Читать книгу: «Невроз и развитие личности», страница 3

2. Невротические претензии

Невротик в поиске славы сбивается с пути в область фантастического, беспредельного, безграничных возможностей. По всей внешней видимости он может вести «нормальную» жизнь в качестве члена своей семьи и сообщества, делать свою работу и участвовать в развлечениях. Не осознавая этого или, по крайней мере, не осознавая степени этого, он живет в двух мирах – в мире своей потаенной личной жизни и в мире жизни официальной. И они не совпадают; приведем еще раз фразу пациента, цитированную в предыдущей главе: «Жизнь ужасна, она так полна реальности!»

Независимо от того, насколько невротик расположен сверяться с фактами, реальность неизбежно навязывает себя двумя путями. Человек может быть высокоодаренным, но во всем существенном он все же подобен любому другому – с общими человеческими ограничениями и значительными индивидуальными сложностями впридачу. Его актуальное существование не совпадает с его богоподобным образом. А окружающая его действительность не относится к нему так, как если бы находила его богоподобным. Для него час также состоит только из шестидесяти минут; он должен стоять в очереди, как любой другой; таксист или босс могут обращаться с ним так, как будто он простой смертный.

Оскорбления, претерпеваемые им, хорошо символизирует небольшой инцидент, который одна пациентка припомнила из своего детства. Ей было три года, и она грезила о том, что она сказочная королева, когда дядя поднял ее и шутливо сказал: «Вот тебе и на, ну и грязная же у тебя мордаха!» Она навсегда запомнила свои негодование и гнев. Подобным же образом такой человек почти постоянно сталкивается с озадачивающими и болезненными несоответствиями. Что он с этим делает? Как он их объясняет, как реагирует на них или пытается от них отделаться? Поскольку его личное возвеличивание ему слишком необходимо, он не может не заключить, что что-то неправильно в окружающем мире. Мир должен быть другим. И потому вместо того, чтобы пытаться преодолеть свои иллюзии, человек предъявляет претензии к внешнему миру. Он претендует на то, чтобы другие или судьба относились к нему в соответствии с его грандиозными представлениями о себе. Каждый должен обслуживать его иллюзии. Все, что не так, несправедливо. Он имеет право на лучшее.

Невротик чувствует, что имеет право на особое внимание, предупредительность, уважение со стороны других. Эти претензии на уважение достаточно понятны и иногда достаточно оправданны. Но они лишь часть более всеобъемлющей претензии на то, что должны удовлетворяться или должным образом уважаться все его потребности, вырастающие из его подавленных чувств, страхов, конфликтов и решений. Более того, что бы он ни чувствовал, ни думал и ни делал, – все это не может иметь никаких отрицательных последствий. В действительности это означает претензию на то, что психические законы не могут быть применены к нему. Следовательно, он не нуждается в осознании – или, во всяком случае, в изменении – своих трудностей. Стало быть, он больше ничего не должен делать со своими проблемами; это другие должны следить за тем, чтобы его не беспокоить.

Первым из современных аналитиков эти потаенные претензии невротика увидел немецкий психоаналитик Харальд Шульц-Хенке¹⁴. Он назвал их Riesenansprьche (гигантские претензии) и приписал им решающую роль в неврозе. Хотя я разделяю его мнение об их важности, моя собственная концепция во многом отличается от его. Я не думаю, что термин «гигантские» удачен. Он вводит в заблуждение, потому что предполагает, что претензии всегда чрезмерны по содержанию. Верно, что во многих случаях они не только чрезмерны, но прямо фантастичны; однако другие кажутся вполне разумными. И сосредоточение на непомерности требований затрудняет обнаружение в себе и в других тех требований, которые выглядят разумными.

Возьмем, например, бизнесмена, раздраженного тем, что поезд не отходит в удобное для него время. Друг, знающий, что на карту не поставлено ничего важного, может указать ему, что он в действительности слишком требователен. Наш бизнесмен ответил бы новой вспышкой негодования. Друг не знает, о чем говорит. Он занятой человек, и разумно ожидать, чтобы поезд уходил в разумное время.

Конечно, его желание разумно. Кто бы не хотел, чтобы поезд шел по удобному для него расписанию? Но мы не претендуем на это. Это подводит нас к сути явления: желание или потребность, сами по себе вполне понятные, превращаются в претензию. Неудовлетворение ее, далее, ощущается как несправедливая фрустрация, как обида, относительно которой мы вправе испытывать негодование.

Различие между потребностью и претензией очерчено ясно. Тем не менее, если психологические механизмы привели к превращению одного в другое, невротик не только не осознает различия, но на самом деле и не склонен видеть его. Он говорит о понятном или естественном желании, когда реально имеет в виду претензию, и он представляет, что имеет право на многие вещи, относительно которых капля здравого мышления могла бы подсказать ему, что это совсем не обязательно так. Я думаю, например, о некоторых пациентах, яростно негодующих, когда они получают вызов в полицию за парковку машины во втором ряду. Конечно, желание «проскочить» вполне понятно. Дело не в том, знают или не знают они, что нарушили закон. Но доказывают (если вообще это делают), что другие «проскакивают» и, следовательно, несправедливо, что именно они должны быть пойманы.

По этим причинам кажется целесообразным говорить просто об иррациональных или невротических претензиях. Это невротические потребности, которые человек невольно превратил в претензии. И они иррациональны, ибо предполагают право, привилегию, которых в действительности не существует. Другими словами, они чрезмерны уже самим фактом выдвижения их как претензий вместо того, чтобы распознавать их просто как невротические потребности. Специфическое содержание затаенных претензий варьирует в деталях в соответствии с конкретной структурой невроза. Однако, говоря обобщенно, пациенту представляется, что он имеет право на все, что для него важно, на удовлетворение всех его конкретных невротических потребностей.

Говоря о требующем человеке, мы обычно имеем в виду требования, предъявляемые другим людям. И человеческие взаимоотношения действительно составляют одну из важных областей, в которых возникают невротические претензии. Но мы значительно недооцениваем диапазон претензий, если ограничиваем их этим. Они так же точно адресуются и созданным человеком институтам, и даже, более того, самой жизни.

В области человеческих взаимоотношений всеобъемлющие претензии достаточно хорошо выражались пациентом, который во внешнем поведении был довольно робким и замкнутым. Не зная того, он страдал от растущей инертности и был довольно заторможенным в использовании собственных ресурсов. «Мир должен быть у меня на службе, – говорил он, – и я не должен хлопотать».

Столь же всеобъемлющую претензию таила женщина, которая в глубине души боялась сомнений. Она чувствовала за собой право на удовлетворение всех своих потребностей. «Немыслимо, – сказала она, – чтобы мужчина, от которого я хочу, чтобы он полюбил меня, не сделал этого». В ее случае претензия имела обратную сторону. Так как для нее было бы немыслимым поражением, если бы желание не было удовлетворено, она наложила ограничение на большинство желаний, чтобы не рисковать «потерпеть неудачу».

Люди, чья потребность состоит в том, чтобы быть всегда правыми, считают себя вправе никогда не подвергаться критике, сомнениям или недоверию. Те, кто одержим жаждой власти, ощущают право на слепое повиновение других. Те, для кого жизнь стала игрой, в которой они ловко манипулируют другими людьми, чувствуют, что вправе дурачить всех и, с другой стороны, никогда самим не быть одураченными. Те, кто боится лицом к лицу столкнуться со своими конфликтами, ощущают право на то, чтобы «проскочить», «обойти» свои проблемы. Человек, агрессивно эксплуатирующий и запугивающий людей, чтобы ему позволили что-то переложить на них, будет сетовать на несправедливость, если те настаивают на равноправной сделке. Высокомерный, мстительный человек, которого тянет оскорблять других и который при этом нуждается в их признании, считает, что имеет право на «неприкосновенность». Как бы он ни поступал по отношению к другим, он вправе претендовать на то, чтобы никто не возражал против его действий. Другим вариантом этой претензии является претензия на «понимание». Неважно, насколько мрачным и раздражительным является человек, он претендует на понимание. Человек, для которого «любовь» – всеобъемлющее решение, превращает свою потребность в претензию на исключительную и безусловную преданность себе. Отстраненный человек, по-видимому, довольно нетребовательный, настаивает на одном: чтобы ему не надоедали. Он чувствует, что ничего не хочет от других и, следовательно, считает себя вправе настаивать, чтобы его оставили в покое, независимо от того, что поставлено на карту. «Чтобы не надоедали» обычно подразумевает быть освобожденным от критики, ожиданий и усилий, даже если эти усилия в его интересах.

Вероятно, этих примеров невротических претензий, проявляющихся в личных отношениях, достаточно. В более безличных ситуациях, или по отношению к институтам, превалируют претензии с негативным содержанием. Польза от законов и правил считается само собой разумеющейся, но их же находят несправедливыми, когда они становятся невыгодными.

Я до сих пор благодарна случаю, происшедшему во время прошлой войны, потому что он открыл мне глаза на мои затаенные бессознательные претензии и, одновременно, на претензии других. Когда я возвращалась из поездки в Мехико, я была снята с рейса в г. Корпус Кристи; место потребовалось обладателю приоритетных прав. Хотя я считала это правило совершенно справедливым в принципе, я заметила, что яростно вознегодовала, когда его применили ко мне. Меня очень раздражала перспектива трехдневной поездки до Нью-Йорка на поезде. Кульминацией расстройства была утешительная мысль, что, может быть, это особая забота Провидения, так как что-то может случиться с самолетом.

В этом месте я вдруг увидела всю смехотворность своих реакций. И, начав обдумывать их, я обнаружила претензии, во-первых, на то, чтобы быть исключением, во-вторых, на особую заботу со стороны Провидения. С этого момента мое отношение в целом к поездке на поезде изменилось. Сидеть день и ночь в переполненном вагоне не стало более удобным, но я уже не чувствовала себя утомленной и даже начала получать удовольствие от поездки.

Я уверена, что каждый легко может умножить и расширить этот опыт наблюдения за собой и другими. Сложности, испытываемые многими людьми в соблюдении правил уличного движения – в качестве пешеходов и водителей, – часто являются результатом бессознательного протеста против них. Они не должны подчиняться этим правилам. Другие негодуют на «наглость» банка, напомнившего им, что их счет превышен. Опять же, многие страхи перед экзаменами или неспособность подготовиться к ним вырастают из претензии на освобождение. Подобно этому, негодование при виде плохого представления может вытекать из ощущения права на первоклассное развлечение.

Эта претензия на то, чтобы быть исключением, имеет отношение и к законам природы, психическим или физическим. Удивительно, насколько ограниченными могут становиться умные в других отношениях пациенты, когда речь идет о том, чтобы увидеть связь причины и результата в психологических вопросах. Я имею в виду довольно самоочевидные связи вроде таких: если мы хотим чего-нибудь достичь, мы должны вкладывать в это усилия; если мы хотим стать независимыми, мы должны стремиться к принятию ответственности за себя. Или: до тех пор, пока мы высокомерны, мы будем уязвимы. Или: пока мы не полюбим себя, мы не можем поверить, что нас любят другие, и неизбежно должны быть подозрительны к любым проявлениям любви. Пациенты, которым преподносятся такие причинно-следственные связи, могут начать спорить, доводы их становятся расплывчатыми и уклончивыми.

Многие факторы участвуют в формировании этой своеобразной ограниченности¹⁵. В первую очередь мы должны осознать, что охватывание таких причинно-следственных связей означает столкновение пациента лицом к лицу с необходимостью внутренних изменений. Конечно, всегда трудно изменить любой невротический фактор. Но к тому же, как мы уже видели, у многих пациентов есть интенсивное бессознательное отвращение к тому, что они могут быть объектом какой бы то ни было необходимости. Простые слова «правила», «необходимость» или «ограничения» могут заставить их содрогнуться – если они вообще способны понять их. В их личном мире для них все возможно. Следовательно, признание любой необходимости применительно к себе реально выталкивало бы их из собственного возвышенного мира в действительность, где они оказывались бы объектами тех же законов природы, что и любой другой человек. И именно эта потребность устранить необходимость из своей жизни превращается в претензию. При анализе это проявляется в ощущении своего права быть выше необходимости изменений. Таким образом, они бессознательно отказываются видеть, что должны изменить установки в самих себе, если хотят стать независимыми, менее уязвимыми или способными поверить в то, что любимы.

Самыми потрясающими являются некоторые тайные претензии к жизни в целом. Любые сомнения относительно иррационального характера претензий в этой области обязательно исчезают. Естественно, ощущение человеком своего богоподобия было бы разрушено столкновением лицом к лицу с фактом, что для него жизнь тоже конечна и непрочна, что судьба может в любой момент ударить его несчастным случаем, несчастьем, болезнью или смертью – и взорвать его ощущение всемогущества. Потому что (повторим древнюю истину) с этим мы мало что можем поделать. Мы можем избежать определенного риска смерти и можем в наше время защититься от финансовых потерь, связанных со смертью; но мы не можем избежать смерти. Будучи не в состоянии соприкоснуться с непрочностью жизни, невротик развивает претензии на неприкосновенность, или на то, что он является помазанником Божьим, или что счастье всегда на его стороне, или на легкую жизнь без страданий.

В противоположность претензиям, действующим в человеческих взаимоотношениях, претензии к жизни в целом не могут эффективно отстаиваться. Невротик с такими претензиями может делать только две вещи. Он может в уме отрицать, что с ним что-либо может случиться. В этом случае он склонен быть неосторожным: выходить, температуря, в холодную погоду, не принимать мер против возможных инфекций или вступать без предосторожностей в половые сношения. Он будет жить так, словно никогда не состарится и не умрет. Следовательно, если его поразит какое-то несчастье, это, естественно, явится сокрушительным переживанием и может ввергнуть его в панику. Хотя событие может быть незначительным, оно разобьет его горделивую уверенность в своей неприкосновенности. Он может обратиться в другую крайность и стать сверхосторожным по отношению к жизни. Но это не будет означать, что он отказался от своих претензий. Это скорее будет свидетельством того, что он не хочет вновь подвергать себя осознанию собственной ограниченности.

Другие установки по отношению к жизни и судьбе оказываются более ощутимыми, пока мы не узнаем стоящих за ними претензий. Многие пациенты прямо или косвенно выражают чувство несправедливости того, что они страдают из-за тех или иных своих сложностей. Говоря о своих друзьях, они будут указывать, что несмотря на то, что некто тоже является невротиком, он более спокоен в социальных ситуациях, пользуется большим успехом у женщин; другой более агрессивен или более полно наслаждается жизнью. Такие повороты при всей их тщетности кажутся понятными. В конце концов, каждый страдает от своих личных трудностей и, следовательно, предпочел бы не иметь тех конкретных сложностей, которые его беспокоят. Но реакция пациента на пребывание вместе с кем-то из этих вызывающих зависть людей указывает на более серьезный процесс. Он может вдруг проявить холодность или уныние. Рассматривая такие реакции, мы обнаруживаем, что источником беспокойства служит ригидная претензия на то, что он вообще не должен иметь никаких проблем. Он имеет право быть обеспеченным лучше, чем кто-либо еще. Более того, он имеет право не только на жизнь, лишенную личных проблем, но и на преимущества тех, кого он знает лично или, скажем, по экрану: право быть таким же скромным и умным, как Чарли Чаплин, таким же человечным и отважным, как Спенсер Трейси, таким же энергичным и мужественным, как Кларк Гейбл. Претензия на то, что я не должен быть собой, слишком иррациональна, чтобы проявляться как таковая. Она выступает в форме обидчивой зависти к любому, кто лучше обеспечен или более счастлив в своем развитии; в подражании им или обожании их; в адресованной психоаналитику претензии признать за ним все его желаемые, часто противоречивые, достоинства.

Эта претензия на обладание высшими достоинствами влечет за собой травматические последствия. Она не только порождает постоянно тлеющие зависть и недовольство, но и создает реальную помеху психоаналитической работе. Если несправедливо, что у пациента есть те или иные невротические сложности, то, несомненно, несправедливо и ожидать от него работы над своими проблемами. Напротив, он считает, что имеет право на освобождение от своих сложностей без прохождения через мучительный процесс изменений.

Этот обзор разновидностей невротических претензий неполон. Так как каждая невротическая потребность может превращаться в претензию, нам пришлось бы обсуждать каждую отдельную претензию, чтобы дать их исчерпывающую картину. Но даже краткий обзор дает понимание их своеобразной природы. Теперь мы постараемся более ясно определить их общие черты.

Начнем с того, что они нереалистичны в двух отношениях. Человек утверждает право, существующее только в его голове, и уделяет (если вообще уделяет) незначительное внимание тому, возможно ли удовлетворение его претензий. Это ясно видно в откровенно фантастических претензиях на избавление от болезни, старости и смерти. Но это столь же верно и для других случаев. Женщина, считающая, что имеет право на то, чтобы все ее приглашения принимались, обижается на отклонение приглашения кем бы то ни было, независимо от того, насколько существенны причины отказа. Ученый, считающий, что все ему должно легко даваться, негодует на труд, который надо вложить в статью или эксперимент, независимо от того, насколько необходим такой труд, и часто вопреки осознанию того, что это не может быть сделано без усердного труда. Алкоголик, чувствующий, что имеет право на то, чтобы каждый помогал ему материально, считает несправедливым, если помощь не предоставляется немедленно и с радостью, неважно, в состоянии ли другие сделать это.

Эта иллюстрация косвенно указывает на вторую черту невротических претензий – их эгоцентричность. Она часто настолько вопиюща, что поражает наблюдателя как «наивность» и напоминает ему подобные установки у избалованного ребенка. Это впечатление придает вес теоретическим выводам, что все эти претензии – просто черты «инфантильного» характера у людей, которым (по крайней мере, по этой шкале) не удалось вырасти. На самом деле это утверждение ложно. Маленький ребенок тоже эгоцентричен, но только потому, что у него еще не развилось чувство связанности с другими. Он просто не знает, что у других есть собственные потребности, а также ограничения – такие, как потребность матери спать или отсутствие у нее денег для покупки игрушки. Эгоцентричность невротика строится на совершенно иной и гораздо более сложной основе. Он занят собой, потому что его влекут собственные психологические потребности, разрывают собственные конфликты, и он вынужден цепляться за свои своеобразные решения. Здесь, таким образом, два различных феномена, которые лишь выглядят похожими. Отсюда следует, что терапевтически абсолютно бесполезно говорить пациенту об инфантильности его претензий (факт, который психоаналитик может ему продемонстрировать лучшим образом) – это в лучшем случае заставит его задуматься. Без большой дальнейшей работы это ничего не изменит.

Но довольно об этом различии. Эгоцентричность невротических претензий можно показать на примере моих собственных обнаружившихся переживаний; приоритеты в военное время справедливы, но мои собственные потребности должны иметь абсолютный приоритет. Если невротик чувствует себя больным или хочет, чтобы нечто было сделано, все должны бросать все остальное и спешить ему на помощь. Вежливое заявление психоаналитика, что у него нет времени для консультации, просто попадает к глухому или часто встречает гневный или оскорбительный ответ. Если пациенту нужно, то время должно быть. Чем меньше невротик связан с окружающим его миром, тем меньше он осознает других и их чувства. Как однажды сказал пациент, демонстрировавший в то время высокомерное презрение к реальности: «Я свободная комета, мчащаяся в космосе. Это означает, что реально только то, чего хочу я, – другие с их потребностями нереальны».

Третья черта претензий невротика состоит в его ожидании, что все достанется ему без приложения им адекватных усилий. Он не признает, что если он одинок, то может позвонить куда-то; нет, кто-то должен позвонить ему. Простая мысль, что он должен меньше есть, если хочет сбросить вес, часто наталкивается на сильное внутреннее сопротивление; он просто продолжает есть по-прежнему, считая при этом несправедливым, что не выглядит стройным. Другой может претендовать на то, чтобы получить почетную работу, лучшее положение, большее жалованье, не прилагая никаких усилий заслужить это и – более того – не прося об этом. Он даже не обязан иметь ясного собственного мнения о том, чего он хочет. Он должен быть лишь в состоянии отказываться или принимать что-либо.

Часто пациент самыми правдоподобными и трогательными словами может выражать то, как сильно он хочет быть счастливым. Но спустя какое-то время его семья или друзья осознают, что сделать его счастливым крайне трудно. Поэтому они могут сказать ему, что в нем должна быть какая-то причина, мешающая ему достигнуть счастья. Тогда он может пойти к психоаналитику.

Аналитик оценит желание пациентом счастья как хороший мотив для обращения. Но он также спросит себя, почему пациент при всем своем желании счастья несчастлив. У него есть многие вещи, которые доставили бы удовлетворение большинству людей: приятный дом, милая жена, финансовая обеспеченность. Но достаточного удовлетворения он не получает: у него нет какого-либо сильного интереса. В этой картине присутствует большая доля пассивности и снисходительности к себе. В самой первой беседе психоаналитика поражает, что пациент говорит не о своих трудностях, а скорее в какой-то противоречивой манере представляет схему желаний. Следующий час подтверждает первые впечатления. Инертность пациента в аналитическом процессе оказывается первой помехой. Таким образом, картина проясняется. Перед ним человек, связанный по рукам и ногам, не способный использовать собственные ресурсы и наполненный до краев упорными претензиями, что к нему должно прийти все хорошее в жизни, включая душевное удовлетворение.

Другой пример, иллюстрирующий претензии на помощь без усилий, проливает дальнейший свет на их природу. Пациент, вынужденный прервать психоанализ на неделю, был расстроен проблемой, проявившейся на предыдущей психоаналитической сессии. Он выразил желание разрешить ее до перерыва – совершенно законное желание. Поэтому я усердно старалась добраться до корней конкретной проблемы. Спустя какое-то время я заметила, однако, что с его стороны было совсем мало встречных усилий. Это выглядело так, словно я должна тащить его. Шло время, и я ощутила возрастающее раздражение с его стороны. На мой прямой вопрос он подтвердил, что, конечно, он раздражен; он не хочет остаться со своей проблемой на целую неделю, а я еще не сказала ничего, чтобы продвинуть ее. Я обратила внимание на то, что его желание вполне разумно, но что оно явно превратилось в претензию, которая не имеет смысла. Сможем мы приблизиться к решению конкретной проблемы или нет, будет зависеть от того, насколько она доступна в данный момент и насколько продуктивными можем быть он и я. И, что касается его, должно быть что-то, что мешает ему прилагать усилия к достижению цели. После долгих обсуждений, которые я здесь опускаю, он все еще был не в состоянии видеть истинность того, что я сказала. Но его раздражение исчезло; исчезли также его иррациональные претензии и ощущение безотлагательности. И он добавил один объясняющий фактор: он почувствовал, что это я вызвала проблему, так что я и должна исправить ее. В чем, по его мнению, я была ответственна за нее? Он не имел в виду, что я сделала ошибку, просто в предыдущий час он осознал, что еще не преодолел свою мстительность, которую он едва-едва начал воспринимать. В действительности в этот раз он хотел избавиться даже не от нее, а только от определенных, сопровождающих ее неудобств. Так как я не оправдала его претензию на немедленное освобождение от этого, он почувствовал, что вправе выдвинуть мстительные претензии для возмездия. Этим объяснением он обнажил корни своих претензий: его внутренний отказ принять ответственность за самого себя и потребность, чтобы кто-то другой – в данном случае психоаналитик – принял всю ответственность и исправил все для него. А эта потребность также превратилась в претензию.

Этот пример указывает на четвертую черту невротических претензий: они могут быть мстительны по природе. Человек может чувствовать себя обиженным и настаивать на возмездии. Такие случаи сами по себе давно известны. Это имеет место при травматическом неврозе, определенных параноидных состояниях. Существует много описаний этой черты в художественной литературе, среди них – Шейлок, требующий свой фунт мяса, и Гедда Габлер, предъявляющая претензии на роскошь в тот самый момент, когда она узнает о возможности того, что ее муж не получит профессорства, на которое они надеялись.

Вопрос, который я хочу здесь поднять, заключается в том, являются ли мстительные требования частым, если не постоянным элементом в невротических претензиях. Естественно, осознание их человеком очень различно. В случае Шейлока они сознательны; в примере с гневом пациента на меня они были на пороге осознания; в большинстве других примеров они неосознанны. По моему опыту я сомневаюсь в их повсеместности. Но я нахожу, что они встречаются так часто, что я взяла за правило искать их. Как я упомянула в контексте потребности в мстительном триумфе, довольно велико число случаев в основном скрытой мстительности, которую мы обнаруживаем в большинстве неврозов. Элементы мстительности определенно присутствуют, когда претензии выдвинуты со ссылкой на прошлую фрустрацию или страдание; когда они предъявлены в воинственной манере; когда удовлетворение претензий переживается как триумф, а их фрустрация – как поражение.

Насколько люди осознают свои претензии? Чем больше взгляд человека на себя и окружающий его мир детерминирован его воображением, тем в большей мере он и его жизнь в целом просто таковы, какими ему требуется их видеть. В его сознании нет места для видения того, что у него есть какие-либо потребности или какие-либо претензии, и даже простое упоминание возможности наличия у него претензий может быть для него оскорбительным. Люди просто не заставляют его ждать. С ним просто не происходит несчастных случаев, и он никогда не состарится. Погода всегда хорошая, когда он идет на экскурсию. Все действительно происходит так, как он хочет, и ему действительно все удается.

Другие невротики кажутся осознающими свои претензии, так как они явно и открыто требуют для себя особых привилегий. Но то, что очевидно для наблюдателя, может не быть очевидным для самого человека. То, что видит наблюдатель, и то, что чувствует наблюдаемый, – это две вещи, которые нужно четко разделять. Человек, агрессивно отстаивающий свои претензии, может в основном осознавать определенные проявления и следствия своих претензий – такие, как нетерпеливость или нетерпимость к несогласию. Он может осознавать, что не любит просить о чем-либо или благодарить. Однако это осознание отличается от сознания ощущаемого им права на то, чтобы другие делали то, что он хочет. Он может осознавать, что временами бывает опрометчив, но часто он будет выдавать свою опрометчивость за уверенность в себе или отвагу. Он может, например, оставить достаточно хорошую работу, не имея никаких конкретных перспектив на другую, и рассматривать такой шаг как выражение уверенности в себе. Это может быть действительно так, но здесь может присутствовать и опрометчивость, вытекающая из ощущения своего права на везение и удачу на своей стороне. Он может знать, что в каком-то скрытом тайнике своей души он слепо верит, что, скажем, никогда не умрет. Но даже это еще не будет осознанием ощущения своего права на то, чтобы быть выше биологических ограничений.

В других примерах претензии скрыты как от таящего их человека, так и от неопытного наблюдателя. Последний тогда будет соглашаться с любыми причинами, названными как оправдание выдвинутых требований. Обычно он поступает так не столько из-за психологического невежества, сколько из-за собственных невротических причин. Он, например, может иногда находить неудобным, что его жена или любовница предъявляет права на его время, но его тщеславию льстит мысль, что он ей необходим. Или, скажем, женщину могут отличать претензии, основанные на ее беспомощности и страданиях. Сама она будет просто ощущать свои потребности. Сознательно она может быть даже сверхосторожной в том, чтобы не навязываться другим. Однако эти другие могут либо желать играть роль защитника и помощника, либо вследствие собственных тайных причин чувствовать себя «виноватыми», если они не отвечают ожиданиям этой женщины.

Однако даже если человек осознает, что имеет определенные претензии, он никогда не осознает, что его претензии неоправданны или иррациональны. Действительно, любое сомнение в их адекватности означало бы первый шаг к их подрыву. Следовательно, пока они являются для него жизненно важными, невротик должен в уме облечь их в непроницаемый футляр для того, чтобы сделать их полностью законными. Он должен чувствовать себя абсолютно убежденным в их законности и справедливости. Пациент в психоанализе идет на все, чтобы доказать, что он ожидает только то, что приходит к нему. Напротив, для лечения важно распознать и существование особой претензии, и природу ее обоснования. Так как претензии держатся и рушатся вместе с основой, на которой они стоят, эта основа сама становится стратегической позицией. Если, например, человек чувствует, что имеет право на все виды услуг на основании своих заслуг, он должен невольно так преувеличивать эти заслуги, чтобы чувствовать себя оскорбленным праведником, если услуги не оказываются.