Читать книгу: «Судьба: Оруженосец», страница 2

Вечером Курьем собрал мужиков – семерых оставшихся в живых «дедов», с кем ещё десяток лет назад поступил на службу. Из батальона в две сотни человек уцелели лишь они. Таковы реалии войны. Расположившись у костра, закинув ячменную кашу вариться в котёл, Курьем взял слово:

– Мужики, с прискорбием сообщаю: отныне наши мечи будут тупыми, а доспехи грязными. Видь, нас покидает «ветеран чистки сопог», всеми любимый стрельщик папирос, всеми любимый добытчик генеральских сервелатов! Так подымем же кружки за первого выпусника воторого батальёна 54-го легиона, отправляющегося на гражданку!

Все молча подняли кружки, опрокинув разом – не чокаясь. Как ни старался Курьем выдать это за праздник – горький дым недавней бойни не выветривался. Ели втихомолку, глаза в кашу опустив.

Так и прошёл мой последний вечер в лагере – в тяжком молчании, сквозь которое пробивалось лишь братское сочувствие. Когда настало время расходиться, мужики, словно по уговору, стали срывать с кольчужных рубах свои номерные жетоны. Семь холодных, потёртых кружочка из металла легли мне на ладонь – последние опознавательные знаки нашего сгоревшего батальона. Дар на память. И прощание словно навсегда.

Утром прибыла карета снабжения. Особых проблем договориться с отрядом снабженцев не было. Всё же вещей у меня поччти нет всего: парадный фрак, пара брюк, бельё, да походная утварь.

Отряд набрали из студентов военной академии – молодняк шумный, самоуверенный, простые: слушать их щебетания о ночных проделках с дамами – одна лишь услада для старого вояки. Они так уверенно плели байки: мол, любую завалить смогут, что я не выдержал. Просто не смог упустить такой шанс убавить браваду выскочкам:

– Да? Прям так любую? – Даже Рафанию?

– А то! Говорим же  – любую.

По их наивным глазам сразу видно, что не понимают, о ком речь. Хотя их старшина сразу догадался. С трудом сдерживая смех, меня не выдал:

– Мои хлопчики смогут, не сомневайся – подыграл старшина.

– Ну раз вы так уверены, идите в полевой госпиталь, она там. Только цветов хоть по дороге нарвите, она всё же главная красавица 54-го легиона.

Они как послушные овцы, ведомые пастухом, принялись выполнять рекомендации. В свою очередь, я и старшина заняли места в первом ряду, в ожидании начала представления.

Парни выполнили всё как планировали, собрали букет, подозвали Рафанию. Но что-то их уверенность при виде её угасла, сразу попятились назад. Рафания – баба опытная, сразу поняла, что к чему, подойдя ближе, лишь спросила: – Кто надоумил?

Они сразу указали пальцем на меня и старшину Шорпа. Мы успели хорошо поладить, обсуждая шалость. Но, к сожалению, этого оказалось мало, чтобы Шорп согласился стойко принять удар госпожи Рафании вместе со мной. Только она сделала шаг в нашу сторону, он тут же смылся. Я тоже принялся на утёк; видимо, жалкое зрелище убегающего калеки остудило её пыл, настолько что в погоню не кинулась.

Готовность Шорпа поддерживать мои шутейки способствует нескучной дороге впоследствии. Да и сам малый – интересный: высокий, немного тощий, постоянно подёргивает носом в моменты заинтересованности – нервный тик такой. Небось, блефовать не умеет; интересно будет сыграть с ним в карты. Учится в академии; в период каникул подрабатывает в отряде снабжения.

Интересное это место – академия, только я привык к новой игрушке – арбалету. А Шорп уже талдычит про их новую штуку – «громовуха». Мол, короткая трубка с фитилём, начиненная «гневом алхимическим», плюёт свинцом с оглушающим грохотом, проламывая латы насквозь. Может, хоть с этой приблуды сможем фэйри приземлить.

Спустя день, на первой заре, мы выдвинулись в путь. Дорога предстояла длинная – целых семь лун, но при этом спокойная: ни гор, ни оврагов. На протяжении пути мы делали небольшие остановки: то в лесу ради охоты (а то грызть сухие ржаные лепёшки откровенно достало), то у реки, чтобы окунуться в чистую воду – та ещё благодать, – да и не могли же мы упустить возможность поухлёстывать за деревенскими барышнями, пришедшими постирать вещи. Правда, вид голых солдатских задниц не очень их располагал к знакомству.

Проезжая через Ермундовы луга мимо деревни Гран (это большая часть пути), над нами промчали фэйри-собиратели – мерзкие, бесформенные кучи мяса на стрекозьих крыльях. В отличие от других фэйри, которые могли принимать любую живую форму, эти, словно мотаясь в неопределённости, пытались стать всем и сразу. Тащили несколько младенцев. Отряд в повозке сразу попятился назад, в готовности бежать куда глаза глядят. Даже старшина Шорп туда же, а я-то думал он посмелее.

– Стоять! – крикнул я, пытаясь остепенить. Это сработало: вжавшись в скамьи, бежать не рискнули. С раздражением от их трусости продолжил: – Я не понял?! Вы в академии только сопли жевать учились? Это сборщики! Им до вас дела нет. Неужели впервые видите?

Переглянувшись, старшина, подёргивая носом, ответил:

– Видели, конечно. Моего брата так утянули. Но чтобы так близко – никогда. Причём мы же ещё и в форме военной, фиг его знает, как бы отреагировали.

– Запомните раз и навсегда! Им срать, в какой вы одежде и кто вы. Им так же срать, если камнем в них кинуть. Но помните одно: стоит только попытаться спасти детей – сгинут все.

– Да, да.. Знаем это, – перебил старшина. – Просто страшно задуматься. Это стало такой обыденностью, что всем… такое чувство, плевать…

Его слова взбесили меня, аж фантомка вернулась: – Плевать!! Щенок, ты забыл, с какого херена мы воюем?! Столько полегло, а ты говоришь – плевать!

Глядя на мою ярость, слюни летящие в стороны, они побледнели, ещё сильнее вжались в скамьи. Но Шорп не испугался, всё же стойкий малый, но бесит.

– Да детей жалко, я же говорил, брата моего так утащили. Но вроде это как обычный порядок вещей был, не за этого войну развязали. Хотя какая война… они только и смеются над нами.

– Во, во, – добавил возница. – Морбаса помните? Вроде всё с его началось, когда город в расщелине сгинул.

– Да не. Тогда же всего одна битва была, и всё затишье. Скорее это началось, когда землю обесплодили, что голод пришёл. Многие же города тогда вымерли: Дорин, Ларкей, Борнов. На месте их вроде теперь мелкие деревни остались. – добавил сидящий на скамье солдат.

– Ага, тогда же и людей начали выворачивать на изнанку, да и сейчас продолжают. Но странное дело: что Рябьхрустальный и его окрестности не трогают – добавил возница.

Старшина Шорп встал и с глубокой тяжестью сказал:

– Даа.. Конечно, я понимаю, пути создателя – неисповедимы. Но когда твои создатели обрекают тебя на смерть, голод… Тут уж и против бога пойдёшь.

Я слушал их, не желая говорить. Лишь кратко бросил:

– Ага. – вышел из кареты, закурил. На улице так спокойно: щебетания птиц, на фоне бескрайних полей ржи, а деревушка Гран по центру. Вроде как лет двенадцать назад я собирался поселиться там. Выращивать картофель, варить бримль. Может, и трактир открыл, да и не только бримль подавал, и амброзию виноградную смог бы. Интересно, какая оно на вкус.

– Сэр оруженосец, пойдёмте. Ехать пора? – прервал мои мечтания Шорп.

Это он специально оруженосцем окликнул? Вот сопляк, он же знает как это меня бесит.

– Как ты меня назвал?.. Мне это послышалось, ведь так?

Он с глупым смешком ответил: – Да, да, прости. Ты настолько погружён в себя был, я уж подумал по другому тебя с небес не вернуть.

– Ладно, – буркнул я. За тем принялся залазить в карету. Шорп протянул руку чтобы помочь.

– Я сам. На костыль подержи. – Держась руками за дверцу запрыгнул внутрь на одной ноге.

– Едем.

Подъезжая к городу, я всё ещё таил глупую надежду увидеть ту самую деревушку – с покосившимися ночлежками, где воздух густел от дешёвого бримля и едкого табачного дыма, где грохотали кости в подпольных игорных притонах.

Десять лет. Всего. Десять. Лет.

Вместо неё нас встретил гигантский второй город, прилепившийся к стенам Рябьхрустального как грязь к новым сапогам. Море лачуг, палаток и уже кривых каменных коробок, выросших на костях прежней жизни. Беженцы. Толпы измождённых, грязных людей. Калеки войны с пустыми глазами, подтянутой рукой молящие о подаяние. Невольно в голову лезли мысли: Неужели и меня это ждёт? Вымаливать корки у стен. Нет! Я не позволю меня списать, как старую клячу. Я не столь отчаявшийся. Элин бы мне это не простила.

И не только наши беженцы ютились у стен. Вот они – смуглые, с горбоносыми профилями, в рваных плащах и тюрбанах. Люди Аркинского княжества. Аркинцы. Те, с кем мы лили кровь ещё вчера, считая непримиримыми врагами. Теперь они ютились у наших стен, искали спасения от общего кошмара. Их можно было понять. Наши мелкие, жалкие распри прошлого, меркли перед этим всепожирающим ужасом. Какая горькая ирония: мы обязаны этим хрупким "миром" между нами летающим тварям.

– Мужики, стоп! Дайте выйду, – выкрикнул я у врат города.

– Уже? – Шорп поморщился. – Эх… Спасибо за компанию, старый ворчун. Куда направитесь?

Я медленно пытаюсь выйти с кареты.

– Выпить.

– Понятно. Вы это… чуть что – приходите в академию. Спросите Шорпа с четвёртого курса военного командования. Там меня все знают.

Я скупо улыбнулся сказав: – Конечно, успехов в учёбе.

Шорп с ребятами поехали дальше, скрывшись за крепостными вратами. Эх… И хоть бы трактир Драньеда не изменился. Вроде как, если память меня не подводит он был недалеко от врат..  За этим скопищем палаток, смога костров, я скорее вторую ногу потеряю, а не найду трактир.

Спустя минуты пристального осмотра зданий, я его нашёл. Покосившееся двухэтажное каменное строение, из дверей которого валил плотный табачный дым способный затмить амбре здешних улиц. Только вот странно, вроде как раньше вывезка была. «Драньедова харчевня» а сейчас ничего.  Ладно. Глист с ней, с вывеской, это не столь важно главное чтобы бримль бы прежним.

Зайдя внутрь, меня перекосило. Вместо вояк, которым всегда была скидка, здесь сплошь и рядом одни аркинцы: поставили свои вазы с трубками и пыхтят, хлеща ячменную мочу. Бармен – тоже аркинец.

Где Драньед? Здание точно то… Вон же надпись «Курьем угощает» – я её лично на стойке вырезал, лет двенадцать назад.

Бармен швырнул мокрую тряпку на стойку, прямо на вырезанные буквы:

– Добры вчер, солдот. Тебе чако? – просипел он на ломаном Авалорском.