что запах означает добычу.

Амелия подлетает к источнику запаха с подветренной стороны, и в воздухе вновь чувствуется одна только соль. Она поворачивает назад, и запах возвращается. Она кружит в том районе, где учуяла его. И вдруг улавливает в легком дуновении что-то еще. Едва заметное. Запах жира. Не ворвань, не то пиршество, которое обещает туша кита. Этот слабый аромат исходит от морской пены, в которой содержится взбитый жир мельчайших диатомовых водорослей, чьи микроскопические тела были раздавлены бурными водами. Пена сбилась в едва различимую линию – тонкий, полупрозрачный шлейф, образовавшийся на поверхности в том месте, где выталкиваемое вверх по склону течение создает небольшие водовороты.

Летающие на расстоянии друг от друга группы крачек и несколько альбатросов подтверждают своим присутствием, что здесь стоит как следует осмотреться. Но их рассредоточенность в воздухе словно бы сообщает: «Жаль, что вчера тебя здесь не было». Амелия изучает залитые солнцем воды, под которыми скрыты подводные склоны. Она тратит на это целый день.

Ей достается самая малость. На этот раз всего лишь несколько медуз. Похоже, запах, который привлек ее сюда, за день утратил силу. Опыт подсказывает ей, что продолжать поиски в этом районе бесполезно. Чутье сообщает, что температура воды остается прежней, температура воздуха у поверхности нисколько не изменилась. Спокойная жаркая погода не принесла сильных порывов ветра, которые подняли бы воду с глубин для всеобщего блага; все та же тихая гладь на километры вокруг. Эта вода слишком синяя и прозрачная – прозрачная потому, что в ней ничего нет.

Она знает, что очень далеко, по правую сторону от того места, куда сядет солнце – в том направлении, которое мы называем севером, – есть надежный источник пищи. Но для такого пути нужен особый настрой. Пока его нет. Сейчас главное – добыть корм для птенца. И сделать это нужно здесь. Ее ребенок еще мал, и небольшого количества хватило бы вполне. Какое-то смутное ощущение начинает притягивать ее к новорожденному птенцу. Возможно, этот порыв держаться поближе к острову Терн объясняется короткой продолжительностью дня в это время года, но лететь дальше ей совсем не хочется. Ветер, который стих к вечеру, уже не подгоняет ее вперед. На этот раз никакого долгого путешествия вправо от заходящего солнца не будет.

Амелия часами летит на восток и уже начинает дремать в темноте, как вдруг немного за полночь улавливает другой интересный аромат, после чего от сонливости не остается и следа. Она поворачивает на юг. Запах теряется в легком движении воздуха, но она продолжает путь в выбранном направлении, и спустя примерно час ей на мгновенье снова удается поймать его слабые нотки. Еще час полета. Запах становится интенсивнее. Амелия сбавляет скорость. Возвышенность под ней не только больше, но и расположена глубже прежней: она поднимается с морского дна почти на пять километров, и ее вершина скрывается под трехкилометровой толщей воды. Если на поверхности океана и есть полосы пены, завихрения бегущего потока или другие видимые подсказки, то в темноте их не видно, зато запах ей хорошо знаком.

Безлунной ночью сквозь тусклое отражение звезд на темной поверхности воды она видит, как светящиеся анчоусы, будто разведчики с сигнальными зеркалами, посылают друг другу вспышки света, мерцая фотофорами. Для Амелии такая мелкая добыча не представляет особого интереса, но она знает, что, проявив терпение, вполне может рассчитывать на кальмара, который с наступлением темноты выплыл из глубин в погоне за светящейся рыбкой. В ночной синеве океана эти охотники сами становятся жертвами. Краем глаза Амелия замечает стайку кальмаров, которая тут же исчезает из виду. Она описывает круг в воздухе и видит, как уже другие кальмары преследуют рыбок. Удача улыбается некоторым из них и, проталкивая извивающихся жертв к клюву, они приобретают темную окраску, чтобы спрятаться вместе с едой от своих голодных собратьев. Поглощенные собственными уловками и взаимными подозрениями, кальмары не замечают, как Амелия плавно приближается к ним под покровом ночи.

Она всей массой врезается в воду, будто незамеченный грузовик, который с бешеной скоростью выскакивает на шумный перекресток. Неожиданно в самую гущу кальмаров вклинивается враг. Чернильные облака, похожие на взрывы бомб в небе над Нормандией, наполняют воду. Через мгновенье кальмары спасаются, бросившись врассыпную.

Все, кроме одного.

Амелия сидит, высматривая следующую жертву. «Терпение, терпение, терпение – вот чему учит нас море, – писала Энн Линдберг, – оно учит терпению и вере». Растревоженная медуза вспыхивает на миг, но Амелия успевает краешком глаза уловить ее свечение. Она находит взглядом еще несколько кальмаров, которые снуют в поисках добычи прямо у поверхности. Подплывает к ним – крылья слегка приподняты, ведь ей так хочется успеть, – и вытягивает шею как раз вовремя, чтобы ухватить того, кто отстал от удирающей стайки. Когда с добычей покончено, она ополаскивает свою красивую белую голову в прохладной морской воде, смывая с нее густую грязь чернил.

С наступлением рассвета плавающая на поверхности ночная живность – светящиеся анчоусы и их преследователи – погружаются на глубину, точно вампиры, спасающиеся от лучей солнца. Они скрываются в темной пучине, чтобы провести еще один день в глубокой медитации.

От зари до зари Амелия обследует скудную на питательные вещества среду прозрачных тропических морей. Она прокладывает путь вдоль скрытых на глубине гор, ориентируясь на свой нюх и едва различимое волнение водной глади, возникающее из-за поднимающихся по подводным склонам потоков. На поверхности покачивается мертвый кальмар. Амелия садится на воду, подплывает и вонзает в него свой острый клюв.

Чем больше пищи находит Амелия, тем сильнее ее тянет к птенцу. Ее жизнь сейчас можно сравнить с полетом на тарзанке: только прыгнешь, как уже пора назад. На расстоянии около 250 километров от острова Терн она неожиданно берет курс точно домой, и спутники регистрируют смену маршрута. В течение следующих десяти часов она следует ровно по прямой к своему пушистому малышу в далеком гнезде, как будто их связывает туго натянутая эластичная лента.

Спутник помог нам составить карту маршрута. Используя все наши знания, мы дополнили картину путешествий убедительными подробностями. И вот спустя два дня, проведенных в море, Амелия появляется на острове Терн. На календаре 12 февраля.

Амелия обменивается с партнером коротким приветствием и прозаическим прощанием. Их ничем не защищенный от солнца птенец с надеждой поднимает дрожащую головку, его несоразмерный клювик слегка приоткрыт. Амелия наклоняется вперед, помещает этот клювик ровно в центр своей глотки и кормит птенца вязкой массой до полного насыщения, после чего мир вновь выглядит вполне безопасным и счастливым местом. Тем временем отец малыша покидает их до самого утра, чтобы добыть еще пищи. Амелия устраивается в гнезде, чтобы оберегать слабенького птенца.

Когда на следующий день отец возвращается, она вновь поднимается в воздух. Как и в прошлый раз, она направляется на северо-запад, но в этот раз наведывается в другой район, где ей уже доводилось бывать много раз.

Амелия следует вдоль хребта подводной гряды, чьи отделенные друг от друга большими расстояниями вершины пронзают поверхность океана, тем самым формируя некоторые из островов архипелага. Она пролетает над банкой Сен-Рогасьен, скрытые склоны которой поднимаются с глубины 5000 метров и заканчиваются всего лишь в 20 метрах от поверхности воды. Здесь, огибая крутой перепад рельефа, течение создает протяженные участки кружащихся на поверхности водоворотов и бурную зыбь с белыми шапками пены. Амелия пристально всматривается в сверкающую рябь волн, прокладывая путь между зеленоватыми водами мелководья слева от нее и темной синевой моря справа. Она ищет все, что вынесло наверх глубоководными течениями. Выбор у нее невелик. Она обнаруживает одного мертвого анчоуса и замечает несколько кусочков пемзы, дрейфующих на волнах. Пемза имеет вулканическое происхождение, и зачастую в ней так много пузырьков воздуха, что она не тонет. Может, свежей такую пищу и не назовешь, но сегодня ее съедят на обед, потому что к ней прилипли икринки летучей рыбы. Амелия садится и глотает икру вместе с твердым комочком пемзы. То тут, то там с интервалом в несколько километров она подхватывает медузу или новую порцию икры. Спустя шесть часов полета точно на северо-запад птица снижает скорость.

Амелия все еще находится над скрытым под водой длинным горным хребтом. За пределами видимости, примерно в 80 километрах к западу отсюда, прибой бьет о скалы Гарднер – одну из вершин этой цепи. А почти в 130 километрах на юго-восток от нее возвышается другой пик – Френч-Фригат-Шолс.

Старые воспоминания, которые накрепко связали для нее север с пищей, начинают побуждать к действию. В ветре уже не чувствуется намека на присутствие здесь еды, на приближение новых водных масс или какие-либо иные перемены, кроме ухудшения погоды. Похоже, надвигается ненастье. Ей не раз приходилось летать в отвратительных условиях. Но тогда добыча была рядом, а сейчас на нее ничто не указывает. Приближающаяся череда плотных облаков и резкий встречный ветер заставляют ее принять решение. Проделав 120 километров пути на северо-запад, Амелия совершает резкий разворот и мчится напрямик домой на День святого Валентина.

Вполне логично предположить, что она осталась недовольна результатами предыдущих поисков, потому что спустя всего день после возвращения она вновь отправляется в полет, но теперь уже в противоположном направлении – в ту часть океана, куда почти никто из альбатросов не летает.

Из сотен тысяч ее сородичей, населяющих эти острова, лишь единицы летают на юг. Но по какой-то причине в этот раз Амелия улетает от дома далеко на юго-восток. Установленные американскими правительственными организациями буи, которые мониторят температуру воды в океане, рассказывают космическим спутникам следующую историю: Амелия пересекает границы района более теплых вод, где температура поднимается на 3 ℃ выше – до 24 ℃. Ближе к рассвету ее нюх улавливает тонкие струйки запахов сталкивающихся течений и косяков рыб.

Бороздящие тропики рыболовные суда старательно измеряют температуру воды. Они преодолевают сотни километров, отслеживая изменения температуры, которые обозначают границу водной зоны и наличие в ней живности. Наряду с имеющимися на борту измерительными приборами они руководствуются составленными на основе спутниковой съемки картами температуры поверхности воды, которые получают по факсу или загружают в бортовой компьютер. Альбатросы и капитаны промыслового флота считывают подсказки разными методами, но говорят они на одном языке.

Амелия отклоняется от маршрута на 40 километров к западу. Она описывает круг и возвращается назад под палящими лучами тропического солнца поближе к зыбким струйкам аромата. Ей попадается изрядное количество летучих рыб, но поймать не удается ни одной. Чтобы ловить на обед летучую рыбу, нужно быть таким же искусным ныряльщиком, как масковые олуши, или таким же непревзойденным воздушным акробатом, как красноногие олуши и фрегаты; и еще нужно крутиться рядом с хищными рыбами вроде марлина или тунца, которые вытолкнут вам рыбу из воды. В списке навыков и умений альбатросов ничего подобного не значится – этот эволюционный вызов они не приняли. Поэтому им приходится довольствоваться мертвой летучей рыбой, которая попадается им время от времени. Морские птицы, атакующие живых, проворных жертв при свете дня, – мастера горнолыжного слалома. Альбатросы, напротив, показывают лучшие результаты на длинных дистанциях. Но возвращаются они все-таки на одну и ту же перевалочную базу, хоть и разными маршрутами.

Амелия двигается в обратном направлении на северо-восток около сотни километров, пока солнце не начинает клониться к закату. Тут ее путь резко поворачивает вспять, и следующие 65 километров она летит по прямой на юго-восток. Скорее всего она повстречалась с промысловым судном, которое добывает большеглазого тунца (Thunnus obesus) и чей ярус растянулся на те самые 65 километров – на глубину погрузились тысячи крючков. Она пускается вдогонку. Начинается опасная игра: попытки ухватить кальмаров с крючка раньше, чем они уйдут под воду, и при этом не зацепиться самой и не утонуть.

С приходом темноты хватать тонущую наживку уже не так легко, и на этом погоня за судном прекращается. Она летит дальше и натыкается на стайку нерестящихся летучих рыб, с беспечной забывчивостью предающихся страсти у самой поверхности ночного океана. Две из них расплачиваются жизнью за то, что были недостаточно внимательны к опасностям, которые таит в себе мир.

Когда Амелия чувствует, что ее влечет к птенцу и пришла пора возвращаться, она ловит крыльями попутный ветер и держит путь на остров Терн, от которого ее отделяет около 500 километров. В течение следующих суток траектория ее полета представляет собой безупречную прямую. Она появляется в гнезде 17 февраля. За два дня птица преодолела почти полторы тысячи километров пути.

* * *

Амелия вернулась и покормила птенца, поэтому ее избранник получает возможность отправиться в полет. Их малышу почти две недели. При нормальной погоде постоянной родительской опеки ему уже не требуется. Если исключить аномальную жару и продолжительное похолодание после проливных дождей, он вполне может сам поддерживать температуру тела. А кроме того, он способен пережить более длинные периоды между кормлениями. С тех пор как птенец вылупился, Амелия теряет вес. Поэтому она полагается на удачу и делает ставку на то, что погода в ближайшее время останется в пределах нормы. В тот же день голод вынуждает ее вновь отправиться на поиски пищи. Ее птенец впервые остается дома один.

Полет в южном направлении не оправдал себя, и на этот раз Амелия решительно движется в направлении северо-востока, преодолевая за первую ночь больше 160 километров. Она летит вдоль гребня скрытого под водой горного хребта – там же, где искала пищу несколько дней назад.

Косые лучи утреннего солнца застают Амелию в 250 километрах к северу-западу от острова Терн. К середине утра она пролетает вдоль подводных склонов еще 80 километров, но путь ее теперь петляет и извивается вслед за целым сонмом ароматов. Струи широких тихоокеанских течений, которые огибают острова архипелага, образуют на поверхности воды длинные полосы, и косяки анчоусов лакомятся планктоном, сосредоточенным в пограничных зонах столкновения течений с локальными водными массами. Стайки темных крачек и олуш начинают охоту наперегонки с рассредоточенными группами молниеносно атакующих желтоперых тунцов (Tunnus albacares), хватая анчоусов, которых те преследуют. В этом месте будет чем поживиться.

Амелия попусту тратит время, направляясь сначала на северо-запад, потом пролетая еще несколько километров на северо-восток, а затем сворачивая на север. Такая охота не ее конек, в ней она уступает более ловким соперникам, пытаясь ухватить одного-двух анчоусов, раненных острыми зубами тунца и отчаянно кружащих на поверхности. Ее пожива скудна, дело того не стоит. Затраченные усилия не окупаются.

Внезапный шквалистый ветер и необычайно сильный дождь, пришедшие с севера, взбалтывают пограничные зоны, и сосредоточенные в них запасы пищи рассеиваются. Альбатросу здесь больше нечего искать. Это не принесет пользы ни самой птице, ни ее птенцу.

Поэтому Амелия резко меняет курс и направляется на северо-восток, преодолевая за сутки 558 километров. Маршрут ее полета подсказывает нам, что в ней борются два противоречивых желания: остаться поближе к дому в тропических водах, чтобы добыть пищу для птенца, и полететь в более изобильные, но очень отдаленные северные районы, откуда она вернется уже не так скоро.

* * *

Тем временем на острове Терн настоящие бедствие. Необычайная жара вынудила многих альбатросов покинуть гнезда. Спасаясь от теплового удара, птицы сидят, раскрыв клювы и топорща перья. Им очень нелегко. Альбатросы не приспособлены к жизни в такой среде. Обычно они остаются в гнезде и оберегают птенца первые две или три недели его жизни, прежде чем он сможет самостоятельно противостоять солнцу и переносить холод проливных дождей. Некоторые из птенцов уже достигли этого возраста. Но дискомфорт от жары толкает многих родителей оставить малышей без присмотра раньше положенного срока. Партнер Амелии с облегчением покинул гнездо. Их птенец, который все еще мал, впервые оставшись без родителей, страдает в оцепенении от палящего солнца.

Всего два дня спустя на заре отец птенца возвращается. В тот же день, 19 февраля, когда утренняя духота только набирает обороты, происходит настоящее чудо – начинается дождь.

Задрав кверху головы, изнуренные жарой взрослые птицы и их обезвоженные птенцы ловят клювами капли дождя, давая струйкам воды смочить пересохшее горло. Сверкающие капельки скатываются по спинам, оперение которых непроницаемо даже для вод бурных морей. Не мучаясь больше от жары, партнер Амелии остается с птенцом и нависает над ним, не давая промокнуть. Тяжелые пуховые шубки птенцов, которых некому укрыть, пропитались теплой водой. Дождь отбивает свой размеренный ритм до самого вечера.

Ночью ливень не стихает. Под утро промокшие насквозь птенцы начинают мерзнуть. Весь следующий день с неба льет вода.

Ночью по-прежнему идет дождь. К рассвету многие из птенцов двигаются с трудом, их насквозь мокрый пух слипся и весь в песке. Большинство из тех, чьи родители улетели, дрожат, страдая от гипотермии.

И без того пасмурный день становится еще мрачнее. Изнуряющая жара сменяется не менее изнуряющими дождями. С погодой творится что-то неладное.

Новые, более плотные облака похожи на крылья дышащего водой дракона. Этот дракон принимается извергать непрекращающиеся ливни. Похоже, небо вот-вот рухнет под тяжестью собственного веса. В то время как гонимый ветром дождь с удвоенной силой обрушивается вниз, море с удвоенной силой вздымается вверх.

Вода в океане поднялась настолько, что пробила брешь в рифе, и обычно тихая лагуна превратилась в таран из пенистых штормовых волн. Эти волны бьются о дамбу, словно стучат во врата смерти.

Смерть открывает дверь, чтобы впустить море. Перехлестывая через дамбу, соленая вода начинает пополнять широкие лужи дождевой воды, пока большая часть острова не оказывается затоплена. Ветки, листья и прочий мусор сметают гнезда, а волны выталкивают на остров отколотые коралловые глыбы. На взлетно-посадочной полосе в мутных лужицах глубиной по середину икры плавают разноцветные рифовые рыбы, которых вынесло на берег. Внезапно лагуна перебрасывает через дамбу четырехметровое толстое бревно. Раскачиваясь на волнах, оно пускается в медленный и беспощадный марш смерти по занятой гнездами территории, вырывает с корнем кусты и убивает двух молодых красноногих олуш, которые решительно не желают покидать свои гнезда.

Те из пернатых, кто может летать, уже поднялись в небо и кружат в каскадах носимых ветром брызг. На суше – катастрофа. Холодная вода, в которой птенцам не выжить, уносит их необратимо далеко от гнезд. Выброшенные на берег вдали от тех мест, где вернувшиеся с пищей родители станут искать их, птенцы погибнут. Несчастные мокрые птички будут дрожать от холода до тех пор, пока не замрут навсегда. Великое множество всевозможных яиц плавает в огромных коричневых лужах – они напоминают зефир в озере горячего шоколада.

Ливень приносит хаос. В этом зачастую иссушенном пеклом месте, где легкий дождь и морской ветерок несут с собой благословенное облегчение, испытаний на долю птиц выпало с лихвой. Два дня назад они умирали от удушающей жары, теперь же, когда они вымокли, их ждет смерть от переохлаждения. Под порывами ураганного ветра дождь целый день отбивает своими кулаками барабанную дробь.

Не прекращающийся всю ночь шторм то и дело будит меня. Мне снится, что гром наделяет птиц силой и они мчатся в дождь над темными морями, которые бушуют под натиском ветров.

Яростные порывы ветра стихают с приходом зари. Треть птенцов альбатросов мертва. Они валяются повсюду мокрыми комочками или плавают по краям мутных луж. Они лежат среди бревен и сучьев и бесчисленных пенопластовых поплавков от рыболовных сетей, которые океан словно бы вознамерился вернуть людям. Непогода нанесла серьезный удар по альбатросам, но у масковых олуш дела обстоят еще хуже.

Гнездо Амелии, расположенное всего в нескольких метрах от крыльца казармы, несколько выше, чем большая часть территории острова. Птенец Амелии, который на пару дней младше своих ровесников, оказался до того мал и беззащитен, что заботливый отец решил задержаться подольше. Избранник Амелии, будучи решительнее других, смог выстоять до конца. Удача, что малыш Амелии по-прежнему цел и невредим, когда последние капли дождя падают с неба.

Альбатросы, которые все это время добывали пищу для птенцов, на следующей неделе начнут потихоньку возвращаться домой, надеясь увидеть своих отпрысков живыми. Но вместо этого многие обнаружат, что брачный сезон для них окончен. Большая часть улетит и уже не появится здесь в этом году.

Время сработало на черноногих альбатросов: их потомство, будучи на одну или две недели старше, успешнее пережило потоп, и даже те птенцы, кого сильно потрепало, оправились. Но у темноспинных альбатросов появление птенцов на свет совпало с моментом катастрофы, когда миром правили дожди.

Невзирая на это, все птицы с передатчиками найдут птенцов живыми: Лора и Франц собрали своих промокших подопечных и спасли от вселенского потопа в высоких и сухих помещениях казармы. Избирательное сочувствие науки позволило этим малышам вытянуть счастливый билетик, в то время как в других гнездах природа взяла свое.